Текст книги "Казачьему роду нет переводу"

Накануне своей смерти, в 1015 г., Владимир столкнулся с острой проблемой управления завоеванными землями. Имеющиеся силы способны были одерживать отдельные победы, но их не хватало для того, чтобы держать в покорности все земли Киевской державы. Новгород, Полоцк, Червленная Русь и даже Северо-Восточная Русь всё время пытались отложиться от Киева. Поэтому при Владимире создалась, а позже, при Ярославе, окрепла система раздачи уделов ближайшим родственникам, как правило, сыновьям. А у великого Киевского князя Владимира было двенадцать сыновей. С них и начались распри. Между тем в Киеве воссел на престол второй сын Ярослава Мудрого – князь черниговский, Святослав, которого поддерживал третий сын Всеволод. Он был прекрасным полководцем. При этом стремился к контактам с обосновавшимися в южнорусских степях половцами и совсем не тяготел к Западу. Его позицию можно назвать «националистической». К сожалению, узкие националисты всегда рискуют остаться без поддержки со стороны. Так и Святославу не удалось ни установить мир с половцами, ни восстановить отношения с Византией.

В декабре 1076 г. Святослав умер. Он оставил пятерых сыновей. В результате жестокой борьбы на отцовский престол взошёл вначале Всеволод, а затем его сын Владимир Мономах.

Всеволод, ставший великим князем, на короткое время объединил под своей властью большую часть Руси, посадив сыновей в удельных городах. Но византийские симпатии его угасали. Попытка сближения с Западом оказалась для него неудачной. Борьба прогреческих и прозападных настроений распространилась и на русскую церковь. К грекам в Византии тяготели иерархи церкви, группировавшиеся вокруг митрополита, которым обычно был грек. Им противостояли русские клирики, опирающиеся на монашество Киево-Печерской лавры. Не было единства на Руси и в отношении к степным соседям. С Киевской державой граничили два кочевых народа: торки (гузы) и половцы, смертельно враждовавшие между собой. Избиравшие себе союзниками торков, как это делали в XII в. волынские и киевские князья, сразу становились противниками половцев. Соответственно те, кто опирался на половцев, как впоследствии черниговские Ольговичи, становились врагами торков. Всеволод, не видя возможности навести порядок в удельных землях, передал власть своему сыну, княжевшему в Чернигове – Владимиру Мономаху. Сам князь умер в 1093 году.

Владимир Мономах за годы своего великого княжения (1113–1125) установил на Руси относительный порядок. Он оставил в наследство своему сыну – Мстиславу Великому, вступившему после него на престол, только проблему Полоцкого княжества. И Мстислав, будучи, подобно своему отцу, талантливым человеком, захватил Полоцк, половецких князей выслал в Византию, а территорию княжества присоединил к Русской земле. Это был период, когда вся Русь (то есть всё восточное славянство) была объединена. Мстислав Великий, хотя и княживший очень недолго (1125–1132), пользовался таким уважением, что был канонизирован Русской православной церковью.

После смерти Мстислава Киевская держава стала быстро спонтанно распадаться. Процесс этот, начало которому исподволь положили решения Любеческого съезда князей (1097), через 70 лет стал необратимым, и Киевская держава к началу XIII в. разделилась на несколько независимых государств. /Каждый да держит отчину свою/

5

Итак, уже в начале XIV в. прежняя Киевская Русь канула в небытие. Люди остались, но сама система власти и организация отношений между людьми оказалась разрушенной окончательно. Вместо старых городов Поднепровья появились новые центры. Наиболее важными из них были: Тверь – прекрасный город на Волге, имевший выгодное географическое положение; Смоленск – западный щит Руси; Рязань – служившая защитой от беспорядочных степных грабителей; отвоёванный у мордвы Нижний Новгород – торговый и колонизационный центр на границе с волжскими булгарами; маленькая, затерянная в лесах Москва. Но и эта небольшая часть Руси, принявшая, благодаря политике Александра Невского, татарскую ориентацию, не представляла из себя целостного государственного образования. Они хотя и признавали власть великого князя, но тяготели к самостоятельности.

Младший сын Александра Невского, Даниил, получил «во княжение» крохотный городок в глуши – Москву, но в отличие от других князей, воевал мало. Московский князь занимался хозяйством: отстраивал свой город, развивал земледелие, заводил ремёсла. Единственным его завоеванием стала Коломна, принадлежавшая рязанским князьям.

Благодаря своей миролюбивой политике, Даниил приобрёл большой авторитет и к началу XIV в стал одним из влиятельных князей на Руси. У него было двое сыновей: старший Юрий и младший Иван. Лишившись после смерти отца великого княжения, они развернули борьбу. Юрий несколько раз бывал в Орде, породнился с ханом Узбеком, женившись на его сестре – Кончаке. Он получил «великий стол», отнятый у Михаила Тверского, но был зарублен там же в Орде сыном Михаила – Дмитрием Грозные Очи.

Московское княжение перешло к Ивану Даниловичу Калите, брату погибшего Юрия (1325). Основой политики Калиты стало стремление использовать в интересах Москвы союз с татарами. Кроме того, князь Иван старался покупать у обедневших удельных князей их владения, а тем ничего не оставалось как продавать свои вотчины. Мелкие княжества не могли соперничать с богатой Москвой, которую создал Даниил и унаследовал Иван Калита.

За годы своего княжения он существенно расширил пределы княжества, в частности приобрёл большой старинный город Ростов.

Но основная заслуга Ивана Калиты в том, что при нём получил своё окончательное воплощение новый принцип строительства государства – принцип этнической терпимости. В отличие от Литвы, где предпочтение отдавалось католикам, в отличие от Орды, где после переворота Узбека стали преобладать мусульмане, в Москве подбор служилых людей осуществлялся исключительно по деловым качествам. Калита и его наследники принимали на службу и татар (христиан и язычников, бежавших из Орды после победы ислама и не желавших поступаться религиозными убеждениями), и православных литовцев, покидавших Литву из-за нестерпимого католического давления, и просто русских людей, всё богатство которых заключалось в коне да сабле.

Силой, связующей этих людей в Москве, стала православная вера. Ведь обязательным условием поступления на московскую службу было добровольное крещение. Креститься надо было и для заключения брака. Множество татар – ордынских выходцев – женились на русских красавицах, а татарки выходили замуж за русских.

Так, исподволь, во всей Северо-Восточной земле восторжествовало православие, хотя при этом сохранились и некоторые языческие обычаи. Русские православные люди на Москве (общность, сложившаяся из различных субстратов) считали своим главой духовного владыку Руси – митрополита, и потому лейтмотивом, поведенческой доминантой у возникавшей новой этнической целостности стало действенное православие. Этот факт отразился и в названии новой общности. Именно в это время, в XIV столетии, Русь получила название «Святая». Характерный эпитет указывал, что на место старой Киевской Руси возник совершенно новый этнос – великорусский, со своей этносоциальной системой – Московской Русью.

Вопрос о том, почему именно Москва оказалась в наиболее выигрышном положении, ставился на протяжении, по крайней мере, полутораста лет. Многие видели причину в географическом положении Москвы: она-де находилась в центре Русской земли, на перекрёстке дорог. Но ведь и Тверь была в «центре», а Углич или Кострома находились в гораздо более выгодном положении по отношению к торговым путям, однако столицами новой Руси – России – эти города не стали.

С точки зрения пассионарной теории этногенеза, возвышение Москвы состоит в том, что именно Московское княжество привлекло множество пассионарных людей – людей, обладающих повышенной тягой к действиям: русичей, татар, литовцев, половцев – всех, кто хотел иметь и уверенность в завтрашнем дне, и общественное положение, сообразное своим заслугам.

Пассионарный потенциал Москвы «возобладал» над богатством Новгорода, удалью Твери и династическими претензиями Суздаля. Ещё в первой половине XIV в. Иван Калита, опираясь на поддержку вначале хана Узбека, а затем его сына Джанибека, взял на себя функцию выплаты дани за всю Русь. Тогда Москва собирала дань, как налог, со всех русских княжеств и выплачивало в Орду то, что называлось «выход». И если, например, тверичи призывали против Москвы литовцев, то татарские отряды, приходившие с Волги, защищали источник доходов хана. Москва стала практически неуязвимой с запада, в то время как Смоленск был захвачен Витовтом, Тверь ослабла, Новгород погряз во внутренних конфликтах. А политику, выражавшую стремление Москвы к лидерству и утверждения православия, продолжали дети Ивана Калиты (умер в 1340) – Симеон Гордый и Иван Иванович Красный. Подхватил её и Дмитрий Иванович Московский – будущий победитель татар на Куликовом поле.

Общее количество ратников, собравшихся под знамена Дмитрия Московского, исчислялось 150 тысячами человек. Это войско состояло из княжеских конных и пеших дружин, а также ополчения, вооружённого копьями, рогатинами, и топорами. Конница (около 20 тысяч дружинников) была сформирована из крещёных татар, перебежавших литовцев и обученных бою в татарском конном строю русских. В войсках Мамая была генуэзская пехота, а также аланы (осетины), касоги (черкесы) и половцы, мобилизованные на генуэзские деньги. Общая численность войск грозного темника составляла приблизительно 200 тысяч человек. И у Мамая, и у русских имелись союзники.

Встреча войск Дмитрия и Мамая произошла в месте впадения в Дон речки Непрядвы. Сеча была ожесточённой, и русские победили. Но потери русских были очень велики: из 150 тысяч человек в строю оставалось 30 тысяч, 120 тысяч погибло или было ранено. Однако, жертвы эти были не напрасны. Этническое значение произошедшего в 1380 году на Куликовом поле оказалось колоссальным. Суздальцы, владимирцы, ростовцы, псковичи пошли сражаться на Куликовом поле как представители своих княжеств, но вернулись оттуда русскими, хотя и живущими в разных городах. И поэтому в этнической истории нашей страны Куликовская битва считается тем событием, после которого новая этническая общность – Московская Русь – стала реальностью, фактом всемирно-исторического значения.

Проведя краткий анализ истории Древней Руси, мы не можем обратить внимание на то, что слова «казак» и «казачество» упоминаются редко. А догадка о том, что слово «казак» нерусского происхождения и занесено на Русь по-видимому татарами, основана на том, что до татаро-монгольского нашествия слово «казак» в русской исторической литературе и в документальных источниках не встречалось.

Они заметно станут появляться с начала XVI века.

Хотя привлечение казаков на службу началось ещё в период активной борьбы великих князей Московских с татаро-монгольскими захватчиками – для несения сторожевой и станичной службы. Упоминание о такой службе мы встречаем в грамоте митрополита Алексея в 1360 году, благословлявшей всех христиан, «обретающими в пределах Червленого Яру, и по караулам возле Хопра и Дону», на борьбу с татарами.

Упоминает о казаках в русской исторической литературе и «Сказание» рязанского митрополита Стефана, составленное по мотивам народных преданий о Куликовской битве. Когда великий князь Дмитрий Иванович, говорится в «Сказании», возвращался с победой в Москву, то его встречали «народ христианский воинского чину, живущие зовоми и козаци», о чём я ранее упоминал. В русских летописях упоминается о казаках при описании битвы с татарским царевичем Мустафой в 1444 году, когда на реке Листоши на царевича ударили с одной стороны «ополчение мордвы…, а с другой казаки рязанские».

Помимо сторожевой и караульной службы казаки привлекались к походам в Крым для предупреждения разорительных набегов татар на русские земли. Так, в 1556 году, казаки под командой Михаила Грошева, совершили поход в Крым и возвратились с богатой добычей и с «языком» – знатным татарским мурзой. В 1566 году Иван Грозный для оказания помощи своему тестю князю Темрюку направил князя Дашкова и дьяка Ржевского с казаками на Северный Кавказ «для Темрюкова челобитья, беречи его от недругов его».

В отдельных исторических документах казаками называют вольных служилых людей, оказывающих своему хозяину определённые услуги. Так, во время борьбы Ивана Грозного с Казанью и Крымом ногайский мурза после получения богатых подарков писал в Москву: «Я твой казак и твоих ворот человек».[5]5
  Соловьев С. М. История России с древнейших времён. т. 3. М., 1960. Стр. 481.


[Закрыть]

В качестве стражников для сопровождения торговых караванов казаки упоминаются в грамоте купцу Терехе Ситникову, подрядившемуся доставить из Нижнего Новгорода в Астрахань хлебный запас в 2500 четвертей и получившему разрешение набирать казаков для охраны и защиты судов.[6]6
  Там же. Т. 4. Стр. 21.


[Закрыть]

В дальнейшем слово «казак» стало распространяться на весь вольный люд, «кто искал себе спасение от холопства, от прикрепления к земле, к тяглу, к помещику».[7]7
  Караулов М. А. Терское казачество в прошлом и настоящем. Владикавказ., 1912. Стр. 9.


[Закрыть]

Описывая историю России XVI в., мы столкнёмся с обилием информации о казачестве.

В XVI в. Россией последовательно управляли три монарха из числа потомков Александра Невского, и при всех трёх – Василии Ивановиче III, Иване Васильевиче IV Грозном и его сыне Фёдоре – шло неуклонное расширение ареала российского суперэтноса.

Василию III выпало завершить объединение всей Русской Земли и видеть падение Большой Орды, от власти которой освободился ещё его отец Иван III: дань Орде перестали платить в 1480 г. А в 1502 г. Орда распалась, и Россия, вскоре присоединив к себе Рязань, Псков и Черниговское княжество, стала монолитной страной, граничащей на юге и востоке с татарскими государствами.

Для казаков пограничных районов России объединения были более высокого порядка, поскольку их борьба и с врагами при перемещении и бывшими феодалами переставали иметь какое-либо значение. Например, на Дону образовался особый субэтнос – донские казаки. Они принимали к себе всех беглых крестьян и чувствовали себя совершенно самостоятельными. Неизменно признавая московского князя своим государем, они недолюбливали бояр и представителей тогдашней бюрократии.

Независимость Дона была зафиксирована в двух ёмких формулах: «С Дону выдачи нет» и «Мы не кланяемся никому, окромя Государя». Казаки не были склонны считаться с мнением московского правительства, часто своевольничали и назывались в царских письмах когда разбойниками, когда ворами, когда убийцами, когда государевыми изменниками. Но всё же московские чиновники и казаки видели друг в друге своих, и потому на Дон неизменно приходили караваны с зерном, водкой, «зельем» (порохом), свинцом и просьбами к атаманам-молодцам навести хоть какой-нибудь порядок.

6

К началу XVI в. Киевская Русь (Волынь, Подолия и Приднепровье) входили в состав Великого Княжества Литовского. Его степная «украйна», как и Московская, регулярно подвергалась нападениям со стороны крымских татар. В 1506 г. Польша вынуждена была даже согласиться платить крымскому хану ежегодную дань в 15 тысяч червонцев, но и это не помогло.

Тогда на Сейме (собрание народных представителей) в 1511 г. воевода Дашкевич, побывавший до этого в Москве и ознакомившийся с порядком «береговой и станичной службы», предложил учредить деятельную стражу из 2-х тысяч человек и укрепить её 500-ми всадниками.

Сейм с одобрением отнёсся к проекту Дашкевича и постановил содержать на Низу (Днепра) 4-тысячное войско, чтобы охранять Подолию. По-видимому, эти четыре тысячи воинов содержались в Запорожье не постоянно, а разделенные на две части поочередно сменяли друг друга, потому что в описаниях даже в 1532 г. запорожцев на Низу было около 2-х тысяч. Таким образом, уже с самого начала казачество Днепровское делилось на два разряда: служащие на кордоне и состоящие дома на учёте, на льготе, как позже и российские казаки.

Рассматривая вопрос о возникновении казачества в Западной Руси, мы легко заметим, что развитие Днепровской вольной общины уже с самого начала идёт совершенно иным путём.

В то время как в Восточной Руси вольные общины зарождаются сами собой и первоначально их развитие устройство и обычаи слагаются вне всякого воздействия со стороны государственной власти, которая только с течением времени, по мере своего усиления и роста, прибирает казаков к рукам, на западе основанию Запорожья кладется самим правительством в пору его наибольшей силы, а затем, по мере ослабления центральной власти и расшатывания государства от той злосчастной борьбы за власть, казачество окрепнув, вступает с ним в борьбу и выходит из этой борьбы победителем.

Уже с 1516 г. запорожцы с Дашкевичем начинают показывать свою деятельность. Они воюют не только с крымчаками, но и воюют вместе с ними против Москвы.

Почти одновременно с учреждением Запорожья возникает Литовское городовое казачество – казаки реестровые.

Организацию милиционных вооружённых сил внутри страны было поручено гетману[8]8
  Командующему войсками в Малороссии.


[Закрыть] Рожинскому. Он учредил в 1514 г. двадцать полков, по две тысячи казаков в каждом.

Всем малороссиянам, зачисленным в казаки этих милиционных полков, был составлен список – «реестр», почему они и получили название «реестровых» (списочных) казаков.

Половина казаков должна быть конная – для действия в поле, а другая пешая – для обороны городов, местечек, замков. Одежда и вооружение их было однообразное, но заготавливалось за свой счёт. Конница была вооружена ружьями, пистолетами, саблями и копьями; пехота – ружьями, копьями, кинжалами. В походах реестровые казаки получали от казны жалованье, а в случаях продолжительной войны и некоторую одежду.

В мирное время казаки питались от своих трудов: занимались хозяйством, ремеслом, торговлей. Отбывая службу государству, казаки освобождались от всех прочих повинностей и налогов.

Такова была первоначальная организация малорусского казачества, с течением времени претерпевшая длинный ряд изменений.

Прибегнув в минуты нужды к такой чрезвычайной мере, как учреждение постоянной народной милиции, польско-литовское правительство, по мере того как опасность турецкого и татарского нашествия становилась всё менее грозной и вероятной, начинает подозрительно относиться к казачеству, страшась той силы, которой само же создало стройную организацию.

В 1569 г. Литва и Польша окончательно соединились в одно государство. Велико-, бело– и малороссы, которые оказались подданными Речи Посполитой, в целом были вполне лояльны по отношению к польскому правительству. Однако поляки относились к своим православным подданным свысока и даже с презрением. Русское дворянство с занятых поляками земель было лишено всех прав на чины, а значит, и всякой возможности делать карьеру. Русское купечество и городское ремесленное население было начисто вытеснено из торговли пользовавшимися покровительством католической церкви и польских панов евреями. Короче говоря, перед русским населением Речи Посполитой стоял выбор не столько тяжёлый, сколько аморальный сам по себе: или переходить в католицизм и становиться поляками, или терпеть всевозможные унижения. Очень немногие переходили в католичество и униатство; в большинстве своём православное население отказывалось менять веру греческую на веру латинскую. И ведь нельзя сказать, что безграмотные украинские казаки или белорусские крестьяне понимали теологические различия между православием и католичеством. Никому из них не приходило в голову интересоваться таковыми различиями, ибо для множества людей определённое вероисповедание выступало прежде всего индикатором принадлежности к вполне определённому коллективу – «своим». Те, кому по стереотипу поведения, мироощущению были ближе католики – примыкали к католикам; те, кому были симпатичны православные, – пополняли их ряды.

Конечно, от произвола польских панов и еврейских факторов страдали и польские и литовские крестьяне, но крестьяне-католики могли договориться со шляхтичами и помещиками – они оставались «своими», несмотря на социальную рознь. У православных же не было такой возможности: польские паны их слушать не хотели, ибо они были «чужие», «схизматики». Именно в силу этого различия ни польские, ни литовские крестьяне никаких крупных бунтов или восстаний против панов, несмотря на всю тяжесть эксплуатации, не устраивали. А православным, напротив, ничего другого делать не оставалось, и с конца XVI в. восстания русских шли одно за другим.

Недовольство в Украине достигает высшей степени напряжения. Недовольные крестьяне, лишённые прав реестровые казаки бегут на «Низ», в Запорожье и тем только способствуют ускорению начавшегося уже создания запорожской независимости. Сейм 1590 г. прямо ставит вопрос об обуздании казаков, что ещё более усиливает недовольство казачества. Украина начинает волноваться, и в 1592 г. вспыхивает первое восстание Малороссии против Польши. Оно оказывается неудачным, и его зачинщик гетман (из польской шляхты) Косинский предаётся казни. Поднимает мятеж Наливайко (1594–1596), но был схвачен и казнён в Варшаве. За восстанием Наливайко произошли другие: Павлюка, Остроницы, Гуни. Апофеозом долгой борьбы православия и католицизма по праву считается восстание Богдана Хмельницкого, положившее начало освободительной войне на польской Украине.

В XVII в Запорожье, располагавшееся на границе Польши и Дикого поля, представляло собой явление исключительное: туда бежали от шляхетского ига православные русские люди. Само Запорожье представляло собой густую сеть населённых пунктов, в которых развивались кузнечное, столярное, слесарное, сапожное и другие ремёсла. Отдельные поселения (курени) составляли своеобразный «рыцарский орден», живший вполне независимо. Высокая активность обитателей Запорожья и неприятие ими польских порядков уже к XVI в. сформировали особый стереотип поведения, давший жизнь новому этносу – запорожскому казачеству. Естественно, что поляки относились к запорожским казакам крайне настороженно и недоброжелательно. Столь же подозрительным и неприязным было отношение шляхты и магнатов «реестровому» казачеству.

Степень неприятия друг друга представителями двух различных суперэтносов: православными и католиками – в Речи Посполитой была очень высока. Ненависть к казакам существовала вопреки тому, что они вовсе не покушались на устои польского государства. Более того, казаки служили Речи Посполитой надёжной защитой от татарских нашествий, ведь татарские чамбулы грабили страну, доходя до Кракова. И тем не менее поляки ограничили численность «реестрового» казачьего войска шестью тысячами сабель.

В декабре 1647 г. Запорожская Сечь приветствовала Богдана Хмельницкого, который, благополучно обманув ловившую его на дороге стражу, явился к запорожцам и заявил: «Хватит нам терпеть этих поляков, давайте соберём раду и будем защищать церковь православную и Землю Русскую!»

Призыв Хмельницкого был желанен и вполне понятен. Он стал доминантой всех последующих действий казаков. Причём, первоначально Хмельницкий и его соратники не ставили своей целью политическое отделение от Польши. Они хотели лишь добиться права жить в согласии с собственной совестью, при этом подчиняясь законам Польского королевства. Требования казаков были кратки: во-первых, зачислить в казаки всех желающих и предоставить казакам, как военному сословию, шляхетские привилегии; во-вторых, запретить на Украине пропаганду католической унии, убрать всех униатских священников и вернуть захваченные католиками церкви православным, позволив каждому свободно исповедовать его веру. Эта политическая программа отражала чаяния всего угнетённого православного населения Украины.

Запорожье немедленно выбрало Хмельницкого гетманом, и он получил огромную власть, так как у казаков при полной анархии в мирное время, в походе соблюдалась жёсткая дисциплина на основе беспрекословного подчинения гетману. Из Запорожья Хмельницкий отправился в Крым, где заручился обещанием помощи от крымского хана.

Вскоре он выступил в поход с отрядом из четырёх тысяч запорожцев, к которому примкнуло ещё три тысячи казаков. Силы повстанцев были совершенно ничтожны в сравнении с мощью противника: поляки могли выставить до 150 тысяч человек. Но мобилизовать эти войска для Польши оказалось невозможным. В стране царила абсолютная неразбериха, и паны, как всегда, отказались давать деньги королю на «посполитое рушение» (шляхетское ополчение). Поэтому, столкнувшись с поляками в 1648 г. Хмельницкий, несмотря на ограниченность своих сил, одержал три крупные победы. Первая из них – в битве при Жёлтых Водах, где погиб сын польского гетмана Потоцкого – Стефан Потоцкий. Затем последовала победа при Корсуни, где были захвачены в плен два польских гетмана Потоцкий и Калиновский, и, наконец, под Пилявцами, где посполитое рушение в панике бросилось бежать от казаков.

В том же 1648 г. скончался король Владислав, и панство на время забыло о казаках: на сеймах и сеймиках обсуждались кандидатуры нового короля. Воспользовавшись передышкой, Хмельницкий укрепился. Он занял Киев и украинские земли по обоим берегам Днепра и фактически стал вполне самостоятельным правителем – «гетманом» Украины, или Малой Руси.

Но только шляхта выбрала нового короля – Яна-Казимира, против казаков начались военные действия. В сражении 1651 г. под Берестечком союзники казаков – татары – внезапно покинули Хмельницкого, а когда он попытался их вернуть, схватили его и увезли с собой в Крым. Принявший командование казацкий полковник Иван Богун пытался организовать бой, но поляки успели подвезти артиллерию и большинство казаков погибло.

Вскоре освободившийся из плена Хмельницкий вернулся, как говорится, к разбитому корыту. Поляки к тому времени соглашались определить число «реестровых» казаков лишь двадцатью тысячами, и Хмельницкий прекрасно понимал, что его согласие на такие условия равнозначно гибели начатого дела. Казаков на Украине тогда уже было около 200 тысяч. Следовательно, 180 тысяч человек должны были опять идти работать на панов, опять платить евреям за аренду церквей, кабаков, охотничьих угодий, за само право жить. Никто из них не хотел возврата к прошлому, и поэтому восстание возобновилось. Но в сложившейся ситуации поляки имели явный перевес. Союза с татарами больше не существовало, и Украина – пограничная полоса земли – оказалась зажатой между крымским ханством и Польшей. Тыла у Хмельницкого не стало, и защищаться было невозможно. Оценив ситуацию, умный гетман начал искать нового союзника. Естественно, что он обратился к православной Москве. Переговоры начались в 1651 г. Москва, по обыкновению, отвечала медленно, и только в октябре 1653 г. было принято решение о присоединении Украины к Московскому государству. Соединение с Россией спасало подавляющее большинство православного населения Украины, и поэтому 8 января 1654 г. в Переяславле (ныне Переяславль-Хмельницкий) собравшаяся рада поддержала политику присоединения к Москве словами: «Волим под царя московского, православного».

Выбор, сделанный на основе естественного мироощущения народа, оказался правильным.

Заканчивая этот рассказ, уместно попытаться объяснить следующее: почему поляки проиграли войну с Россией за Украину, а многочисленные попытки украинских гетманов, от Выговского до Мазепы, присоединиться к Польше или обрести самостоятельность неизменно были обречены на неудачу?

Историки дали множество объяснений, но если учитывать этнические причины, то ответ будет, может быть, таким: польские паны и украинские старшины были убеждены, что их воля преобразует жизнь, и потому игнорировали объективные природные зависимости, формирующие человеческое поведение. Так, поляки считали, что достаточно привлечь к себе казацкую старшину, дав им шляхетские привилегии, и все казаки будут верно служить, что можно убедить русских православных людей, будто католическая вера лучше, и они станут ревностными католиками. Точно так же многие гетманы полагали, что в зависимости от политической обстановки и их выбора можно подчиняться то России, то Польше и что удача в борьбе за независимость определяется их умением обмануть московских бояр или вовремя договориться о союзе с турецким султаном.

На самом деле, как мы можем убедиться, первостепенное значение имела единая суперэтническая принадлежность России и Украины, массовая поддержка «своих», которые были единоверцами. Об это всеобщее ощущение единства, как волны о скалу, разбивались рациональные планы волевых, умных искателей власти. Два близких этноса – русский и украинский – соединились не благодаря, а вопреки политической ситуации, поскольку народное «волим» или «не волим» неизменно ломало те инициативы, которые не соответствовали логике этногенеза.