Текст книги "Жить не напрасно"

Глава 5. Десантный планер

Борис Д. Урлапов3030
  Урлапов Борис Дмитриевич – помощник главного конструктора Экспериментального института по вооружениям РККА.


[Закрыть]вспоминает:

…Как-то раз Гроховский вызвал меня к себе в кабинет, встал навстречу, мягко улыбаясь, пожал руку.

– Начальник группы доложил мне о ваших производственных успехах, да и сам я вижу, что паренек вы грамотный, увлеченный, и характер есть. Хочу поручить вам одну нелегкую работёнку. И она, считаю, будет вам по душе.

– Слушаю вас, Павел Игнатьевич! – смутившись от похвал, чересчур громко сказал я.

– Подсчитайте, пожалуйста, какой максимальный груз можно поднять на специально спроектированном планере, если его будет буксировать на тросу самолет Р-5 или другая, приблизительно равная ему по силе машина.

– Я никогда не занимался подобными расчетами.

– Я тоже. И никто ими не занимался. Будем делать воздушный поезд вместе. Нам разрешили по заявкам оплачивать переводы нужных статей из иностранных журналов. – Гроховский протянул мне стопку листов. – Вот вам перевод статьи немецкого профессора Липпиша «Буксирование планера». В нем изложен оригинальный метод расчета летных характеристик воздушного поезда по известным характеристикам самолета-буксировщика и планера. Познакомьтесь, изучите, овладейте расчетом. Только учтите, у Липпиша вы сможете взять лишь метод. О планере, который будем строить мы, он даже не мечтал.

– Поясните, Павел Игнатьевич.

– Речь идет о сугубо опытном планере, при полетах которого на буксире за самолетом типа Р-5 можно продемонстрировать максимальные данные по грузоподъемности. Можно допустить уменьшение максимальной скорости воздушного поезда по сравнению с самолетной, что же касается габаритов грузов, то желательно, чтобы размер фюзеляжа допускал размещение в планере десантников с полной выкладкой и вооружением.

– Десантных планеров…

– …еще не было, – подхватил мою мысль Гроховский. – Но они будут, и первый из них рассчитаете вы.

– Буду стараться.

– Вот и хорошо. Договорились, Борис Дмитриевич.

Все звали меня просто Боря – а тут «Борис Дмитриевич»! Это, надо признаться, очень понравилось мне. И поручение заинтересовало необычайно.

Первый десантный самолет, переделанный из Р-5 по проекту Гроховского.

Получив исходные данные по самолету Р-5, воспользовавшись методом профессора Липпиша, я стал прикидывать возможные варианты планера и на одном из расчетов остановился. Я видел перед собой планер с обычным фюзеляжем, в котором довольно плотно могли разместиться девять бойцов с полной выкладкой и пилот. По сравнению с рекордными спортивными планерами это был великан. Вес полезной нагрузки – тысяча килограммов. Неслыханно! Не потянет Р-5 такой планер! Расчеты показывали – потянет. Считаю еще раз… еще. Потянет!

Обрадованный успехом, тороплюсь на доклад к начальнику. Впопыхах зацепился ногой за высокий порожек его кабинета и чуть не упал.

– Кому такой планер нужен? – ознакомившись с материалом, скучно проговорил Гроховский. – Я же просил вас прикинуть предельный по грузоподъемности вариант, своего рода рекордный, а вы даете обычное стандартное решение. Нам с вами этот вариант не подходит.

В душе я оскорбился: «Стандартное решение?! Тысяча килограммов на крыльях без мотора и – «стандартное решение»! Сумасшедший, что ли, Гроховский! Но вслух высказаться не решился – передо мною сам Гроховский, человек уважаемый и, в какой-то мере, страшноватый своей властностью и одержимостью в делах. Как можно спокойнее объяснил:

– Павел Игнатьевич, большей нагрузки получить невозможно, так как при увеличении количества десантников возрастают габариты фюзеляжа, что неизбежно увеличивает вес конструкции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так трактует Липпиш.

Гроховский долго смотрел на меня и, наконец, примирительно сказал:

– Давайте забудем про Липшица, и у него не семи пядей во лбу. Не отчаивайтесь, ведь это только начало работы. Идите и подумайте, что нужно сделать для увеличения веса полезной нагрузки хотя бы до тысячи семисот килограммов…

– Хотя бы! – ворчал я, прикидывая крыло планера на шестнадцать десантников. – Ничего не получится! Больше полутора тонн полезной нагрузки может нести крылышко с площадью не менее семидесяти квадратных метров. Ширина – три с половиной метра, при удлинении одиннадцать-двенадцать. Иначе не добиться высокого аэродинамического качества! Крылья распахнутся на двадцать восемь метров. Так это же бомбардировщик ТБ-11! А хорды?.. Толщина крыла при восемнадцатипроцентном профиле получается шестьсот тридцать миллиметров. Супергигант!

Долго бился над расчетами. Все летело в корзину. И вдруг озарение: «Стоп! Толщина крыла шестьсот тридцать… шестьсот тридцать… шестьсот тридцать! А если в таком толстом крыле разместить грузы? Ведь только в центроплане тогда свободно уместятся шестнадцать десантников. Но ведь в лежачем положении! Значит – грузовой вариант».

Дело пошло на лад. Огромного фюзеляжа не нужно, вместо него изящная хвостовая балка. Это не только уменьшит вредное сопротивление воздуха, но и даст значительную экономию в общем весе конструкции.

Срочно прорисовать вариант!

Прорисовал. Получилась красивая громадная стрекоза с широкими длинными крыльями.

Прекрасен процесс конструкторского творчества с самого его начала, когда есть лишь задание на реальную в будущем машину да требования, которым она должна удовлетворять. Из имеющегося материального – лишь лист ватмана, приколотый кнопками к чертежной доске, готовальня, счетная линейка, лекала, ластик, тщательно отточенные карандаши – простейшие материальные средства для выражения мысли. Все это неподвижные и неживые вещи. Вступает в работу животворный мозг человека. Мысль как бы оплодотворяет все эти вещи, и вот уже на ватмане причудливое сочетание множества линий – зарождающееся «дитя», тоже еще не вполне живое, тоже неподвижное, плоское и молчаливое. Но у него уже есть лицо, в зародыше есть характер уже чувствуется причастность к делам человеческим.

С эскизами общих видов и цифровыми данными но новому варианту планера пошел к Гроховскому. Тот не спеша, внимательно рассмотрел все, задал много вопросов и умолк. Довольно долго в кабинете стояла тишина.

– Вот видите, Борис Дмитриевич, получилось. Отличное решение, – наконец заговорил он. – Комплектуйте бригаду и немедленно приступайте к детальной разработке планера. Сколько нужно задействовать людей? Продумайте – лишних у нас нет. Не стесняйтесь требовать необходимое. С сегодняшнего дня назначаю вас главным конструктором самолетного отдела. Главным! Обо всех трудностях немедленно докладывайте.

Я испугался. Да, это был самый настоящий испуг. Возглавить проектирование гигантского, невиданного ранее планера? Руководить целым отделом? Отвечать за все и за всех? Нет, такое мне не по плечу. И я стал доказывать, что не справлюсь с таким заданием, так как не имею должного опыта работы с людьми, знаний для решения такой сложной задачи у меня недостаточно, напомнил, что мне нет еще и двадцати лет от роду.

Однако доводы эти никакого впечатления на моего начальника не произвели – принятые решения он отменял чрезвычайно редко.

– Как вы не понимаете, Борис Дмитриевич, что лучше вас мне никого не найти. Кому я поручу разработку такого планера? Старому опытному авиационному конструктору? Из планеристов у нас такого нет, если бы и нашелся, то наверняка склонный к осторожным решениям, вроде того, которое вы предложили мне в первый раз. При обычном же решении не получится планер с заданной мною грузоподъемностью. Заверяю, что убеленный сединой конструктор вряд ли отважится применить сразу несколько новых конструктивных решений в одной машине. Наверное, ни один не пойдет на то, чтобы сделать откидной переднюю кромку всего центроплана для облегчения загрузки крыла или лонжероны рамными, – убеждал меня Гроховский, подкидывая новые идеи. – Конечно, это смелые решения, необычные, не проверенные практикой. Значит, нужно проявлять осторожность в пределах разумного. Нельзя спешить, нестись галопом, но и шагом двигаться нам не дано. Ни в коем случае не отказывайтесь от помощи со стороны знающих людей. Привлекайте для консультаций по неясным вопросам кого сочтете нужным. Я бы порекомендовал вам таких умниц, как Козлов и Болховитинов…3131
  Ви́ктор Фёдорович Болхови́тинов – советский авиаконструктор. Генерал-майор инженерно-авиационной службы (1943), доктор технических наук (1947).


[Закрыть] Не допускайте стеснительности от незнания, это самый худший вид стеснительности. Желаю успеха!

Сопротивляться дальше не было смысла, и я приступил к своим новым обязанностям, постепенно проникаясь уверенностью, что поставленная задача действительно выполнима. Поэтому позднее, когда постепенно стал «обрастать» людьми, они не почувствовали одолевавших меня ранее сомнений.

Бригада наша состояла из восьми человек. Трое по уровню подготовки соответствовали квалификации теперешних конструкторов второй категории, один – В. Ф. Потапов – высококвалифицированный инженер-механик, но не авиационный, выполнял расчеты на прочность. С аэродинамическими расчетами никто, за исключением меня, знаком не был. Следовательно, по уровню знаний, специальной авиационной подготовке коллектив выглядел слабовато. Но знания – дело наживное. Конструктор И. А. Рыбников, художник-конструктор Н. И. Преображенский и расчетчик В. Ф. Потапов оказались людьми очень способными, инициативными. Отличный чертежник Мурзаков исполнял большую часть сборочных чертежей. Копировали их девушки. Средний возраст нашего коллектива составлял двадцать один год.

Перед молодыми поставили серьезную «взрослую» задачу, доверили большое, важное дело – мы восприняли такое как неожиданно свалившееся счастье. Трудности? Необычность задания? Эти вопросы не обсуждались.

В бригаду пришел Гроховский, провел короткое совещание, в конце которого заявил в категорической форме:

– Все исходящие от товарища Урлапова решения – это мои решения, все они являются обязательными для исполнения. Какие-либо несогласия с вашим руководителем, жалобы и прочее доводятся до моего сведения только через него. Судить будем о вашей работе по конечному результату.

Заявляя так, Гроховский в какой-то мере искусственно создал мне изначальный авторитет, чтобы облегчить мое положение. Но оно облегчалось еще и тем, что в группе, кроме меня, не было специалиста, способного охватить задание в целом, не было человека, знакомого с конструкциями планеров и с методом подхода к общему проектированию летательных аппаратов. Правда, и у меня такой опыт был мизерным.

Работали мы не обращая внимания на время. Когда начала одолевать усталость – а особенно переутомлялись девушки-чертежницы, я, по совету Гроховского, устраивал минуты отдыха с танцами под патефон, с прослушиванием и пением старинных русских и цыганских романсов. Это способствовало увеличению производительности труда в вечернее время и сближало людей. Энтузиазм – энтузиазмом, но в нашем маленьком коллективе соблюдались и законы оплаты труда: за сверхурочные часы – строго по существующим тарифам, премии за перевыполнение плана. Хозяйственными вопросами занимался специально выделенный для этого человек.

Через месяц мы все окончательно уверились в том, что создается конструкция хотя и необычная, но, безусловно, реальная и нужная.

Наше Осконбюро посетила группа высшего военного командования ВВС во главе с Яковом Ивановичем Алкснисом. О приходе гостей Гроховский заранее меня предупредил, и мы хорошо подготовились к отчету.

Во время доклада я сильно волновался, но говорил, пожалуй, уверенно. Вопросы сыпались как из рога изобилия. Почти все они исходили от Алксниса, но интерес к планеру как к «воздушной барже» чувствовался общий. Несколько каверзных замечаний сделал комбриг Молодцов. Я сумел их парировать. Под конец Алкснис спросил:

– Вы гарантируете, что самолет Р-5 потянет столь тяжелый планер?

Я твердо ответил: «Да».

– Пожелаем, товарищи командиры, полного успеха конструкторам! – проговорил начальник ВВС с небольшим акцентом. – Выбирайте, товарищ Гроховский, какое-нибудь авиационное предприятие и заключайте с ним договор на постройку.

Успешный визит Алксниса продвинул дело – рабочие чертежи отдельных частей планера принял Ленинградский авиазавод в Гребном порту и приступил к производству аппарата. Мне пришлось часто выезжать в Ленинград, следить за ходом постройки, решать возникающие вопросы, устранять отдельные несогласованности и мелкие конструктивные ошибки.

Второй этап творческого процесса, этап воплощения задуманного и изображенного на бумаге в материальные детали и агрегаты, волновал нас чрезвычайно. Мысль обретала ясно выраженную, ощутимо материальную форму, она становилась объемной, зримой, весомой, она начинала жить.

Тысячи мелких и крупных деталей имеет хитроумная машина, и рождение каждой для конструктора небезразлично, особенно авиационного конструктора, в coзнании которого с самого начала его деятельности постоянно живет непреложная истина: маловажных деталей в летательном аппарате нет. Каждая, казалось бы, самая незначительная – глубина резьбы шурупа, например – важна так же, как и все другие, потому что все без исключения должны быть надежными и безотказными.

Легко представить себе, до каких размеров возрастает это волнение, когда тысячи деталей соединяются в агрегаты, а они, стыкуясь между собой, образуют наконец-то задуманную машину, выстраданную десятками людей в долгие дни, а подчас и в длинные бессонные ночи.

Глава 6. Сбросил любимую жену

Последние дни мая для Павла Игнатьевича Гроховского и его сотрудников выдались тяжелыми. В Москве из Осконбюро не осталось почти ни одного человека – все трудились в Ленинграде на аэродроме опытного воздушно-десантного отряда. Жили в палатках, чтобы на переезды не тратить время. Работали посменно, днем и ночью. Помогали гроховчанам многие, в том числе добровольный отряд молодых ленинградских рабочих. Сергей Миронович Киров обязал директоров нескольких заводов выполнять сверх обычной программы и заявки на изготовление технологически трудных изделий ОКБ. По его же просьбе над конструированием и технологическими разработками подвесов трудились инженеры из Осконбюро и его руководитель Бекаури.

К 30 мая все самолеты, приданные отряду, были переоборудованы в десантные воздушные суда. Под крыльями и фюзеляжами максимально облегченных самолетов смонтировали системы механических держателей, способных нести в зацепах и замках упакованные в специальные короба и мешки грузы для десантников, подвесные санитарные кабины и люльки для бойцов-парашютистов, отдельных видов вооружения и боевой техники. Парашютисты могли располагаться и внутри самолетов – в фюзеляжах, кабинах воздушных стрелков.

1 июня 1931 года командованию ВВС и Реввоенсовету СССР было доложено о готовности опытного воздушно-десантного отряда (вернее, его техники) к производству войсковых экспериментов по посадочному и парашютному десантированию с помощью впервые созданного из модернизированных самолетов авиационно-транспортного подразделения. Этот день по праву считается днем рождения советской военно-транспортной авиации.

Начальник ВВС Яков Иванович Алкснис приказал командованию десантного отряда и Гроховскому подготовиться к комплексному испытанию новой техники.

– Готовы хоть завтра! – заверил Гроховский.

– Не торопитесь. – Алкснис с Гроховским разговаривал холодно: – Вы, повоевав кавалеристом, привыкли к атаке с наскока. Но такие атаки подчас дорого обходятся. Рисковать не будем. На моем столе несколько докладных и заключений опытных парашютистов, в том числе и инспектора по парашютному делу товарища Минова. Они считают ваши подвесные опрокидывающиеся люльки изобретением неудачным.

– Пусть придумают лучшее! Не согласен!

– В их доводах есть определенный резон. Люльки тесны, коротки, лежит в них человек боком, подогнув ноги. Удобно? Не думаю. В люльках нет места для страховочного парашюта. Это опасно.

– Хлопчатобумажные парашюты мы испытывали более сотни раз, и не только отказа, задержки с раскрытием не было. Неудобно, говорят, прыгать из люлек, а по фюзеляжу и крыльям карабкаться удобнее? Чаще задом наперед.

– Если вы еще раз перебьете меня, Гроховский, поставлю вас по стойке «смирно»! … Фал автоматического раскрытия вы испытывали только на манекенах. Этого недостаточно. Раньше я вникал в ваши изобретения и опыты поверхностно, теперь обязан знать все. Будет ревизия ваших объектов, Гроховский. Приказываю к началу июля подготовиться к серьезной проверке. Испытания будут узковедомственные, в Москве. Но если они пройдут хорошо, мы, не сворачивая их, покажем ваши образцы высшему руководству. Много мнений, мнений хороших специалистов, не в вашу пользу, Гроховский. Буду рад, если вы опровергнете их. Понимаете всю серьезность вашего и моего положения! Передавая мне дела, Петр Ионович просил поддержать вас, я обещал, но до известного предела. Не скрою, многое не нравится мне в ваших методах работы. Может, я не прав. Докажите делом.

По этому разговору и по другим новшествам, введенным Яковом Ивановичем Алкснисом сразу же после его назначения начальником ВВС, Гроховский понял, что власть над авиацией перешла в более твердые и жесткие руки, а насколько они будут «умными» – покажет время.

Чтобы сосредоточить все внимание на поручении Алксниса, не отвлекаться, Гроховский отправил жену с дочкой в Евпаторию и теперь часто ночевал в служебном кабинете или в аэродромной гостинице.

«Хоть завтра!» – сказал он Алкснису, но, еще раз и очень тщательно проанализировав сделанное, понял, что осуждают его за спешку не зря. Многое оказалось недоработанным в мелочах. Теперь работа в его бюро не бурлила, а вошла в плавное русло. Не надо было что-то доставать, долго просить, пробивать, Гроховский почувствовал, как возросла помощь извне. Явно рука Алксниса. Главное управление ВВС со всеми подчиненными ему службами откликалось на каждый срочный запрос.

Сначала испытывался новый хлопчатобумажный парашют Гроховского со стропой-фалом принудительного раскрытия. Первыми прыгали сам изобретатель и его напарник – инженер МАИ Николай Ефремов. Почитаем воспоминания Ефремова о дне девятого июля 1931 года:

«День выдался ясным и теплым, по небу плыли редкие облака, – рассказывает Ефремов. – На Центральном аэродроме в Москве царило оживление. У огромного бомбардировщика ТБ-1 хлопотали специалисты. Наступило время опробования новой системы человеком… Наконец приготовления закончены. Занимаем места в люльках. Пристегнут фал автоматического раскрытия, щелкнули замки подвесок.

Бомбардировщик занял взлетно-посадочную полосу, и через секунду все потонуло в грохоте двигателей, выведенных на взлетный режим, ТБ-1 начал разбег. Могучие крылья уносят тяжелый корабль в небо. Под крылом проплывают дома, стадион «Динамо». А самолет все набирает высоту…

Хотя я готов к прыжку, не сомневаюсь в безотказности парашюта, временами все-таки замирает сердце: «А вдруг? Запасного-то нет!» Успокаиваю себя только тем, что в таком же положении сам конструктор новой системы.

На испытания парашюта меня пригласили по рекомендации товарища, работавшего в то время в бюро Гроховского. Из пятнадцати кандидатов в испытатели комиссия отобрала двоих – создателя парашюта и меня. Помню, Павел Игнатьевич Гроховский крепко пожал мне руку и сказал:

– Не пожалеешь, Николай. Система надежная, за ней большое будущее.

…Притихли, а затем снова взревели моторы бомбардировщика. Это сигнал «Приготовиться!»…

Самолет уменьшает скорость. И вот он долгожданный момент! Спиной вниз проваливаюсь в пустоту. Успеваю заметить, как рядом беспорядочно падает фигура человека. Это Гроховский.

Рывок! Расчековался ранец. Разбрасываю руки в стороны и спустя секунду повисаю под куполом парашюта. Осматриваю стропы, ткань. Все в порядке. Далеко внизу земля. Видно, как снижается ТБ-1. Метрах в сорока от меня раскачивается на стропах Гроховский. С трибун стадиона «Динамо», где в это время идет футбольный матч, доносятся аплодисменты. Не нам ли аплодируют?..

Земля все ближе. Все ощутимее скорость снижения и горизонтальное перемещение. Вытягиваю ноги, как учили, и разворачиваюсь по ветру. Штурман бомбардировщика рассчитал точно: нас снесло ветром прямо в центр аэродрома.

Удар о землю. Я даже не упал, но правую ногу пронзила боль. Надо же, попал ступней в небольшую рытвинку. Прихрамывая, гашу купол и собираю его на руки. Все! Десантный автоматический парашют испытан. Подбежавшие товарищи качают Гроховского. Еще бы! Это большая удача конструкторского коллектива…

Через несколько дней Наркомвоенмор К. Е. Ворошилов объявил благодарность П. Гроховскому и мне и наградил нас денежной премией. Представители Осоавиахима вручили нам значки парашютистов и удостоверения к ним. Так получилось, что наши прыжки совпали с введением знака парашютиста. На моем удостоверении стоял четвертый номер».

Как только Гроховский с Ефремовым собрали купола, к ним на голубом автомобиле «Испано-сюиза» подъехал Алкснис без шофера.

– Вижу, чувствуете себя хорошо! Подробности доложите комиссии, а пока бросайте-ка свое хозяйство в машину и садитесь сами. – По пути к ангару, где ждали члены комиссии, Алкснис не то спросил, не то приказал: – После обеда продолжим?!

Второй выброс, теперь уже группы парашютистов из полуавтоматически опрокидывающихся люлек, начался во второй половине жаркого дня. Сам Гроховский, Титов, Рыбников, Соломатин, Сгуров, еще пятеро молодых мужчин и юная чертежница Лида Кулешова – все работники Осконбюро – залезли в подкрыльные люльки, изнутри обитые дерматином, устроились на мягких подстилках, положив под головы парашютные ранцы.

Пилотировал ТБ-1 Александр Анисимов. Набрав высоту пятьсот метров, самолет донес парашютистов до центра аэродрома, и штурман потянул рычаг общего сброса. Но люльки, подвешенные под крыльями, перевернулись не все сразу, а по одной, с интервалом в полторы секунды. Система сработала отлично. Один за другим раскрылись при помощи вытяжных фалов хлопчатобумажные парашюты.

Самолет унес гул в сторону. В серо-голубом небе остались одиннадцать белых пятен. Полный штиль у земли. На аэродроме настороженная тишина, даже жаворонки попрятались в траву. Люди у ангаров отлично слышат, как кричат, переговариваются парашютисты в небе.

Слышен баритон Гроховского:

– Кулешова, жива?

– Лидочка, здравствуй! Не забыла, как нужно приземляться? – кричит Титов.

– Не-е-т!

– А тебя не больно ударило, когда раскрылся парашют?

– Нет, не больно, – звонко и весело отвечает Кулешова.

– Раз, два, три, четыре… десять, – считает Гроховский. – Одного не вижу. Лида, где же он!

– А вы самого себя не считали!

Смех, кто-то деланным фальцетом завопил «Ура!», кто-то запел «Все выше и выше…».

Первым, как самый тяжелый, приземлился Иван Титов, за ним пружинисто встали на ноги Гроховский, Рыбников. Лидия Кулешова коснулась травы последней, и ее, маленькую, накрыл купол. Она барахталась под полотном, пока подъехавшие на грузовике ребята не вытащили ее из-под груды материи.

Так впервые в нашей стране с отечественного самолета, на советских хлопчатобумажных парашютах с принудительным раскрытием, в специальных комбинезонах для десантников (тоже первых отечественных), из полуавтоматических десантных люлек одновременно прыгнули одиннадцать энтузиастов ВДВ и сами создатели парашютной системы. Нужно отметить, что большинство из них раньше никогда с неба не прыгали, но они были молоды, бесстрашны, одержимы и верили, что созданные их руками объекты новой десантной техники не подведут.

Лидия Кулешова стала первой женщиной-парашютисткой Страны Советов. Яков Иванович Алкснис поздравил ее с этим неофициальным званием.

– Я горжусь вами, Кулешова!

Позже, на закрытом заседании комиссии, когда, несмотря на успешное начало испытаний, в адрес Гроховского были высказаны замечания, а один инспектор ВВС по парашютному делу, как бы защищая изобретателя, бросил двусмысленную реплику: «Что вы навалились на него, товарищи, пощадите, ведь он не имеет инженерного образования, в теории он тоже не силен», – Алкснис очень резко среагировал на эти слова.

– А мне казалось, что вы близкие товарищи с Гроховским, – тихо, с еще большим акцентом, чем всегда сказал он. – Да, Гроховский инженер без диплома, но человек активно мыслящий, пусть локально, но глубоко вникающий в теорию вопроса. Он обладает достаточной фантазией и интуицией. Легко преодолевает барьер непознанного. Смел. Находит неожиданные для многих решения. Будете возражать, инспектор? Нет?.. Тогда мое решение: расширяем испытания…

Лидия А. Гроховская вспоминает:

…Я в это время отдыхала с дочкой в Евпатории. Неожиданно получаю телеграмму-молнию от Павла: «Скоро экзамены срочно выезжай». Это зашифрованный призыв торопиться в Москву на показ объектов. Я ему нужна.

Только добралась до дома, как появился Павел. Не заводя автомашину во двор, влетел в комнату радостный, в приподнятом настроении.

– Поехали, – говорит, – будешь прыгать.

– Поехали, – отвечаю, хотя до этого никогда в жизни не помышляла о парашютных прыжках.

На аэродром примчались быстро. Как все, я прошла медицинский осмотр и написала заявление, что в случае смерти никого винить не стану.

Десять мужчин и я пошли к самолету с прикрепленными под крылом голубыми лодочками-люльками. На мне, как и на других, новый синий комбинезон с вшитыми в него лямками подвесной системы, великоватый, подпоясанный широким командирским ремнем, мягкий кожаный шлем. У самолета рядком лежали парашюты в ранцах.

– Старшой, позаботься о ней, – обратился Павел к одному из мужчин, симпатичному высокому блондину, и объяснил, уже во второй раз, что нам придется делать: – Вы десантная группа. Пойдете вниз после того, как для вас будут сброшены грузы. Веселее, ребята, на вас будут смотреть Тухачевский, Буденный, другие члены Реввоенсовета. До приказа на вылет отдохните на травке. Ну, ни пуха, ни пера!

– А ты куда? – я уцепила Павла за ремень.

– Спускаться буду в автомашине. Тебя на земле встречу. Все будет хорошо, Лидуся! – успокоил.

Первыми стали падать мешки с оружием и другим снаряжением для десантного подразделения, то есть для нашей группы. Потом какие-то большие платформы. Медленно опускались громадные купола невиданных до тех пор грузовых парашютов, способных накрыть собою небольшую усадьбу.

На одном из самолетов был подвешен легковой автомобиль «Форд»; в нем должен находиться Павел. По замыслу, приземлившись на все четыре колеса и отстегнув парашют, Гроховский подъезжает к Тухачевскому и на автомашине отдает ему рапорт. Смотрю, «Форд» уже в воздухе, а к нам бежит… Павел!

– Что случилось? – спрашиваю потного от быстрого бега, расстроенного мужа.

Оказалось, за несколько минут до взлета Тухачевский узнал, что автомашину собирается десантировать с человеком, и запретил это делать, приказав Павлу взять один из наших парашютов и присоединиться к десантникам, если ему так хочется прыгать. Видели бы вы парня, у которого Павел забрал парашют. Слезы на глазах, честное слово!

«Форд» полетел без пассажира. Мы наблюдали за ним во все глаза, так как автомашины с неба на этом аэродроме еще не падали. Тяжелый самолет набрал высоту. Прошел над нашими головами. Из-под его днища выпал коробок. Это «Форд»! Парашют вытянулся в длинную колбаску, низ купола слегка раскрылся, и так автомобиль сыпался до земли. По-видимому, слегка раздутый низ парашюта притормозил падение «Форда», который, подняв тучу пыли, плюхнулся на все четыре колеса, они при этом откинулись в стороны, как ласты отдыхающего тюленя. Поломанные колеса самортизировали, а сам кузов пострадал не очень.

Из-за этого произошла задержка с нашей выброской на сорок минут.

Причину неудачи определили сразу: надрыв ткани купола. Павел избежал смерти благодаря осторожности и благоразумию Тухачевского. Сознаюсь, беспокойные мысли пришли ко мне позже, а тогда – Павел был рядом, живой и здоровый, только слегка помрачневший.

Но последовала команда, и мы стали укладываться в подвесные люльки. Под головой у меня парашют, жесткая подушка. Надо мной крыло бомбовоза. Заревели моторы, вихрь нёсся около моей люлечки. Поехали сначала медленно, потом быстрей и быстрей. Это был мой первый полет, и всё меня развлекало.

Вот оторвались от земли. Замелькали соседние постройки. Один круг, другой – все выше. Я просунула голову между бортом люльки и крылом самолета, с интересом разглядывала землю. Внизу такие маленькие-маленькие деревья. Из соседней люльки мне погрозили кулаком: «Убери, мол, голову, оторвет при опрокидывании».

Чувство жутко-сладкое!

Скорее утянула голову и в ту же секунду очутилась в воздухе. Завизжала, кажется. Лечу, и вроде веса во мне нет. Не успела, как следует испугаться, меня сильно тряхнуло, голова откинулась, вижу над собой белое небо. Это купол парашюта раскрылся, и я на него смотрела.

Свободный полет, тишина… Я обрадовалась – жива, что все хорошо. Даже то, что была похожа на кошку, которую держали за шиворот, не испортило мне настроения. Дело в том, что постромки мне оказались велики, одна из них как-то неудобно зацепила меня и я повисла на воротнике комбинезона. До этого не прыгала и думала, что так и надо.

А внизу нас ожидала восторженная встреча. С земли подняться помог мне сам Михаил Николаевич Тухачевский.

– Ну вот, и еще одна десантница у нас теперь есть! – мило улыбаясь, сказал он…

Немало объектов Осконбюро получило в тот жаркий день путевку в жизнь.

Мой прыжок был расценен как желание Павла показать начальству и будущим десантникам безопасность новой парашютной системы и возможность прыжка без предварительной подготовки: раз Гроховский сбросил жену, мать маленького ребенка, значит, бояться нечего!

Пожалуй, они были правы. Решение на мой прыжок, неожиданное для всех, отвечало характеру Павла…

Парашютная подвеска ПД-А легкового автомобиля