Текст книги "История русской идеи"

Нил Сорский отрицал стяжание не только применительно к каждому монаху, но и к обители в целом. Его идеей было искание безмолвия и тишины, уход из мира к правде внутреннего духовного «делания», что вело к преодолению мирских пристрастий, но также и забвению нужд и потребностей мира. «Очисти келью твою, – поучал он, – и скудность вещей научит тя воздержанию. Возлюби нищету, и нестяжание, и смирение». Общение с Богом достигается внутренним озарением, состоянием фаворского света. Для такого общения надо погрузиться в себя, достигнуть внутреннего безмолвия, лишь повторяя: «Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя». Вместе с тем, блаженное состояние не должно отнимать у подвижника всё его время, – считал он, – потому что часть его нужно посвящать ближним, «да имут время и о братии упражнятися, и промышляти словом служения».

Иосиф Волоцкий выступал как поборник другого религиозного взгляда. В монашеской жизни он ясно видел её социальное предназначение. Решительно отвергая стяжание как средство личного обогащения, он отстаивал собственность и богатства монастырской общины, рассматривая их в первую очередь как средства благотворительности. Он надеялся реформировать русское монашество, сохраняя богатые, процветающие монастыри. Новгород неслучайно стал колыбелью иосифлянства. Это течение религиозной мысли возникло как реакция на действия князя Ивана III, грозившие разорить самую богатую и самую древнюю из всех русских епархий.

Сторонники идей Нила Сорского имели важное преимущество перед иосифлянами. В частности, Паисий Ярославов и его ученики пользовались покровительством монарха. (Кстати, Паисий участвовал в крещении сына Ивана III и Софьи Палеолог – будущего государя Василия III.) Отстаивая принципы нестяжательства, они тем самым оправдывали деяния Великого князя в отношении новгородских монастырей и церкви. Иван III даже готов был передать в руки Паисия кормило управления русской церковью. Но поборники нестяжательства не на словах, а на деле стремились к уединенной жизни и категорически отказывались прикасаться к рычагам власти. Недолгий расцвет нестяжательства в России связан с творчеством Вассиана Патрикеева. Будучи в недавнем прошлом крупным землевладельцем, он стал самым беспощадным критиком положения дел в монастырских сёлах. Владение вотчинами, по его мнению, не только разрушает святость монашеской жизни, но и несёт безмерные страдания монастырским крестьянам: «Живущаа братиа наша убогиа в сёлах наших, истязанми неправедными обидяще их… милость же нигде к ним показуем; их же егда не возмогуть отдати лихвы, от имений их обнажихо без милости, коровку их и лошадку отъемше… и аки противу заповедей господских ополчающеся, обидим и грабим…».

В 1472 году овдовевший Иван III женился на греческой царевне Софье из династии византийских императоров Палеологов. Обвенчал их в Москве митрополит Филипп. Римский папа Павел II считал этот брак выгодным, надеясь на то, что жена убедит мужа принять католичество. Сам же Иван III полагал, что родство с Палеологами облагородит его княжеский титул, упрочит его политическую репутацию и вознесёт до царственной высоты. Однако русские церковники не одобряли этот брак, считая Софью «латинянкой». Вот что говорил позднее опальный боярин Берсень Максиму Греку: «Как пришли сюда греки, так земля наша и замешалась; а до тех пор земля наша Русская жила в тишине и в миру. Как пришла сюда мать великого князя (имеется в виду Василий III), великая княгиня София, с вашими греками, так земля наша замешалась, и пришли настроения великие, как и у вас в Царьграде при ваших царях». Летописцы подтверждают влияние «хитрой женщины», говоря, например, что по внушениям Софьи Иван III окончательно разорвал отношения с Ордой.

В 1480 году произошло событие, которое стало историческим символом «освобождения Московской Руси от татарского ига». Властитель Большой Орды хан Ахмат предпринял решающий поход на Русь, заручившись поддержкой Польши. В это же время войска Ливонского ордена напали на Псков. Ахмат не решился дать русским генерального сражения. Две армии встретились на притоке Оки, реке Угре, и после длительного стояния разошлись. Споры учёных относительно достоверности фактов об этом угорском стоянии не утихают. Наиболее любопытный документ «Послание на Угру» принадлежит перу ростовского архиепископа Вассиана Рыло (духовника Ивана III). Это настоящий памятник русской духовно-патриотической мысли. Стиль обращения даёт представление о том месте, которое занимал в духовной иерархии ценностей того времени Великий Московский князь: «Благоверному и христолюбивому, благородному и Богом венчанному, Богом утверждённому, в благочестии во всех концах вселенной воссиявшему, самому среди царей пресветлейшему и преславному государю нашему всея Руси Ивану Васильевичу, богомолец твой, господин, архиепископ Вассиан Ростовский шлёт благословение и челом бьёт». Во как! Но при чтении этого документа создаётся впечатление, что Иван III не хотел воевать с Ахметом, может быть, желая от него откупиться, заключить мир или укрыться в Москве. По крайней мере, сюжет картины А. Кишенко, где князь театрально разрывает ханскую грамоту и басту перед татарскими послами, выглядит неправдоподобным. Не считая возможным упрекнуть самого князя в нерешительности, Вассиан обрушивается на тех, кто ему «нашёптывает», и призывает князя к борьбе: «Призвав Бога на помощь, и Пречистую Его Матерь, и святых Его, и святительское благословение, и всенародную молитву, крепко вооружившись силою честного креста, выходи против волка, как называю я ужасного Ахмата, чтобы вырвать из пасти его словесное стадо Христовых овец. А когда ты уйдёшь, государь наш, святители, митрополит и мы вместе с ними, со всем Боголюбовым Собором будем молитву непрестанно творить, по всем святым церквам всегда молебны и святую службу совершать по всей нашей отчизне и вашей победе…» – и т. д. Для убедительности Вассиан цитирует «классиков» – от «учителя вселенной» Апостола Павла до Демокрита. Ставит Ивану в пример «прародителей» от Игоря Рюриковича до Владимира Мономаха, Дмитрия Донского и даже библейского Самсона, который убил ослиной челюстью тысячу человек. Заклиная его молитвами русских митрополитов Петра, Алексея, Ионы, преподобных отцов Сергия, Варлаама и Кирилла, он заключает: «И мирно, и многолетно да будет ваше государство, победно со всеми послушающими вас христолюбивыми людьми, да пребудет во все дни жизни вашей и во веки веков. Аминь!».

Отказ от уплаты дани татарским ханам был ещё одной вехой на долгом пути обретения независимости российского государства. Не добившись успеха в Московии, Девлет-Гирей в 1482 году обрушился на Литву. Вот что гласит летопись: «Сентября 1, по слову великого князя Московского Ивана Васильевича всея Руси прийде Менгли-Гирей, царь Крымский Перекопьскии Орда, со всею силою своею на королеву державу и град Киев взя и огнём сожже, а воеводу Киевского пана Ивашка Хотковича изымал, а оного полону безчислено взя; и землю Киевскую учишша пусту». Ослабление Литвы в результате этого разорения Иван III использовал в своих целях. В результате необъявленных русско-литовских войн были захвачены города Вязьма, Козельск, Мценск, Мосальск и др. Часть из них возвращена Литве уже после того, как Иван III выдал свою дочь Елену за Великого литовского князя Александра, потребовав от него грамоту в такой форме: «На её (т. е. Елену) не нудить к римскому закону, держит она свой греческий закон». И хотя никто её не «нудил», Иван III искал предлога, как бы отщипнуть от Литвы кусочек, уличив зятя в нарушении прав жены. С двумя партиями интриганов, разыгрывающих свою карту относительно претендентов на трон, он разобрался жестоко и просто: наиболее ретивых казнил. Сначала это были сторонники его сына Василия (будущего князя Василия III) от Софьи Палеолог, а в конце жизни – сторонники внука Дмитрия Ивановича (Иван – рано умерший сын от первого брака), коронованного вначале на Великое княжение, а потом закованного в цепи и умершего в заточении (уже при Василии III). Акт о низложении «богоизбранного» государя Дмитрия Ивановича, удостоенного миропомазания, Иван III задумал преподнести как акт спасения истинной веры от ереси. Это политическое мероприятие был замешано с длительными церковными спорами и идеологическим противостоянием нестяжателей и иосифлян.

Церковный Собор 1503 года и судебный процесс 1504 года над «еретиками» проходили, когда Иван III тяжело заболел и «начал изнемогать». Бразды правления фактически перешли к Василию III. Как раз в 1504 году Иосиф Санин (Волоцкий) закончил главное сочинении жизни «Сказание о новоявившейся ереси новгородских еретиков». Книга Иосифа с подробной росписью распространения иудаизма в России должна была избавить монарха от сомнений и колебаний. Чтобы организовать суд, игумен предложил начать прямо с арестов, «поимав двух-трёх еретиков, а оне всех скажют». Расчёт Санина был безошибочным. На процессе «еретики» поначалу решительно отстаивали свою принадлежность к православию. Однако казни и гонения устрашили их, и они «сознались» в «жидовстве». Когда Иван III и Василий III велели «овех огню предати, овех же языки изрезывати и иными казнями казнити, – записал летописец, – они же, видеша таковую свою беду, вси начаша каятися». Взяв на себя роль спасителя православного христианства, Иосиф Волоцкий приобрёл большое влияние на дела русской церкви. Он сформулировал новый взгляд на предназначение царской власти в России. Игумен провозгласил, что властью своей государь подобен «высшему Богу». Государя русского, доказывал Санин, сам «Господь Бог устроил… и всего православного христианства всея Руския земля власть и попечение вручил ему». Не только тесный союз с государством, но и подчинение церкви великокняжеской власти – такой вывод с неизбежностью вытекал из разработанной Иосифом теории происхождения московского самодержавия. В договоре от 1514 года с императором Священной Римской империи Максимильяном I впервые в русской истории Василий III был назван императором руссов. Деспотические черты управления при нём только усилились. Были казнены псковские наместники, обвинённые в недоверии к князю, был казнён дипломат Иван Берсень, обличавший «греческую новизну», якобы привезенную из Рима Софьей Палеолог. Князь полностью обновил церковное руководство, приказав (в 1506 году) свести с Новгородского архиепископства Серапиона. А через два года сложил сан и сам митрополит Симон. Оба святителя несли прямую ответственность за провал (на Соборе 1503 года) княжеского проекта секуляризации церковных земель. В 1515 году князь Василий III направил на Афон послание с просьбой прислать в Москву «переводчика книжново на время». Через три года в Москву приехал монах с Афона Максим Грек. Максим (в миру – Михаил) происходил из знатного византийского рода: один из его предков даже носил сан константинопольского патриарха. Он учился в Италии, был свидетелем падения тирании Медичи и установления республики, вдохновителем которой выступил Савонарола. Проповеди Савонаролы в пользу равенства и возврата к апостольскому идеалу церкви произвели на него неизгладимое впечатление. Закончив обучение в Венеции, он какое-то время служил у князя Д. Ф. Пити, затем принял постриг в католическом монастыре, настоятелем которого ранее был Савонарола. В 1505 году он поселился на Афоне. Порвав с католичеством, Михаил принял второе пострижение в православном Ватопедском монастыре, получив имя Максим. Явившись на Русь в 1518 году, Максим попал в затруднительное положение. Его пригласили для перевода книг, но он не знал русского языка. «Он сказывает по-латински, а мы сказываем по-русски писарям», – поясняли помогавшие ему толмачи.

За годы жизни в России Максим Грек написал множество оригинальных сочинений. Его толкование церковных писателей древности стало для нескольких поколений русских людей одним из немногих источников, из которого они могли черпать сведения, необходимые для истолкования богословских сочинений, включая античную мифологию. Россия впервые обрела учёного-энциклопедиста, получившего в итальянских университетах многосторонние знания. Принципы филологической науки Возрождения, которыми руководствовался Максим в своих переводах, были самыми передовыми для своего времени. Не давая втянуть себя в распри, терзавшие русскую церковь, он всё же подверг критике процедуру избрания митрополита без благословения «от цареградского патриарха, аки во области безбожных турок поганого царя». Мысль о превосходстве русского православия над греческим приобрела после падения Византийской империи многих сторонников в России. В послании к Василию III псковского старца Елизарова монастыря Филофея звучит уже запредельно высокая нота: «…блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царьства снидошася въ твоё едино, яко два Рима падоша, а третий стоить, а четвертому не быте. Уже твое христианское царство инъм не останется по великому Богослову». Уточняя свою идею, Филофей пояснял: греческое царство разорилось из-за того, что греки «предаша православную греческую веру в латинство». Максим Грек отстаивал красоту греческой веры и греческих оригиналов книг. Он находил поддержку у соотечественников, обосновавшихся в России вместе с Софьей Палеолог. Его келья в Чудовом монастыре превратилась в «политический клуб». В конце концов Василию III стали известны крамольные речи, тем более что на Максима «накатали донос». Соборы 1525 и 1531 года осудили попытки Максима Грека и его единомышленников исправить книги по греческим образцам. Василий III уступил напору иосифлян, которые считали, что будущее России – великолепно и определено. Москва им представлялась третьим Римом, строилась как великое христианское царство (кстати, времена Василия III – эпоха строительного бума в России). А Максим видел Россию в образе страждущей вдовы, причём судьба уготовила ей тернистый путь. Она является Градом в странствии: «Шествуя по пути жестоце и многих бед исполнением, обретох жену, седящу при пути и наклону имущу главу свою на руки и на колену свою, стонащу горце и плачущу без утехи, и облочену во одежду черну, якоже есть обычай вдовам женам… Чесо ради при пути сем пусте седиши, обступаема толь лютыми звери? И она паки ко мне: пусть убо путь сей, о преходниче, окаяннаго века сего последняго образует…» (см. Г. Флоровский. Пути русского богословия; Р. Скрынников. Государство и церковь на Руси в XIV–XVI вв.).

Максим Грек осуждал инициативу по разводу Василия III с бездетной женой Соломонией Сабуровой, ссылку её в девичий монастырь и женитьбу князя на литовке Елене Глинской. Летописец глаголет, что государь женился «лепоты ради ея лица и благообразна возраста, наипаче же целомудрия ради». Пленённый красотой Елены, Василий даже остриг себе бороду, оставив по польской моде одни усы, сменил русскую одежду на польский кунтуш и переобулся в красные сафьяновые сапоги с загнутыми верх носами. Это было совершено немыслимо по тем временам для русского православного человека. Но лишь на пятом году у молодой пары появился младенец Иван, что воспринималось, как чудо.

3. Русское самодержавие

В процессе «собирания» земель московскими князьями происходило жёсткое и драматическое по своим коллизиям формирование единого централизованного государства с оригинальной системой власти. Именно наличие Орды и ханских грамот, дающих право отдельным князьям верховенствовать над сородичами, позволило за три века утвердиться в Московской земле «надзаконной» власти, не ограниченной ни традициями, ни юридическим правом. Упадок Орды и освобождение от необходимости платить дань и выкупать ярлыки приводит к обретению суверенитета, то есть независимости этой власти от внешних факторов. Благословение московского самодержца православными иерархами как бы утверждает над ним божий промысел. Родственная связь с ромейскими базилевсавми через женитьбу Ивана III на Софье Палеолог даёт ещё один козырь. Если время правления Ивана III историки выделяют как условный рубеж, отделяющий Русь от Великороссии, то время правления Ивана IV можно с полным основанием считать рубежом, отделяющим великокняжеское правление от царского самодержавия.

Иван IV (будущий царь Иван Грозный) первым из русских властителей попытался «теоретически обосновать» свои права на престол. Он с жадностью перечитывал русские летописи, творения святых отцов, всю священную, церковную и римскую историю, выискивая доказательства в свою пользу против «слуг» и воображал себя чем-то вроде Давида в Иерусалиме, Августа в Риме или Феодосия в Константинополе. 16 января 1547 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась торжественная церемония венчания, чин которой был составлен митрополитом Макарием. Митрополит возложил на юного Ивана знаки царского достоинства: крест Животворящего Древа, бармы и шапку Мономаха; Иван Васильевич был помазан миром, а затем митрополит благословил царя. В 1558 году Константинопольский патриарх Иоасаф II сообщал Ивану IV, что «царское имя его поминается в Церкви Соборной по всем воскресным дням, как имена прежде бывших Византийских Царей; это повелено делать во всех епархиях, где только есть митрополиты и архиереи», «а о благоверном венчании твоем на царство от св. митрополита всея Руси, брата нашего и сослужебника, принято нами во благо и достойно твоего царствия». «Яви нам, – писал Иоаким, патриарх Александрийский, – в нынешние времена нового кормителя и промыслителя о нас, доброго поборника, избранного и Богом наставляемого Ктитора святой обители сей, каков был некогда боговенчанный и равноапостольный Константин… Память твоя пребудет у нас непрестанно не только на церковном правиле, но и на трапезах с древними, бывшими прежде Царями».

Царский титул позволял занять более выгодную позицию в дипломатических сношениях с Западной Европой, так как стоял в иерархии наравне с титулом императора. Безоговорочно титул Ивана уже с 1555 года признавался Англией, чуть позже за ней последовали Испания, Дания и Флорентийская республика. В 1576 году император Максимилиан II, желая привлечь Грозного к союзу против Турции, предлагал ему в будущем престол и титул «восточного цесаря». Иоанн IV совершенно равнодушно отнесся к «цесарству греческому», но потребовал немедленного признания себя царем «всея Руси», и император уступил в этом важном принципиальном вопросе. Гораздо упорнее оказался папский престол, который отстаивал исключительное право пап предоставлять королевский и иные титулы государям. В этой непримиримой позиции папский престол находил поддержку у польского короля, отлично понимавшего значение притязаний Московского государя. Сигизмунд II Август представил папскому престолу записку, в которой предупреждал, что признание папством за Иваном IV титула «Царя всея Руси» приведёт к отторжению от Польши и Литвы земель, населённых родственными московитам «русинами», и привлечёт на его сторону молдаван и валахов. В течение всего XVI века Польша так и не согласилась на его требование. Кроме упорной борьбы за высокий титул, Иван IV открыто заявлял претензии на все русские земли, требуя от польского короля «возвратить» ему Киев, Полоцк, Витебск, Волынские земли, земли Подолья, отвергая аналогичные претензии Речи Посполитой на Северские и Новгородские земли и город Смоленск. Вот, например, как он объяснял экспансию в Ливонию датскому королю Фридриху II: «Тому уже 600 лет, как великий государь русский Георг Владимирович, называемый Ярославом, взял землю Ливонскую всю и в своё имя поставил город Юрьев, в Риге и Колывани церкви российские и дворы поставил и на всех ливонских людей дань наложил».

В начальный период правления Ивану IV сопутствовала удача, и он представлялся истинным носителем идеи христианского царства. Но после введения опричнины, страшного разорения от нашествия войск татарского хана Девлет-Гирея и поражений от войск польского короля Стефана Батория его репутация упала до минимума, трон зашатался, и он решил преодолеть неудачи «чрезвычайными мерами». Вот как писал историк Д. М. Володихин: «Иногда создаётся впечатление, что этого государя сам Господь послал России. Попущение всем его неудачам и злодеяниям, возможно, было уроком всей стране: насколько славен и удачлив был православный царь, пока он был настоящим православным царём и не пытался уклониться от своего предназначения, и насколько мерзок, жалок и несчастлив стал он, изменив собственной роли…».

Две «эпохи» его правления так существенно отличаются друг от друга по результатам, что в литературе даже возникла устойчивая легенда о двух царях. Сначала она замаячила в исторических трудах Николая Карамзина и поэме Алексея Толстого «Князь Серебряный», а затем уже достигла курьёзного апофеоза в фантастических сочинения авторов «Новой хронологии», которые решили доказать, что на самом деле в России на месте Ивана Грозного в середине XVI века было три разных царя!

В юные годы Иван Васильевич правил вместе с «Избранной Радой», куда входили митрополит Макарий, Алексей Адашев, протопоп Сильвестр, князь Андрей Курбский и другие бояре, которым он доверял. В 1649 году был созван первый Земской собор, и в России оформилась сословно-представительская монархия. В 1550 году был принят новый судебник, который ввёл новую систему налогообложения, заменив подворное обложение земельным (была введена единица взимания налогов – «соха», которая составляла 400–600 десятин земли). Кроме того, были проведены земская и губная реформы, перераспределившие часть полномочий наместников волостей в пользу выборных представителей дворянства и черносошного крестьянства. «Избранная тысяча» московских дворян получила поместья в пределах 60–70 километров от Москвы, и было образовано пешее стрелецкое войско, вооружённое огнестрельным оружием. Царь отменил «кормление» и принял «Уложение о службе». Вотчинники обязаны были оснащать и приводить воинов в зависимости от размера земельных владений наравне с помещиками. Была сформирована система приказов: Челобитный, Посольский, Поместный, Стрелецкий, Пушкарский и т. д. На Стоглавом соборе 1551 года были отрегулированы церковные вопросы, в том числе и земельные. В 1564 году Иван Фёдоров (Московитин, как он сам себя называл) совместно с типографом Петром Мстиславцем выпустил первую печатную книгу в Московской Руси «Апостол».

Первая «эпоха» знаменовалась взятием Нарвы, Дерпа и фактическим разгромом Ливонского ордена. В 1558 году казацкое войско союзного царю князя Дмитрия Вишневецкого одержало победу над крымским войском у Азова, а в 1559 году войско Адашева разорило крымский порт Гёзлев. На востоке были взяты Казань и Астрахань и проложен путь в Прикавказье. На сторону московского государя перешли и обнищавшие, передравшиеся друг с другом ногайские правители. Царю ногаев Измаилу оставалось только клянчить у Ивана хоть какие-нибудь подарки, обещая верно служить: «Пришли мне трёх птиц, кречета, сокола и ястреба, да олова много, да шафрану много, да бумаги много, да 500000 гвоздей». Взятие Казани было величайшим событием нашей истории: русские впервые за триста лет не только поразили татар в отдельном сражении, но и завоевали татарское ханство! В 1563 году был взят Полоцк.

Однако и перечисленные выше реформы, и военные устремления, развернувшиеся по всем фронтам, требовавшие колоссальных затрат, вызвали жёсткое сопротивление со стороны аристократического сословия. Этот ропот царь воспринимал как измену. Воображая себя помазанником Бога, причём не милосердного Иисуса Христа, который призывает «любить ближнего, как самого себя», а ветхозаветного Бога вседержителя, судьи и палача, он не считал нужным отчитываться в своих действиях и намерениях. Из тезиса «все мы – рабы Божьи» он легко выводил формулу «есть царь, а все остальные – его холопы». Именно таким Иван Грозный навсегда запечатлелся в истории! Учредив опричнину, он утвердился в намерении казнить изменников, налагать на них опалу и лишать имущества «без докуки и печалований» со стороны духовенства. Это был первый опыт введения надзаконной, «блюстительной» власти, которую вполне резонно назвать «сверхвластью». Впоследствии ею пользовались все императоры от Пётра I до Николая I; она промелькнула в замыслах декабриста Пестеля, но подлинное воплощение обрела в КПСС и её вождях. Идея форсированного развития государства и волюнтаристский принцип управления приведёт на практике к «разделению царства». Возведение опалы на боярскую олигархию было проведено Иваном Грозным с присущим ему лицедейством, юродством и изощренной фантазией. «Земельный террор» выражался в том, что самые лакомые куски отходили к опричнине, а самые хилые – к земству. Духовная власть церкви поглощалась самим «игуменом» Иваном и его «монахами». Проще всех оценил «нововведения» сбежавший в Литву бывший соратник царя Андрей Курбский: «Писарям русский князь великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, но паче от поповичей или от простого всенародства, а то ненавидячи творит вельмож своих». Это был вопль уходящей в прошлое «старины»! С Ивана Грозного на территории огромной многонациональной страны утверждается русское самодержавие.

Введение опричнины стало границей между двумя «эпохами», которую проводят историки. В 1569 году по приказу царя за измену были разграблены Новгород, Тверь, Клин, Торжок и (частично) Псков. В Тверском монастыре был задушен митрополит Филипп, отказавшийся благословить поход на Новгород. В этом же году Польша и ВКЛ объединились в конфедеративное государство Речь Посполитую. А уже в 1571 году молодая Россия испытала страшный разгром из-за нашествия полчищ крымского хана Менгли-Гирея. Он сжёг Москву и угнал в плен десятки тысяч людей.

Англичанин Джером Горсей, прибывший в Москву в 1573 году, доносит в своих записках: «Река и рвы вокруг Москвы были запружены наполнившими их тысячами людей, нагруженных золотом, серебром, драгоценностями, ожерельями, серьгами, браслетами и старавшимися спастись в воде, едва высунув поверх неё головы. Однако сгорело и утонуло так много тысяч людей, что реку нельзя было очистить от трупов в течение двенадцати последующих месяцев, несмотря на все предпринятые усилия. Улицы города, церкви, погреба и подвалы были до того забиты умершими и задохнувшимися, что долго потом ни один человек не мог пройти из-за отравленного воздуха и смрада… Крымский царь со своими войсками наблюдал этот пожар, разместившись в Симоновом монастыре на берегу реки в четырёх милях от города. Хотя пожар города принёс им мало пользы, они удовлетворились этим, возвращаясь назад с пленными и с тем, что успели награбить».

Офицер опричного войска Генрих Штаден, оказавшийся в Москве вскоре после отхода Девлет-Гирея, писал: «… за шесть часов выгорели начисто и город, и Кремль, и Опричный двор, и слободы. В живых не осталось и трёхсот боеспособных людей. Колокола, висевшие на колокольне посреди Кремля, упали на землю. Башни или цитадели, где лежало пороховое зелье, взорвались от пожара – с теми, кто был в погребах; в дыму задохнулось много татар, которые грабили монастыри, одним словом, беда, постигшая тогда Москву, была такова, что ни один человек в мире не смог бы тог себе представить… Татарский хан приказал поджечь весь тот хлеб, который ещё необмолоченным стоял по сёлам великого князя…».

Хан Девлет-Гирей писал Ивану IV:

«Жгу и пустошу всё из-за Казани и Астрахани, а всего света богатства применяю к праху, надеясь на величество божье. Я пришёл на тебя, город твой сжёг, хотел венца твоего и головы; но ты не пришёл и против нас не стал, а ещё хвалишься, что я-де московский государь! Были бы в тебе стыд и дородство, так ты б пришёл против нас и стоял».

Тот отвечал уклончиво и учтиво: «Ты в грамоте пишешь о войне, и если бы я об этом же стану писать, то к доброму делу не придём. Если ты сердишься за отказ к Казани и Астрахани, то мы Астрахань хотим тебе уступить, только теперь скоро этому дулу статься нельзя: для него должны быть у нас твои послы, а гонцам такого великого дела сделать невозможно; до тех пор ты пожаловал, дал сроки и земли нашей не воевал».

Через два года Девлет-Гирей предпринял ещё одно вторжение в Русь, намереваясь окончательно разорить всё Московское государство и раздать его по кускам своим сателлитам. Но на этот раз его «ждали»; в этой войне прославился молодой опричный воевода князь Д. И. Хворостинин. Он разгромил татарские арьергарды, а затем принял на себя командование передвижной крепостью («гуляй-городом»), выдержал штурм и нанёс атакующим большие потери; в плен были взяты два главных военачальника (Дивей-мурза и Хаз-Булат). Хан отступил. Так была спасена страна. Сражение при Молодях 1572 года относится к числу значительнейших событий военной истории XVI века. Н. М. Карамзин писал: «Сей день принадлежит к числу великих дней воинской славы: россияне спасли Москву и честь; утвердили в нашем подданстве Астрахань и Казань; отомстили за пепел столицы и если не навсегда, то, по крайней мере, надолго уняли крымцев, наполнив их трупами недра земли».

В 1579 году Речь Посполитая объявила войну России. К этому времени вся Ливония, за исключением двух городов (Ревеля и Риги), была в руках русских. Но уже в конце лета польская армия взяла Полоцк и Великие Луки. Летом она вторглась в пределы России и осадила Псков. В это же время шведы овладели Нарвой, Ивангородом и Копорьем. Война велась с крайним ожесточением. Наёмники вырезали всех русских в захваченных городах. Поначалу Иван IV писал вновь избранному польскому королю Стефанию Баторию длинные письма, исполненные заносчивости и высокомерия. Он старался принизить его достоинства, мол, «ты пришёл со многими землями и с нашими изменниками, Курбским, Заболоцким, Тетериными другими… грамоту писал ко всем нашим людям, чтобы они нам изменяли, а тебе с городами поддавались, нас за наших изменников карать хвалился; надеешься не на воинство – на измену!». В то время, когда Баторий наносил царским войскам одно поражение за другим, Иван IV кичился своим «происхождением», пытаясь доказать на словах, что семиградский выскочка (Стефаний Баторий до избрания был семиградским князем) просто обязан ему уступить всю Ливонию и русские земли Литвы. Это выглядело нелепо. Вообще, «литературные» произведения Ивана IV представляют собой отдельную и на редкость интересную тему! Историк Володихин называет царя «первым русским постмодернистом» (см. Д. М. Володихин. Иван Грозный: Бич Божий). Его «дипломатические» послания европейским монархам, татарским царям, его знаменитая переписка с изменником Андреем Курбским и английской королевой Елизаветой I – это образец художественной литературы XVI века самого оригинального стиля! По крайней мере, в России того времени ничего подобного по накалу страстей, тонких эмоций и подробнейших теоретических и лирических отступлений не наблюдалось. Он был чужд принятого литературного этикета. Его письма – это импровизация! Это гневная стихия чувств! Это – подлинная драматургия! Изменников-бояр царь называл «злобесными псами», «дураками и упырями», английскую королеву Елизавету I – «пошлой девицей», а себя самого «заблудившимся во тьме гордости»: «А я, пёс смердящий, кого могу учить и чему наставлять и чем просветить? Сам вечно в пьянстве, блуде, прелюбодеянии, скверне, убийствах, грабежах, воровстве и ненависти, во всяком злодействе… Ради Бога, святые и блаженные отцы, не принуждайте меня, грешного и скверного, плакаться вам о своих грехах среди лютых треволнений этого обманчивого и преходящего мира». Каково? Чем не герой Шекспира?