Текст книги "Один день чумы"

Глава 1

Где-то под кроватью заиграл телефон. Мелодия сначала ненавязчиво, а затем со все возрастающей громкостью вторглась в утреннюю полудрему, растолкала вялые сновидения и напомнила о необходимости раннего пробуждения. Илья, не открывая глаз, подтянул подушку под голову и потер глаза – ему редко когда удавалось подняться сразу, без прелюдий и пресловутых «ещё пяти минут». Будильник между тем бодро наигрывал Билли Таллента, срываясь на басах, и Илья подумал, что пора менять репертуар. Старина Таллент хоть и заставлял приоткрыть один глаз, но сил выдернуть человека из-под одеяла у него уже не хватало. Ритм песни слишком напоминал о прошлом, о том теплом, беззаботном времени, когда можно было не задумываться о дне грядущем, когда казалось, что все впереди. «Может, и правда махнуть рукой на все?» – промелькнула вялая мысль. Андрей, его двоюродный брат, так часто твердил о необходимости смены обстановки, что Илье поневоле пришлось задуматься: неужели переживания так заметны? Если даже брат заметил царящие в глубине его души смятение и растерянность, то, пожалуй, пора попытаться перевернуть страницу.

Он вслушивался в музыку и едва не пропустил момент, когда опять стал проваливаться в полудрему. «Нет, так не пойдёт», – подумал он. Лучше всего поставить какую-нибудь заунывную гадость, при первых нотах которой появляется желание скинуть маленького горластого садиста с тумбы прямо об стену. Впрочем, для этого его нужно научиться туда класть, а то он все время забирается под кровать, и выловить его оттуда спросонок – то ещё занятие.

Впрочем, вставать все равно придётся: сегодня на работу. Подумать только, раньше он проводил в офисе дни напролёт, а сейчас его тошнит от одной мысли куда-либо ехать. Будь на то его воля, он бы сократил эти выезды до одного раза в месяц, а то и отменил вовсе. К сожалению, его воля тут не при чём, требование начальства независимо ни от чего оставалось законом, в нынешние времена даже более суровым и не терпящим отступлений.

– Алиса, что у нас на пятницу? – промычал он из-под одеяла, и старик-Билли замолчал на полуслове.

Вместо него над кроватью поплыл глубокий женский голос, с выражением осведомившийся о его предпочтениях.

– Поменьше пафоса, – буркнул Илья, окончательно выдергивая себя из объятий Морфея.

Голос мгновенно изменился, помолодев лет на десять, и заискрился задорными нотками.

– Включи уже что-нибудь, – он, наконец, нащупал тапочки, которые, как обычно, ночью тоже закинул под кровать, и прошлепал в них умываться. Что за дурная привычка? От прочих давно избавился, а эта совсем ни в какую. Вслед ему заиграла легкая, весенняя музыка, мгновенно напомнившая о вчерашнем разговоре.

– Все киснешь? – в трубке раздался жизнерадостный голос Андрея.

Илья всегда удивлялся этой черте брата, но не завидовал ей: на свете нужны и вот такие серьёзные, обстоятельные люди, как он сам. Улыбка от уха до уха, сколько Илья себя помнил, липла на лицо Андрея в любых обстоятельствах. В тех же сферах, где ему, Илье, приходилось вращаться, с таким подходом к жизни продвинуться можно было не дальше секретаря. Он попытался представить брата на месте своего собеседника и пришёл к выводу, что Андрей улыбался так, будто знал какую-то сокровенную тайну о своем визави. Но не из рода страшных и порочащих доброе имя, а тех, которые приносят славу человека рассеянного и несобранного, в общем такого, которому никогда в жизни не достанется собственный кабинет. Вряд ли кому-то приятно подозревать, что на переговоры он пришёл в разных носках или шиворот навыворот надел рубашку.

Тем не менее Илья любил своего брата, хотя и старался не показывать своих чувств. Впрочем, если ему удавалось их скрывать таким же образом, каким он пытался демонстрировать бодрость духа, то немудрено, что Андрей все знал и беззастенчиво пользовался его расположением. Впрочем, он никогда не переходил определённых границ, и Илья был ему благодарен, хотя бывало и выходил из себя.

– У меня завтра встреча.

Это означало примерно следующее: «Какого хрена так поздно? Опять ты с какой-нибудь ерундой». Впрочем, чего бы ни значили эти слова, брат знал, что Илья его все равно выслушает.

– Продолжаешь по пятницам изображать из себя добросовестного болванчика, – сказал Андрей, и в его голосе послышались нотки сочувствия. – Ты же начальник, приносишь этим придуркам кучу денег. Мог бы и пореже мотаться пред их светлые очи. Сколько раз в месяц ты видишь собственных менеджеров?

– Это корпоративные правила! – Илья едва не вспылил, тем более обидно было из-за того, что брат вслух высказал его собственную мысль и коснулся уж и вовсе крамольных вещей: некоторых своих подчинённых Илья действительно не видел в лицо ни разу – жизнь на «удаленке» диктует свои законы. – Я…

– Да пофиг. Это ты живёшь в трёшке в центре, а не я.

Иногда Илья начинал сомневаться, что старший брат именно он. Вот и на этот раз его перебили, даже не дослушав, что ему хотелось сказать. Может, Андрей все-таки перегнул палку? Тут только Илья обратил внимание на последние слова брата.

– А трёшка тут при чем?

– Да не при чем. Просто лей эту бурду на чьи-нибудь другие головы. У тебя их хватает. Выдумали себе какие-то правила! Мир изменился, в курсе?

Они оба замолчали, но каждый по-своему. Илья был озадачен и немного смущен, а раздражение, испытываемое им в начале разговора, в конечном счёте сменилось в любопытством, к которому он обычно склонности не имел. Брату от него явно требовалась какая-то услуга или одолжение, иначе бы он уже прекратил разговор, но в его голосе не проглядывались нотки самоуверенности, из чего можно было сделать вывод, что он вовсе не так уж сильно уверен в успехе. И то, и другое выбивалось из обычных «как дела, братан», и вызывало неподдельный интерес даже у него. Такой сильный, что Илья невольно пришёл к выводу, что сегодня не похож сам сам на себя.

– Ты что-то хотел сказать?

Илья пошёл на мировую, хотя обычно так не делал.

– Перед тем, как ты решил высверлить мне мозги?

Судя по голосу, брат все ещё не мог успокоиться, но Илья решил, что на сегодня иголок достаточно.

– Да перед этим.

– Ты часом не заболел? – уточнил Андрей и, не дожидаясь ответа, спросил: – Я позвонил напомнить тебе про твое обещание. Вчера был год после того, как…

– Да, я помню про Анну, – спокойно сказал Илья в трубку, хотя и сам не знал, чего ему стоило это спокойствие.

– Не сомневаюсь, но я не про Анну а про твое слово и про тебя.

Илья попытался отвлечься от мыслей, навалившихся на него. Прошел год с тех пор, как Анны не стало, а сердце и не думает успокаиваться.

– Какое слово?

– Ты дал слово, что через год попытаешься понять, что жизнь идёт дальше, и выполнишь любое мое желание, касающееся тебя.

– Я такого не говорил.

– Ещё как говорил.

– Я не собираюсь заниматься твоими глупостями.

– Ты дал слово.

– Чтобы от тебя отвязаться.

В трубке сердито замолчали, и Илья подумал, что победил, но он слишком хорошо знал своего брата, чтобы поверить, что тот так быстро откажется от своей идеи.

– Тогда твой босс очень скоро узнает, что его любимчик не держит слова.

– Что за хрень? – Илья не смог сдержать возмущение. – Ты этого не сделаешь, это же бред! Какое слово?!

– Сделаю, если ты не сделаешь, как я скажу.

Угроза звучала смехотворно, если бы не две вещи: во-первых, Андрей был программистом и программистом хорошим. А еще он вроде бы подрабатывал неофициально, как многие в это время, и, если в светлое время суток брат выступал на стороне закона и порядка, то после полуночи «город засыпал и просыпалась мафия». Так что Илья вовсе не был уверен в том, что Алексей Степанович, бессменный директор и по совместительству владелец бизнеса, завтра на экране своего монитора не прочтет его историю крупными буквами, несмотря на все файерволы и прочие защитные механизмы Компании; во-вторых, он знал своего руководителя и был в курсе его отношения к данному человеком слову. Конечно, его, Илью, не уволят, но изрядно погрызут ему печень. Кроме того, ему все равно придётся исполнить своё обещание, в противном случае за почки возьмется уже его брат. Так что, пожалуй, не стоит удлинять всю цепочку и обойтись кратчайшим путем.

– Что ты хочешь?

Тщательно вымыв руки и лицо, Илья на секунду взглядом выхватил из зеркала короткую стрижку и гладкий лоб без следа морщин. Тонкие, практически невидимые глазу ниточки только собирались в уголках глаз, а цвет волос хорошо маскировался прической: все, кто знал его достаточно хорошо, не раз замечали, что на вид он все ещё похож на студента сразу после диплома, но уж никак не на человека, давно разменявшего четвертый десяток.

Проведя рукой по волосам, Илья прикинул, что, пожалуй, со стрижкой можно повременить. Он уже год носил «ежик», так лучше всего можно было скрыть седину. Да и в свете последних событий короткие волосы прочно вошли в моду, ведь при некоторой сноровке за ними удавалось ухаживать без чьей-либо помощи, а, главное, это было гигиенично.

Проделав весь утренний набор процедур, Илья распаковал новую пачку перчаток и привычным движением натянул на оба запястья. На заднем фоне промелькнула мысль о необходимости пополнить запас, а заодно заняться ревизией долгоиграющих продуктов.

– Алиса, который час?

Голос девочки-подростка ответил с задором:

– Успеешь проглотить пару бутербродов, – на их языке это означало, что в запасе осталось не больше часа. – Сварить тебе кофе?

Умный дом Илью забавлял, но не настолько, чтобы тратить на него все свои деньги, так что и кофе, и бутерброды придётся разогревать самому.

– Не надо, – сказал он, поддерживая игру: в прошлый раз система сожгла холодильник, когда он в шутку попросил сделать жаркое.

Девичий голос насмешливо фыркнул, и опять зазвучала музыка – искусственный интеллект все больше приближался к описанному в книжках фантастов, хотя кому теперь нужны эти выдумки?

Илья протопал в спальню, заглянул в шкаф и пробежался глазами по вешалкам: на длинной хромированной перекладине в идеальном состоянии висела пара костюмов. Еще два, уже использованных, ждали своей очереди в химчистку. Впрочем, в герметичном боксе, занимавшем изрядно места в прихожей, хватило бы свободного пространства на десяток таких. Там же, в отдельной камере, лежали два аккуратно сложенных защитных костюма и несколько масок разного вида и степени защищённости. На секунду Илья задумался, какой цвет больше подходит для встречи, и, наконец, достал темно-синий. Пусть чёрный смотрелся более официально, но, на его взгляд, он хуже сидел, хотя и выполнен по одной мерке. Да и с некоторых пор чёрный цвет перестал быть для него образцом стиля, превратившись в еще одно напоминание о прошлом.

Ножницы не без труда справились с защитным клапаном, на котором крупными буквами было написано: «Вскрыть не ранее указанной на бирке даты». С некоторых пор на такие надписи стали обращать гораздо больше внимания, чем ранее. «Да их вообще раньше не было», – подумал он отстраненно.

Натянув брюки, Илья посмотрел на часы: половина восьмого, встреча в девять, виртуальная девчонка, как всегда, слишком его торопит.

– Алиса, у нас запланировано что-нибудь на сегодня?

– К нам придут убираться.

Воспоминания о звонке брата выбили его из привычного ритма, и он даже про предстоящий доклад думал вскользь, чего давно с ним не случалось.

– Инга? – бутерброд с индейкой, разогретый в микроволновке, таял во рту, а свежезаваренный кофе приводил в чувство лучше всякого будильника одним своим ароматом.

– Да, заявка уже в системе.

– С ней все в порядке? – спросил Илья и подосадовал над своей сообразительностью: заявка может прийти только в том случае, если у человека полный порядок со здоровьем. Он не хотел себе признаваться, но сейчас меньше всего был готов к каким-либо изменениям, тем более привыкать к новому человеку дома.

Но Алиса не умела читать мысли и действовала в соответствии с программой: есть прямой вопрос – отвечай.

– Ее состояние подтверждено медицинской картой. Если вы сомневаетесь, я могу сделать повторный запрос.

«И оставить человека без денег и с жуткой головной болью», – он вздохнул. Но не объяснять же всю эту чушь программе?

– Карты вполне достаточно, – отрезал я. – Во сколько она придёт?

– К двум часам, – Алиса произнесла эти слова так, как будто дева благородных кровей поджала губки. Что-то последнее время прошивки становятся все более совершенными, так скоро на сайте знакомств можно будет встретить терминатора с миловидным личиком, который по утрам декларирует тебе Пушкина, а вечером гоняет мародеров по улицам. Если таких еще не переловила полиция или не добила болезнь.

– Отключись, – сказал Илья, и враз в квартире словно все встало.

В тишине он дожевал потерявший вкус бутерброд, уставившись невидящим взглядом в окно. С четырнадцатого этажа, с того места, где стоял кухонный стол, в эти часы между штор протискивался кусочек неестественно голубого неба. Весна отодвигала рассвет все дальше. И хотя прогулка – это последнее, о чем мог мечтать сейчас человек, желающий скоротать время, Илье подумалось, что выйти на улицу и пройтись по парку – это именно то, что ему нужно. Может, Андрей и прав, что он засиделся в своей берлоге и пора из нее выбираться?

***

Сон ушел внезапно, будто его и не было, Инга раскрыла глаза – в предрассветных сумерках комната казалась игрушечной, словно ненастоящей. Темный клубок люстры паутиной свисал с потолка, шкаф потерял ровные очертания, расползаясь в разные стороны своим необъятным брюхом. Из-за штор выглядывала розовая полоска рассвета. Начинался новый день, которому не было ровным счётом никакого дела до людей, прячущихся в бетонных коробках среди бесполезных и никому не нужных вещей.

Инга прислушалась, как делала это в детстве: дом, обычно живущий своей жизнью, в эти часы замирал, как будто спал вместе со своими жильцами. Тишина в такие моменты становилась осязаемой и наполнялась глубоким беззвучием. Казалось, сердце бьётся так, что можно перебудить соседей. Если бы они были, эти соседи.

Откинув одеяло, она соскочила с кровати и попыталась улыбнуться – чем бы ни приходилось заниматься, Инга уже давно уяснила – с мрачным видом и под соусом плохого настроения лучше всего оставаться дома, сказавшись больной. Вот только у нее, как у сапёра, не было права на ошибку – последние полгода приходилось особенно тяжело. Кредит на покупку квартиры давил похлеще бетонной плиты, а скудный заработок, достававшийся буквально с потом и кровью, заставлял все больше сжиматься сердце. Государство, конечно, помогало таким бедолагам, как она, всячески уменьшая размер платежа, но все равно приходилось туго. К тому же коммунальные платежи росли, как на дрожжах, так что иногда ей приходило в голову, что за те деньги, которые рисуют в платёжках, из крана должна течь не вода, а золото. Она старалась не думать о том дне, когда всех ее усилий окажется недостаточно, чтобы сводить концы с концами.

Инга встряхнулась и упрямо сжала губы – она сможет, ведь столько всего уже случилось, столько пришлось вытерпеть, что сознание постепенно привыкало к постоянному стрессу. Да и какой у неё выбор? Опустить руки и оказаться в подворотне? Нет, не о таком будущем она мечтала для сына.

Телефон издал противный звук, напоминая о том, что разлёживаться больше нет времени. У неё только сорок минут, чтобы привести себя в порядок, а ведь ещё нужно собраться и проверить форму. Натягивая штаны, Инга окинула взглядом комнату и поджала губы: вот ведь ирония судьбы – она уже два года машет тряпкой и наводит чистоту в чужих домах, но никак не доберётся до своего. Самое ужасное, что ни сил, ни тем более желания у нее просто не оставалось – все забирала тяжёлая, изнурительная работа.

Воистину все мы возвращаемся к своим истокам. Инга невесело усмехнулась своим мыслям: где та девочка, истово радеющая за правильное питание? Пакетик чая в треснувшей кружке да хлеб с маслом – вот и весь ее завтрак. Холестерин? Не смешите, есть и другие способы расстаться с жизнью. Что самое главное, убивающие быстрее и наверняка. Какой уж тут холестерин. Она поскорее запихала в рот корочку хлеба со скудной полоской вещества, которое в магазинах эконом класса называлась «маслом», и мысленно вздохнула, – к счастью, Никита, или как она его называла, Ники, был на полном пансионе у государства и это одна из причин, почему она согласилась с решением министерства опеки. Видеть его раз в неделю да и то по видеосвязи оказалось для неё мучением гораздо более худшим, чем она ожидала, а невозможность прикоснуться к ребёнку и вовсе сводила с ума, но Инга убежала себя, что так будет лучше для всех. Пока лучше. Потом она встанет на ноги и заберёт его обратно – как только всё устаканится.

Пятница – особый день, вот уже целых два года у нее есть право на один звонок в неделю. Сегодня в шесть она снова увидит Ники. В ее распоряжении целых десять минут – миг в сравнении с временем ожидания и целая вечность для матери, живущей ожиданием этого момента. Она готова на все, лишь бы увидеть его лицо, услышать голос. А его улыбка… Инга непроизвольно улыбнулась сама, вспомнив, как заливается смехом ее сын. В прошлый раз он рассказал ей, что уже изучает азбуку, и без запинки, уверенно, но так по детски прочитал по памяти стихотворение. Видно, попался хороший учитель. Какое счастье, что сегодня ее дежурство заканчивается у Ильи Павловича. Серьёзный начальник, почти не улыбается, но без колебаний разрешил ей несколько раз воспользоваться своим моноблоком, чтобы поболтать с сыном. Вот все бы клиенты были такими.

Время! Инга в сердцах отругала себя за нерасторопность и почти бросила чашку в раковину, полную немытой посуды, клятвенно пообещав себе выделить время на уборку. Последние дни выдались сложными, приходилось мотаться из конца в конец города, что, учитывая текущую ситуацию, выматывало ничуть не меньше, чем сама работа. Но у неё она хотя бы была – её лучшая подруга, Маша, две недели назад получила последние деньги перед тем, как закрылась компания, в которой она отбатрачила целых восемь лет, пережив и первую волну пандемии, и вторую. И вот всё-таки запас прочности подошёл к концу. Их шеф, Дмитрий Айзиксон, потомственный еврей и неисправимый оптимист, вынужден был объявить о том, что печального финала избежать не удалось. Не помогли ни многочисленные знакомства среди элиты, ни природная способность заводить друзей, где только возможно, – ну, не нужны сейчас никому художники-оформители. Они и так продержались дольше других.

Подавив невольный вздох, Инга на мгновение зажмурилась – потерять работу сейчас означало гораздо больше, чем лишиться дохода. На краткий миг она представила себя на месте Машки и тут же постаралась отогнать от себя эти мысли. Ей без работы никак нельзя – банк, не задумываясь, отберёт квартиру, а без жилплощади мечты вернуть сына так и останутся мечтами. Нет, нет, с ней такого точно не произойдёт. Она не от хорошей жизни пошла уборщицей, на тот момент ей казалось, что это не более чем временная мера. Рано или поздно обстановка нормализуется, и на свете опять будут востребованы менеджеры по туризму. Впрочем, ничего не бывает таким постоянным, как временное – изречение, сказаное кем-то из великих, не потеряло свою актуальность и теперь.

Глянув на часы, она опять чертыхнулась и вихрем бросилась в коридор. Большая прихожая, как ей когда-то казалась, превратилась во вход в ущелье, куда приходилось протискиваться, обдирая локти. Все свободное место занимал громоздкий шкаф с дисплеем на дверце и логотипом ее фирмы в правом верхнем углу. Дезинфектор, а это был именно он, установили сразу же, как только она устроилась на работу. В нем хранились ее форма и рабочие комбинезоны. Если подсветка мерцает красным – открывать дверцу запрещено, зелёным – процедура очистки завершена. Инге пришлось расстаться со встроенным гардеробом, чтобы поставить сюда этого монстра, но без подобной замены о работе нечего было мечтать: чистота – залог не только здоровья, но и жизни. Сейчас это простое правило уяснил себе каждый.

Серый монстр или попросту «гроб» едва слышно гудел. Инга распахнула створку и сняла с вешалки желтый комбинезон, а с полки – глухой шлем. Все – собственность Компании и выдавалось под ее ответственность. Страшно представить, сколько стоит ее амуниция, если бы не щедрость работодателя, Инга никогда «не потянула» бы свою работу. Но, к счастью, подобная щедрость регламентировалась законом, поэтому у них не оставалось выбора: или обеспечивай, или не работай – до штрафов нынче никто не опускался – не то время.

Рюкзак с принадлежностями стоял здесь же. В этом случае Инга проявляла изрядную предусмотрительность и собиралась заранее. Было время, когда за ней присылали машину, но с некоторых пор руководство посчитало расходы на транспортировку персонала излишним расточительством, и вот уже три месяца ей приходилось добираться до места на общественном транспорте. Тяжёлый рюкзак не добавлял хорошего настроения, натирая лямками плечи, и Инге казалось, что ещё немного и она превратится в грузчика. Хотя назовись кем угодно – лишь бы платили.

Осталось ещё одно, и можно выходить. Инга подошла к входной двери и приложила палец к устройству, висящему в ее центре. Прибор коротко пискнул, прогудел что-то на своём электронном языке и в конце выдавил из себя одобрительный гудок. Инга отдернула саднящий от укола палец, протерла подушечку ваткой с перекисью и достала из кармана телефон – звонок не заставил себя ждать.

– Инга Соловьева? – спросил неприятный женский голос. «А кого ещё они ожидают услышать, набрав мой номер в миллионный раз?» – подумала Инга.

– Да, это я.

– Все в порядке, проверка завершена, вы можете приступить к работе, – бесстрастно сообщил голос, и в трубке заиграли гудки – ни тебе «здрасте», ни «до свидания». Роботы не умирают от болезней, им не нужен отпуск, у них не болеют дети и они не выстраиваются в очередь за зарплатой в конце месяца.

Инга уже привыкла к подобным звонкам, поэтому быстро скинула звонок и сунула телефон в карман. Теперь точно можно считать, что она готова.

***

– Вячеслав Юрьевич, вам бы поспать, – медсестра Оля, некрасивая, застенчивая девушка в мятом халате и старомодных очках с тяжёлой оправой, дотронулась до его плеча. – Ведь всю ночь на ногах, – в ее голосе прорезались укоризненные нотки.

Вячеслав устало откинулся на спинку стула, прикрыв глаза. Только тут его организм, до того собравшийся до предела, чуть отпустил вожжи, и на него накатило. То ли закружилась голова, то ли и в самом деле уснул. Ощущение, будто он проваливается в бездонную пропасть, на мгновение завладело всем существом, но усилием воли он взял себя в руки. Еще не хватало демонстрировать слабость перед этим ребёнком, которому едва стукнуло двадцать. В ее глазах он, наверное, смотрелся матерым волком, эскулапом, собаку съевшим в своей профессии, повидавшим все болезни, коих в последнее время преизрядно гуляло по миру. Это раньше не хотели идти в армию, зная, что их ждёт суровая доля, все эти лишения: дедовщина, плохая кормёжка, побудка ни свет ни заря. Да и послать могли туда, где постреливают, чего уж там – лихие времена, лихие люди. Сейчас армия – это оплот уверенности и спокойствия, одна из немногих структур, которая не только не потеряла контроль над ситуацией, но и позволила сохранить его остальным. Другое дело – стать врачом, денег платят так, что уже и девать не знаешь куда, да только горячих точек на всех не хватит, а больниц, которые пострашнее уличных боев будут, уж точно наберётся достаточно. Да и текучка тут…

Вячеслав тряхнул головой, прогоняя остатки наваждения, и осторожно отодвинулся от руки девушки – он заметил, что с некоторых пор Оля проявляет к нему излишнюю заботу, а это сейчас лишнее. Не время сейчас на всякое-разное.

– Новые есть? – спросил он, принимая деловой вид.

Но девушку оказалось не так-то просто сбить с толку.

– Леонид Степанович занимается, – доложила она, а сама продолжала требовательно буравить его глазами.

Леониду Степановичу на днях «стукнуло» двадцать семь. С его пятым десятком Леня, пацан с куцей бородкой, которую он холил, лелеял и надеялся довести до «профессорского» уровня, никакого сравнения не выдерживал, но сейчас, в глобальном и общемировом плане в среде врачей Леонид имел полное право именоваться Леонидом, потому что у цивилизации больше не было времени семь лет готовить смену людям в белых халатах. Даже три года – несусветная роскошь. Врачи теперь именовались врачами, стоило пересечь порог учебного заведения, а иногда, порой хватало и поданных документов. И вот такие вот леньки и сашки, как в ту Великую войну, шли на свой фронт практически из-за парты. Да, их поддерживало государство, за их плечами стояло одобрение общества. И даже тот факт, что официальная зарплата врача в разы превышала получку практически любого другого служащего, не поднимала в соцсетях никаких волн. Пусть получают – лишь бы шли, лишь бы работали, лишь бы жили подольше.

Смутившись, Вячеслав отвел взгляд от требовательных глаз этой странной девушки. Оля знала, что не является эталоном красоты, но что-то в ней все же было, какой-то огонек не давал разрастись пренебрежению и неприязни. Девушку не хотелось даже жалеть за ее внешность, словно ты понимаешь, что ей это вовсе не нужно – она выше всех предрассудков. И на медсестру, он был уверен, она пошла совершенно осмысленно, но без тайного умысла заработать таким образом преимущество и «скидку» на внешность.

– Ну не смотри ты так на меня, знаешь же, сколько скопилось работы, – попытался «отбиться» Вячеслав, но понял, что сегодня в него вцепились по-настоящему. – Ладно, ладно, говорю! От тебя главврач не бегает? – попытался пошутить он. – Еще час, разложу всю эту макулатуру, – он обвел рукой заваленный бумажками стол, – и домой!

– Обещаете?

– Чтоб мне сдохнуть! – заявил он и тут же пожалел об этом: Оля шуток не понимала. Перетерпев еще один укоризненный взгляд, Вячеслав заверил генерала в юбке в своей кристальной честности и клятвенно пообещал в ближайшее время уйти домой.

Она погрозила ему пальцем, что-то сказала кому-то в рацию, прикрепленную на ремне, и плавной походкой покинула кабинет заведующего отделением. Вячеслав проводил ее взглядом и ещё несколько минут думал над тем, как причудливо может играть судьба с человеком: при всей своей внешности, двигалась Ольга так, что о некрасивом лице забываешь в ту же секунду, как выхватываешь глазом ее дефиле.

Он ещё раз покачал головой и, отодвинув все мысли, не касающиеся работы, в сторону, час посвятил скучнейшему занятию из всех возможных, пытаясь разобраться в недельных завалах. Тут были и карты больных, и приказы на перевод, и рапорты, и жалобы – все пылилось в куче бумажек, дожидаясь его решения или резолюции. Что-то уже стало неактуально и падало прямиком в корзину. Что-то могло подождать, и тогда улетало в стопку с пометкой «до конца не уверен». Не исключено, что когда он вернётся к этому вопросу, отвечать уже не будет необходимости. Нет, все, что касалось человеческой жизни, решалось быстро и безотлагательно, а вот административные вопросы, напротив, шли в «долгий» ящик – не было у Вячеслава желания копаться в таких делах, ни желания не было, ни времени.

Дважды сдвинув сигнал будильника на полчаса, Вячеслав, наконец, сдался – ну хотя бы с половиной дел разобрался, раскидав по нескольким кучкам. Их можно перепоручить ассистенту, а самому действительно взять хотя бы денек отдохнуть. Работа, как известно, убивает лошадь, а его кляча уже давно сдохла, и седло тащит на себе сам наездник. Человеки, конечно, выносливее лошадей, но и у нас есть предел.

Личный кабинет – это не роскошь. Вячеслав уверился в этом лет пять назад, когда занял место своего предшественника, пусть земля будет ему пухом. И раньше-то приходилось засиживаться за работой, так что возвращаешься с работы за полночь и жена спросонья может «приветливо» угостить словцом, а теперь и вовсе без кабинета он никуда. Да и дома уже никто не ждёт – даже погоревать как следует не хватило времени, повседневные заботы помешали. Живым его голова куда нужнее. Вот и выходит, что трешка, купленная на щедрые гонорары ещё «того» времени, когда у него была частная клиника, оказалась никому не нужна. Даже детям, которых у Вячеслава никогда не было – не сложилось, хотя и жили душа в душу, и мыслей о том, чтобы сходить «налево», у него не появилось ни разу.

Он подумал, что теперь точно придётся ехать. Слово не воробей, да и Ольгу не проведёшь – обязательно проверит на охране, выходил, мол, такой-то из здания. Только с этой мелюзгой ещё не хватало спорить, и так все кругом лучше него все знают. Ладно, проведать жилплощадь тоже полезно, вдруг там вода из-под крана бежит или ещё какая напасть приключилась. Уже ведь месяц как дома не был – все работа, работа. Но как же, прости Господи, ему не хотелось туда возвращаться, как будто на кладбище собирался.

Вячеслав вздохнул и поплелся на выход. Всё-таки работа мобилизует, делаешь что-то, делаешь, и уставать времени нет. Мысли вокруг другого крутятся. Он распахнул дезинфекционный шкаф, занимавший полкоридора, и достал свой комбинезон. Хоть впереди не метро, а собственный транспорт, лишний раз рисковать не стоит – насмотрелся в свое время на любителей отмахнуться от проблемы. Таких теперь совсем мало осталось – почти перевелись, как мамонты.

Комбинезон представлял собой свободный костюм из «дышащего» пластика, в котором человек потел бы даже будь он сделан из камня, а не крови и плоти. Такое ощущение, что надеваешь на себя сумку из хозяйственного магазина – также неприятно похрустывает, отдавая запахом дешевой резины. Нет, конечно, у него, как у завотделения были и возможности, и средства достать персональный защитный «скаф» – так это чудо дизайнерской и конструкторской мысли называли особенно одарённые. Но то ли ему было стыдно выделяться из общей массы, то ли просто жаль тратить время на всякую ерунду, а вот уже как почти четыре года Вячеслав одевался «как все». Отличалась от типовой только маска, подаренная каким-то особенно благодарным клиентом, и он к ней настолько привык, что именно в этом случае позволил себе немного позадаваться. Сделано это чудо было из какого-то то ли пластика, то ли экспериментального материала, который действительно «не потел», и из-за этого свойства Вячеслав готов был немного поступиться принципами – ну не любил он, когда языком пытаешься снять с усов холодную капельку пота. Рассол не тот.

Натянув всю эту амуницию на себя, Вячеслав посопел через фильтры, привыкая к позабытому чувству. Система работала великолепно, и хоть дышать было с непривычки тяжеловато, он знал, что скоро перестанет обращать на неудобство внимание. Дорога до дома занимала от силы минут двадцать пять, но до машины ещё нужно добраться.