Текст книги "Романовы. Последние дни Великой династии"
Автор книги: Владимир Хрусталев
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
«Согласно программе празднеств, раздача подарков народу должна была иметь место в 11 час. утра на третий день коронационных торжеств. В течение ночи все увеличивавшиеся толпы московского люда собрались в узких улицах, которые прилегали к Ходынке. Их сдерживал только очень незначительный наряд полиции. Когда взошло солнце, не менее пятисот тысяч человек занимали сравнительно небольшое пространство и, проталкиваясь вперед, напирали на сотню растерявшихся казаков. В толпе вдруг возникло предположение, что правительство не рассчитывало на такой наплыв желающих получить подарки, а потому большинство вернется домой с пустыми руками.
Бледный рассвет осветил пирамиды жестяных кубков с императорскими орлами, которые были воздвигнуты на специально построенных деревянных подмостках.
В одну секунду казаки были смяты и толпа бросилась вперед.
– Ради Бога, осторожнее, – кричал командовавший офицер, – там ямы…
Его жест был принят за приглашение. Вряд ли кто из присутствовавших знал, что Ходынское поле было местом учения саперного батальона. Те, кто были впереди, поняли свою роковую ошибку, но нужен был, по крайней мере, целый корпус, чтобы остановить этот безумный поток людей. Все они попадали в ямы, друг на друга, женщины, прижимали к груди детей, мужчины, отбиваясь и ругаясь.
Пять тысяч человек было убито, еще больше ранено и искалечено. В три часа дня мы поехали на Ходынку. По дороге нас встретили возы, нагруженные трупами. Трусливый градоначальник старался отвлечь внимание царя приветствиями толпы. Но каждое “ура” звучало в моих глазах как оскорбление. Мои братья не могли сдерживать своего негодования, и все мы единодушно требовали немедленной отставки великого князя Сергея Александровича и прекращения коронационных торжеств. Произошла тяжелая сцена. Старшее поколение великих князей всецело поддерживало московского генерал-губернатора.
Мой брат великий князь Николай Михайлович ответил дельной и ясной речью. Он объяснил весь ужас создавшегося положения. Он вызвал образы французских королей, которые танцевали в Версальском парке, не обращая внимания на приближавшуюся бурю. Он взывал к доброму сердцу молодого императора.
– Помни, Ники, – закончил он, глядя Николаю II прямо в глаза, – кровь этих пяти тысяч мужчин, женщин и детей останется неизгладимым пятном на твоем царствовании. Ты не в состоянии воскресить мертвых, но ты можешь проявить заботу об их семьях… Не давай повода твоим врагам говорить, что молодой царь пляшет, когда его погибших верноподданных везут в мертвецкую.
Вечером император Николай II присутствовал на большом балу, данном французским посланником. Сияющая улыбка на лице великого князя Сергея [Александровича] заставляла иностранцев высказывать предположения, что Романовы лишились рассудка. Мы, четверо, покинули бальную залу в тот момент, когда начались танцы, и этим тяжко нарушили правила придворного этикета»64.
Теперь обратимся к другим историческим источникам. Император Николай II записал 18 мая 1896 г. в своем дневнике: «До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле, в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки и тут произошла страшная лавка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 1/2 ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 1/2 завтракали и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном “народном празднике”. Собственно там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и “Славься”.
Переехали к Петровскому, где у ворот приняли несколько депутаций и затем вошли во двор. Здесь был накрыт обед под четырьмя палатками для всех волостных старшин. Пришлось сказать им речь, а потом и собравшимися предводителям двор[янства]. Обойдя столы, уехали в Кремль. Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello (Монтебелло Луи-Густав, французский посол в России. – В.Х.). Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч.»65.
В этот же день великий князь Константин Константинович сделал более подробную запись в своем дневнике: «Услыхал от людей, что будто ранним утром, когда на Ходынском поле, где в 2 часа должен был начаться народный праздник, раздавали народу от имени Государя кружки и посуду (кружек было заготовлено полмиллиона), произошла страшная давка, и оказалось до 300 человек, задавленных до смерти.
Тяжело было ехать к 2-м часам на народный праздник, зная, что уже до начала было столько несчастий. Сам я не видел, но мне говорили некоторые, между прочим, Митя (брат К.Р., великий князь Дмитрий Константинович. – В.Х.), что на дороге попадались навстречу пожарные с большими фургонами, переполненными трупами несчастных пострадавших.
На поле перед павильоном, построенным для Государя против Петровского дворца, собралось семьсот тысяч народу, т. е. более чем Наполеон привел с собою в Москву. Тут говорили, что погибших уже не 300, а около 1500.
Когда Их Величества показались на балконе павильона, грянуло оглушительное ура. Огромный хор пел “Боже, царя храни” и “Славься” при колокольном звоне и громе пушек. Это была торжественная, захватывающая минута. Вечером Их Величества и все мы были на балу у французского посла. Французское правительство отпустило великолепную мебель и гобелены на украшение дома. Слышал от Витте, что из Государственного казначейства отпускается 300 000 рублей в помощь семьям, пострадавшим на народном празднике»66.
Старшая сестра императора, великая княгиня Ксения Александровна отмечала, что после этих печальных событий было уже не до бала у посла Франции, когда они там находились: «Конечно, мы были расстроены и совсем не в подобающем расположении духа! Ники и Аликс хотели уехать через полчаса, но милые дядюшки (Сергей и Владимир) умоляли их остаться, сказав, что это только сентиментальность (“поменьше сентиментальности!”) и сделали скверное впечатление! Вздор! Бедные Н[ики] и А[ликс] были совсем грустные, конечно»67.
Вернемся к дневнику великого князя Константина Константиновича: «19 мая – Москва. Больно подумать, что светлые торжества коронования омрачились вчерашним ужасным несчастьем: более 1000 погибло утром перед народным праздником.
Еще больнее, что нет единодушия во взглядах на это несчастие: казалось бы, генерал-губернатор должен явиться главным ответчиком и, пораженный скорбью, не утаивать или замалчивать происшествие, а представить его во всем ужасе. Между тем это не совсем так. Вчера вечером Государь, узнав, что погибло 300 человек – истинное число пострадавших еще не было ему известно, – вышел к обеду заплаканный и глубоко расстроенный. Я слышал это от очевидца – Сандро. Государь не хотел было ехать на французский бал, но его убедили показаться там хотя бы на один час; и что же: на балу Владимир, Алексей и сам Сергей упросили Государя остаться ужинать…»68
Перелистаем еще несколько страниц самого дневника императора:
«19-го мая. Воскресенье. С утра началось настоящее пекло, продолжавшееся до вечера. В 11 ч. пошли с семейством к обедне в церковь Рождества Богородицы наверху. Завтракали все вместе. В 2 ч. Аликс и я поехали в Старо-Екатерининскую больницу, где обошли все бараки и палатки, в которых лежали несчастные пострадавшие вчера…
20-го мая. Понедельник. День стоял отличный, только было очень ветрено и поэтому пыльно. Поехали к обедне в Чудов монастырь; после молебна Кирилл [Владимирович] присягнул под знаменем Гвардейского Экипажа. Он назначен флигельадъютантом. Был семейный завтрак в Николаевском дворце. В 3 ч. поехал с Аликс в Мариинскую больницу, где осмотрели вторую по многочисленности группу раненых 18-го мая. Тут было 3–4 тяжелых случая…»69
Позднее великая княгиня Ольга Александровна делилась воспоминаниями: «Москва погрузилась в траур. Катастрофа вызвала много откликов. Враги царствующего дома использовали это для своей пропаганды. Осуждали полицию, больничную администрацию и городские власти. И все это вывело на свет много горьких семейных разногласий. Молодые великие князья, особенно Сандро, муж Ксении, возложили вину за трагедию на губернатора Москвы дядю Сергея. Я считала, что мои кузены к нему несправедливы.
Больше того, сам дядя Сергей был в таком отчаянии и предлагал тотчас же подать в отставку. Но Ники не принял ее. Пытаясь возложить всю вину на одного из членов семьи, мои кузены фактически обвиняли всю семью, и это в то время, когда солидарность в семье была особенно необходима. И когда Ники отказался отставить дядю Сергея, они обвинили его»70.
Далее великая княгиня Ольга Александровна рассказывала: «Русские социалисты, укрывшиеся в это время в Швейцарии, обвинили императора в равнодушии к страданиям своих подданных, поскольку вечером Государь и императрица отправились на бал, который давал французский посол маркиз де Монтебелло.
– Я знаю наверняка, что никто из них не хотел идти к маркизу. Сделано это было лишь под мощным нажимом со стороны его советников. Дело в том, что французское правительство истратило огромные средства на прием и приложили много трудов. Из Версаля и Фонтенебло для украшения бала привезли бесценные гобелены и серебряную посуду. С юга Франции доставили сто тысяч роз. Министры Ники настаивали на том, чтобы императорская чета отправилась на прием с целью выразить свои дружественные чувства по отношению к Франции. Я знаю, что Ники и Алики весь день посещали раненых в больницах. Так же поступили Мама, тетя Элла, жена дяди Сержа, а также несколько других дам. Многие ли знают или желают знать, что Ники потратил многие тысячи рублей на пособия семьям убитых и пострадавших в Ходынской катастрофе? Позднее я узнала от него, что сделать это тогда было очень непросто. Не желая обременять Государственное Казначейство, он оплатил все расходы по проведению коронационных торжеств из собственных средств. Сделал это так ненавязчиво, незаметно, что никто из нас – за исключением, разумеется, Алики – не знал о его поступке»71.
Расследование по делу Ходынской катастрофы первоначально было поручено министру юстиции Н.В. Муравьеву. Затем обер-церемониймейстеру на коронации графу К.И. Палену. По делу расследования был сделан вывод о виновности московской полиции и московского генерал-губернатора. Оберполицмейстер Власовский был уволен со службы. Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович просил об отставке, но она не была принята императором. Семьям погибших и пострадавших были выделены крупные пособия, похороны приняты на государственный счет и т. д.
Николай Александрович Романов был среднего роста 5 футов и 7 дюймов (168 см), выделялся пропорциональностью сложения и стройной спортивной фигурой. Волосы имел золотисто-рыжеватого цвета, несколько темнее была тщательно подстриженная, холеная борода. Украшением его красивого продолговатого лица, на котором часто светилась очаровательная улыбка, были голубые глаза. Говорят, что глаза есть зеркало души человека. По мнению многих, у Государя были особые глаза: открытые, голубые, кроткие, полные какой-то особой доброты и простоты, неотразимой привлекательности. Своим взглядом он без слов очаровывал людей, предубежденных против него, обезоруживал своих врагов. Он, как и отец его, Александр III, был однолюб и примерный семьянин, но в отличие от отца зависел, в какой-то степени, от влияния своенравной и властолюбивой супруги Александры Федоровны.
В обществе бытовало мнение относительно слабо вольности Николая II. Но это было общее заблуждение, создававшееся первым впечатлением уступчивости императора. Он не любил спорить и редко в полемике отстаивал свое мнение, однако часто делал так, как считал должным. Об этом есть многочисленные свидетельства графа С.Ю. Витте, других царских министров и политических лидеров. В частности, своеобразие характера Николая II отмечал французский президент Эмиль Лубе: «Обычно видят в императоре Николае II человека доброго, великодушного, но немного слабого, беззащитного против влияний и давлений. Это глубокая ошибка. Он предан своим идеям, он защищает их с терпением и упорством, он имеет задолго продуманные планы, осуществления которых медленно достигает. Под видом робости, немного женственной, царь имеет сильную душу и мужественное сердце. Непоколебимое и верное. Он знает, куда идет и чего хочет»72. Эту черту в характере самодержца отмечал и В.И. Гурко в своей книге, посвященной царской чете: «Стойко продолжал он лелеять собственные мысли, нередко прибегая для проведения их в жизнь к окольным путям»73.
Несмотря на то что на Николая II большое влияние имела его супруга, ее настойчивые просьбы, как явствуют их многочисленные письма и дневники, далеко не всегда исполнялись императором. В годы испытаний Первой мировой войны окружение императора считало, что влияние Александры Федоровны (бывшей немецкой принцессы) пагубно для России. Взаимоотношения царя и царицы имели свое своеобразие, т. к. здесь тесно переплетались семейные и государственные дела.
Брак царской четы оказался счастливым, хотя имел длительную предысторию. Вероятно, ни одна из русских императриц не была столь несправедливо опорочена современниками, как супруга Николая II. Александре Федоровне ставили в упрек чрезмерную гордыню и высокомерие, плохой русский язык и скромные туалеты, непонимание и предательство интересов России. Ее имя уличные сплетни тесно связывали с ненавистным и порочным для многих именем Григория Распутина.
Но проходит время и история, освобожденная от оков политики и интриг, четко все расставляет по своим местам. И совсем иным представляется сегодня образ Александры Федоровны – императрицы, жены, матери…
Она родилась 6 июня (25 мая – по старому стилю) 1872 г. в тихом и провинциальном Дармштадте, столице небольшого герцогства Гессен-Дармштадтского, что лежит между Рейном и Майном. При крещении ее нарекли по протестантскому обряду длинно и торжественно: Алиса – Виктория – Елена – Луиза – Беатриса. Она была младшей в большой, дружной семье герцога Людвига (Людовика) IV и урожденной принцессы Алисы Английской (два сына и пять дочерей). Маленькая принцесса являлась общей любимицей, особенно бабушки, английской королевы Виктории I. Близкие называли ее Аликс, а родители величали: наша Санни, т. е. Солнышко. В семье хранили память о посещении Дармштадта супругой Александра II императрицей Марией Александровной, которая, увидев маленькую Алису, сказала баронессе А.К. Пилар: “Поцелуйте у нее руку – это будущая ваша императрица”.
Беда пришла неожиданно. В 1878 г. в городе вспыхнула эпидемия дифтерии. Болезнь не обошла стороной герцогский дворец. Шестилетняя Алиса потеряла мать. Смерть потрясла девочку – она замкнулась в себе, стала робкой и застенчивой.
Большую часть детства и отрочества Аликс провела у бабушки, королевы Виктории I, в Англии, которая с нежностью опекала и воспитывала внучку. Известно, что королева Виктория не любила немцев и особое нерасположение питала к императору Вильгельму II, что невольно передалось и Аликс. Принцесса много занималась, она оказалась способной ученицей и достигла хороших успехов в истории, географии, ее познания в немецкой и английской литературе намного превышали уровень студента колледжа. Аликс прослушала даже курс лекций по философии и была удостоена степени доктора философии Гейдельбергского университета. Она прекрасно пела и музицировала на фортепьяно, но только в тесном кругу близких.
Условия воспитания, определенно, отразились на характере будущей императрицы. Французский посол в России М. Палеолог 7 января 1915 г. отмечал: «Александра Федоровна, родившаяся немкой, никогда не была ею ни умом, ни сердцем. Конечно, она немка по рождению, по крайней мере, со стороны отца, так как ее отцом был Людвиг IV, великий герцог гессенский и рейнский, но она – англичанка по матери, принцессе Алисе, дочери королевы Виктории. В 1878 г., будучи шести лет, она потеряла свою мать и с тех пор обычно жила при английском дворе. Ее воспитание, ее обучение, ее умственное и моральное образование также были вполне английскими. И теперь еще она – англичанка по своей внешности, по своей осанке, по некоторой непреклонности и пуританизму, по непримиримой и воинствующей строгости ее совести, наконец, по многим своим интимным привычкам. Этим, впрочем, ограничивается все, что проистекает из ее западного происхождения.
Основа ее натуры стала вполне русской. Прежде всего, и, несмотря на враждебную легенду, которая, как я вижу, возникает вокруг нее, я не сомневаюсь в ее патриотизме. Она любит Россию горячей любовью. И как не быть ей привязанной к этой усыновившей (так в тексте. – В.Х.) ее родине, которая для нее резюмирует и олицетворяет все ее интересы женщины, супруги, Государыни, матери?
Когда она в 1894 г. вступала на трон, было уже известно, что она не любит Германии и особенно Пруссии»74.
Вот еще одно мнение графини М.Э. Клейнмихель: «Немецкое происхождение императрицы также служило причиной для недружелюбного к ней отношения, хотя она, подобно погибшей от руки убийц на Урале, сестре ее Елизавете, получила совершенно английское воспитание. Она гордилась тем, что она внучка королевы Виктории…»75.
В 1884 г. Аликс участвовала в большом событии. Ее сестра Элла (впоследствии великая княгиня Елизавета Федоровна), которая была на 8 лет старше, выходила замуж за брата русского царя, великого князя Сергея Александровича. Вся семья отправилась в далекий Петербург. Великий князь Константин Константинович в этот памятный день записал в дневнике: «В Петергофе недолго пришлось ждать на станции, скоро подошел поезд невесты. Она показалась рядом с императрицей, и всех нас словно солнцем ослепило. Давно я не видывал подобной красоты. Она шла скромно, застенчиво, как сон, как мечта; с ней приехали отец, брат, старшая сестра с мужем и две младших…»
Под очарованием впечатления и в минуту душевного порыва великий князь Константин Константинович вскоре посвятил своей родственнице прекрасные стихи:
Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно:
Ты так невыразимо хороша!
О, верно под такой наружностью прекрасной
Такая же прекрасная душа!
Какой-то кротости и грусти сокровенной
В твоих очах таится глубина;
Как ангел, ты тиха, чиста и совершенна;
Как женщина, стыдлива и нежна.
Пусть на земле ничто средь зол и скорби многой
Твою не запятнает чистоту,
И всякий, увидав тебя, прославит Бога,
Создавшего такую красоту!
Рядом с сестрой Эллой принцесса Аликс выглядела совсем маленькой девочкой, затерявшейся среди блеска императорского двора. В церкви во время венчания она оказалась рядом с шестнадцатилетним цесаревичем Николаем, стройным юношей с удивительно красивыми и выразительными глазами. Оба – натуры замкнутые, настроенные романтично, они, видимо, с первой встречи испытали зарождение серьезного чувства взаимной симпатии, привязанности, которое стало крепнуть в живое и глубокое чувство любви.
После своей свадьбы Николай II, будучи с Александрой Федоровной в Петергофе, сделал в дневнике 3 июня 1895 г. такую запись: «После кофе пошли наверх и обошли Коттедж, учебный дом и итальянский домик у сетки. Видели окно, на котором мы оба вырезали свои имена в 1884 г.»76.
В тяжелые годы Первой мировой войны, в одном из писем 1916 г. Александра Федоровна признавалась своему супругу: «Тридцать два года назад уже мое детское сердце исполнилось глубокой любовью к тебе».
Так началась эта романтическая повесть, герои которой сумели не только годами бороться за право и для коронованных особ брака по любви, но добиться его и построить идеальнейшую семью.
Их следующая встреча произошла через пять лет, когда Аликс приехала к сестре Элле (великой княгине Елизавете Федоровне) погостить. Ей только исполнилось семнадцать лет, и она превратилась в очаровательную, немного грустную девушку с печальными серо-голубыми глазами. Они виделись каждый день, и именно этот приезд Аликс в Россию определил их судьбу. Они полюбили друг друга, хотя понимали, что все будет не так просто. Интуиция не подвела их. До помолвки пролегли еще пять долгих лет. Именно в этот приезд Аликс в Россию цесаревич Николай принимает окончательное решение, что женится только на ней. В своем решении он еще более укрепился, когда узнал из письма тети, великой княгини Елизаветы Федоровны, о надежде на взаимность к нему принцессы Аликс. Великая княгиня в этом послании, написанном на английском языке, сообщала цесаревичу из своего подмосковного имения:
«Ильинское.
29 августа 1890 г.
Милый Ники!
Я надеюсь, что, не получив от меня ни одного письма с тех пор как мы расстались, ты не подумал, что я тебя забыла. Все дело в том, что мне хотелось действительно сообщить тебе новости, ведь ты их, наверное, ждешь с таким нетерпением. Так вот, мы много раз беседовали с ней, и все же преграда, которую, как я надеялась, можно разрушить, пока еще представляется непреодолимой. Пелли (так она называла Аликс. – В.Х.) любит по-прежнему сильно и глубоко (два последних слова подчеркнуты. – В.Х.), но только она не может решиться переменить веру. У нее такое чувство, будто бы она делает что-то не так. Я собрала все свои силы, всю свою любовь и сестринскую привязанность, чтобы убедить ее, что она непременно – иначе и быть не может – полюбит эту веру, к которой я тоже собираюсь принадлежать и которая является настоящей и истинной верой, сохранившейся неповрежденной спустя века, и продолжает оставаться такой же чистой, какой она была вначале…»77.
Нельзя сказать, что Александр III с симпатией отнесся к сердечному увлечению сына. Брак наследника престола был слишком серьезным политическим событием, чтобы при этом учитывались нежные чувства детей. Отец не дает своего согласия. Николаю предлагались различные кандидатуры в невесты и в том числе французская принцесса Елена Орлеанская. Однако всегда мягкий и робкий с отцом цесаревич был на этот раз неумолим. Он подвергается многим соблазнам и, по принципу «время лечит», его отправляют для расширения кругозора в длительное морское путешествие.
В октябре 1890 г. наследник престола в сопровождении свиты и родного брата Георгия (средний сын Александра III, умерший от туберкулеза в возрасте 27 лет) начал большое заграничное путешествие, посетив на военном корабле «Память Азова» многие страны мира. У цесаревича в самом начале круиза, судя по всему, было подавленное настроение. В письме из Афин от 5 ноября 1890 г. он с грустью писал домой:
«Моя милая душка Мама,
Я только что получил твое чудное длинное письмо, за которое я не могу тебя достаточно поблагодарить. Пока я его читал, я едва удерживался от слез, при воспоминании того ужасно грустного и тяжелого дня, когда мы расстались на так долго! Пока мы ехали, я все время мысленно был с вами в Гатчине и час за часом следил за тем, что вы должны были в это время делать. Единственное утешение в вагоне были завтраки и обеды, в разговорах с моими спутниками я забывал на несколько минут мое горе. Я так тронут тем, что ты говоришь в твоем письме, и я молю Бога, чтобы Он тебя утешил и не позволил бы грустить о нашем отсутствии! Подумай, милая Мама, каждый день, который проходит, все приближает счастливый день нашего возвращения домой…
Первые три дня мы провели у себя спокойно, но, как я уже писал в телеграмме, после этого началась серия балов подряд: первый был во дворце, второй у французского посланника (Doyen) и сегодня третий – у Опу. В сущности, я очень веселился, почти как у нас; много знакомых: с прошлого года и порядочно красивых дам – жаль только, что балы следуют три дня подряд. В общем они чрезвычайно напоминают наши балы, только мазурку не танцуют. Вчера у француза было страшно тесно, мне в первый раз пришлось плясать во фраке; говорят, что сегодня у Опу будет еще меньше места. Наши моряки очень усердно танцуют, Оболенский и Волков также, Барятинский не может, а Кочубей и Ухтомский не умеют…
Жаль, что мы остаемся тут всего неделю, тете Ольге так хотелось устроить праздник на «Азове», но положительно времени недостает. Мы уходим в среду 7-го в Порт-Саид и надеемся быть в Каире 10-го. Завтра уезжают д. Павел и Аликс, она привезет тебе это письмо. Ожидаем с громадным нетерпением прибытия первого фельдъегеря в Каир.
Теперь прощай, моя милая душка Мама. Нежно обнимаю тебя, дорогого Папа, Ксению, Мишу и Ольгу. Низкий поклон от моих спутников. Да хранит тебя Бог!
Твой Ники»78.
Путешествие для Николая и его молодых спутников оказалось интересным и познавательным. Он видел грандиозный Суэцкий канал, вместе с наследником шведским и принцем греческим поднимался на пирамиду Хеопса, восхищался Индией и экзотикой тропиков, побывал в Китае. Однако его родной брат великий князь Георгий Александрович в связи с резким ухудшением состояния здоровья вынужден был прервать дальнейшее плавание и вернуться с полдороги в Россию. На столе в каюте наследника, рядом с фамильными портретами, постоянно находился и портрет любимой принцессы Аликс. Еще во время путешествия Николай Александрович через курьера получил долгожданное письмо от своей тети великой княгини Елизаветы Федоровны, в котором она сообщала обнадеживающие новости:
«Петербург.
5 марта 1891 года.
Дорогой Ники!
С любовью благодарю за твое милое письмо. С тех пор как я в последний раз писала тебе, у нас столько всего произошло – Сергея назначили генерал-губернатором Москвы. Мы были очень тронуты тем доверием, которое твой отец оказал моему дорогому мужу, дав ему такую важную должность, и добротой и любовью, которые он проявил, сделав Сергея своим генерал-адъютантом. Но ты легко можешь себе представить, как нас взволновало начало совершенно новой жизни…
Я получила несколько писем от Пелли. Бедняжка, она мучает себя еще больше, чем всегда, и умоляет передать тебе со всей определенностью, что она вправду считает, что этому никогда не бывать. Но ее любовь сильнее, чем раньше, и я вижу, что она думает только о тебе. Тебе придется воевать самому, а я все же всегда надеюсь на Божью помощь. Почему не встретится такое глубокое чувство с обеих сторон? Я даю ей книги – те же, которые я прочла сама, и она, к счастью, их читает и, может быть, в конце концов, так полюбит эту веру, что это даст ей решимость мужественно встретить все то недоброе, что могут о ней сказать. И, наконец, я помню, как сама думала, что никогда не переменюсь, а сейчас так счастлива этим. Она передает тебе большой привет. Молись, дорогой, очень усердно, и, может быть, все будет хорошо.
Суббота перед Вербным воскресеньем будет для меня великим днем. В нашей маленькой церкви эта служба пройдет очень тихо, а после Пасхи мы уедем в Москву.
У нас стоит тихая погода, а за границей везде холодно, совершенно необычно для этого времени года.
От нас обоих большой привет,
остаюсь твоя любящая
Тетушка»79.
Великая княгиня Елизавета Федоровна (старшая сестра принцессы Аликс), как сообщала в письмах цесаревичу, твердо решила принять православие. Это стало общим знаменательным событием для всей императорской фамилии. Великий князь Константин Константинович записал в своем дневнике:
«1891 год. Санкт-Петербург
14 апреля.
Вчерашний день был знаменателен для нашего Дома: Элла присоединилась к Православию. Она сделала это не из какихнибудь целей, а по твердому убеждению, после зрелого двухлетнего размышления. Трогательный обряд присоединения совершился у Сергея в его домовой церкви, рано утром. Присутствовали Государь, все семейство (кроме Михен и моей жены, которым как лютеранкам неудобно было присутствовать) и некоторые близкие знакомые. За обедней Элла причастилась…»80
В связи с этим событием цесаревич подарил своей тете Элле небольшой образ Спасителя на золотой цепочке, с которым она не расставалась вплоть до мученической смерти от рук чекистов. Эта реликвия в настоящее время хранится в храме-памятнике Николаю II в Брюсселе в Бельгии.
Однако вернемся к путешествию Николая Александровича, которого поджидали роковые превратности судьбы.
Круиз завершился в Японии неожиданным покушением на наследника Российского престола. 29 апреля 1891 г. цесаревич Николай Александрович и сопровождавший его в этом путешествии кузен, греческий принц Георгий, в отличном расположении духа отправились в очередную поездку по стране в небольшой городок Оцу. Ничего, казалось, не предвещало беды. Однако, проезжая по одной из узких улочек уютного городка, высокий гость подвергся неожиданному нападению. Вот как сам цесаревич описал этот инцидент в своем дневнике:
«Проснулся чудесным днем, конец которого я бы не видел, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога! В 8 1/2 [часов] отправились в дзинрикися (т. е. в коляске рикши. – В.Х.) из Киото в небольшой городок Оцу, куда приехали через час с 1/4 удивлялся неутомимости и выносливости наших джинрикшей. По дороге в одной деревне стоял пехотный полк, первая часть, виденная нами в Японии.
Немедленно осмотрели храм и выпили горького чаю в крошечных чашках; затем спустились с горы и поехали к пристани. Ехали вдоль канала, прорытого из оз[ера]Бива внутри гор, работа поистине египетская! С пристани отправились на паровых катерах по озеру к дер[евне] Карасаки, где на мысе стоит огромная сосна около 1000 лет и при ней маленький храм. Здесь рыбаки поднесли разного рода рыбы, только что вытащенные при нас – лососи, форели, лещи, плотва и др.
Вернувшись в Оцу, поехали в дом маленького кругленького губернатора. Даже у него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь; тут Джоржи и купил свою бамбуковую палку, сослужившую мне через час такую великую службу.
После завтрака собрались в обратный путь. Джоржи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера! Выехали мы опять в джинрикшах в том же порядке и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы над ухом, повернулся и увидал мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблею в обеих руках.
Я только крикнул: “Что тебе?” и выпрыгнул через джинрикшу на мостовую; увидев, что урод направляется на меня и что его никто не останавливает, я бросился бежать по улице, придерживая кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны. Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джоржи, бежавшего за преследовавшим меня полицейским. Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено: Джоржи – мой спаситель – одним ударом своей палки повалил мерзавца; и когда я подходил к нему, наши джинрикши и несколько полицейских тащили того за ноги; один из них хватил его же саблей по шее.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?