Текст книги "Интегративная танцевально-двигательная терапия"

Используя метафору Ивана Павлова, можно сказать: пришла пора ученых-художников, одновременно целостно «захватывающих действительность» и при этом не теряющих аналитическую рефлексивность.

Именно интегративный подход дает возможность более широкого, целостного и многогранного взгляда на понимание человеческой природы и всей Вселенной. С позиции этого подхода представляется возможным свести воедино основные положения четырех ведущих направлений психологии и психотерапии – психоаналитического, бихевиористического, гуманистического и трансперсонального – в рамках концептуальной схемы интегративного подхода [77].

Цель интегративной психологии, кроме объяснительной и концептуальной, достаточно прагматична – изменить структуры и формы сознания человека, обретающего в результате способность мыслить, рефлексировать и действовать адекватно в соответствующей социокультурной среде. В связи с этим на сущностном уровне для нас важна трансформация homo sapiens и homo habilis (человека разумного и умелого) в homo ludens и homo creacoёcus (человека играющего и творящего мудрость). Для интегративной танцевально-двигательной терапии терапевтическая сущность танца – как «совершенной» игры с «Я»-известным (реальным в терминологии В. В. Козлова) и творчеством «Я»-целостного (потенциального) – этот тезис формулируется как трансформация в homo choreos (человека танцующего).

Человек живет метафорами, определяя неизвестное через известное, выстраивая реальность как ряды отражений – зеркала, смотрящие друг в друга. Основными механизмами выявления «смысловых оппозиций» воспринимаемого человеком мира являются следующие: метафора (позволяющая сделать «знакомое необычным»), аллегория (позволяющая «сопоставлять несопоставимое» и «соизмерять несоизмеримое»), аналогия (позволяющая сделать «необычное знакомым») и катахреза (позволяющая вложить новый смысл в старые слова и понятия). Лингвистическая семантика пронизывает весь предметный мир человека и проявляется не только в языке (метафорический язык), но и в его мышлении (метафорическое мышление) и деятельности (эвристичность метафоры направляет мысль человека на поиск новых способов действия). «Диалог метафор» в сознании человека позволяет реконструировать его внутренний мир: осуществить приспособление к предметной среде путем преобразования предметного мира личности (человек изменяет свое отношение к объектам) либо осуществить гармонизацию внутреннего мира с внешним путем преобразования окружающей среды (человек изменяет свое поведение).

Существуют многочисленные исследования метафорической природы языка и мышления (Lacoff & Johnson, Jackson, M., 1983 и др.). Еще в исследованиях Ж. Пиаже по детской психологии показывалось, что развитие мышления ребенка происходит путем интернализации схем действия. Эти схемы действия являются последовательностями движений и осуществляются в пространстве. Так ребенок, протягивая руку к игрушке, учится соизмерять, соотносить расстояние, направление и усилия. В дальнейшем все эти операции переходят на внутренний план, образуя архитектуру и динамику сенсо-моторного интеллекта.

В исследованиях под руководством Лакоффа и Джонсона было обнаружено, что различные аспекты структуры событий, такие как состояния, изменения, процессы действия, причины, цели и способы, когнитивно характеризуются через метафоры пространства, движения и силы.

Метафора, таким образом, является основным механизмом проявления абстрактных смыслов.

Один из современных исследователей и философов Роберт Шварц считает метафору «пространства» основой мышления как такового.

Оливер Сакс (1985) утверждает, что чувства скорее имеют аналоговую, а не дигитальную форму, они основаны на гештальтах паттернов.

Показывая, что эти паттерны могут быть выражены различными модальностями, Питер Фреунд (1990) заключает, что эмоциональные состояния могут быть изоморфны, на уровне значений, паттернам интенсивности движений тела. Далее он доказывает структурный изоморфизм значений в опыте восприятия и взаимодействия с физическими и социальными объектами в мире.

М. Джексон доказывает, что «метафоры являются скорее способом взаимодействия с объектами, а не способами говорить о них» (1983, 138). Он утверждает, что метафоры могут играть инструментальную роль в медицине, осуществляя движение между различными областями существования.

Работа Марка Джонсона (1987) о телесной основе нашей схемы концептуализации – и, таким образом, ее рациональности – через метафору подтверждает эту точку зрения.

Метафора – это сжатый до прототипического образа способ концептуализации действительности, с помощью которого осуществляется МЕТА-форическое проникновение сознания человека в глубинную структуру мира.

Метафорическое моделирование двигательных действий в антропоцентрической биомеханике рассматривается как вторжение «значащих» переживаний личности в сферу значений и смыслов элементов системы движений, чувственно-образных представлений – в сферу понятий и категорий, эмоций и творческого воображения – в сферу интеллекта и абстрактно-формального мышления.

На наш взгляд, преодолеть границу между физическим и ментальным можно, используя единый язык для их описания – язык геометрических представлений и когнитивно-метафорического моделирования предметного мира. Этот язык опирается на основу восприятия – человеческое тело и базовые апории сознания: пространство-время. Единство и процессуальность тела-пространства-времени и составляют танец.

Существуют также «Великие метафоры» – глубокие, традиционные, общеупотребительные, причем «общеупотребляемы» они чаще всего неосознанно. Несколько таких метафор лежат в основе понимания жизни в целом, определяя отношение к внешней и внутренней реальностям.

Одна из них – метафора «жизнь – это война» или, в лучшем случае, «состязание», битва за правое или просто за свое дело. Когда я живу в этой метафоре, мне важно побеждать, оказываться первым, разгромить врагов, разрушить преграды и стать коронованным победителем. Это может относиться к любой области деятельности – карьере, любви, работе и т. д.

Другая, близкая метафора – «жизнь – это восхождение (Путь)». Неявно предполагается, что в жизни есть некоторая вершина (причем еще более неявно предполагается, что одна), на которую нужно взойти. Путь на нее непрост и опасен, но вершина стоит того, чтобы стараться; хотя, пока вы на ней не побывали, это предположение представляется по крайней мере гипотетичным. Этой метафорой часто описывается «духовный путь» или карьера.

Более «эзотерическая» метафора – «жизнь – это школа»: если мы принимаем ее, то оказывается, что мы приходим в этот мир, чтобы научиться чему-то важному, обрести какой-либо важный опыт. Неявно предполагается, что таких классов и школ достаточное количество (концепция «реинкарнаций»). В школе вы получаете различные оценки, в некоторых случаях вас наказывают, в некоторых – поощряют (метафоры «ада и рая»).

Есть еще одна метафора, не менее «великая», но гораздо менее «серьезная» и потому менее распространенная в нашей культуре: «жизнь – это танец», причем даже не столько «танец Бога», сколько ваш собственный танец с Жизнью.

Эта метафора неявно предполагает, что все, с чем вы встречаетесь в жизни, является партнером по танцу. Это означает, что в жизни, может быть, нет логически обнаруживаемого смысла, но есть красота. Это означает, что у вас нет свободы отказаться от танца, но есть выбор позиции и движения.

ИТДТ, а также теория культуры и телесно-ориентированной терапии позволяют рассматривать движения человеческого тела как последовательность действий произвольного и непроизвольного характера (делаю/случается). «Эти теории также позволяют понять движущееся “Я” как нечто находящееся в процессе постоянных изменений и самообновления» (FitzGerald, 2001; p. 18) – как отражение современной индивидуальности, находящейся в активных отношениях с миром и экспериментирующей с различными альтернативами (Elliott, 2001).

Не имея фиксированного положения в пространстве или устойчивой направленности движения, современное «Я» пребывает в свободном движении. Отсутствие стабильности дает возможность того, что Эллиотт (Elliott, 1996) называет радикальным воображением. При этом «Я» выступает скорее в качестве глагола, а не существительного (FitzGerald, 2001; p. 18): изменения положения тела или характера движения отражают психологические и физические трансформации в личности. Репрезентации «Я» при этом варьируют: как только создан один образ, появляется другой. «Я», таким образом, представлено в виде некой последовательности или процесса. При этом оно отражено в движениях, имеющих импровизационный характер.

Танец «нефиксирован»; в каждый момент времени он предполагает движение в новом направлении, новые действия. ИТДТ позволяет рассмотреть тело на физическом и метафорическом уровнях как отражение «смысла в движении» (Desmond, 1997), неустойчивой идентичности и «текучих» репрезентаций.

На самом общем системном уровне мы видим танец как динамический, подвижный баланс трех аспектов, мы называем их: Поток-Структура-Присутствие.

Концепция трех аспектов танца, с одной стороны, является языком описания движения (основываясь на анализе движения Лабана), а с другой – интегративной метафорой характеристик личности.

Поток – динамическое эмоционально-энергетическое качество движения.

В отсутствие или при недостатке потока движение «делается», а не «происходит», случается. При избытке потока движение становится хаосом.

Поток характеризуется следующими шкалами: прерывистость-непрерывность, сила-легкость, ограниченность-полнота и эмоциональной окраской движения (субъективная и отраженно субъективная характеристика). Соотносится с эмоциональной экспрессивностью, вариабельностью поведения, отсутствием гиперконтроля и др.

Структура – пространственно-временная форма движения. «Танец как бы вклинивается в пространство и время нашей повседневной жизни… У каждого отдельного движения свое течение времени, у танца в целом – тоже свое собственное время: о них можно говорить как о сотворенной протяженности и сотворенном времени… пространство и время – это отнюдь не вместилища, куда уложен танец. Они суть измерения создаваемой им видимости, присущие ей внутренне, и потому вместе с ней и возникают…». (М. Шитс). Чрезмерное акцентирование структурного аспекта проявляется в шаблонности и ригидности движений композиции танца, недостаток структуры ведет к чрезмерной хаотичности. Характеризуется соотношением центра (центров) движения и периферии, рисунком перемещения частей тела и всего тела (тел) в пространстве, законченностью-незаконченностью движений и композиции. В смысловом поле структура представляет волевые и когнитивные характеристики личности.

Присутствие – это презентативная субъектность движения, явленность субъекта в движении, определяется наличием постпроизвольного внимания (осознания), объемлющего пространственно-временное разворачивающееся единство танца. Присутствие – это такая характеристика танца, которой нет физических соответствий, она постигается только в феноменологии переживаний и отраженной субъективности (термин А. Петровского). Именно благодаря Присутствию танец перестает быть только физической активностью, а становится трансформирующим процессом.

Таким образом, в ИТДТ танец понимается и используется и как конкретное психофизическое действие, но и как интегративная метафора, позволяющая структурировать и трансформировать внутренний мир личности: осуществить приспособление к предметной среде путем преобразования предметного мира личности (человек изменяет свое отношение к объектам), либо осуществить гармонизацию внутреннего мира с внешним путем преобразования окружающей среды (человек изменяет свое поведение).

Человек постоянно называет, структурирует, категоризирует «данный ему» предметный мир реальности, вносит в него определенный порядок, метрику, логические отношения, реконструирует объект в соответствии со своими целями. Следовательно, можно сделать вывод, что любое двигательное действие, познаваемое и осваиваемое человеком, имеет особую двойственную природу – оно есть результат как физической, так и психической деятельности.

Язык – это изначальное средство общения людей. Известно, что сам человек и его движения представляют собой своего рода эмоционально-пластический текст (мимика, пантомимика, артпластика и семантика тела). Нет человеческого мира вне языка и культуры. В языковых единицах прямо или опосредованно отражается как объективная действительность, так и существующий в ней субъект и даже сама языковая система [78].

Существуют многочисленные исследования метафорической природы языка и мышления человека (Лакофф, Джонсон, Джексон и др.). Как было отмечено выше, еще в исследованиях Ж. Пиаже по детской психологии показывалось, что развитие мышления ребенка происходит путем интернализации схем действия. Эти схемы действия являются последовательностями движений и осуществляются в пространстве. Так ребенок, протягивая руку к игрушке, учится соизмерять, соотносить расстояние, направление и усилие. В дальнейшем все эти операции переходят на внутренний план, образуя архитектуру и динамику сенсомоторного интеллекта.

В исследованиях под руководством Дж. Лакоффа и М. Джонсона было обнаружено, что различные аспекты структуры событий, такие как состояния, изменения, процессы, действия, причины, цели и способы, когнитивно характеризуются через метафоры пространства, движения и силы [17].

Один из современных исследователей и философов Роберт Р. Шварц считает метафору «пространства» основой мышления как такового.

Оливер О. Сакс утверждает, что чувства скорее имеют аналоговую, а не дигитальную форму, они основаны на гештальтах паттернов.

Показывая, что эти паттерны могут быть выражены различными модальностями, Питер П. Фреунд заключает, что эмоциональные состояния могут быть изоморфны, на уровне значений, паттернам интенсивности движений тела. Далее он доказывает структурный изоморфизм значений в опыте восприятия и взаимодействия с физическими и социальными объектами в мире [17].

М. Джексон доказывает, что «метафоры являются скорее способом взаимодействия с объектами, а не способами говорить о них» [17]. Он утверждает, что метафоры могут играть инструментальную роль в медицине, осуществляя движение между различными областями существования.

Работа Марка М. Джонсона о телесной основе человеческой схемы концептуализации – и, таким образом, ее рациональности – через метафору, подтверждает эту точку зрения [17].

Метафорическое моделирование двигательных действий в антропоцентрической биомеханике рассматривается как вторжение «значащих» переживаний личности в сферу значений и смыслов элементов системы движений, чувственно-образных представлений – в сферу понятий и категорий, эмоций и творческого воображения – в сферу интеллекта и абстрактно-формального мышления.

Язык движений человека – это язык тела, «осязание» мыслью телесных действий. В педагогической кинезиологии тело человека рассматривается как «хранилище Я» и как граница личностного пространства. Еще З. Фрейд и К. Юнг расширили и углубили концепцию разума, включив в него тело и сферу телесного самосознания («я есть тело»; «у меня есть тело»; «я владею телом»). Телесные знания могут быть в состоянии консонанса (соответствия тела и разума) и когнитивного диссонанса (разногласия, несоответствия, дисгармонии). Понимание «текста движений» во многом связано с языковым тезаурусом человека (двигательно-отражательным и орудийно-знаковым опытом), его умением находить адекватные языковые средства для выражения мысли. Способы же реализации языковой компетентности могут быть разными – вербальными (отраженными в речевом акте) и невербальными (отраженными в эмоциях, чувствах, в интуитивной сфере человеческой психики). Здесь важна смысловая конгруэнтность – совпадение того, что понимается вербально, с языком тела и языком движений.

По С. В. Дмитриеву [26], педагог-тренер, организующий процесс обучения двигательному действию, старается сформировать у своего ученика следующие операционно-технологические установки: (1) на что и как смотреть (предмет восприятия; методы – «смотреть на», «смотреть вокруг»); (2) что должен видеть (предмет синтез-аналитического мышления; методы «познания глазами»); (3) что необходимо почувствовать (предмет чувственного познания; методы «мышления телом»); и, наконец, (4) на что объект (предмет) похож. Вполне понятно, что без развития ассоциативно-двигательного мышления трудно распознавать новое для человека явление – необходим метод «показа неизвестного с помощью известного». В основе образно-смысловых конструктов действия лежат разработанные С. В. Дмитриевым ментально-смысловые эвристики движений. Перечислим здесь лишь некоторые из них: «диалог метафор», лингвокреативные конструкты, смысловые трансдукции, дифракции, интерференции, «кентавры», амфиболии, коннотации, контаминации, транспозиции, средства логической стереоскопии, пластической кинесики и операционно-двигательной семантики [26].

Таким образом, двигательное действие как ментальный объект является многомерным и допускает множество интерпретаций. Восприятие данного объекта должно быть гетерогенным – предрасположенным к вычленению самых разнородных свойств и качеств системы движений. Здесь важную роль играет так называемый «шлейф ассоциаций» наблюдателя. Разнообразие интерпретаций характеризует, с одной стороны, разнообразие отношений наблюдателя к объекту, с другой – открывает многообразие предметного смысла данного объекта. Необходимо иметь в виду, что двигательное действие всегда рефлексивно, интерпретационно, оценочно – включает оценку способа действия и его результата, обобщение и накопление двигательного опыта.

В самом себе человек открывает целый мир, который предстает перед ним предметом познания и осмысления. Осмысление объекта значительно шире, чем его осознание, – оно требует не только вербальных операторов (слово, знак, текст), но и нелингвистических операторов (язык предметов и образов), в которых фиксируются неотрефлексированные значения и смыслы двигательного действия. Осмысление того или иного объекта (внешнего или психического) заключается в становлении связанной с ним системы актуализированных смысловых связей, «эмоционально-смысловых ассоциаций». Биомеханический «стоп-анализ» позволяет под разными углами «рассекать текст движений». Здесь важно уметь мыслить предположениями, гипотезами, версиями. Чем точнее выявлен принцип организации системы движения, тем быстрее наблюдатель «схватывает» смысл движений.

ИТДТ (интегративная танцевально-двигательная терапия), а также теория физической культуры и телесно-ориентированной терапии позволяют рассматривать движения человеческого тела как последовательность действий произвольного и непроизвольного характера (делаю/случается). Эти теории также позволяют понять движущееся «Я» как нечто находящееся в процессе постоянных изменений и самообновления – как отражение современной индивидуальности, находящейся в активных отношениях с миром и экспериментирующей с различными альтернативами [34].

Не имея фиксированного положения в пространстве или устойчивой направленности движения, современное «Я» пребывает в свободном движении. При этом «Я» выступает скорее в качестве глагола, а не существительного [34]; изменения положения тела или характера движения во время танцевальной импровизации отражают психологические и физические трансформации в личности. Такой танец «нефиксирован», в каждый момент времени он предполагает движение в новом направлении, новые действия. ИТДТ позволяет рассмотреть тело на физическом и метафорическом уровнях как отражение «смысла» в движении, неустойчивой идентичности и «текучих» репрезентаций.

Таким образом, в ИТДТ танец-импровизация понимается и используется не только как конкретное психофизическое действие, но и как «интегративная метафора», позволяющая структурировать и трансформировать внутренний мир личности: осуществить приспособление к предметной среде путем преобразования предметного мира личности (человек изменяет свое отношение к объектам), либо осуществить гармонизацию внутреннего мира с внешним путем преобразования окружающей среды (человек изменяет свое поведение).