Текст книги "Жить не напрасно"

«Беспарашютную» тему мы продолжили. Построили, кроме гидроавиабусов и авиабуса малого, аппарат на воинское отделение в одиннадцать человек и авиабусную площадку Г-51 для груза весом до одной тонны2828
  В книге «Итоги второй мировой войны» (М., Иностранная литература, 1957) немецкий профессор Хейдте пишет: «Имеются сведения, будто бы русские сбрасывали свои специальные войска без парашютов с высоты 5—10 м в глубокий снег». Наша редакция дала к этим словам примечание: «Эти „сведения“ автора являются чистейшим вымыслом». Как видим, вымысел далеко не чистейший. Более того, метод беспарашютного десантирования был использован позже самими немцами. Они построили по типу авиабуса свои обтекаемые «человекобомбы» и применяли их во второй мировой войне


[Закрыть]. Начали проектировать зимний авиабус на шестнадцать десантников и боевые аэросани для сброса с бреющего полета.

Глава 3. Ветровая плотина

Лидия А. Гроховская вспоминает:

…Мы переехали в трехкомнатную, совершенно отдельную квартиру в военных домах на Чистопрудном бульваре. Такое роскошное жилье Павлу дали за особые заслуги в деле укрепления обороноспособности страны.

В одной из комнат устроили кабинет для Павла, теперь он мог спокойно работать дома. Письменный стол, шкаф для книг, диван, на нем Павел отдыхал, когда «тяжелела голова», – вот и вся обстановка.

В другой комнатке уместилось две кровати с тумбочками – это спальня.

Как и прежде, если хорошая идея Павла осеняла ночью, он будил меня и мы долго обсуждали замысел, возможность его осуществления, какую это может принести пользу. Не хочу хвастаться, что я подавала какие-то дельные, решающие мысли, но без собеседника Павел в такие моменты обходиться не мог.

Как-то Павел разбудил меня и говорит:

– Видела, как вылетает пробка из бутылки с шампанским? Ты представляешь эффект, если использовать сжатие воздуха, которое образуется под крыльями самолета у земли. А если струю мотора направить к земле? Это будет настоящая невидимая подушка под аппаратом. Воздушная подушка! – горячится он. – Если транспортное средство снабдить такими «колесами», получится вездеход! С большой скоростью такой вездеход понесется над болотами, снегами, реками, пересеченной местностью… А если ему дать еще и крылья шире?!

Я в восторге. Мы смотрим друг на друга блестящими глазами. Находка! Спать, само собой, уже не хочется. Какой уж там сон! Рисовали, придумывал для будущих амфибий великолепные обтекаемые аэродинамические формы.

Павел просто «глотал» техническую литературу. Его стол вечно был завален справочниками, журналами, вырезками и выписками. Он начал еще и «бессовестно фантазировать», интересно, но нереально в наше время и далеко от задач ОКБ.

– Паша, зачем тебе это?

– Знаю, не нужно пока, но ничего с собой поделать не могу, втемяшелось в голову и крутится, крутится там! Гоню прочь, а оно опять возвращается, дома, на улице, в гальюне, черт знает где!

Так он начал «строить» в уме турбину нового типа, которая должна таскать фантастические «корабли пустыни», морские суда, автомобили с дьявольской скоростью.

Такой щит поставили и напротив нашего дома. Вечерами Павел подолгу смотрел на него из окна. Однажды сказал:

– Лида, ты обратила внимание, что на севере темно?

– Дай время, и там засветит лампочки.

– Труден путь в места столь отдаленные. А возможность поторопить время есть, и не очень сложная… Я тут кое-что набросал, хочешь почитать?

«ЗАДУМКИ». П. И. Гроховский.

«…В различных областях техники широкое применение находят так называемые сопла. Это обычно короткие трубы с широким входным отверстием, которое постепенно и плавно сужается. Подобные сопла можно встретить в паровых турбинах, в аэродинамических трубах и т. п.

Когда пар или воздух, поступающие через широкое отверстие сопла, проходят его суженную часть, скорость их значительно возрастает. Это явление объясняется известным принципом Бернулли: «Если жидкость протекает по каналу, имеющему сужения и расширения, то в узких частях канала она течет быстрее и давит на стенки его слабее, чем в широких местах».

Этот интересный принцип можно применить и к устройству ветроэлектрических станций. Известно, что скорость ветра возрастает по мере удаления от земной поверхности; у земли же она не особенно велика. А между тем энергия ветра пропорциональна его скорости в третьей степени. Это значит, что если скорость ветра удваивается, то энергия его возрастает в восемь раз.

Попробуем теперь представить, как можно было бы применить сопловые устройства к ветровым двигателям, чтобы повысить их мощность.

В настоящее время существуют двигатели, у которых диаметр ветрового колеса достигает тридцать метров. Такому огромному винту будет соответствовать сопло с диаметром широкого отверстия в пятьдесят метров. Лучше всего соединить два таких сопла их узкими отверстиями в один агрегат. Получится труба, плавно суживающаяся к середине и расширяющаяся к обоим концам. Винт устанавливается в узкой части трубы… В основании такого агрегата находится поворотный механизм, который автоматически устанавливает трубу вместе с винтом по направлению ветра.

Расчеты показывают, что если скорость ветра составляет, например, четыре метра в секунду, то скорость воздушных потоков в узкой части сопла почти в три раза больше. Таким образом, винт ветрового двигателя вращается воздушным потоком, скорость которого достигает почти двенадцать метров в секунду.

Так может выглядеть отдельный ветросиловой агрегат. В будущем он сможет найти применение в совхозах, и колхозах, на небольших промышленных предприятиях.

Для создания же мощной ветроэлектрической станции потребуется соединение нескольких таких агрегатов водной ветровой плотине…

Если объединить в ветровой плотине хотя бы десять агрегатов, то при скорости ветра восемь метров в секунду можно было бы снимать мощность более двадцати тысяч лошадиных сил.

Такие крупные ветроэлектрические сооружения целесообразно строить в открытых местностях, особенно на морских побережьях, в северных пустынях, где обеспечен свободный и постоянный подход ветра и где скорость его весьма значительна.

В северных районах страны, прилегающих к Ледовитому океану, использование энергии рек для устройства гидростанций затруднено тем, что зимой местные реки промерзают очень глубоко. В то же время здесь большую часть года дуют постоянные ветры. Массовое использование этой энергии будет способствовать быстрому хозяйственному развитию Севера.

Однако в северных условиях ветросиловые установки требуют защиты от снежных заносов, обледенения и пр. Для Севера можно предложить несколько иное устройство ветродвигателя, чем в первом случае. Как оно может выглядеть? Два сопла своими узкими отверстиями закрепляются в рабочей камере, которая расширяется книзу; здесь в горизонтальном положении монтируется ветросиловое колесо вместе с генератором. Эта же нижняя часть рабочей камеры имеет широкие прямоугольные шахты, открытые для ветровых потоков.

Как же действует такая установка? Скоростные воздушные потоки, проходя сопло, с большой скоростью врываются в рабочую камеру, оттуда устремляются в узкое отверстие второго сопла.

Таким образом, через камеру воздушные потоки проходят очень быстро, благодаря чему здесь создается разрежение. Оно передается вниз, где находится ветровое колесо, и здесь также создается разрежение, которое способствует сильному притоку воздуха через шахтовые отверстия. Этот воздушный приток и приводит в движение винт…

Нетрудно видеть, что такой агрегат работает по принципу пульверизатора. По этому же принципу можно построить и передвижную ветроэлектрическую станцию.

Представьте себе судно, верхняя палуба которого не имеет никаких надстроек и представляет собой гладкую, хорошо отполированную поверхность. В палубе устроены круглые отверстия – люки, закрытые решеткой. Каждый люк снабжен вращающимся козырьком, который устанавливается против ветра. Благодаря этому над люком создается разрежение. Все люки входят в общий трюм, где под каждым отверстием находится горизонтально расположенное ветровое колесо вместе с генератором.

Вокруг судна по его бортовой части устроены длинные прорези, в которые всасывается наружный воздух. Всасывание происходит благодаря тому, что над люком создается разрежение, которое передается в трюм. Всасываемый воздух приводит в движение ветровые колеса и выходит через люки наверх.

Такие передвижные станции удобны в тех случаях когда обслуживаемые ими объекты передвигаются вдоль берега с места на место».2929
  Разработка П. И. Гроховского «Ветровые установки для северных районов» защищена авторским свидетельством 1991 только 14 февраля 1939 г.


[Закрыть]

Глава 4. Каприз Сталина

О том, что 15 июня Сталин, другие члены Политбюро и правительства решили посмотреть авиационную технику, Баранова уведомили заранее. Он возложил на командира летного соединения НИИ ВВС Туржанского подготовку техники и пилотов. Кажется, предусмотрели все и беспокоиться не за что. Но за день до смотра Туржанский доложил, что внезапно заболел и отправлен в госпиталь летчик-испытатель Михаил Громов и новейший самолет ТБ-3 поднимать в воздух некому.

– Пока только Громов и Волковойнов из ЦАГИ освоили технику пилотирования нового бомбардировщика, но Волковойнова нет в Москве.

– Вызвать немедленно!

– Даже при самых благоприятных обстоятельствах он не успеет к смотру. Я прикидывал.

– Нуте-с, что будем делать?

– Придется ТБ-3 показывать только на земле. Так и укажем в программе. Ведь смотрины неофициальные и рассчитаны на относительно короткое время?

– Да, всего час-полтора.

– Покажем ТБ-3 в самом конце, – предложил Туржанский.

– В создавшейся обстановке нам больше делать нечего, – согласился Баранов…

Сталин со своим телохранителем Паукером, Ворошиловым, Орджоникидзе, Молотовым подъехали на аэродром с небольшим опозданием к запланированному времени. Приняв рапорт у Туржанского о готовности отечественной и зарубежной авиатехники к смотру, Сталин вытащил из кармана легкого плаща папиросы, закурил.

Задавая вопросы Туржанскому, он шел к линейке самолетов, на правом фланге которой стояли истребители И-5, а около них Анисимов и Чкалов. На левом, чуть в стороне, расправил гигантские крылья новейший, четырехмоторный бомбардировщик ТБ-3, пока единственный экземпляр в Москве. В тени от его крыльев гостей поджидали главный конструктор самолета Туполев и сотрудники ЦАГИ.

Подтянулись, оправили на себе комбинезоны летчики-истребители, готовясь встретить Сталина. На лице вождя проявлялась улыбка, легкий ветерок гнал дым от папиросы через его плечо. И в это время Туржанский сказал:

– Извините, Иосиф Виссарионович, но, может быть, вы здесь докурите? У самолетов нельзя… Правила.

Сталин остановился, взглянул на Баранова, следовавшего чуть позади, как бы ожидая от него каких-то слов, способных вывести всех из неловкого положения. Но начальник ВВС не нашелся, промолчал – курить около самолетов никому не позволено.

Сталин бросил окурок и каблуком вбил его в землю.

Шаг его стал быстрее. На Чкалова с Анисимовым он даже не взглянул, и это всех сразу насторожило, так как с летчиками Сталин беседовать любил. Резко вскинув руку, он указал пальцем на самолеты И-5.

– Радио на них есть?

Туржанского уже оттеснили, отвечал Баранов:

– На этих нет, Иосиф Виссарионович. Это истребители.

Сталин даже не повернул головы к начальнику ВВС, он спрашивал Орджоникидзе:

– Почему нет? Серго, почему нет радио? Скажи – почему?

– Затрудняясь с ответом, Орджоникидзе взглядом попросил помощи у Баранова.

– Мы делаем только первые попытки радиообмена. Радиостанции стоят на нескольких самолетах-разведчиках, но эксперименты… – начал Баранов.

Кивнув на французский истребитель «Потэзе», Сталин нетерпеливо прервал его:

– На иноземной марке радио, конечно, есть!

– Тоже нет.

– Сняли?

– И не было. На этих машинах и французы летают без радио.

В ответ Сталин досадливо-взмахнул рукой.

Всю линейку самолетов Сталин прошел быстро, глядя себе под ноги. Около ТБ-3 остановился, рассеянно выслушал короткий рассказ Туполева о машине.

– Красиво говорите. У вас всё хорошо на словах. Покажите нам его в полете. Посмотрим, Серго?

– Время у нас есть посмотреть и другие полеты. Начинайте, Петр Ионович… – распорядился Орджоникидзе.

– Случилось то, чего больше всего опасался начальник ВВС Баранов. Козырнув Сталину, он разыскал в задних рядах Туржанского и, кусая губы, почти шепотом спросил:

– Нуте-с, что будем делать? Распишемся в беспомощности?

– Козлов и Залевский отличные летчики, много летали на ТБ-1. Управление на ТБ-3 сходное. Я с ними говорил, заверили – смогут. Надо рисковать, Петр Ионович.

– А что ещё делать. Рискнем! Действуйте! – недолго думая приказал Баранов.

Разговаривали они тихо, но их услышал комбриг Молодцов, и, вскоре о решении начальника ВВС узнал Орджоникидзе.

– Ты можешь нарваться на неприятность, Петр Ионович, – предупредил он. – Может, объясним?..

– Я уверен в летчиках.

Самолёт ТБ-3

– Малейшая неувязка, дорогой, может бедой обернуться. Беру на себя объяснения.

– Летчики не подведут, они справятся с любой машиной.

– Ну, дорогой, как знаешь!

Когда Залевский с Козловым по лесенке поднимались в кабину ТБ-3, Сталин вдруг пожелал лететь с ними. Его стали уговаривать, просить не делать рискованного шага.

– Говорят, мне нельзя лететь, товарищ Баранов. Говорят, это опасно? И вы такого же мнения? – с вызовом бросил Сталин.

– Можно, Иосиф Виссарионович, если вы этого желаете, но существует порядок: сначала надо проверить машину в воздухе, облетать, а потом уже брать на борт пассажиров.

– Вот как! У вас везде порядок, товарищ Баранов. А машину, значит, вы нам непроверенную показываете, сырую. Зря, значит, Туполев хвалился. Что ж, я подожду… я подожду, если это нужно для порядка…

– Туржанский, немедленно сообщи летчикам, пусть летают подольше, не спешат приземляться. Не меньше сорока минут воздуха, ты понял меня? – отведя командира летного соединения в сторонку, скороговоркой наставлял Баранов. – Пусть уходят в сторонку, с глаз долой.

ТБ-3 благополучно взлетел и ушел от аэродрома, освободив небо для истребителей. Все были восхищены фигурами высшего пилотажа, виртуозно исполненными Анисимовым и Чкаловым, выражали мнение, что летчики превзошли самих себя. Сталин тягостно молчал. Вынул папиросу, хотел прикурить, но смял ее в ладони и отшвырнул.

После посадки истребителей над полем в красивом плотном строю прошла тройка разведчиков Р-5. Из каждой машины выпрыгнуло по одному парашютисту. Они не привлекли внимания Сталина.

Потом из-за горизонта вынесся бомбардировщик ТБ-1. Он летел над землей, удерживая между стоек шасси, как в лапах, авиабус. Когда незримая траверса соединила линию его полета с местом на поле, где стояли руководители, авиабус отцепился. Те, кто еще не видел беспарашютного десантирования, замерли… И весело загомонили, когда из нормально приземлившегося бескрылого аппарата выпрыгнули две крупные собаки и, кудахча, вылетели куры.

Усы Сталина дрогнули, но выражение лица не смягчилось. Указывая пальцем на авиабус, он негромко спросил, ни к кому не обращаясь лично:

– Что это такое, объясните?

Молчание.

– Ну же… Что это такое?

Из плотной группы сопровождающих энергично пробился вперед (или его вытолкнули) исполняющий обязанности начальника НИИ ВВС Зильберт и стал весьма поверхностно разъяснять идею беспарашютного десантирования. Через несколько человек за ним стоял Гроховский и злился на Зильберта за нечеткость формулировок.

Сталин властным жестом прервал Зильберта:

– Я спрашиваю, что это такое?

Зильберт, стушевавшись, забыл, как называется аппарат. Этим воспользовался Гроховский. Он крикнул

– Авиабус, товарищ Сталин!

– Ну-ка, идите сюда, товарищ… Так говорите, авиОбус? – с ударением на «о» переспросил Сталин. – Для чего он нужен?

– Амортизированная кабинка для беспарашютного десантирования людей и грузов с бреющего полета. Это уменьшит, поражение десанта в воздухе, приземлятся десантники кучно, скорее соберутся, быстро вступят в бой, – четко доложил Гроховский.

– Кто-нибудь пробовал летать на этом авиОбусе?

– Так точно, товарищ Сталин! Я и мой заместитель Титов.

– Хорошо! – заметил Сталин и, будто потеряв интерес к Гроховскому, посмотрел вверх: – Где же так долго летает ваш новый самолет, товарищ Баранов?..

В это время Гроховский снова затерялся в толпе, нашел Титова. Тот, не скрывая изумления, воскликнул:

– Как ты решился, Павел Игнатьевич, к самому Сталину? Перебил, поставив в неловкое положение начальника НИИ.

– А что было делать? Похвальный лист за примерное поведение от Зильберта я все равно не получил бы, а считаются не с послушными, а с сильными.

– Как духу хватило?

– Порыв, Иван Васильевич, разозлился на мямлю Зильберта.

Над аэродромом появился ТБ-3. Когда крылатый гигант плавно, тремя точками коснулся земли, Сталин шагнул к самолету.

– Так я все-таки слетаю, товарищ Баранов. Надеюсь, теперь можно?

– Осталось менее получаса до заседания, назначенного тобой, – напомнил ему Орджоникидзе. – Опоздаем.

Сталин резко повернулся к Орджоникидзе, потом опять к Баранову, укорил его:

– Зачем меня пугали!.. Летчикам передайте мою благодарность, подумайте о ценных подарках. Создателей авиОбуса наградите особо.

Прощаясь, руки Баранову не подал.

Вечером того же дня Зильберт пригласил Гроховского в свой кабинет и сообщил, что есть мнение исправить во всей документации слово «авиабус» на «авиОбус».

– Зачем? Чье мнение?

– Мнение руководства.

– Это же неграмотно.

– Вы что, не слышали как аппарат дважды назвал товарищ Сталин?

– Иосиф Виссарионович оговорился.

– Что за опасную чушь вы несете, Гроховский! Исправьте документацию!

– И не подумаю!

– Тогда мы с вами, наверное, не сработаемся…

– А мы и работаем врозь!

Днем позже летчикам зачитали приказ о награждениях. Гроховскому вручили Почетную грамоту Реввоенсовета СССР и именной пистолет системы Коровина. Титов получил в дар мотоцикл «Харлей-Давидсон». Анисимов и Чкалов – почетные знаки «Отличный воздушный боец».

А помощник Баранова Молодцов написал и передал в этот же день в приемную Наркомвоенмора Ворошилова рапорт, в котором указал на все оплошности, допущенные начальником ВВС во время смотра, и изложил свои принципиальные несогласия с порочными действиями своего непосредственного начальника.

Примерно через неделю Баранову позвонил Серго Орджоникидзе по прямому телефону:

– Чем занимаешься, дорогой? – спросил негромко,

– У меня обеденный перерыв, сижу за шахматами, разбираю интересный этюд.

– Слушай и не огорчайся. Принято решение освободить тебя от занимаемой должности. Передашь дела своему заместителю. И корень не только в случившем на смотре. Всё серьёзнее, дорогой! Примешь пока авиапромышленное объединение, а разберёшься во всём – возьму к себе поближе. Пойдёшь?

– А куда денешься.

– Вот и хорошо, дорогой, не вешай носа… Лишь добрый голос Серго, его уверенность в благополучном и скором конце опалы как-то успокаивали. Но на душе было муторно. Баранов положил трубку на рычаги и вернулся к шахматному столику. Передвинул несколько фигур. Внезапно для себя, неосознанно взмахом руки смел с шахматной доски все фигуры. Опустил голову.

С запоздалым сожалением смотрел на белого коня, у которого при ударе об пол отскочила голова…

Назавтра Петр Ионович в Наркомате обороны официально узнал, что его переводят в авиационную промышленность потому, что и в ВВС он был больше связан с техникой, чем с летным составом, и кадровая перестановка тем самым укрепляет авиационную отрасль в Наркомтяжпроме и авиацию в целом. Займет его место Яков Иванович Алкснис, которому он, Баранов, «успел передать свой огромный опыт».

Так что вроде бы Петру Ионовичу нужно было гордиться новым назначением, а не ломать шахматные фигурки. Формально его не понизили. Но, оставив ромбы в петлицах, практически отняли самостоятельность.

Также узнал он, что был решен и кадровый вопрос в НИИ ВВС: из-за болезни Горшков не мог исполнять должность, не утвердили и Зильберта, по совместительству пока начальником института стал его бывший помощник Молодцов.

* * *

Имя Якова Ивановича Алксниса, ставшего начальником Управления ВВС, встретится еще не один раз на страницах повести, поэтому нужно хотя бы коротко познакомиться с этим незаурядным и своеобразным человеком.

На Центральный аэродром он обычно приезжал в голубой «Испано-сюизе» – открытой легковой автомашине с изображенном взлетающей цапли на никелированном радиаторе.

Если хотел потренироваться в полётах, приезжал рано, часов в пять—шесть утра, и летал до начала рабочего дня в Управлении. Красный истребитель И-5, его любимый самолет, всегда был готов к его прибытию: осмотрен, заправлен горючим, облетан кем-нибудь из летчиков-испытателей.

Яков Иванович – высокий, стройный, подтянутый, красивый мужчина – и одеваться любил красиво. В казавшейся всегда новой коверкотовой гимнастерке, серой или синей, в голубых петлицах сверкали красной эмалью четыре ромбика, орден Красного Знамени на груди. Брюки с крепко отутюженным рубечком. Сапоги всегда блестели, будто только что по ним прошлись бархоткой. Длинную полоску черного бархата он всегда носил в кармане, запрятанную в мягкий кисет. Если на одной руке не висит черный кожаный реглан, то она за спиной, в другой – держит коричневый шлем с летными очками.

Летал Яков Иванович более-менее прилично, хотя никакой авиационной школы не закончил. Но и не был самоучкой. Его, бывшего пехотного командира, вывезли в небо летчики-испытатели.

До революции сын латвийского рыбака он окончил семинарию в городе Валмиера. Потом пехотное училище в Одессе. Участвовал в первой мировой войне.

В гражданскую войну командовал ротой латышских стрелков, вставших на

офицеров 7-й Туркестанской стрелковой дивизии на Западном фронте.

Гражданская война выдвинула большой отряд талантливых красных командиров, после войны они были направлены для учебы в разные вузы – среди них Алкснис. Он выпускник общевойсковой Военной академии. В авиацию попал по направлению партии и стал заместителем начальника Управления ВВС Петра Ионовича Баранова в 1926 году.

В среде лётно-технического состава был признан как командир быстро

потому, что нашел правильный путь к сердцам авиаторов: освоил специальность авиационного механика и стал разбираться в авиатехнике не хуже многих лётчиков. Но заместителю начальника ВВС еще нужно было приобрести» моральное право на проверку техники пилотирования у подчиненных ему теперь летчиков.

И в 1929 году Яков Иванович добился этого права. Он вызвал к себе уважаемого им летчика-испытателя и задал, вопрос:

– Сколько требуется времени, чтобы научиться летать?

– Два-три года, не меньше, – ответил летчик.

– А за три месяца?

– Вряд ли!

– Я буду самым добросовестным вашим учеником. Летать будем утром и вечером ежедневно. Ночью изучать теорию. Согласны обучать меня?

Разве мог рядовой летчик отказать заместителю начальника ВВС?

За несколько месяцев, показав неплохие летные способности, Яков Иванович освоил ряд учебных, разведывательных, истребительных самолетов, овладел высшим пилотажем, бомбометанием и стрельбой по воздушным мишеням.

Вряд ли стоит называть его асом, снайпером, но разбираться в новом для себя деле начал хорошо. Для полного самоутверждения и доверия к нему штурманского состава нужно было постичь самолетовождение. Алкснис обратился за помощью к флагштурману ВВС Стерлингову:

– Можете сделать из меня приличного штурмана?

– Программа рассчитана на полтора года, Яков Иванович.

– А если заниматься с утра до вечера?

– Можно уложиться, пожалуй, месяца в три-четыре.

– Много! – решительно возразил Алкснис. – У меня только один месяц отпуска. Завтра же выезжаем с вами на аэродром. Занятия в классе, маршрутные полеты и снова в класс. Программа на ваше усмотрение.

Ровно через месяц Алкснис сдал штурманский зачет, довольно точно проведя самолет ТБ-1 по тысячекилометровой трассе Москва – Ейск с несколькими поворотными пунктами на маршруте.

Соратники Алксниса отмечают его общительность и, обаяние, а так же большую требовательность к себе и подчиненным.

Требовательность, суровое отношение к нарушителям воинского порядка особенно выявились, когда он занял должность Баранова, став полновластным руководителем Военно-Воздушных Сил страны. По его приказу ввели так называемый строевизированный распорядок в расположениях летных частей и на аэродромах: строевые занятия и утренние поверки для командиров, появились на улицах города авиационные патрули, строже стала служба внутренних нарядов, ужесточились требования к внешнему виду, соблюдению формы одежды. Организованы были «академии Алксниса» (так называли их летчики) – своеобразные «теоретические гауптвахты». Если летчик нарушал воинский порядок на земле или в воздухе, его отстраняли от полетов. Наказание иногда длилось несколько месяцев. Нарушителей заставляли учить «на зубок» уставы, рекомендации, наставления по летной и аэродромным службам. Обязательными для них были и ежедневные строевые занятия.

«Школу Алксниса» летчики не любили, считали наказанием хуже домашнего ареста и настоящей гауптвахты. Но благотворное влияние строгой дисциплины быстро дало себя знать – уменьшилось количество чрезвычайных происшествий на аэродромах, снизилось число аварий и катастроф, строевой выправке летчиков иной раз завидовали службисты из наземных родов войск. Однако, как отмечают некоторые ветераны, «равнение на пехоту» не подняло теплоту отношений в экипажах, а наоборот.

Взгляд Алксниса на жесткую дисциплину, поддерживаемую чувством страха перед наказанием, не разделяли большинство старых летчиков, и даже бывший начальник ВВС Петр Ионович Баранов. Известный летчик-испытатель Георгий Байдуков вспоминает такой эпизод. «После одной из аварий, случившейся не по вине пилотов, Баранов, вместе с Алкснисом принимавший участие в расследовании происшествия, взял Якова Ивановича под руку, вывел из ангара.

– Вижу, Яков, ты озабочен. Нуте-с, выкладывай.

– Не то слово, озабочен. Я просто угнетен от чрезвычайных происшествий…

Баранов неожиданно сказал:

– Знаешь, я думаю, что в авиации без чрезвычайных происшествии никогда не будет. Нуте-с, одно можно ожидать – они станут редкостью.

– Эту теорию ни ЦК, ни правительство не поймут, да и я ее не очень понимаю.

– Ах, друг ты мой, дорогой Яков! Авиация – сложнейшая техника, смешанная с индивидуальным мастерством мотористов, механиков, инженеров и особенно летчиков, летнабов, стрелков и других специалистов. При самой высокой надежности самолетов, моторов, оборудования и снаряжения все равно имеется доля вероятности, что вдруг лопнет коленчатый вал, или прогорит поршень, или откажет зажигание мотора.

– Теорию вероятности знаю, Петр Ионович! Но ведь людей жалко! Самых отборных юношей нашей страны! Нет, и поблажек сам не жду и другим не намерен делать… – необычно для дружеского разговора резко ответил Алкснис.

Яков Иванович сходился с людьми нелегко, доверие его завоевывалось трудно. Словоблудие не любил, ценил человека но делам. Трудно у него складывались отношения с Павлом Игнатьевичем Гроховским. Будучи заместителем начальника ВВС, Алкснис редко встречался с Гроховским, курируя в основном строевые летные части, мало вникал в работу Особого конструкторско-производственного бюро. Но о самом лётчике-изобретателе слышал н неблагоприятные отзывы: «недоучка», «самонадеян», «честолюбив» и «недисциплинирован». Такие характеристики, даже брошенные вскользь и без достаточных оснований, не вызывали положительных эмоций у начальства, настораживали. Ближе познакомившись с Гроховским, его изобретениями, темпами разработки объектов, Алкснис постепенно менял мнение об изобретателе. Немало этому способствовал и Тухачевский, сказавший как-то в доверительной беседе Алкснису: «Таких людей нужно беречь…»

Начальник ВВС согласился с Тухачевским, широко понимая значение этих слов, и в дальнейшем мы увидим, как своеобразно он их выполнял, учитывая обстановку.