Текст книги "Окаянное лето"

– Хорошо. Давай только ещё разок как-нибудь вернёмся к этому разговору?

– Как скажешь. Только тебе надо поскорее жениться. В вашем городе есть приличные невесты?

– Алёна, я тоже не готов сейчас говорить об этом.

– Прости, не буду.

Они молча позавтракали, хотя Жуков с трудом глотал яичницу, да и девочка после разговора почувствовала себя не совсем в своей тарелке. Чтобы хоть как-то отвлечь дочку от грустных мыслей, капитан напомнил:

– Пока не забыл, пожалуйста, не оставляй еду на подоконнике, прилетит чайка-баклан и всё сопрёт, и мало того, что обокрадёт – ещё нагадит.

– Прямо как человек. А я и думаю, почему они тут всё летают и так борзо в окна заглядывают.

– Посмотри в интернете, там полно забавных роликов про наших птиц. Они любой вороне дадут сто очков вперёд.

– А кроме прожорливых птичек в посёлке есть что-то интересное?

– Всё увидишь: северных оленей и песцов, белух, и может, даже моржей, если повезёт.

– Здорово, а ты знаешь, со мной летело трое арабов, и от них на весь салон пахло пряностями. Зачем их сюда принесло? Арктическое побережье не благословенная Европа и тем более не Америка?

– Говорят, учёные. Уже не первый год тут крутятся – экспедиция в тундру, собирают травы, камни, образцы мерзлоты, ещё что-то, потом контейнерами к себе отправляют. Мне самому это не очень нравится, но мы свободная страна и открыты для всего мира.

– Странно, арабы – и вдруг изучают тундру? У них своих забот мало, а в пустынях уже вовсю колосятся хлеба и высажены леса?

– Наверно, им виднее, что изучать. А так, откуда у них возьмётся полноценная тундра? Кстати, я тебе в книжном магазине купил книгу северных сказок. Почитай, мне, как сказать, хочется, чтобы ты того…

– Что того? Осталась здесь жить? Даже не заикайся, я не душевнобольная! Потом, мне пятнадцать и мне пора уже читать «Унесённых ветром» или хотя бы «Двух капитанов», а не Писахова с Шергиным!

– Да нет, живи, где хочешь. Просто я хотел, чтобы ты поняла, прочувствовала душой наш Север. Как ни крути, ведь мы – русские, как-никак северный народ.

– Папа, да в душе ты романтик! Понятно, ты столько лет провёл в гордом одиночестве, и где – прямо на краю света. У тебя было полно времени пофилософствовать. Твой Север как чемодан без ручки – бросить жалко и нести тяжело.

– Я тоже так же думал, когда здесь очутился. Подожди, когда ты с ним познакомишься поближе, ты полюбишь Арктику.

– Ну ладно, папочка, только ради тебя я постараюсь. А где эта книга?

– В комнате, на книжной полке.

Дочка вышла и через минуту вернулась с ещё пахнувшей типографской краской книгой. На её обложке упрямая девочка на фоне сопок тянула за собой санки с припасами. Алёна распахнула наугад тугие, как белые паруса, страницы, и вновь почувствовав себя малышкой, замирающей в поселковой библиотеке при виде ещё нечитанного томика сказок…

Глава 2
Перволетье

Глубокое безмолвие царило вокруг. Весь этот край, лишённый признаков жизни с её движением, был так пустынен и холоден, что дух, витающий над ним, нельзя было назвать даже духом скорби. Смех, но смех страшнее скорби, слышался здесь – смех безрадостный, точно улыбка сфинкса, смех, леденящий своим бездушием, как стужа. Это извечная мудрость – властная, вознесённая над миром – смеялась, видя тщету жизни, тщету борьбы. Это была глушь – дикая, оледеневшая до самого сердца Северная глушь.

Белый Клык. Джек Лондон

Алёна провела с отцом восхитительный день, который она так много-много раз представляла в детстве, когда к своему изумлению узнала, что кроме мамы и дедушки с бабушкой на планете Земля обитают ещё и неведомые, как инопланетяне, – папы. В тех давних грёзах представлялось, как они, ошалевшие от счастья, радуются, понимая друг друга с полуслова… Игоря с дочерью радушно встретили в небольшом музее, а после в морском порту прокатили на катере по бухте. В кафешке попотчевали строганиной – замороженной рыбой с солью и перцем, они её запили чаем, очень горячим, до ломоты в зубах. Девочка рядом с отцом, сильным и известным в посёлке офицером, не ходила – парила, едва касаясь земли носками кроссовок. Порой, ловя лукавые взгляды женщин, направленные на него, ощущала всем своим естеством, как отец приходится по сердцу здешнему далеко не слабому полу. Да и Жуков не таял от взоров красоток, подобно приторно сладенькому мороженому, а скорее наоборот, ершился, показывая крепкие руки и сильные плечи, как белый медведь, вырывался из обжигающего рассола на крошащеюся под ним льдину, наперекор острым, как лезвие, кромкам.

После обеда Алёна отзвонилась маме на большую землю: связь исправно работала, преодолевая никем не считанные тысячи вёрст. После её вновь сморило, и она проспала без задних ног до самого утра, которое, впрочем, невозможно отличить от здешних белых ночей. Отец разбудил её, собираясь на службу, инструктируя дочку:

– Алёна, не забудь, в три прилетает Женя. К двум часам за тобой придёт машина, и отвезёт в аэропорт и обратно. Скажи мне, где Женя остановится? Он тебе говорил или нет? Может, мне поговорить насчёт комнаты в офицерском общежитии? Там вполне прилично, конечно, не гостиница «Дворянская» или «Русь», как в родном городе.

– Не беспокойся, его ждут – не дождутся в какой-то общаге оленеводов.

– Где? Ты ничего не путаешь? Я про такую даже и не слышал.

– Я шучу. Просто точно не помню, но он сказал, что у него всё схвачено. Журналисты народ такой, легко могут прямо на скаку подковы у коня оторвать.

– Понятно, пройдохи, но Женя не такой. Обязательно пригласи его сегодня к нам, мы вместе поужинаем. Да заодно обсуди возможный материал о нашей части. Мне надо как-то реабилитироваться перед командиром после залёта с солдатами.

– Он, наверно, пообещал тебе статейку, что-то типа – «Верные стражи страны первыми отразят любой удар по Арктике».

– Как ты догадалась? Что-то в этом духе. А что, мне кажется, неплохо? Главное командованию бы понравилось.

– Папа, ты не опоздаешь? Слушай – это тебе во дворе машина сигналит?

– Да-да, мне ещё надо заскочить в прокуратуру.

Игорь собрался, и через минуту входная дверь с трудом захлопнулась – мешал угодивший половичок. Вымыв посуду, девочка раскрыла томик «Двух капитанов». Там на бумажной планете, сотканной из мириад букв, Санька уже заговорил и поселился в деревне. Но дальше произошло самое ужасное, что может случиться в жизни ребёнка – умер отец. Алёнке захотелось очутиться рядом с несчастным мальчишкой в холодной избе, и успокоить беднягу.

Девочка промокнула глаза и отложила книгу. Чтобы как-то отвлечься, глянула новости в телефоне. Вот на глаза попалось что-то о местном происшествии: «Караульные воинской части, на которых в пятницу, 7 июня, было совершено нападение, допустили нарушение устава. Об этом со ссылкой на источник в правоохранительных органах сообщает Информагентство «Полярный Дозор». По информации издания, ночью рядовой-контрактник Николай Рыков покинул свой пост и пошёл к сослуживцу Ивану Сунцову на соседний пост. Солдаты разговорились и положили оружие на пол. В ходе ссоры Рыков схватил один из автоматов и начал угрожать военнослужащему. После злоумышленник выстрелил в грудь Сунцову в ответ на его попытку вырвать оружие. После этого нападавший оставил на месте оба автомата, два штык-ножа, 60 патронов и скрылся».

«Интересно, но зачем мне забивать голову деталями какого-то убийства», – подумала девочка и отложила в сторону телефон. Она придирчиво оглядела себя в зеркало, собираясь на улицу. «Ведь я приехала на пару недель погостить к папе, и скоро улечу обратно домой, а там в Турцию или Грецию на две недельки. Хватит с меня прошлогодних расследований! Да, и ещё надо чуть-чуть подкрасить реснички».

Вскоре Алёна вышла во двор, позабыв о ссоре двух солдат. Сегодня серое небо прояснилось, и полуночное солнце дремало над горизонтом в лёгкой дымке. «Всё-таки везунчик этот рыжий, – подумала Алёнка, глядя на восток. – Его кроме меня даже северное солнышко встречает».

Чтобы как-то убить время, она принялась бесцельно бродить по посёлку, почти не встречая прохожих. На полярные растения, торчащие пучками то там, то тут, смотреть страшно и больно, хотелось нагнуться и согреть бедняжек хоть на пару минут. Незаметно Алёна спустилась к порту, где её накрыл промозглый туман с моря, пахло болотом. Вскоре она забрела в заброшенный квартал, идя посреди ветхих домов. Справа в переулке бродило с полдюжины собак, раздосадованных налетевшей сыростью, ещё совсем недавно радовавшихся наступившему теплу. Псы зарычали на непрошеную гостью и неохотно сделали несколько шагов в её сторону.

– Тихо-тихо, собачки, я ухожу, – сказала девочка скорее себе, чем озлобленным лайкам.

Но псины упрямо приближались. За спиной хлопнула дверь. Псы стихли без какой-либо команды и легли на раскрошенный асфальт.

– Опять чужаки? Кто осмелился нарушить долгий сон Гарпанчи? Вот уже и утренняя звезда угасла. Разве не говорят в тундре – усталому сон слаще жира?

Алёна обернулась. На девочку смотрел высокий сухой старик с обветренным лицом, в длинной рубахе с незнакомым орнаментом.

– Здравствуйте. Я случайно сюда забрела и на меня набросилась эта стая.

Он отозвал собак и махнул рукой, показывая, мол, проход свободен.

– Спасибо, дедушка Гарпанча.

– Можешь называть меня Георгий или Николай. Люди дали мне много имён. Постой, это же ты прилетела позавчера? – Да.

– Мы поджидали тебя. Погоди, ещё запомни – без времени не упадёт с веточки лист, а время придёт – не устоит и утёс, и вот тогда проснётся жар земли! Береги себя.

– О чём вы, дедушка? Я ничего не понимаю. Почему вы меня ждали?

– Хозяин Земли недоволен. Люди, худшие их худших пришли в тундру. Ледяным старикам не дают спать вечным сном. Но чужестранцы не разумеют – огонь не имеет конца.

– Простите, дедушка, но может, вы всё-таки объясните мне, что здесь происходит?

– Время ещё не приспело. Ох, видимо-невидимо слов, как снега в пургу. Ступай своей дорогой, за тобой присмотрят.

Алёна не раздумывая подчинилась и повернулась лицом обратно к сопке, под ногами заскрипел чёрный шлак, и крупными шагами зашагала в сторону посёлка. Стрелки на часах показывали начало первого, пришло время возвращаться. Где-то над седой мутью носились невидимые чайки, изредка покрикивая, подобно пароходам в тумане.

Алёна не помнила, как прибежала домой. Умывшись, она подошла к окну, ожидая машину. «Уазик» прибыл вовремя, скрип тормозов возвестил всему двору – кому-то пора в путь. За рулём белозубо улыбался знакомый водитель и, заметив Алёнку, выбегающую из подъезда, он галантно покинул машину и открыл настежь пассажирскую дверь.

– Здравствуйте! Карета подана!

– Привет! А где оркестр?

– Про оркестр команды не было.

Солдат умолк и насупился. Они молча поехали в сторону аэропорта. Солнце прогрело воздух, и туман отпускал посёлок из своих объятий.

– А когда мы встретим журналиста, вы можете подъехать к берегу моря?

– Могу.

– А вас не будут ругать?

Водитель помолчал и даже заелозил по обитому плюшем сиденью.

– Если не расскажите капитану Жукову или Сабурову, то можно прокатиться, тут совсем недалеко до морского порта.

– Отлично, я отцу ничего не скажу. Знаете, хочется вблизи увидеть здешнее море.

– А раньше море видели?

– Да, в том году впервые оказалась в Египте, на Красном море, отдыхала с мамой.

– Везёт же. Да с таким отцом ничего удивительного, что катаетесь по заграницам. А я кроме нашего мёрзлого моря ничего не видел. В том году точняк смотаюсь в Китай, знаете, там есть остров Хайнань?

– Слышала.

– Вот тогда накупаюсь вволю.

Солдат снова улыбнулся, от него пахло одеколоном, но всё перебивал запах табака и больших машин. А перед глазами, прямо над горизонтом с невидимых этажей, опускался лайнер, он нехотя развернулся против ветра, и, расстелив белые крылья, зашёл на посадку вдоль берега.

– Зря они говорят на Кольку, что он убил Ивана, – вдруг буркнул водитель и, помолчав с минуту, снова прервал паузу: – Не верю я.

Девочка с трудом оторвалась от вида садящегося самолёта и, чтобы поддержать беседу, спросила:

– А почему не верите?

– Да они были кореша, ведь оба с Кирова. Что им ругаться-то? Они северяне, и так оба тормозные.

– Иван это тот, кого убили? – спросила девочка.

– Да, Сунцов. А тот беглец – Коля Рыков. Ваш отец тоже вроде собирается в тундру, ловить Рыка, и заодно проверить, как службу несут наши бойцы на полигоне. Три группы полиции не могут выйти на его след. А как поймаешь, тут окрест мёрзлые пустыни, аж на тыщи вёрст?

– А что за полигон? Надеюсь, это не военная тайна!

– Да какая тайна. Там стрельбище, да ещё склады, ангары какие-то. С весны до зимы мы их охраняем, на зиму оставляем, проверяем раз в неделю, если, конечно, нет пурги. Вот и Коля с Ваней, в прошлом году, проторчали там полгода. Я так думаю, если бы хотели то, давным-давно замочили друг друга, и так целыми месяцами находились как космонавты на орбите.

– Да у вас тут, оказывается, подо льдом бушуют такие страсти, что «Санта-Барбара» просто отдыхает.

Они подруливали к зданию аэропорта.

– Ну всё, приехали.

– А кто, по-вашему, тогда убил солдата?

– Кто ж знает. Есть следователи, пусть ищут. А ребята, между прочим, в отпуск ехать вместе собирались, в свой родной Киров.

– Да, сложная задачка.

– Жалко, нельзя как в школьном учебнике в конце книги посмотреть правильный ответ.

– Точно.

Машина въехала на стоянку, где уже дремали два десятка автомобилей, в основном «уазики» различных мастей и несколько праворульных японок. Самолёт вскоре приземлился. С моря налетел холодный октябрьский ветер, ничуть не смущаясь того, что на дворе стояло начало июня. Солнце изредка робко выглядывало из-за туч и на несколько минут освещало горним золотом неприветливые земли.

В здании местного аэропорта оказалось гораздо теплее и поэтому приветливее, но гуляли сквозняки среди серого, местами крашеного бетона. Вскоре из толпы пассажиров вынырнул белокожий, как все рыжие, Женя, в зауженных джинсах и алой куртке. Улыбаясь, он лёгкой походкой направился к Алёнке, раскинув руки в стороны:

– Привет, Белкина! Я долетел, ура! Качать героя!

– Привет. Но, пожалуйста, Хронов, обойдёмся без жарких объятий и поцелуев.

Сбавив скорость и опустив руки, юноша остановился в двух шагах от девчонки.

– Какие мы сдержанные! Откройся наконец-то, Белкина, ветрам страстей и желаний!

– За две недели, что мы не виделись, ты затесался в поэты и перевёлся в Литературный институт? А потом, уголовную ответственность за совращение несовершеннолетних никто не отменял. Знай, подлый извращенец: наш уголовный кодекс – бдит, а педофил давно – сидит.

– Фу, какая гадость все твои рассуждения. А я летел и мечтал, как просто по-дружески обниму Белкину.

– А по-товарищески, конечно, можно, я не против. Главное в нашей жизни – в настоящее время не поймать «белку» или «русалочью любовь».

– Умеешь ты обломать, Алёночка, но, впрочем, у вас это семейное. Как там Людмила Сергеевна, ещё не подарила миру очередного красавчика или красотку?

– Сам возьми и позвони ей, если тебе интересно. Но, экономя твои деньги и время, по секрету скажу – ещё не скоро.

– Ты мне лучше честно признайся, ты не смоешься отсюда завтра-послезавтра? А то я сюда прикатил в командировку на целый месяц, и что я буду тут делать один – среди голых камней и кучи ржавого металлолома, на который я любовался при посадке?

– Писать будешь, Женя. Например, о здешней природе, об учёных, золотодобытчиках, в общем, о людях удивительной судьбы.

– Подожди со своими учёными, я ведь лирик, а не физик. Но, впрочем, пока побуду грузчиком и сгоняю за чемоданом. Грузчик-грузчик, парень работящий!

– А я побуду для разнообразия на этих каникулах – подругой грузчика…

Вскоре парень вернулся с багажом, и они вышли на улицу. Звезда по имени Солнце в очередной раз прорвала оборону бледных облаков и раскрасила унылую землицу. В лучах вынырнувшего светила волосы журналиста предательски сверкнули бронзой.

– Вон наша машина, поехали быстрее. Я договорилась устроить тебе сюрприз – нас прямо сейчас отвезут на берег моря братьев Дмитрия и Харитона Лаптевых.

– Ого-го, как романтично! Хотя я мечтал, как утром выхожу в подъезд, а там всё расписано сердечками и твоими признаниями в любви, а ещё на полу дорожка, усеянная лепестками роз…

– …И ведущая в ад. Ты дебил?

– Больше не буду. Просто долго летел, а уснуть не мог.

– Ну так едем, или весь день потерян?

– Конечно, только вперёд! А потом, как здорово – Северный Ледовитый океан ласкался подобно котёнку около его кроссовок! Помнишь у Некрасова:

 
В Ледовитом океане
Лодка утлая плывёт,
Молодой, пригожей Тане
Парень песенку поёт:
«Мы пришли на остров дикой,
Где ни церкви, ни попов,
Зимовать в нужде великой
Здесь привычен зверолов;
Так с тобой, моей голубкой,
Неужли нам розно спать?
Буду я песцовой шубкой,
Буду лаской согревать!»
 

– Ты маньяк, а я совсем не твоя девушка.

– Да, я просто готовился к командировке и прочитал про здешний океан.

– Ладно, а я помню, какие-то детские строки, кажется, Юнны Мориц, я их рассказывала на утреннике в детском саду:

 
Ледовитый океан,
Ледокола капитан,
Я в команде моряков,
Горы льда со всех боков!
 

– Спасибо твоей родне, хоть в таком недалёком детстве в тебя вложили что-то хорошее.

– А тебе следовало идти учиться не на журналиста, а сразу в Литературный институт.

– А что такого? Хемингуэй тоже начинал как журналист, кто знает, что впереди меня ждёт? Главное выбраться отсюда живым и здоровым.

– Хватит болтать, философ, пора ехать.

Они сели в машину и, переваливаясь на ухабах, «уазик» двинулся, урча, по пёстрой тундре, где клоками торчала чудом уцелевшая после зимы хилая растительность – янтарная пожухлая трава наводила тоску на июньскую равнину у моря. Берег казался ровным, без холмов и подъёмов, поэтому горизонт не убегал далеко от забрызганного капота. Машина, надрывно воя и стуча суставами в коробе передач, преодолела графитовое русло ручья и вскоре замерла у кромки моря-окияна.

По беловатому, словно дымному небу, спешили облака. Лишь на западе в голубую заплатку одним глазком проглянуло полярное солнце, подсветив каменную россыпь берега, тёмный песок и полосу из серых, утрамбованных валом из волн, коряг, деревьев и веток, бережно уложенных океаном.

– Приехали, – сказал водитель и вышел из машины. – Только недолго, а то меня отцы-командиры будут искать.

Ребята вышли на скрипящие под ногами камни и песок и осторожно направились к прибою, перебираясь через свинцовые стволы. Начинался отлив, и постепенно обнажалось дно с остатками грязной пены, мусора – словно там, на глубине, неведомые великаны хлебали исполинскими глотками серую слабосолёную жижу. Насколько хватало взгляда, низкое небо плотной пеленой до самого окоёма накрывало кастрюлю океана, плескавшегося под безучастной Полярной звездой.

Женя и Алёна постояли, помочили руки и, вздохнув от нахлынувшей неведомо откуда тоски, повернули обратно. Слов не осталось, их выдуло зябким послеполуденным бризом. Тем более солдат, стоявший около «уазика», замахал руками и закричал:

– Ребята, пора! Меня вызывают по рации.

Девочка шла обратно и не сводила глаз с посёлка, оседлавшего вдали пологий спуск к морю. За несколькими десятками домов, почти на горизонте, сливаясь с оловянным небосклоном на западе, вырисовывалась ещё одна сопка с темными антеннами на макушке.

– Не знаю, как тебе, но мне здесь не нравится, – прервал молчание Женя, смотря под ноги. – Отвезите меня в Дом моряка, я устал с дороги, и мне не по себе от здешнего пейзажа.

– Как ни удивительно, я тоже здесь не могу найти себе места, но я уже начинаю обживаться. Ладно, поехали. Отдохни и вечером приходи ужинать, мой папа тебя приглашает. Смотри! Впереди на сопке что-то бледное, кажется, белый олень!

– Олень? Возможно. А мне видится лошадь, кстати, с всадником. Хотя я не знаю, да и откуда здесь лошади? Наверно, просто серый валун, и всё. Пойдём.

– Может, и камень, а может, и единорог. Предзнаменование?

– Не ведаю. А может, единорог, выискивает ту единственную, которой положит свою буйную голову на колени.

Женя рассмеялся, поглядывая то на солдата, то на девочку. Алёна промолчала – просто парень устал с дороги. Друзья сели в машину и направились в посёлок. Впереди жёлто-красным конусом упорно смотрела в небо сопка, а чуть далее, на восточном склоне, гроздья громадных валунов, как могучий Святогор, выглядывали на свет Божий из ледяного нутра Матери-Земли.

Вскоре Женя уже вышагивал, опустив голову в сторону красно-белого здания местной гостиницы.

– Женя, как устроишься, позвони! До вечера.

– Ладно.

– Куда тебя?

– Домой, встречать капитана со службы.

Жуков вернулся домой, точно поколоченный в подворотне хулиганами и, тая взгляд от дочери, болтал о всяких пустяках. Вовремя раздался звонок телефона.

– Алёна, ну мы встречаемся или нет? Я устроился и переоделся.

– Подожди, сейчас спрошу. Папа, звонит наш Женька, мы идём ужинать или нет?

– Да, скажи, я уже заказал столик в «Северянке», и нас там ждут в семь часов, пусть приходит.

– Слышал? Найдёшь кафе «Северянка»? Если нет – вызови такси.

– Ага, тоже мне Шанхай нашла. До встречи.

Алёнка вертелась около зеркала, раздумывая, что надеть. – Папа, хочешь, я пойду в платье?

– Да, хочу, а то ты вечно как мальчишка – всё в джинсах да кроссовках.

– Но у меня с собой нет туфель, что делать?

– А раньше ты не могла мне сказать? Мы бы заехали в обувной магазин, или сама сходила бы. У нас, конечно, торговый центр, не «Икеа», но кое-что можно прикупить.

– Папа, в «Икеа» продают мебель и товары для дома! Там нет одежды!

– Ну мне-то, дикарю, откуда знать?

– Тогда я надену кроссовки под платье, американская мода. Тебя это не смущает?

– Нет, дочка. Главное – чтобы не костюм Евы.

– Папа!

– Извини за глупый армейский юмор.

В кафе «Северянка» от стен тянуло сыростью и прохладой, и только из кухни – приятными запахами готовки. Несколько столиков оказалась занятыми, оттуда доносилась иностранная речь – английский вперемежку с незнакомым языком, наполненным гортанными звуками.

– Что-то я сегодня проголодалась, – призналась девочка.

– Вот и славно – ты начала привыкать к северу. Должны же быть в тебе хоть какие-то мои гены. Ведь мои родители, твои бабушка и дедушка, тоже жили и работали в Заполярье, вот и мы с тобой идём по их стопам.

– Пока здесь среди разрухи топчешься только ты.

– Не без этого. Но заруби себе на носу – будущее за севером.

– Как скажешь, я в этом ничего не понимаю. Но мне эта земля видится дряхлой старухой, в сетке изъезженных дорог-морщин и седой паутине.

– Куда тебя занесло, дочка! У меня от твоих образов побежали мурашки по коже!

Прихватив со стойки меню, они сели за стол. С улыбкой до ушей в зал ворвался Женя в распахнутой блестящей куртке, и направился к их столику.

– Приветствую вас, дорогой Игорь Викторович! А вот и я, как колобок, докатился до задворок матушки-Земли.

– Здравствуй, будущий светило российской журналистики. С прилётом на арктические рубежи нашей Родины! Вот вам меню, смотрите, заказывайте. Офицеру приятно подкормить голодного студента.

– Спасибо. А что предпочитает несовершеннолетний детектив?

– Малолетка возьмёт запечённую рыбу, называется, кажется, – чир.

– А я в Москве мечтал попробовать оленину, говорят это экологически чистый продукт.

– Да, рекомендую.

– Интересно, на каком языке говорят за соседним столиком, – прошептала Лена, показывая глазами на иностранцев.

– На английском и арабском. Со мной, кстати, тоже летели два араба, только и говорили о находке каких-то редких растений, образцах почвы и воды, анализах и пробах.

Из подсобки появилась официантка в накрахмаленном переднике и с улыбкой направилась к гостям.

Сделав заказ, Жуков, теребя салфетку, произнёс:

– Алёна и Евгений, тут такое дело – мне завтра придётся оставить вас одних и уехать в тундру на пару дней, в поисках дезертира. Ничего не поделаешь, служба есть служба. Вы надеюсь, понимаете меня, и не обижаетесь?

– Конечно, понимаем, папочка. Да, Женечка?

– Да, узурпатор. Игорь Викторович, видите, она мне затыкает рот, просто решает за меня. Шучу-шучу…

– Ребята, вы молодцы, что не сердитесь на меня. Значит так – связь будем поддерживать через Андрея Сабурова. У нас в вездеходе есть рация, и он по вечерам станет передавать вам мои приветы. А чтобы вы не скучали в моё отсутствие, завтра он с вами съездит в заповедник, там есть маленький музей, правда, очень интересный. Если попросите, то для вас, может быть, пожарят мясо замороженного мамонта или шерстистого носорога. А послезавтра командир части приглашает столичного журналиста для интервью и подготовки материала о службе в арктических широтах.

– Отлично, большое спасибо, Игорь Викторович. Пока вас не будет, я подготовлю статьи и про воинскую часть и про заповедник.

– А вот нам уже несут салаты. Приятного аппетита.

– О, какие овощи, прямо как в Москве! – захлопал в ладоши Женя.

– Папа посмотри – овощ размышляет об овощах.

– Алёна, может, хватит над ним подтрунивать.

– Больше не буду. А что говорят прокуроры, может, появились новые версии?

– Алёна, о чём, ты? Они проверяют, надлежащим ли образом у нас составлен график дежурства, как несётся караул и всё такое прочее. В общем, ищут, за что бы нас наказать. Хорошо ещё солдатик удрал без оружия, а то с меня точно голову сняли бы.

– А как же без оружия он сможет выжить в тундре? – спросил Женя. – Не с каменным же ножом он охотится на оленей.

– Я скажу тебе по секрету – добыть оружие в здешних краях не проблема. А вот выжить, даже с оружием в руках, вот это проблема.

– Папа, значит, он может напасть на тебя?

– Не беспокойся, у меня с Николаем хорошие отношения. Моя задача выследить его, и если он не сдастся, то вызвать подкрепление – полицию и национальную гвардию.

– Ты обещаешь мне прямо сейчас при Жене, что больше не полезешь на рожон, как в прошлом году?

– Обещаю. Тебя же рядом со мной не будет, зачем мне рисковать жизнью?

Женя помалкивал. Он доел салат, отодвинул тарелку на край стола, и, задумчиво глядя в окно на сопки, произнёс:

– Так, наверно, много веков назад провожали близкие своих защитников на поле Куликово или на Бородино, конечно, не в кафе, а скорее, дома, у печи. Былинные богатыри, стрельцы или казаки отправлялись дозором в степи…

– Что тут поделаешь, было у отца три сына, два умных, а третий журналист… Видишь, папа обещает не рисковать, не наводи на меня грусть.

– Ты не поняла – меняются только декорации, эпохи. А герои, получается, вечны.

– Так вот ты о чём.

Жуков промолчал – раскалывалась голова и слипались ресницы. Сквозь стук в висках из непонятных глубин подсознания, ломая паковый лёд, прорвалось желание оказаться на родине, рядом с Милой. Хотелось надышаться её духом, ноздрями втягивая такой щемящий волнующий запах. Но осознание несбыточности этого бесхитростного желания, полоснуло чем-то солёным по глазам. Слава Богу, ребята о чём-то спорили, не обращая на него внимания. Игорь, стремясь позабыть невесть откуда накатившиеся чувства, то и дело бросал взгляды на дочь, которую не видел с октября прошлого года, и волна нежности к ней погрузила его с головой в пучину повседневности.

Солнце нависло на западе, щедро размалевав в розовое складки бело-синих облаков, словно плат незримой человеческому оку горней сферы.