Текст книги "Русская философия today"

Итак, в любом случае, мы можем говорить о том, что у нас в течение двух веков сложилась культурная традиция русского философствования в двух формах:

– националистической, партикуляристской, в виде "русской религиозной философии", которая, однако, сумела представить свой партикуляризм в виде универсализма "истинного христианства" (православия) в рамках "богочеловеческого проекта";

– космополитической, апеллирующей к "общечеловеческому содержанию" философии, на деле – зависимой и копирующей опять-таки партикуляристские, только немецкие, образцы философствования4242
  Западники зависели и буквально боготворили Гегеля: гегелевские кружки 30-40 гг. XIX в. – М. А. Бакунин, Н. В. Станкевич, В. Г. Белинский, А. И. Герцен. Н. Г. Чернышевский был производен в своей философии от Л. Фейербаха. Позднейшие гегельянцы: Б. Н. Чичерин, Н. Г. Дебольский, П. А. Бакунин. Неолейбницианцы: А. А. Козлов, Л. М. Лопатин, Н. О. Лосский. Неокантианцы: А. И. Введенский, И. И. Лапшин, Г. И. Челпанов, Г. Д. Гурвич, Б. В. Яковенко, Ф. А. Степун, С. И. Гессен. Социал-демократическая, а затем и советская философия, как известно, развивалась также в формате «Гегель-марксизм»или же опять «немецкие ревизионисты».


[Закрыть]: классической немецкой философии, марксизма, неокантианства и феноменологии. Не правда ли, противоречивая, «вывернутая» какая-то картина, где противоположности на самом деле сходятся и превращаются друг в друга?

Отечественное философствование важно не только потому, что оно "наше", и нам, чтобы не утратить эту, пусть флуктуирующую, неопределенную еще, скорее неясно мерцающую, но всё же свою историческую идентичность, следует внимательно разбираться именно с ним, осваивать именно его. Русская философия, а не "философия в России", заявила о себе и среди других национальных философских традиций. Соединение непосредственной, архаической еще витальности (выраженной в национальном историческом априори), прилежно усвоенного европейского опыта изощренности мысли и чувств ("модерна") и переживаний перманентных социальных катастроф породило оригинальность и мощь экспрессии русской философской мысли, отлившейся в следующих формах:

• Русский «протестантизм» – обновление, восстановление мирового этико-преобразовательного пафоса христианства, который, в отличие от западного протестантизма, был обращен не в коммерцию и предпринимательство, а на моральные и социальные преобразования. Я имею в виду неортодоксальное, философское «активное христианство» Соловьева, Бердяева, пытавшихся реализовать с новой силой революционно-моральный ресурс христианства. Это сформировало новый религиозный идеализм, разительно отличный от всех прежних.

• Русский космизм как новая форма универсализующего, интегрирующего мышления, стремящегося к синтезу философии, науки и мистически-интуитивного постижения в создании новых всеобъемлющих описаний и объяснений сущего.

• Русский персонализм как выражение просыпающихся от векового забытья коллективизма и соборности юно-иррациональной, трагически разорванной личности, "собирающей"себя в условиях заброшенности в экстремальную среду обитания.

Однако главное даже не это. Традиция – это не то, что только хранят и, сдувая музейную пыль, вытаскивают из запасников на свет Божий в праздники. Традиция – это то, что нужно сейчас для сегодняшней злобы дня, активно востребуется и актуально используется, как в наши дни начала XXI в., когда опять,в который раз, с новой силой вспыхнули споры о национальной идентичности, «русской идее» уже среди неославянофилов и современных западников.

Итак, мы знаем – у нас есть собственная культурная традиция "русского философствования" с вполне определенными и устойчивыми маркерами. Однако встает вопрос: "А что нам с ней делать в условиях современного глобализующегося мира с его совершенно определенными стандартами, в том числе и философствования? Пригодится ли это нам, помимо этнографических целей, не будет ли выглядеть милым анахронизмом, следует ли ее сохранять и развивать, или стоит всё же перейти на другие векторы развития?"

Многое в определении ответов на поставленные вопросы будет зависеть от понимания сути глобализации. В ней ясно пока лишь одно – приведение, как спонтанное, так актуально-целеполагающее, многого разнородного к неким единым, одним или очень схожим многим, шаблонам: деятельности, поведения, морали, мышления, искусства, науки и философии. Спорят более о формах, методах, путях глобализации, необходимости ее либерализации, социализации, мультикультурации. Также не новой уже является и идея о том, что глобализация имеет длительную предшествующую историю и до XX в.4343
  Один из самых авторитетных отечественных специалистов по теме «глобализации», проф. А. Н. Чумаков полагает, что она «началась с великих географических открытий, сопровождавшихся установлением, прежде всего, экономических связей в мировом масштабе, но уже в XX в. стала многоаспектной». См.: Встреча с китайскими философами // Вестник Российского философского общества. М., 2006. № 3. С. 51.


[Закрыть]

История глобализации – это история империализма. Сначала военно-политического (древние империи Египта, Месопотамии, Индии, Китая), затем к последнему добавляются культурные ассимиляции (эллинизация, романизация, арабизация). Однако по-настоящему прорывом в деле космополитизации человечества стал духовный империализм, когда отдельные партикуляристские идеи приобретали универсалистский статус, вырастая из тесных национальных рамок, через их отрицание4444
  Христианство, выросшее из самой националистической из всех возможных религий – иудаизма; космополитические философии эллинистического периода, преодолевшие эллинский партикуляризм; ислам, развившийся из националистического «военного» мировоззрения бедуинов.


[Закрыть], становясь незаменимым и важнейшим средством духовной, а значит и социально-политической гомогенизации империй.

"Эпохи веры" – времена организованных массовых вероисповеданий были первой реальной попыткой действительной всемирной глобализации: либо под зеленым знаменем пророка (войны за веру), либо под сенью креста христианских цивилизаций. Как известно, они завершились патовой ситуацией кризиса веры в обоих крупнейших культурно-цивилизационных анклавах планеты. Ренессанс, Реформация, Просвещение в западных и восточных формах свели на нет экспансионистский потенциал христианства и временно, в то время, подорвали империалистские возможности ислама.

Новая действенная империалистская, т. е. объединительноуниверсализующая, появилась в виде "проекта модерна" – констелляции религиозных, философских, политических, моральных идей, отличавшихся пафосом гуманистического освобождения и преобразования окружающего мира в интересах человека. Она имела две фундаментальные формы: либерализма и коммунизма, индивидуалистического и коллективистского методов разрешения проблем.

Хотя в теории коммунизм родился в Германии, однако свое практическое воплощение и великую политическую судьбу обрел в России начала XX в. Проект модерна в России, помимо эмансипационных задач местного масштаба, имел и форму интернационализации мира на основе утверждения идеалов социальной справедливости, действительного равенства и братства. Реализация проекта в России не получила, однако, адекватного социально-экономического базиса, выродившись в политическое насильственное насаждение идей или тоталитаризм. Изначально не имела шансов на победу радикально-националистическая попытка, по сути старая имперская, – силой, без объединяющей, привлекательной для многих идеи, объединить мир только "железом и кровью" немецких нацистов.

Гораздо удачнее оказалась другая реакция на попытки коммунистической глобализации4545
  Живучесть социалистических режимов, их успешное социально-экономическое обновление в Китае, разворачивание масштабов левого эксперимента в Южной Америке говорят о потенциале этого комплекса идей как основе одного из путей глобализации.


[Закрыть] – англо-американское политико-философское обновление классического либерализма. Это то же, что и советская, молодая партикуляристская духовная традиция (по своему происхождению), но взросшая на дрожжах острого тотального противостояния XX в. с Советами. Хотя собственно либерализм имеет более раннюю интеллектуальную историю, чем коммунизм, однако вплоть до начала XX в., времени начала великой конфронтации, он пребывал в аморфном, благодушно-отстраненном состоянии. Его носитель – либеральные интеллектуалы довольствовались академической и художественно-богемной сферами, ибо аполитичная по своей природе буржуазия не допускала их до сколь-нибудь действенного участия в политических процессах. Буржуазия по-настоящему востребовала интеллектуальные услуги «свободнопарящей интеллигенции» в политическом и мировоззренческом менеджменте, когда начали вырисовываться перспективы (20-50 гг.XX в.) поражения в мировом соревновании. Тогда, собственно,и сложилась относительно консолидированная современная либеральная идеология, представленная, разумеется, во множестве сходных вариаций.

Ее апологеты стремятся выдать ее за наследницу греко-римского, европейского, христианского и просвещенческого универсализмов, однако их стремления ничуть не отличны от желания нувориша или узурпатора обеспечить себя дворянской генеалогией, а то и сакральным происхождением. Конечно, основным истоком современной англо-американской культуры и, соответственно, типа мышления является, прежде всего, одна из европейских стран – Англия, родоначальник парламентаризма, эмпиризма и последовательного религиозного индивидуализма. Однако Британские острова всегда по своей культуре были и есть в постоянной традиционной оппозиции континенту и здесь всегда были сильны изоляционистские настроения. Хотя Британия и переживала основные культурные события европейской истории, но в весьма ослабленных своим периферийным положением формах4646
  Географическая отделенность в те времена была куда более серьезным фактором, чем сейчас.


[Закрыть]. Как и Россия, Британия была полу-Европой, правда несколько по иным резонам. Англия надорвалась от своего удачного двухвекового империализма, имевшего амбивалентный характер: передовой индустриально-капиталистической основы и националистически-партикуляристской надстройки4747
  «Правь, Британия» – и никакой идеи. В этом смысле германский нацизм стал настоящей последней империей Европы,а немецкий народ – наиболее молодым, хранящим еще в начале ХХ в. свою витальность, похоже, исчерпанную в напряжении двух мировых войн практически в одиночку.


[Закрыть].

В противоположность выродившейся в идеологическом и витальном смысле Европе (включая и Англию), отдавшей свою последнюю универсалистскую идеологию России, Америка смогла стать пока более удачной наследницей имперской глобалистской традиции. В витальном отношении подобного мощного суперэтноса (особенно последнего, ХХ в.) еще не было в истории: сюда на протяжении нескольких веков стягивались сначала наиболее авантюрные, пассионарные элементы со всех концов света, затем наиболее индивидуалистически настроенные, свободолюбивые и непокорные, наконец, наиболее упорные, предприимчивые, идеалистически настроенные, рисковые натуры. Именно подобный, качественный людской элемент4848
  «Качественный» не означает «морально-положительный»,здесь было и есть полно бандитов, святош, несносных людей, но всех их отличает одно: целеустремленность, повышенная страсть к успеху, наживе, славе – словом, высокий витальный тонус, сообщающий большой динамизм общественной и экономической жизни.


[Закрыть], культ энергичности и вера в себя лежат в основе американских успехов, их экономики, локомотиве мирового хозяйства со второй половины ХХ в.

И, в отличие от старушки Европы, Америка в лице своих теоретиков разработала свою империалистскую, националистическую идеологию, облачившуюся в тогу универсализма, идеалов общечеловеческого развития и преемницы европейских ценностей Просвещения. На деле это смесь английского партикуляризма, индивидуализма и эмпиризма, приправленного протестантским контрактом с Богом. Всё это вместе составляет американский прагматизм: и образ мышления, и культурный стиль, и, наконец, самобытную философию американцев с тем же гениальным названием. У этой культурной традиции в Америке не оказалось конкурентов в духовной сфере, за исключением разве что привнесенного ранее, из Англии же, абсолютного идеализма.

Вновь и вновь прибывающие, особенно в ХХ в., приносили с собой лишь крохи своих национальных традиций (скорее внешнюю, обрядовую, коммуникационную составляющие) и легко встраивали их в столь необходимые им новые общественные отношения, искомые ими, ради которых они и пересекали океан. Это свобода для самореализации, относительно равные шансы на успех и, добавим, прозябание, равенство и уважение друг друга4949
  Понятно, что за всё это надо было бороться и здесь: от рабства до Мартина Лютера Кинга.


[Закрыть] на территории, где не действовали никакие другие привилегии и права, кроме права частной собственности и сил, усредненных кольтом. И «американская мечта» стала для большинства действительной самоидентификационной основой. Она же, в силу принципиального космополитизма американского формирования, приобрела с самого начала5050
  Начало выхода на мировую арену американизма совпадает с отказом от доктрины Монро, американского изоляционизма, и появлением советского коммунизма с его очень похожей космополитичной программой глобальных изменений (мир по образцу СССР мало чем отличен от мира по образцу США – по методам и конечным результатам).


[Закрыть] характер универсальной либеральной веры, идеологии глобализации, ставшей таковой после низвержения своего близнеца-антагониста5151
  Либерализм и коммунизм как имманентные стороны «проекта модерна» // Красиков В. И. В экстриме. Междисциплинарное философское исследование причин, форм и паттернов радикального сознания. М.: Водолей Publishers, 2006. С. 268-291.


[Закрыть]. Так или иначе, но глобализация имеет пока свой мейнстрим в виде идеологии мирового либерализма (американизма). Имеет она и свою философию, или свои, навязываемые скрыто и опосредованно, идеалы, ценности и нормы «современного философствования». Что это такое?

на территории, где не действовали никакие другие привилегии и права, кроме права частной собственности и сил, усредненных кольтом. И "американская мечта" стала для большинства действительной самоидентификационной основой. Она же, в силу принципиального космополитизма американского формирования, приобрела с самого начала5050
  Начало выхода на мировую арену американизма совпадает с отказом от доктрины Монро, американского изоляционизма, и появлением советского коммунизма с его очень похожей космополитичной программой глобальных изменений (мир по образцу СССР мало чем отличен от мира по образцу США – по методам и конечным результатам).


[Закрыть] характер универсальной либеральной веры, идеологии глобализации, ставшей таковой после низвержения своего близнеца-антагониста5151
  Либерализм и коммунизм как имманентные стороны «проекта модерна» // Красиков В. И. В экстриме. Междисциплинарное философское исследование причин, форм и паттернов радикального сознания. М.: Водолей Publishers, 2006. С. 268-291.


[Закрыть]. Так или иначе, но глобализация имеет пока свой мейнстрим в виде идеологии мирового либерализма (американизма). Имеет она и свою философию, или свои, навязываемые скрыто и опосредованно, идеалы, ценности и нормы «современного философствования». Что это такое?

Во второй половине ХХ в., ближе к его концу, сформировался дуализм "философии англоязычного мира" и европейской, континентальной5252
  Страны Европы, за исключением скандинавов и Нидерландов, в том числе и наша матушка-Россия.


[Закрыть], при явном доминировании первой из сторон. К странам «англоязычной философии» относят Великобританию, США, Канаду, Австралию, Новую Зеландию, Норвегию, Швецию, Финляндию, Нидерланды, ЮАР и нек. др.5353
  Юлина Н. С. Очерки по философии США. ХХ в. М.: Эдиториал, УРСС. 1999. С. 120.


[Закрыть]

Сама новая империалистская традиция в мировой философии, или философия англоязычного мира в форме аналитической философии (в широком смысле, включая философию науки, логический анализ, философию обыденного языка),появляется, укрепляется и становится мейнстримом (в ожесточении революционного ниспровержения метафизики) недавно, в последние полвека – полвека складывания American world.

Вплоть до конца второй мировой войны в Америке господствовала своя националистическая традиция философии в лице прагматизма, критического реализма, эволюционной космологии5454
  Историки философии ассоциируют «американский дух» с «золотым веком философии» Пирса, Ройса, Джемса, Дьюи, Сантаяны и Уайтхеда (Юлина Н. С. Указ. соч. С. 116-117).


[Закрыть]. Начало нового, космополитичного этапа связывают с прибытием в США новых волн эмиграции, связанных со второй мировой войной, в которых наиболее динамичными и влиятельными оказались идеи «логического эмпиризма» Венской школы и Берлинского кружка5555
  Их привезли в Америку Р. Карнап, Г. Рейхенбах, К. Гемпель, Г. Фейгл, Ф. Франк, К. Гедель, А. Тарский.


[Закрыть], органично вписавшиеся в первородные прагматизм и реализм американского духа. Кроме того, благодаря этим идеям американская философия получила возможности своего переописания средствами близкого ей по духу последнего европейского и новомодного тогда философского словаря, что придало ей уже новое универсальное, космополитическое измерение и соответствующие амбиции.

Доминирование философии англоязычного мира в сегодняшнем раскладе мировых философских направлений определяется следующими факторами:

→ Обретение английским языком реальной монополии как средства международного общения. Философу, если он хочет иметь не только региональную, но и конвертируемую, международную известность, следует презентовать свои разработки международному сообществу на английском языке. Те же, кто более или менее плотно знаком с английским, знают, что выражать себя посредством английского языка (не говоря уже о том, чтобы мыслить) означает редуцировать свое особенное, лингвоментальное мировосприятие к лингвоментальным формам англоязычного способа миросозерцания. Машина английского языка, в отличие от других, обладает, на мой взгляд, двумя фундаментальными особенностями, определяющими сам националистический строй англоязычной философии: а/ большая конкретность, адресность, постоянно удерживаемая связь с происходящим ранее; б/ жестко-формализованная структура предложения. Первая особенность связана с «властью» артикля определенности и неопределенности (a/an & the) – вещи, процессы и лица всегда отслеживаемы и удерживаемы в конкретном внимании, и, соответственно, существует относительно небольшая доля слов (абстракций) без артикля, отношение к которым native speakers настороженно-условное: с ними неуютно, их стремятся по возможности избегать. Эмпирическая философия, ориентированная на опыт, указательность, верифицируемость, просто не понимающая спекуляции вне связи с текущими событиями, весьма органична для такого ментального помечивания мира. Жесткая структура предложений, требующая обязательных соблюдений имеющихся лингвистических схем, создает устойчивое впечатление именно «власти языка»: что бы ни было в восприятии и воображении, язык всё равно построит всё по своим линейкам. Отсюда естественной кажется позиция, что «язык определяет мышление, словари и грамматики и есть содержание картин мира и самой субъективности».

→ Влияние процессов информационной и коммуникативной глобализации (Internet, электронная, мобильная связь) проявляется в том, что за последние полвека резко возросла роль международных конгрессов, конференций, симпозиумов в формировании новых направлений и течений в мировой философии.

→ Эти новые глобальные информационные потоки и коммуникации находятся в серьезной финансовой и организационной зависимости от США: как ее философских организаций, соответствующих отделений университетов, так и прямо от госдепартамента США5656
  Престижные и щедро оплачиваемые программы магистратур и professor visiting – заметьте, не только для всего остального небогатого мира, но в том числе для, казалось бы, небедной Европы.


[Закрыть].

Россия в современном мировом философском раскладе занимает такое же место, как, к примеру, африканская или южноамериканская философия, т. е. среднее между отдаленным, региональным филиалом континентальной философии – как южноамериканская философия, где доминируют испаноязычные и португалоязычные версии европейской философии, – и каким-то радостно-примитивным, упоенно-партикуляристским наивом африканской философии. Может, всё же примкнуть к мейнстриму?

Такое решение представлялось разумным лет десять-пятнадцать назад, когда Россия была в полной социально-мировоззренческой прострации и культурной дезориентации. Сейчас же нам вновь стала интересна наша традиционно-культурная, в том числе и ментальная идентичность, да и мейнстрим утратил свою первозданную энергию и переживает свой кризис. Увы, нет ничего постоянного под этим солнцем.

Перспективы русского стиля философствования именно как обновления и синтеза космополитического и националистического, универсального и контекстного сейчас как нельзя хороши. Тому благоприятствуют следующие обстоятельства.

Ослабли влияния, привлекательность – как для мирового философского сообщества, так и для философской молодежи – основных современных "партий" (направлений) в мировой философии: аналитической философии и постмодернизма.Первая представляла дух и стиль мейнстрима философии англоязычного мира, вторая – последнее радикально-критическое слово континентальной философии, продолжившей критический пафос трансцендентализма.

Как ослабли? А как всегда происходит и со всем: попривыкли, исчезла новизна, неожиданность, заявленные проекты и цели как всегда остались в принципе нереализованными. "Лингвистический поворот" в философии ХХ в., выражением которого явились, в конечном счете, и аналитическая философия, и постмодернизм (постструктурализм), хотя и привнес много полезного, разъясняющего, расчищающего в философии, однако не устранил и не мог устранить исходную и вечную невнятицу, фундаментальную многозначность и смутность самой природы философского знания. А ведь, казалось, чего проще: разгребем лингвистический мусор естественного языка при помощи техники его анализа, будь то аналитической либо структуралистской, выработаем новые формы выражения мысли и способы чувствительности – и вот он, новый мир и новое мышление.Они не учли, похоже, простой вещи: такой язык (естественный)выражает именно такое состояние человеческой души – рационально-иррациональное, зыбкое, мятущееся, жаждущее обмануться и забыться в очередном "золотом сне", религии, метафизике, и, вместе с тем, с элементами прояснения, строгости, последовательности, четкости и самоотчетности. Одно устранить – другое зависает и иссыхает без своей "бинарной оппозиции". Постмодернизм не смог разрушить бинарную машину языка, поскольку нет ее в качестве отдельной самодовлеющей социальной силы. Язык – не машина, а стихия, родственная душевной, и ее нельзя подвергнуть деконструкции в течение одного-двух поколений – речь должна идти о их десятках.

То же и в отношении аналитической философии, вызов которой бросили "историцисты" последней четверти ХХ в. Они критикуют известные уязвимые места позитивистской традиции как таковой: эмпиризм, рационализм, сциентизм, и объявляют актуальность для философии проповеди социальности и мудрости в ее обращении к людским душам, необходимость для философии социологизма и иррационализма, психологизма, ограничения сциентизма и романтизм5757
  Юлина Н. С. Указ. соч. С. 175.


[Закрыть]. Людям всегда нужны старая добрая метафизика, как и новые религии, историософии, легенды и сказки.

В подобном, можно сказать, "неоромантическом", "постметафизическом" мировом контексте, удивительно сейчас резонирующем с нашим, уже национальным контекстом универсализующего творческого идеалистического воображения, у нашей философии как сложившейся ранее, в XIX-XX вв., культурной традиции имеются серьезные шансы к завоеванию серьезных позиций на мировых интеллектуальных рынках. Главное препятствие – националистический партикуляризм и охранительство. Вспомним опыт греков и немцев: они смогли сделать свое философствование универсальным образцом лишь космополитизировав его форму, т. е. переописав выдаваемое ранее за "свое" – как "общечеловеческое". Китайская, индийская философия на это уже не способны, после тысяч лет окостеневаниясвоих форм выражения они пока остаются душой созерцательности и отрешенности, экзотическими цветами духа для элиты и богемы.

Русская философия молода, ей еще нет и двух веков (с начала знаменитой интеллектуальной дуэли Чаадаева и Хомякова), она в полной мере может утолить голод современного космополитичного человечества в идеализме, универсализме и великих целях. Главная проблема – в изменении явно националистической формы, устранении партикуляризма, в первую очередь православного (заменив его, если это так будет нужно, экуменическим). Короче, это переописание всего словаря. Необходимо отказаться от партикуляристских мифов, типа соборности (связанной лишь с православием и особой "русской душой"), и создавать новые, универсалистские мифы.

А что нас ожидает в противном случае продолжения политики удовлетворенного самосозерцания? Отчасти это консервирование стиля "а ля рюсс" в духе местечковой этнографической "русской православной философии", отчасти догоняющее развитие – когда мы будем дожидаться полного обвала и дискредитации аналитической философии и постмодернизма, появления новых западных романтиков, с тем чтобы сделать с них свою очередную кальку "философии в России".