Текст книги "Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 4"

Район плавания от Арктики до Антарктики
Книга 4
Владимир Хардиков

Корректор Александр Меньшиков

Дизайнер обложки Мария Бангерт

© Владимир Хардиков, 2023

© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0051-6738-5 (т. 4)

ISBN 978-5-4498-8644-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Дорогие друзья! Это четвертая книга о море и моряках прошлого века. Первая книга «Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 1» основана на личных жизненных эпизодах, начиная с подросткового возраста и кончая пенсионным. Вторая и третья книги посвящены событиям из жизни коллег и друзей-моряков. В этой книге мне хотелось бы продолжить делиться историями из профессиональной жизни моих однокашников, коллег и друзей. Мне хотелось показать дух того времени, еще совсем близкого нам, но с каждым годом удаляющегося. Показать безо всяких приукрас и призывов к светлому будущему всю тяжесть нашей работы на акватории Мирового океана на разных типах судов, специфику работы в Арктике и Антарктиде, где повседневная работа на пределе человеческих сил и возможностей является нормой. А также на конкретных примерах обнажить всю ложную структуру псевдопланирования советской системы, особенно при северном завозе, когда совершенно ненужные грузы завозятся на авось, без учета их конкретной надобности и потребностей местного населения.

Эта повседневная работа сродни подвигу, однако почти никогда не освещалась в печати и других СМИ, поэтому понятие о ней у многих весьма превратное. Мне хотелось бы пожелать будущим читателям при прочтении этой книги взглянуть другими глазами на события того времени. Ведь именно из таких маленьких штрихов и рождается наша большая история, и чем правдивее они будут, тем правдивее будет и наша большая история.

Хочу выразить персональную благодарность моим коллегам и друзьям, принимавшим участие в создании этой книги: капитанам дальнего плавания Евзютину Александру Ильичу, Зубкову Виктору Васильевичу, Караянову Петру Петровичу, Найденову Александру Ивановичу, Рогулину Владимиру Федоровичу, Цикунову Валентину Алексеевичу, механику 1 разряда Смолину Александру Олеговичу.

Перед вами книга, не просто составленная со слов или по воспоминаниям бывалых моряков, а написанная непосредственным участником описанных событий – капитаном дальнего плавания, который ходил на разных типах судов, посетил многие страны, повидал самый разный уклад жизни, мир и войну, подлинную дружбу и предательство. Вместе с командой перенес бури и штили южных и северных морей, суровые условия мореплавания.

Эта книга о том, как становятся капитанами, умеющими преодолевать опасности и выходить победителями из борьбы с разбушевавшейся стихией. Капитан на судне решает все и отвечает за все. Поэтому от того, кто стоит на капитанском мостике – просвещенный, гуманный человек или грубый, жестокий тиран и невежа, зависит судьба, а нередко и жизни многих людей. В открытом море на судне, как и в обществе, подлинный кризис начинается в тот момент, когда капитан теряет способность с честью исполнять свое традиционное ремесло – держать курс – и бросает штурвал.

Книга адресована тем, кто не один год отдал работе на море; людям, которые впервые почувствовали тягу к бушующей стихии, зачитываясь морскими рассказами, и спустя годы станут замечательными моряками. Но и читатели «совсем не морские», возможно, сохранят в памяти многое из того, что они почерпнут из этих рассказов. В книге немало людей с их подлинными именами, но есть и собирательные образы под псевдонимами. Все описанные события происходили на самом деле. Многие их участники здравствуют и поныне. Тем не менее многие эпизоды, описываемые в моих рассказах, имеют место быть и в реальной жизни с совершенно другими людьми, поэтому всякие совпадения случайны и не относятся к конкретным лицам.

С наилучшими пожеланиями,

В. Хардиков

По рассказам капитана дальнего плавания Валентина Цикунова

Последний рейс «Тобола»

История мореплавания изобилует многочисленными катастрофами и кораблекрушениями. Тысячи судов разных эпох покоятся в забытье на дне морей и океанов. Недаром предполагают, что ложе водной оболочки планеты усыпано драгоценностями с погибших судов и кораблей, как небо в звездную ночь. Особенно характерно время эпохи великих открытий, когда, в XVI—XVII веках, пираты и каперы почти безнаказанно грабили испанские галеоны, везущие золото Нового света в Европу. Множество случаев являются курьезными и не поддаются никакому здравому анализу или смыслу. Погодные условия далеко не основной фактор, влияющий на аварийность судов. Посадки на мель, нарушения технологии погрузки и перевозки многих грузов, особенно сыпучих и разжижающихся, пожары, столкновения в тумане и при подходах и выходах из портов, ошибки в судовождении наряду с техническими проблемами занимают гораздо больше места в печальной статистике, чем катастрофы, вызванные погодными условиями. Известно немало случаев, когда суда тонули в первом же рейсе после ремонта, становясь жертвами обычного разгильдяйства и недосмотра со стороны ремонтирующих их заводов или верфей, унося с собой десятки человеческих жизней и громадные материальные ценности. Хотя современные суда оснащены новейшими навигационными приборами и комплексами, позволяющими заблаговременно оценивать метеорологическую и навигационную обстановку, аварийность от погодных условий остается примерно на том же уровне, что и десятки и сотни лет назад. Прежде всего это связано со значительным количественным увеличением флота, участившимся плаванием в приполярных районах по дуге большого круга для следования в пункты назначения кратчайшими путями, ошибками капитанов в расхождении с ураганами и тайфунами в самонадеянной уверенности в мощи своих судов. Но, несмотря на техническое превосходство современного флота по сравнению со своими предшественниками прошлых времен, океаны и моря остаются и будут оставаться такими же грозными и строгими экзаменаторами для мореходов всех стран, и самонадеянно полагаться лишь на мощь своих судов глубоко ошибочно и неоправданно. Окружающие нас силы природы по-прежнему в большинстве случаев неподвластны человеку, и пренебрежение ими приводит к трагическим последствиям. С ними нужно не бороться, а дружить, используя весь багаж знаний, накопленный предшествующими поколениями, и современные навигационные технические средства, чтобы заблаговременно предпринять действия для предотвращения печальных последствий, используя наиболее безопасные пути следования, попутные течения, преобладающие сезонные направления розы ветров, по возможности избегая районы стесненного судоходства и традиционные пути следования ураганов и тайфунов, заранее предпринимая действия для расхождения с ними. Но пока получается, как в басне Ивана Андреевича Крылова: «Уж сколько раз твердили миру…» Несмотря на все предпринимаемые меры статистика морских катастроф практически не меняется на протяжении многих лет.

Валентин Цикунов в июле 1961 года окончил Сахалинскую мореходку и наконец-то получил долгожданный диплом. По ряду обстоятельств у него не хватало трех месяцев для получения рабочего диплома штурмана малого плавания, позволяющего занимать должность третьего помощника на судах, и ничего не оставалось, как идти матросом, дабы добрать оставшиеся три месяца плавательского ценза. Отдел кадров пароходства пошел ему навстречу, направив его на теплоход «Тобол», небольшое судно из серии венгерских судов типа «Тисса». Пароходик и в самом деле был небольшой: длиной 70 метров с двумя маломощными двигателями по 400 лошадиных сил и грузоподъемностью около 1000 тонн. Чисто каботажное суденышко, и все пароходы этой серии не были задействованы в экспортных перевозках из-за своих скромных размеров, много леса на нем не увезешь. И вот новоявленный матрос с дипломом средней мореходки прибыл на свое первое судно в главном сахалинском порту Холмск, и уже вечером того же дня снялись на южные Курилы. Молодого матроса определили на вахту ко второму помощнику капитана, с которым он и простоял все четыре месяца работы на судне, до списания для получения рабочего диплома. Хотя судно было совсем небольших размеров, но без угля и паровой машины – настоящий теплоход, что выгодно отличало его от большинства судов Сахалинского пароходства. Работалось легко, и рейсы были короткими: Владивосток, Находка, Ванино и порты южного Сахалина – Холмск, Невельск и Корсаков. Разнообразные небольшие партии грузов шли лишь на Курилы, а обратно – консервы с рыбокомбинатов и плавбаз, а также морские водоросли анфельции, которые использовались для изготовления агар-агара, растительного заменителя желатина. Добывали эти водоросли на берегу Кунаширского пролива у поселка Головнино. Сразу же за островом Кунашир просматривался японский Хоккайдо – самый северный остров нашего соседа. Работа вполне знакома и во всех случаях устраивала Валентина. Курильские острова всегда отличались неустойчивой погодой, которая меняется в одночасье. Все циклоны и циклончики, бегущие с материка в восточном направлении, так и тянет к островам Курильского архипелага, и, достигнув их, даже самые малые несут непогоду: осадки, туман, ветры и бурное море; беспорядочные волны в этом районе хаотичны и очень быстро меняют свое направление из-за многочисленных островов и островков, влияющих на направление их движения, и маленькому суденышку частенько приходилось крутиться как волчку, уворачиваясь от набегающих циклонов, словно играть в прятки с атмосферными вихрями, прячась с подветренной стороны островов и дожидаясь улучшения погоды. Валентин втайне мечтал остаться работать на своем судне третьим помощником после получения рабочего диплома штурмана малого плавания, не помышляя о переводе на другие суда пароходства. Молодому мореходу не терпелось оказаться хозяином на мостике – уже в ипостаси вахтенного помощника, но время тянулось медленно, хотя в сутках по-прежнему оставалось 24 часа и скорость вращения Земли вокруг Солнца не изменилась ни на йоту. Ежедневно перелистывая листки календаря, он подсчитывал, как долго ему еще ходить в матросах и сколько дней осталось до заветного ноября, когда в справке о плавании окажется нужное количество дней для вожделенного ценза и осуществления своей еще детской мечты. Но время шло неумолимо, и, несмотря на кажущуюся медлительность и почти остановившееся часы, четыре месяца прошли незаметно. Пришел ноябрь, и все недостающие дни были подсчитаны, справка о плавании заверена в конторе капитана порта, а документы сданы туда же в обмен на рабочий диплом, который будет готов через неделю. Но судно уже заканчивало погрузку и не намеревалось дожидаться своего неудавшегося третьего помощника. Пришлось списаться со своего ставшего почти родным «Тобола» и, помахав рукой стоя на причале, пожелать ему хорошей погоды и удачных рейсов. Проводив судно, Цикунов остался с чемоданом на причале. Впереди были рабочий диплом и должность третьего помощника на неизвестном ему судне. Старпом, прощаясь с ним, посоветовал идти в плавмастерскую, стоявшую на Мальцевской переправе, в районе, известном местному обывателю под названием «Пески», принадлежащую Сахалинскому пароходству и выполняющую небольшой объем судоремонтных и профилактических работ, основными из которых были котлочистки. Из сорока судов островного пароходства около тридцати являлись паровыми, в основном работающими на твердом топливе – угле, и плавмастерская под названием «Невский» как раз была на своем месте. Она стояла ошвартованной кормой к причалу, и к ней лагом швартовали суда, требующие мелкого ремонта и чистки котлов. На ней же было небольшое пристанище для моряков, ожидающих свои суда. Назвать гостиницей два кубрика по 10 коек в каждом не поворачивается язык. Убрали ее лишь в 1990 году, порезав на металлолом.

Прожив на «Невском» неделю в ожидании получения диплома, Цикунов наконец-то стал обладателем заветной книжицы, открывающей ему дорогу на морские просторы. Он долго не мог налюбоваться своими долгожданными корочками, не расставаясь с ними даже на ночь. На следующий день он уже на линейном пассажирском судне спешил на Сахалин, к месту постоянной работы. Тем временем его «Тобол», сделав еще один рейс по Курилам, в конце декабря встал в капитальный ремонт в Находкинском судоремонтном заводе, где простоял почти целый год: ему сменили оба главных двигателя с винтами и сделали множество других работ. Старый пароход словно обрел вторую молодость, получив судовые документы Регистра СССР на пять последующих лет, и выглядел под стать, изрядно помолодевшим, полностью покрашенным и с новыми двигателями походил на стайера, и тогда казалось, что работать ему среди курильских скал еще долго-долго.

Цикунов по приезде в отдел кадров сразу же получил свое первое штурманское назначение на старый пароход 1925 года рождения, настоящий грязный угольщик с экипажем в 38 человек, работающий на хорошо ему знакомой курильской линии с теми же портами заходов и традиционными грузами. Не раз и не два он с грустью вспоминал свой прежний чистенький и уютный «тиссенок» без угольной пыли и громогласных кочегаров. В конце ноября пароход «Анакрия», на котором Цикунов работал младшим помощником, ожидал погрузку на рейде поселка Южно-Курильск. Стояла промозглая курильская погода поздней осени, с отрицательными ночными температурами, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Ранним утром радист прибежал к капитану с радиограммой СОС, поданной «Тоболом», терпящим бедствие в пятидесяти милях от пролива Екатерины в сторону Корсакова. Капитан немедленно дал команду: «С якоря сниматься». Быстро выбрали с якоря и последовали в точку с указанными координатами. На выходе из пролива Екатерины заметили несколько рыболовецких судов, направляющихся туда же, к месту терпящего бедствие судна. Валентин с волнением в душе недоумевал, что могло случиться с его бывшим пароходом, на котором он так хотел остаться, только что вышедшим из ремонта и казавшимся почти непотопляемым. При подходе к точке, указанной в РДО с координатами гибнущего «Тобола», заметили, что здесь уже находилось несколько рыболовных судов, промышлявших там рыбой. Помощь «Анакрии» уже не требовалась – множество судов находилось вокруг тонущего «Тобола», тем более что это был район оживленного судоходства между южным Сахалином и южными Курилами. Никаких погодных факторов, могущих привести к гибели судна, не наблюдалось, так же как и последствий столкновения судов. Видимость тоже была удовлетворительной, хотя и сумрачной, но без тумана или других небесных препятствий для ее ограничения. Аварийное судно лежало на левом борту с задранным носом. Экипаж был благополучно снят, и никто не пострадал. Все суда вокруг ожидали, когда «Тобол» уйдет под воду. Спустя полчаса кормовая надстройка резко ушла в воду, а нос задрался, обнажив недавно окрашенное днище. «Тобол» замер в таком положении на несколько секунд и затем вертикально ушел вниз, и через несколько минут на поверхности воды ничего не осталось, лишь отдельные пузыри воздуха временами вырывались наружу. Находившиеся рядом суда дали протяжные гудки, провожая в последний путь своего собрата. Из радиотелефонных разговоров с другими судами выяснилось, что «Тобол» вышел из находкинского ремонта и, загрузившись там же традиционными грузами, снялся в свой первый после ремонта рейс – и последний в жизни. На подходе к проливу Екатерины между островами Итуруп и Кунашир на дневной вахте второго помощника началось интенсивное поступление забортной воды в машинное отделение. Выяснилось, что на полном переднем ходу на левом двигателе произошло отделение гребного вала с валом двигателя, а так как двигатель работал в режиме переднего полного хода, гребной вал выбил дейдвуд вместе со втулкой – и в открывшееся отверстие начала поступать забортная вода под сильным напором. У судов этого типа кормовая надстройка и машинное отделение находятся также в кормовой части судна, и гребной вал подсоединяется непосредственно к двигателю. Разобщение гребного вала с двигателем вызвало сильный удар, в результате которого вал выскочил наружу. Поступление воды было очень интенсивным, и экипаж не в состоянии был что-то сделать. Машинное отделение в течение нескольких минут было затоплено, и судно обесточилось. Экипаж в полном составе успел покинуть гибнущее судно. Через несколько часов трагедия завершилась, и «Тобол» затонул, а многие свидетели лишь наблюдали последние мгновения агонизирующего судна: задранный нос и чистая вода спустя несколько мгновений. Кто виноват в этой трагедии судна, вышедшего из годового ремонта? С большой долей уверенности можно утверждать, что виновником является Находкинский судоремонтный завод, который, уповая на наш традиционный «авось», не проверил всю линию вала от места ее соединения с новым двигателем, который также устанавливал и испытывал все тот же завод. Обычная халатность привела к гибели только что отремонтированного судна, унеся с собой годовой труд многочисленных рабочих и инженеров, как и большие финансовые средства. Ответил ли кто конкретно за, прямо скажем, преступные действия? Неизвестно, хотя возможно – да, но за давностью лет найти следы уже невозможно.

Надя

В 1969 году Валентин Цикунов работал старшим помощником капитана на одном из старых и небольших пароходов типа «Донбасс», изначально паровиках на твердом топливе, то есть угле, но уже переделанных под мазут, вследствие чего пароход стал гораздо чище и угольная пыль и частые бункеровки тем же углем не доводили экипаж до паники и желания сачкануть от обязанностей, связанных с погрузкой и последующей уборкой судна, ощущая себя почти благородными снобами и свысока посматривая на тех, кто еще работал на твердом топливе, а таких в Сахалинском пароходстве было еще немало. Экипаж по сравнению со своими угольными коллегами на 10 человек меньше, уже без кочегаров – эта классовая группа ушла в прошлое, освободив рабочие места для мотористов и машинистов, гораздо более продвинутых в профессиональном отношении. Работало судно в каботаже, как почти и весь сахалинский флот, обслуживая потребности острова и его связь с Большой землей. Старпом был уже опытным заочником, учась на втором курсе высшей мореходки во Владивостоке. Судно часто заходило в Ванино, Владивосток, Находку, Холмск. В этих портах открыли учебно-курсовые пункты, где можно было в любое время сдать подготовленный предмет, что было очень удобно для заочных студентов: быстренько выучить и сразу же сдать, чтобы не успеть забыть, но для этого нужен соответствующий пароход с частыми заходами в такие порты. Так что «Донбасс» вполне устраивал нашего заочника, и частые заходы в порты невольно побуждали к дальнейшей учебе, а вернее, сдаче все прибывающих предметов. Давнишняя, еще детская мечта стать капитаном была немыслима без высшего морского образования. Должность старшего помощника далеко на не самом хорошем судне являлась пределом для дальнейших карьерных устремлений, и ходить в заграничные рейсы тоже представлялось всего лишь фантастикой, не имея высшего образования. Посему выбора не было, нужно в обязательном порядке окончить ДВВИМУ и, получив вожделенный диплом инженера-судоводителя, двигаться дальше. А для этого «учиться, учиться и учиться», как говорил основатель Советского государства. Это, пожалуй, один из немногих его тезисов, с которым соглашался Валентин. Судно работало в долгосрочной аренде у сахалинских рыбаков на перевозках грузов из рыбокомбинатов на Курилах и плавбаз охотоморских экспедиций. Рейсы короткие: выгрузка большей частью в районе южных Курил и в экспедиции у плавбаз, а погрузка в Находке или Владивостоке, или в сахалинских портах Корсаков и Холмск. Частые заходы домой в Корсаков не способствовали упадку духа и поддерживали хорошее настроение. При стоянках во Владивостоке или Находке зачастую приезжала жена с ребенком, тем более что стоянки были продолжительными, по 10—15 дней. Тогда еще не существовало курсов и училищ по подготовке обслуживающего персонала на суда пароходства, и кадры частенько набирали первых попавшихся. Работа не бог весть какая сложная, и если чего-то не знают, то на судне научатся. Где-то в конце года, а скорее всего в ноябре, кадры прислали в порту Холмск новую уборщицу. Старпом в это время был на берегу, и представление новой блюстительницы чистоты из службы женского обслуживающего персонала вначале прошло без него. По возвращении на судно у трапа вахтенный матрос сразу же доложил старпому о прибытии новой уборщицы и о том, что боцман уже определил ее в каюту и она дожидается старпома для вручения «верительных грамот» – или, проще говоря, сопроводительных документов из отдела кадров. Вахтенный второй помощник также повторил уже известную информацию о новом члене экипажа. Старпом не обратил внимания на странные загадочные улыбки на лицах обоих вахтенных: помощника и матроса. Он прошел в свою каюту и попросил второго пригласить ее. Второй помощник предварительно уведомил старпома, что девушка молодая и красивая. Реакция старпома проявилась лишь тогда, когда новая уборщица вошла к нему в каюту в сопровождении вахтенного второго помощника, и лишь тогда до Валентина дошел смысл довольно ехидных ухмылок обоих вахтенных. В каюту действительно вошло «чудо». Будучи совсем невысокого роста, старпом просто обомлел, увидев фигуру, ни в чем не уступающую второму помощнику Виталию Крохину, которому фамилия подбросила совсем несоответствующие физические данные – рост 190 сантиметров и вес 120 килограммов: они с новой уборщицей были одной и той же комплекции и фактически одинаковы. Валентин невольно обратил внимание на сжимающиеся кулаки новой уборщицы, величиной с его голову: видимо, она тоже волновалась, прибыв на свое первое судно и представляясь старпому. Полнотой ее тоже бог не обидел, и к тому же она оказалась с Западной Украины и почти не говорила по-русски. Да и откуда ей его знать, родом из глухой деревни, видевшей море лишь на картинках. Жизнь в ее деревне была не сахар: тяжелые полевые работы, постоянный уход за скотиной, неподъемные мешки с зерном на местной мельнице и многие другие сельские работы, требующие отменного здоровья и силы. Цикунов сразу же прикинул, что ей гораздо лучше бы устроиться к рыбакам на добывающий флот; в случае поломки траловой лебедки с уловом она вполне могла заменить ее, вытащив наполненный рыбой трал самостоятельно своими крепкими руками. Как она будет работать уборщицей, протирая судовые переборки и полы, не требующие большой физической силы, а только сноровки и изобретательности? Вся ее комплекция протестовала против новой должности и явно не соответствовала ей, хотя внешность часто бывает обманчива. «Но посмотрим, время покажет», – успокаивал себя старпом. Оказалось, в их деревне прошел слух, что на Сахалине большие заработки, и, собрав со всей родни деньги на билет в одну сторону, ее и отправили всем селом на край света, куда упирались все надежды о будущем благополучии. Одета она была в пальто из серого сукна солдатской шинели на ватной подкладке, очень смахивающее на ватное одеяло, с воротником из искусственного меха. На ногах высокие ботинки из сукна и резины в нижней части, чтобы не промочить ноги. На голове мужская шапка из искусственного меха или крашеной чебурашки, какие выдают на судне как спецодежду для плавсостава. Оглядев ее еще раз, уже без первого удивления, Валентин, к своему огорчению, пришел к окончательному выводу, что уборщицы из нее не выйдет и работать на судне ей будет чрезвычайно трудно при таких физических габаритах, подходящих разве что для метательницы ядра на крупных спортивных состязаниях. На Сахалине она оказалась без копейки денег: всех собранных по крохам финансов едва хватило на билет в одну сторону. Старпом позвонил в кадры и выразил им свое крайнее недовольство присланной уборщицей. Но кадровики как рыба в воде ориентировались в подобных хитросплетениях. «Не боги горшки обжигают. Да и должность у нее не требует какой-то исключительности – любая женщина легко справляется с такими обязанностями. Вы на судне и помогите ей освоить нехитрое дело», – на что возразить было трудно. Деваться некуда – пришлось выходить в рейс с «тяжеловесным» подарком, присланным кадрами. Как и предполагал старпом, Надя оказалась совсем непригодной к работе уборщицы. Ее прежние домашние обязанности ни в какое сравнение не шли с настоящими судовыми требованиями: то ли она считала их несерьезными и необязательными, то ли не могла себя должным образом перестроить. Она была склонна к тяжелой неторопливой и монотонной работе в течение рабочего дня. Обязанности же уборщицы предусматривали раннее вставание и уборку назначенных ей мест еще до подъема экипажа и уборку ряда кают, совместимую со свободным временем их владельцев, что категорически претило ей. Она так и не научилась вставать ранее шести утра, когда весь обслуживающий персонал уже трудился на своих отведенных рабочих местах, и спала до восьми утра, приступая к уборке лишь после завтрака, выводя старпома из терпения, так что тот готов был вот-вот взорваться, но, взглянув на гренадера выше его более чем на голову, он все-таки смирял свое кипящее негодование. Через двое суток вышли в рейс, и старую уборщицу пришлось списать в распоряжение отдела кадров и отправиться с Надей, надеясь на ее будущую обучаемость и овладение совсем нехитрой специальностью. Надя продолжала говорить на своем украинском «суржике», и понять ее было совсем непросто. Говорила она так совершенно искренне или же, наоборот, пряталась за него как за ширму, разобраться было невозможно по причине самой непосредственности, так и льющейся из нее, и у старпома язык не поворачивался хотя бы раз высказать ей все наболевшее за эти несколько дней. Надя была спокойна и во всех случаях на замечания реагировала абсолютно индифферентно, никогда не оправдывалась и принимала их как вполне заслуженные, не вступая ни в какие прения или разборки. Она никого из экипажа не называла по имени, не говоря об отчестве. Второго помощника она называла на украинский лад «дядько», капитана просто на «вы», но единственного старпома называла очень уважительно «Пэтрович», хотя тот был Алексеевичем по отчеству. Скорее всего, у нее была своя иерархия, и «Пэтрович» являлся самым большим авторитетом в ее деревне. Видимо, в ее понимании это была высшая степень уважения к своему прямому начальнику. Как настоящая украинка, она всегда держала нос по ветру. Рабочий день старпома начинался с Нади и заканчивался на ней же: она требовала гораздо больше внимания и неотступного контроля. Трудно было представить, что она может выкинуть в следующую минуту со всей своей непосредственностью. Тем временем судно направилось на южные Курилы, и, выгрузив предназначенный аборигенам груз, принялись за погрузку консервов с плавбаз. Экипаж получил плату за выгруженный на рейде груз, и во время стоянки на Шикотане мореходы приобрели спиртное. Обслуживающему персоналу выделили половинную плату за обслуживание экипажа в ночное время, включая приготовление пищи. Вечером после окончания рабочего дня машинисты тайком от начальства организовали выпивку – и по традиции пригласили к застолью женщин, включая Надю. Учитывая ее крупную комплекцию, Наде подливали и подкладывали двойную порцию, от которой она и не отказывалась. Машинисты, уже изрядно на кочерге, подобрели и все время подливали Наде, не особенно беспокоясь о завтрашнем дне. Утром Надя на работу не встала, ограничившись завтраком. Перед обедом, спускаясь по трапу в надстройке, поскользнулась и упала с высоты около двух метров, умудрившись сломать руку. Скорее всего, после вечерних возлияний координация движений еще не восстановилась. Пароход был чисто каботажный, и естественно, что судового врача на борту по штату не полагалось, впрочем, как и помполита. Пришлось отправить Надю в больницу в Южно-Курильске. Старпом втайне обрадовался и перекрестился: теперь наверняка будет замена уборщице, хотя открыто радоваться чужому горю как-то не пристало. Но надежда, что его мучения с Надей закончились, поддерживала его радужное настроение в течение всего рейса, и он полагал, что расстались они навсегда.

Незаметно промелькнули два месяца, и, полностью загрузившись консервами и рыбопродукцией с плавбаз и заводов в районе Южных Курил, снялись под выгрузку на Сахалин в его главный порт Холмск. О Наде на судне ничего не знали, все это время она не подавала о себе никаких вестей, и постепенно экипаж забыл о ней, будто ее никогда на пароходе и не было. По своей наивности полагали, что после излечения в Южно-Курильске она самолетом или же на попутном или линейном судне добралась до Сахалина и кадры уже отправили ее на другое судно. Но все предположения оказались лишь рисунками на песке. На самом же деле Надя перехитрила всех: пролежав месяц в больнице и полностью исцелившись, она на попутном судне добралась до Корсакова. Позвонив в отдел кадров, узнала, где находится судно, и направилась в Холмск. Когда пароход швартовался к причалу и старпом был по горло занят обычными проблемами на мостике, капитан и второй помощник, находясь на левом крыле ходового мостика, первыми увидели стоящую на причале Надю в суконном пальто и мужской шапке-ушанке. Сначала они и глазам-то своим не поверили: не мерещится ли она им? Но вскоре убедились в том, что на причале Надя, собственной персоной, а не ее призрак. Старпому сразу ничего не сказали, опасаясь, что того хватит удар в самое неподходящее время швартовых операций. И лишь спустя какое-то время после окончания швартовки, когда лоцман пошел к трапу на выход, капитан подозвал Валентина и сказал: «Вот тебе и радость на приход». Старпом понял так, что капитан говорит о его приехавшей жене, которая ждет его на причале. Он повертел головой во все стороны, но жену не увидел. Капитан подсказал ему: «Посмотри вот туда». Цикунов повернул голову – и в нескольких метрах от причальной линии увидел улыбающуюся Надю. Она весело махала руками, приветствуя уже полюбившееся ей судно. По спине старпома пробежали мурашки – полная неожиданность ввела его в состояние транса, и он не очень-то осознавал, как вести себя в этом случае: то ли откровенно радоваться со слезами на глазах, то ли по-настоящему плакать. Он и так едва не упал, впервые увидев Надю за несколько прошедших месяцев, лишь иногда вспоминая ее как приснившийся некстати кошмарный сон. Сделав еще один рейс совместно со своей подшефной, он списался с судна отгулять накопившиеся выходные дни, а затем последовала экзаменационная сессия, и вернулся на судно только через четыре месяца. Нади там уже не было, она списалась в мае, видимо, поверив, что ее любимый старпом не намерен возвращаться на судно. Теперь уже Цикунов мог вздохнуть свободно и старался о Наде больше не вспоминать. Дальнейшие ее следы затерялись. Скорее всего, кадры отправили ее на другое судно, и она, испробовав морской вольницы, стала уже совершенно иной, не похожей на себя прежнюю во время первого морского дебюта.