Текст книги "Делай, что до́лжно. Царственные страстотерпцы: в чём их христианский подвиг"

А помощник Юровского Никулин как-то раз, кривляясь, взялся пересказать содержание одного из писем Евгения Сергеевича. Ему запомнились там такие слова: «…Должен тебе сообщить, что, когда Царь-Государь был в славе, я был с ним. И теперь, когда он в несчастье, я тоже считаю своим долгом находиться при нём»[86]86
  Запись беседы с Г. П. Никулиным… РГАСПИ. Ф. 588, оп. 3, д. 13, л.л. 1-71. Опубл.: Исповедь цареубийц, С. 210.


[Закрыть].

Ведь эти нелюди понимали, что имеют дело со святым!

Он продолжал лечить, помогал всем, хотя сам тяжело болел. Страдая от холода и почечных колик, ещё в Тобольске отдал свою подбитую мехом шинель великой княжне Марии и Царице. Они потом кутались в неё вдвоём. Впрочем, все обречённые поддерживали друг друга, как могли. Императрица и её дочери ухаживали за своим доктором, кололи ему лекарства. «Страдает очень сильно…», – писала в дневнике Императрица. В другой раз рассказала, как Царь читал 12-ю главу Евангелия, а потом они с доктором Боткиным её обсуждали. Речь идёт, очевидно, о 12-й главе Матфея, где фарисеи требуют от Христа знамения и слышат в ответ, что не дастся им иного знамения, кроме знамения Ионы пророка: Ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи (Мф. 12: 40). Это о смерти Его и Воскресении.

Для людей, готовящихся к смерти, эти слова много значат.

Их было 52 человека

Привезённых в Екатеринбург убивали постепенно.

Сначала из Ипатьевского особняка вывели матросов Климентия Нагорного и Ивана Седнёва, присматривавших за царскими детьми. Красногвардейцы их ненавидели и боялись. Ненавидели, потому что эти матросы якобы позорили честь моряков. Боялись, потому что Нагорный – мощный, решительный, сын крестьянина – открыто обещал набить им морды за воровство и издевательства над царственными узниками. Седнёв больше молчал, но молчал так, что мурашки начинали бегать по спинам охраны. Казнили друзей-матросов через несколько дней в лесу вместе с другими «врагами народа». По дороге Нагорный ободрял смертников, а Седнёв продолжал молчать.

Когда красных выбили из Екатеринбурга, тела матросов нашли в лесу, исклёванные птицами, и перезахоронили. Многим запомнилась их могила, усыпанная белыми цветами.

После их удаления из Ипатьевского дома, превращённого в тюрьму, красноармейцы уже ничего не стеснялись. Пели похабные песни, исписали стены матерными словами, изрисовали мерзкими изображениями. Не всем охранникам это нравилось. Один рассказывал потом с горечью о великих княжнах: «Унижали и обижали девочек, шпионили за малейшим движением. Мне часто было их жаль. Когда они играли на рояле музыку для танцев, они улыбались, но из глаз их текли слёзы на клавиши»[87]87
  Valentin Speranski. La maison a destination speciale. – Paris, 1929.


[Закрыть].

* * *

Затем, 25 мая, казнили Илью Леонидовича Татищева, царского генерал-адъютанта. Прежде чем отправиться в ссылку, Государь предложил сопровождать его другому генерал-адъютанту, графу Павлу Константиновичу Бенкендорфу, который находился вместе с ними под арестом в Царском Селе. Тот отказался, сославшись на болезнь жены. Тогда Царь обратился к другу детства Кириллу Анатольевичу Нарышкину. Тот попросил 24 часа на обдумывание, на что Государь сказал, что в услугах Нарышкина более не нуждается.

Татищев сразу дал согласие.

Очень остроумный и добрый человек, он сильно скрасил жизнь Царской семьи в Тобольске. «Несмотря на очень хорошие отношения и на искреннее желание свиты жить в мире, – вспоминала Татьяна Боткина, – всё-таки благодаря напряжённому и нервному состоянию происходили мелочные споры и ссоры, после которых Илья Леонидович Татищев говорил: "Не надо мельчать, не надо мельчать». Это было для него очень важно, сохранять лицо в час испытаний. Однажды тихо признался в разговоре с учителем царских детей Пьером Жильяром: "Я знаю, что не выйду из этого живым. Но молю только об одном: чтобы меня не разлучали с Государем и дали мне умереть вместе с ним"»[88]88
  Мельник-Боткина Т. Е. Воспоминания о царской семье. – Белград: Всеславянский книжный магазин М.И. Стефанович, 1921. – 86с.


[Закрыть].

Их всё-таки разделили. Здесь, на земле…

Полной противоположностью Татищеву был генерал Василий Александрович Долгоруков – скучный, вечно брюзжащий. Но в решительный час не отвернулся, не струсил. Его расстреляли 10 июля.

* * *

В сентябре 1918-го дошла очередь до фрейлин Императрицы Екатерины Адольфовны Шнейдер и графини Анастасии Васильевны Гендриковой. Не имея при себе никаких вещей, Анастасия Васильевна в Пермской тюрьме сама стирала своё бельё под краном, причём, имея только одну смену, стирая блузу, надевала рубашку, а стирая рубашку, надевала блузу. Однажды её вызвали на допрос:

– Отчего Вы не попросите Ваши вещи? – спросили её.

– Мне ничего не нужно, – спокойно сказала графиня.

– Что Вы хотите?

– Служить Их Величествам до конца дней своих.

– Ах так?

– Да, так.

– Ведите обратно в тюрьму[89]89
  Там же.


[Закрыть].

Вскоре пришла стража, распорядившись, чтобы графиня и Екатерина Адольфовна следовали за ней. Всем стало ясно, зачем. Графиня встала совсем спокойная и только сказала: «Уже?» Её заверили, что переводят в другую тюрьму. Вели через лес вместе с другими заключёнными, в том числе камердинером Императрицы Алексеем Волковым. Зная, что ведут убивать, тот решился бежать, вслед полетели пули. Графиню Гендрикову и Шнейдер живыми Волков больше не видел. Потом их тела нашли зарытыми около города.

Их было 52 человека – тех, кто добровольно отправился в изгнание с Царской семьёй, чтобы разделить их участь. Мы назвали лишь несколько имён.

Казнь

«Надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза», – написал незадолго до гибели Евгений Сергеевич Боткин. Едва ли кто из них, негласно приговорённых к смерти, думал иначе. Задача была простая – остаться собой, остаться людьми в очах Божиих. Все заключённые, кроме членов Царской семьи, могли в любой момент испросить себе жизнь и даже свободу, но не захотели.

* * *

В половине второго ночи 17 июля 1918 года арестованных разбудил комендант Юровский, велев спускаться в подвал. Он предупредил всех через Боткина, что вещей брать не нужно, но женщины набрали какую-то мелочь, подушки, сумочки и, кажется, маленькую собачку, как будто они могли удержать их в этом мире.

Обречённых начали расставлять в подвале так, словно собирались их фотографировать. «Здесь даже стульев нет», – произнесла Государыня. Стулья принесли. Все – и палачи, и жертвы – делали вид, будто не понимают, что происходит. Но Государь, который сначала держал Алёшу на руках, вдруг посадил его за свою спину, прикрывая собой. «Значит, нас никуда не повезут», – сказал Боткин после того, как был зачитан приговор. Это не было вопросом, голос врача был лишён всяких эмоций.

Никто не хотел убивать людей, которые даже с точки зрения «пролетарской законности» были невиновны. Словно сговорившись (а на самом деле, наоборот, не согласовав действий), убийцы начали стрелять по одному человеку – Царю. Лишь случайно две пули попали в Евгения Сергеевича, затем третья задела оба колена. Он шагнул в сторону Государя и Алёши, упал на пол и застыл в какой-то странной позе, словно прилёг отдохнуть. Юровский добил его выстрелом в голову. Осознав свою промашку, палачи открыли огонь по другим приговорённым, но почему-то всё время промахивались, особенно по великим княжнам. Тогда большевик Ермаков пустил в ход штык, а потом стал стрелять девушкам в головы…

Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, раздался женский радостный крик: «Слава Богу! Меня Бог спас!». Шатаясь, поднялась с пола горничная Анна Демидова, Нюта. Двое латышей, у которых закончились патроны, бросились к ней и закололи штыками. От крика Анны очнулся Алёша, двигаясь в агонии и закрывая грудь руками. Его рот был полон крови, но он всё силился произнести: «Мама». Юровский снова начал стрелять…

* * *

Простившись с Царской семьёй и отцом в Тобольске, Татьяна Боткина долго не могла уснуть. «Каждый раз, смежая веки, – вспоминала она, – я видела перед глазами картины этой ужасной ночи: лицо моего отца и его последнее благословение; усталую улыбку Государя, вежливо слушающего речи чекиста; затуманенный печалью взгляд Государыни, устремлённый, казалось, в Бог знает какую молчаливую вечность. Набравшись мужества встать, я распахнула окно и села на подоконник, чтобы быть обогретой солнышком. В этом апреле весна действительно излучала тепло, и воздух был необыкновенной чистоты…»[90]90
  Там же.


[Закрыть]

Эти строки она написала шестьдесят лет спустя. Быть может – пытаясь сказать что-то очень важное о тех, кого любила. О том, что после ночи наступает утро, и стоит распахнуть окно, как Небо вступает в свои права.

Книги издательства «Символик», а также сувениры, иконы и церковную утварь вы можете приобрести в интернет-магазине www.simvolik.ru, а также в розничном магазине в Сергиевом Посаде.

Адрес интернет-магазина: г. Москва, Каширское шоссе, д. 17, корпус 5.

Время работы: Пн.-Пт. 9.00-21.00; Сб. 9.00-19.00.

Тел.: +7(499)288-88-60 (звонок бесплатный); e-mail: [email protected].

Адрес магазина в Сергиевом Посаде: г. Сергиев Посад, ул. 1-й Ударной армии, д. 4А.

Время работы: Пн.-Вс. 10:00-18:00.Тел.: +7(968)832-00-67.