Текст книги "Место счастья – Детство. Книга для детей и взрослых"

Место счастья – Детство
Книга для детей и взрослых
Владимир Леонов

Посвящается моим «божественным капелькам» —

дочуркам Яне и Арине

© Владимир Леонов, 2017

ISBN 978-5-4485-1004-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Еще в детстве, мальчиком проживая в крохотном селении у опушки леса, я представлял свою родину Россию как сказочную страну. В каждом доме затерянного поселочка держали собак и топили печки, а вокруг собирались обитатели дома, чтобы поговорить за жизнь.

Дедушки вспоминали войны, которая вела Россия, чтобы быть свободной и справедливой В их рассказах – чувство гордости за самих себя, за весь русский народ, за его мужество и доброту. А бабушки тихо и нежно говорили нам, внукам, какая она большая – эта страна с названием Россия, что она самая главная в мире. И все это завоевали для нас наши предки, самые смелые и самые красивые. А затем рассказывали дивные истории и сказки, в которых русские всегда побеждали своих врагов, а русских никто и никогда не смог одолеть.

В доме потрескивали поленья в печи и незримо присутствовала мудрость – на душе было нежно, и все время это безбрежное чувство родины.

Вот так, мальчишкой, я представлял себе Россию — край, находящийся в центре Земли, где даже войны и бедствия не могли убить доброту и мудрость…

Мое детство. Моя маленькая родина. Где мне по силам было быть волшебником, верить в чудеса и самому строить собственный мир чудес. Мудрый и добрый.

И у меня была своя мудрость, один необычный друг, который просто восхищал меня своей жаждой жить, быть радостным и счастливым. Кусочек солнца светился в этом друге всем своим жаром и жаждой жизни.

Корниенко Лена, гимн.1

Мой друг из далекого детства, и он же учитель – собака Дымок…

«…а этот пес пах счастьем и улыбался. Да еще как! Он будто бы весь светился, так радовала его встреча с невысоким мальчуганом, замершим от удивления на крыльце…».

Это легкая и нежная история детских ощущений, волшебных впечатлений и обычной жизни.

Вы войдете в светлый мир десятилетнего мальчика и проживете вместе с ним одно лето, самое неповторимое лето с запахом зеленых яблок, цветов и скошенной травы, лето чудесных ароматов, вкусов и звуков, лето, наполненное солнцем и загадочными событиями; лето, когда каждый день совершаются удивительные открытия, главное из которых – непрерывное ощущение счастья.

Леонова Арина, 9 лет

Желание написать книгу о своем удивительном детстве, сказочной стране, в которой у меня был такой друг – невероятный непоседа, озорник и просто радостный пес Дымок, зрело давно. Нужен был толчок, импульс… Им оказался вопрос моей дочурки: «Папа, что было самое интересное в твоем детстве?»

Книга о дружбе, радости и любви. Любви к детям, взрослым и живой природе.

Книга о счастье – и счастья в жизни столько, сколько ты сможешь его заметить. О том счастье, которое любит, чтобы им дорожили, и не любить, чтобы к нему привыкали.

***

«Поклон отчему дому»

«Кто из нас в детстве не мечтал о собаке… Не об игрушечной, а живой, настоящей. Пусть не о породистой с родословной, а о простой дворняге. Такой, чтобы лапу давала, в нос лизала и обязательно защищала от врагов.

Владимиру Леонову, создателю повести «Мой ломтик счастья», повезло дважды. Во – первых, у него была такая собака. Во – вторых, через многие годы он сумел пронести в сердце радость детских воспоминаний о своем лохматом друге, озарившем счастьем его нелегкую жизнь.

О чем бы ни писал автор, он всегда расскажет о себе… Лесной поселок в царстве сосен и дубов. Простой работящий народ спешит на проходную мебельного заводика. Пахнет летом и свежей смолистой стружкой… Таким ясным и теплым утром автор увлекает нас в путешествие по лабиринтам своей памяти и сразу приглашает в родной дом, где все блестит чистотой и вкусно пахнет хлебом. Это мамина заслуга. Кажется, она и теперь незримо опекает своего сына и благословляет на творческие поиски.

С первых строк заявляет о себе главная тема повести – любовь. Это она является источником трепетного и высокого общения детей и взрослых. Это она сделала родными небогатых жителей поселка, она дала жизнь главному герою и даже бездомному псу помогла стать полноправным членом семейства».

«Непрерывное ощущение счастья»

«Это книга, в которую я влюбился с первого взгляда: яркая, красивая и притягивает, как магнит. Ее хочется листать, рассматривать, трогать. Она тихо и ненавязчиво втягивает тебя в поток того, что действительно любишь. Такая книга не обманет.

Полное равновесие двух начал: чувства художественности и глубокой лиричности

Книга очень личная и невероятно эмоциональная, наполнена солнцем, жизнью в ее лучших тонах. Именно ради такой жизни и хочется жить!»

«Прививает вкус к языку и Родине»

«Книга Владимира Леонова «Мой ломтик счастья» является прекрасным образцом столь немногочисленной сегодня и столь необходимой качественной детской литературы. Она прививает детям вкус к родному языку и любовь к Родине. Она тяготеет к ряду лучших образцов детской литературы последних десятилетий: рассказам Н. Носова, повестям В. Крапивина.

Моё мнение таково: книга Владимира Леонова «Мой ломтик счастья» имеет право занять своё достойное место и в домашних, и в детских, возможно, даже школьных библиотеках. Во всяком случае, юный читатель, взяв в руки эту книгу, о своём выборе не пожалеет».

«Удовольствие и восторг»

«Замечательно! Богатый, яркий язык, отлично прописанный художественный мир; текст читается с удовольствием, восторгом. Книга, безусловно, придется по душе и детям, и взрослым».

Отзывы читателей

Рисунки к книге выполнены учениками художественной школы №1 г. Новосибирска и школьниками шестых классов гимназии №1 г. Новосибирска.

Полина Игнатьева, 15 лет

Глава 1. Встреча

Прозвали меня в нашей деревушке «Вовка – морковка», а некоторые ребята, чтобы сильнее подразнить меня, громко добавляли еще: «…и красный арбуз». Вот и получалась обидная для меня кличка: «Вовка – морковка, красный арбуз». Не мальчуган, а фрукт какой – то. Хотя и было мне по возрасту девять лет, и в школе отличался хорошей учебой, и учительница всегда ставила меня в пример, но с друзьями у меня как – то не ладилось. Чуть – что, сразу «Вовка —морковка…».

Вот и грустил я, друзей не имел и все свободное время проводил в своем дворике. То дрова рубил, то молоко в масло сбивал… Словом, или я находил работу, или она меня. Просил папу хотя бы собаку мне подарить, как – то веселей было бы, но отец только хитро посматривал искоса и отмалчивался.

Был у папы с мамой свой домик с печкой, огород рядом, а во дворе, огороженном забором со старыми в трещинах досками, какая только живность не водилась.

Здесь и два розовощеких поросенка, и с толстыми боками корова Маша, и нежная телочка Соня, и важные гуси, не спеша ковыляющие на своих коротких ножках, да еще неприступные драчливые индюки, которых я боялся, как черт креста.

Ну и, конечно, куры. Каких только цветов: и серые с темными пятнышками, и черные с белесыми нитками, и коричнево – желтые, и белые, и даже ярко – красные. От этой пестроты у меня в глазах порой зайчики бегали.

А как только я выходил во двор с ведерком зерна, то казалось, целый оркестр во двор заглянул. Галдеж куры поднимали такой, что собаки в соседних дворах пугливо поджимали хвосты и исчезали, на всякий случай (береженого бог бережет), в своих перекошенных будках. Бежали куры стремительно, будто в гоночных бегах участвовали, тесня друг друга, наступая на ноги, сбивая кого – то на землю, подминая. Пыль клубилась, как дым из хорошей печки.

Я заблаговременно опрокидывал этой голодной ораве ведро с пшеном и пулей взлетал на самую высокую ступень крыльца – я хорошо запомнил, как однажды попутно вместе с зерном куры начали клевать пальцы моих босых ног. Словно крупный град пробарабанил по ногам, остались от такого бесцеремонного поведения кур шрамы на пальцах.

Вот и на этот раз, в солнечный летний день я стоял на крыльце и наблюдал, как полчища ненасытных кур выбирали своими крепкими клювами последние зерна из земли.

Дрозд А., гимн.1

Как вдруг раздался звон щеколды, открылась с дребезжанием и скрипом несмазанных петель калитка, и во двор вбежала собака. Невысокого роста такая, с короткой серой шерстью, местами облезлой, с кривыми короткими лапами. Словом, так себе. Среди других собак я бы не выделил ее – красотой не блистала, это уж точно.

Но какой был веселый этот пес! Светились радостью черные глаза, смешно свисал набок длинный розовый язык, а куцый, совсем голый хвост крутился, правда – правда, как юла.

Остановился пес так, что лапы уперлись в землю. Замер, словно уперся в стену, а потом неожиданно улыбнулся во всю собачью пасть. Улыбка словно говорила, как хорошо собаке, как нравится ей мой двор. Ее задорное, смеющееся лицо было направлено ко мне, оно говорило, как рада встрече.

Я видел деревенских собак только издалека, они мне казались всегда ворчливыми и грозными, а этот пес улыбался. Да еще как! Он будто бы весь светился, так радовала его встреча с невысоким мальчуганом, замершим от удивления на крыльце. А когда он во всю ширину растянул свою пасть, показав все свои крепкие зубы, да вслед так быстро завилял хвостом, да так беспрерывно, что перепуганные таким чудовищем, как им показался пес, куры врассыпную, с сердитым кудахтаньем, смешавшись с обалдевшими гусями, вмиг исчезли с моих глаз.

– Вот тебе и подарок, сынок: теперь этот пес твой, как ты и просил, – голос отца, показавшегося в калитке, словно приободрил пса.

Не успел я и сообразить, а пес, повиливая хвостом и улыбаясь, уже взлетел на ступеньки, с радостью подбежал ко мне, поднялся на задние лапы и начал лизать мое лицо своим шершавым теплым языком. Его веселые глаза смотрели на меня, словно он подтверждал, что я его хозяин, что он хочет от души этому порадоваться. Его передние лапы острыми когтями царапали мне грудь, а задние топтались на моих босых ногах.

Но я не чувствовал боли, радость переполняла меня – это мой пес! Он такой живой и по – детски смешной и озорной. А пес с благодарностью, что я искренно рад ему, слизывал с моих щек капельки соленого пота, а, может быть, это были слезинки радости.

– Ты моя собака! – закричал я от восторга. – Ты мой настоящий друг!

Наверное, в жизни я еще не произносил слова с такой значительностью, что даже отец поднял руку в знак восхищения.

– Ну как, дружище, назвать тебя? – произнес я вслух. Пес словно понял меня, поднял уши торчком и внимательно посмотрел мне в глаза, словно говоря:

– Это ты вовремя говоришь, мой мальчик! Мне, как и любому существу на свете, хочется, чтобы ко мне обращались по имени.

В голове у меня все так перепуталось, что я уже и не мог долго думать, поэтому сказал имя, которое первое пришло на ум. Видимо, серо – голубой оттенок шерсти вытолкнул из меня это слово.

Но я не просто назвал имя, я дал псу понять, что хозяина надо понимать и слушаться, а то будет разброд между нами:

– Ко мне, Дымок. Рядом. К ноге.

И пес послушно опустился передними лапами на ступеньки. Так и застыл – подогнутые задние лапы и выпрямленные передние. Словно мои команды были для него обычным делом.

Папа поднялся по ступеням, улыбнулся, как я понял, и мне, и моему четвероногому другу, в его глазах светилось удовольствие:

– Ты рад этому псу? – спросил он добродушно меня. – И как ты назвал его?

– Дымок!

– Что ж, легкое и веселое имя, вполне подходит такому жизнерадостному псу. Отнесись к нему как к настоящему другу. Люби его, ухаживай за ним, не обижай. И тогда пес будет предан тебе, будет делить вместе с тобой и радости, и печали.

Дымок понимал наш разговор. Он внимательно переводил свой взгляд то на меня, то на папу. Одобрение читалось в его глазах. Он опять улыбнулся и так широко растянул пасть, что не выдержал и громко чихнул. Словно человек. Я и папа, не удержавшись, вместе сказали ему: «Будь здоров!» и, посмотрев друг на друга, разом рассмеялись. А пес Дымок словно подыгрывал нам, вся его физиономия говорила: «Что, хорошо вам со мной, правда? А будет еще смешнее!»

И пусть видом он не был красавцем, и пусть невысокого роста, да короткие кривые лапы бросались в глаза, но лишь взглянешь на его веселое и добродушное лицо, и сразу кругом все становится светлее и радостнее.

Валентина Ларина, 10 лет

– Папа, папа, – я хотел ответом папы показать собаке свои сильные качества, – а ты скажи Дымку, что я люблю бегать! Всех школьников обгоняю на уроках физкультуры, мне учитель всегда пятерки ставит. Вот мои одноклассники дразнят меня обидной кличкой, а я им отвечаю, что они просто слабаки и лентяи, и обзывают меня потому, что завидуют моей силе. Думаю, что они ведут себя, как жалкие, еще не оперившиеся птенцы.

– Как ты сказал? Неоперившиеся птенцы! Ну ты даешь, Володя, – изумленно произнес папа и невольно рассмеялся. Дымок приподнял морду от неожиданности, улыбнулся папе, говоря: «Мой хозяин знает дело, верно говорит».

– Итак, начнем знакомиться с моим миром, моей деревней, – сказал я Дымку. – Тебе будет полезно это знать.

Я спускался первым, пес шел следом, шаг в шаг – вот такое было у него воспитание.

Глава 2. Мои истории

Стоял жаркий июль. Солнце заливало землю, словно огнем. Деревня казалась вымершей: ни людей, ни собак. Все попрятались от духоты и жары.

Только мы с Дымком, две единственные фигуры в дневном свете, не спеша, шли по улице.

– Дымок! Рядом со мной! – отдавая команды псу, я внутренне переживал, поймет ли он. Но это был умный пес. Чуть прибавив шагу, он поравнялся со мной и топал своими лапами в такт моим шагам. Лицо его выражало гордость: еще бы, он не бездомная шелудивая собака, он не ничейный пес, у него есть хозяин, а, значит, и дом.

По дороге я посматривал на дома, а вдруг кто – то из мальчуганов увидит меня с таким радостным псом, да еще прилежно выполняющим мои команды, и тогда ему станет плохо от зависти. Ох как мне сладко стало от такой мысли – закончилось мое одиночество, и вся моя печаль позади.

Гладя с умилением на пса, я рассказал ему, почему нашу деревню называют Боровое, как долго здесь я живу с родителями. Думая, что ему будет интересно знать поподробнее обо мне, поведал ему о своей кручине: о кличке «Вовка – морковка…», о мальчиках, насмехающихся над моим прозвищем, и о девочке с дальнего двора, с которой мы незаметно для других убегали в лес и играли там.

Еще я рассказал ему, какие хорошие люди живут в деревне, они с утра до вечера работают: пилят деревья, везут на наш маленький завод, делают различную мебель. А по выходным собираются вместе под зеленой листвой дубов на окраине деревушки, поют песни, танцуют, жгут костры. Нам, детворе, так весело проводить время с ними.

– Но ты не бойся, я тебя никогда не оставляю, будешь всегда со мной на этих веселых праздниках, – так я утешал собаку. – Ты же теперь мой настоящий друг!

Говорил я псу о моей детской радости, о том, как я люблю вечерами гонять лошадей вместе с конюхом, дядей Григорием, в «ночное». Это когда я верхом на лошади ехал вперед, к зеленым лугам, а дядя Григорий подгонял коней сзади. А потом мы стреноживали коней, пускали их к травам, а сами разжигали костер, и я до утра слушал занимательные истории доброго старенького конюха.

– И тебя я буду брать с собой в «ночное», – наклонялся я пониже, чтобы пес слышал лучше, – станешь стеречь лошадей, чтобы они не разбегались.

Дымок, размеренно шагая рядом, кивал головой – или от движения или от согласия – но я считал, что он все понимает и ему радостно, что я делюсь с ним своими мыслями.

Потом я объяснил псу, какой замечательный у меня папа, какую радость доставил мне, когда понял мою мальчишескую печаль о настоящем друге и подарил тебя, Дымок.

– Ты, конечно, еще маленькая собака, но это для меня к лучшему, – сказал я Дымку. – За тобой надо ухаживать, надо воспитывать, обучать. Значит, я буду много занят, у меня не останется времени грустить. А это так здорово!

Дымок понимающе взглянул на меня и весело завилял хвостом. Пес покачивался на своих коротких лапах, смешно переставляя их. Местами потертая кожа так блестела на солнце, что у меня рябило в глаза. Короткий, облезлый хвост крутился, как пропеллер. В общем, и некрасивый, и урод уродом, но мне он казался самым лучшим псом, я полюбил его всем детским сердцем.

– Школа моя, Дымок, – желание говорить и говорить, казалось, копилось так долго, что слова сейчас лились сами по себе, – находится далеко от дома, на другом конце поля, еще надо через реку по мостику переходить, а затем в гору подниматься. Веришь, Дымок, целый час я иду до нее, так мне папа сказал. А еще он говорит, что я очень смелый, раз в таком маленьком возрасте хожу в школу один. Мама сшила мне маленький мешочек из холста, приделала две тесемки, чтобы мне было удобно нести его за спиной – все – таки книги, тетради, ручки, альбомы изрядно тяжелы, как она говорит, для моих детских рук.

Я показал Дымку, как надеваю свой школьный мешочек за спину: сначала одну тесемку на левое плечо закидываю, затем вторую – на правое. Руками перед собой изобразил какой он большой, этот школьный мешочек. Получилось смешно, словно руки мои стали пропеллерами.

Дымок с удивлением смотрел на мои жестикуляции, даже присел на задние лапы, в его глазах мне читалось: «Мой мальчик, ты такой сильный. Я горжусь тобой и буду брать с тебя пример».

Воодушевленный признанием пса о моем мужестве, я заговорил еще громче:

– Понимаешь, Дымок, весной поле полностью заливает водой, оно становится похожим на целый океан. Родители купили мне сапоги резиновые, они даже выше моих колен. И вот в них я бреду по воде. А однажды даже на льдине доехал до берега. Вот здорово было!

Дымок вопросительно вскинул глаза: «Что такое льдина? Может, объяснишь?»

Я рассмеялся над таким наивным вопросом, потрепал собаку за ухо и рассказал, что это такой большой лед, который сам по себе плавает по воде, не тает и не тонет. Моя дворняга понимающее закивала головой. Значит, у меня все складно получается, не зря я учусь на пятерки.

– А зимой, Дымок, – мне нравилось произносить имя собаки, – поле засыпает снегом, местами мне даже по пояс. Представь, на мне валенки, теплая фуфайка, шапка, которая постоянно норовит закрыть мне глаза, а еще варежки – толстые и теплые, мама сама мне связала. Иду медленно, прокладываю себе дорожку, весь в снегу, инее. Словом, снеговик. Это точно.

Дымок сочувственно потерся влажным носом о мои босые ноги, мне стало тепло и щекотно. Я весело улыбнулся: «Ай да пес! Ну просто волшебный какой – то, все понимает и еще чувства проявляет. Ну, как не любить такого друга!»

Семченок С., гимн.1

Видя в собаке заинтересованного слушателя, я продолжал рассказывать истории моей детской жизни.

– Школа у нас большая, целый деревянный дом, в нем посредине печь стоит, зимой так здорово в ней трещат дрова, а тепло от нее во все классные комнаты проходит. Печь топит в школе бабушка Галя, а еще звонит в медный колокольчик, когда надо начинать уроки или идти на перемену.

Здесь я остановился, пытаясь понять, что нечто важное я должен сказать собаке, но никак не могу сосредоточиться. Дымок, неторопливо шагавший слева от меня, так и присел на хвост от неожиданной остановки. Вся его поза выражала напряжение и недоумение, он шумно задышал, ребра заходили под тонкой кожицей. Было видно, что он переживал за своего двуногого друга.

– Дымок, не волнуйся, – я произнес таким добрым тоном, как говорила мне мама, когда у меня что-то не получалось, – я понял, что мне надо сделать: обязательно взять тебя в школу. Тебе это понравится. Точно, точно! Договорились.

Дымок заулыбался, показывая, как ему хорошо от такого приглашения, куцый хвост взлетел вверх и закрутился. Казалось, еще минуту, и Дымок полетит. От такой мысли я беззаботно рассмеялся.

– Хозяйство у нас большое, – продолжал я, когда мы с Дымком успокоились, – ты видел уже. Я у родителей не лежебока какой – нибудь, не лентяй. Ты сам потом все увидишь и поймешь. Я стараюсь во всем помогать маме и папе. И заметь, не потому, что они мне приказывают, а потому, что мне самому хочется быть для них опорой, помощником. Хотя мама меня утром рано и не будит, но я приучил себя встать сам часов в пять утра.

Дел у меня много: сена надергать со скирды, разложить по кормушкам корове, двум телкам и бычку; вынести несколько ведер еды для свиней, а они такие прожорливые – не успею я опрокинуть ведра в корыто, а они уже на лету все съедают, топчутся, как слоны, хрюкают громко, как лягушки на болоте, отталкивают друг друга, как драчуны – бузотеры, своими пятачками непрерывно двигают, смешно так у них получается. Нет, правда, правда.

А еще куры с насестов выскакивают во двор, шум поднимают невероятный, как у нас в школе на переменках, бегают за мной, клюют прямо в ноги – нахальные такие, все время требуют есть. Я быстренько набираю в ведра корм, высыпаю в одном и том же месте; они привыкли в дисциплине, и как только видят меня с двумя ведрами в руках, стремглав мчатся занимать свое место. Вот видишь, Дымок, какие шрамы у меня на ногах, это все от этих строптивых кур.

С этими словами я поднял штанины брюк, чтобы мой пес удостоверился в правдивости слов. Дымок как – то сочувственно, осторожно, втягивая в себя глубоко воздух, приблизил нос к моим голым ногам, обдал их теплом выдыхаемого пара. На какое – то мгновение застыл, пристально смотря на розовые царапины, а затем с пониманием поднял на меня свою умную морду, словно говорил: «Ты очень мужественный, мой мальчик. Вон сколько у тебя шрамов, а ты не плачешь. Буду брать с тебя пример!»

– Потом я помогаю маме, – голос мой звучал приподнято, как – никак Дымок все понимал и выражал мне свое сочувствие, – относить ведра с молоком, которое она надоила от коровы и телочек, домой, чтобы делать масло, творог, ряженку, простоквашу…

И вот, Дымок, звучит рог пастуха, надо выгонять корову, телочек и быка в общее стадо, которое собирается за нашим домом, а потом пастух, дядя Гриша, на весь день угоняет стадо в лес.

Представь себе, как забавно встречать вечером свою живность. Идут коровы и быки неторопливо, бока у них круглые, отъелись за день в лесу. Пылища стоит кругом, коровы кажутся в ней исполинскими животными. Каждое из них имеет маленький колокольчик на шее – это на тот случай, если отобьется от стада, – и звон от них долетает до самого последнего дома. Все жители выскакивают из домов, а коровы, завидев своих хозяев, убыстряют ход, начинают мычать от радости. И от них так пахнет молоком, такой сладостью веет, что этот запах еще долго стоит над всем поселком, будоража собак и свиней.

Вот такая картина получается: пыль над дорогой, в ней – наши животные, как «исполинские» звери, звонкие звуки колокольчиков, а еще мычанье, как будто сотни труб враз зазвучали. Не деревушка, выходит, а какой-то карнавал…

Дымок остановился, морда выразила явное недоумение: «Мой мальчик, что такое «исполинское животное»? С чем его можно сравнить?» От такого вопроса в глазах собаки я растерялся: «А действительно, что это за слово?» Я где – то услышал его, хотел блеснуть перед псом своими знаниями, а теперь и сам оказался в глупом положении. Ответил я честно: «Это что – то такое большое. Больше сказать не могу, не знаю, вечером спросим у мамы или папы, они объяснят». Такой искренний ответ пришелся по душе псу, он великодушно кивнул головой, – мол, не переживай, разберемся.

– Еще у меня есть маленький топорик, – продолжил я, – мне папа его сделал. Им я рублю дрова после того, как накормлю всю живность нашего двора. Для меня папа специально привозит на лошади, запряженной в телегу – у нас в поселке конюшня, в ней, как говорит папа, целых двадцать пять лошадей – отходы с мебельного заводика, это такие кривые доски, которые не нужны для производства мебели. Я все лето рублю их на короткие дрова, ношу в сарайчик, который папа построил для дров. Знаешь, как я наловчился рубить? Прямо с одного удара разрубаю доску! Мне папа показал, как надо метко наносить удары топором. Потом я тебе обязательно покажу мое мастерство. Хочешь?

А Дымка можно было и не спрашивать – он был на все готов со своим новым другом. Да и мои рассказы явно были ему по душе. Он мерно шагал рядом со мной, покачивал в знак согласия головой. Все его худое тело светилось радостью от общения со мной, своим хозяином, кумиром, лидером!

Полина Скорнякова, 9 лет

– А еще мне нравится, Дымок, – я все больше и больше входил в роль рассказчика, словно собака была моим учеником, а я – учителем, – сенокосная пора. Ох, до чего же приятно говорить об этом. Выезжаем на косьбу сена поутру, только – только солнышко пошлет первый луч, а мы уже в телеге, с косами, граблями, вилами. Мама наложила в кошелки припасы на весь день: молоко топленое в крынках, в кастрюлях – мясо жареное и вареное, не куски, а целые кусища, картошка отварная, густо посыпанная укропом, залитая сливочным маслом, круглые, с хрустящей корочкой по краям домашние булки, яйца круто сваренные, крупно порезанные куски копченого и соленого сала, а еще пирожки с квашеной капустой, с картошкой, с творогом… Все, Дымок, дальше перечислять не могу, дыхание перехватывает, так кушать хочется.

Не лучше чувствовал себя и пес. Даже жалко стало его: пасть открыта, шумно вздыхает, бока дышат быстро – быстро, язык то и дело облизывает влажные губы; было понятно, что мысль о кошелках с едой ну просто сводила его с ума.

– Дымок, дружище, – увещевал я пса, – потерпи немного, скоро заводик, а у мамы всегда в шкафчике что – нибудь вкусненькое припрятано. Так вот, папа сидит впереди на телеге, правит лошадьми, а мы с мамой сзади, обнявшись. Ноги свешены с подводы, мы весело болтаем ими, мама дорогой рассказывает мне веселые сказки. Ну здорово просто. А потом возьмет и запоет, а голос у нее звонкий и мягкий, мое сердце от маминых песен наполняется теплом и радостью. Любила она петь про природу, наши леса и реки, про красивую любовь и смелых мужчин. Про таких, как мой папа, например.

Наше поле под сенокос находится на берегу реки. Подъезжаем, я сразу с подводы в реку – бултых, следом папа, с шумом и радостным криком. А мама так ласково смотрит на нас, подставив ладошку в глазам, чтобы солнце не слепило, и кричит: «Эй, мужчины, не задерживайтесь, работы много, надо до вечера успеть все скосить».

Потом, после речки, папа бруском подправляет лезвие косы, проводит по нему осторожно пальцами, удовлетворенно заключает: «Хороша коса, аж пальцы режет! А теперь, семья, за работу». Взяв косу в руки, размеренными и выверенными движениями, прижимая косу к самой земле, начинает скашивать сочную золотистую траву.

Затем трава сохла и превращалась в сено. Мама граблями подгребала за ним упавшие под острой косой стебли. Я переносил небольшие кучки сена в отведенное папой место, накладывал друг на друга, и так постепенно вырастал стог, прямо как большая гора. Затем папа поднимал меня наверх, мама вилами подавала сено, а я топтался, уминал его, иногда плюхаясь животом на этот мягкий, пахнущий солнцем, летом, водой и свежестью травяной ковер. Знаешь, Дымок, у меня так приятно замирало сердце, когда я проваливался в сено, оно уходила вниз подо мной, и, казалось, я лечу. Понимаешь? Лечу!

Собака поддалась моим восторженным словам, подпрыгнула в воздух, вытянув вперед озорную морду, беспрерывно вращая хвостом и перебирая лапами. Несколько раз пролаяла, давая мне понять, что и она в полете, и испытывает такое ощущение, как и я на стоге сена. Когда пес приземлился на свои короткие лапы, я восхищенно произнес: «Ну ты просто циркач!»

Усов Г., гимн.1

Видно было, что мои слова пришлись по нраву Дымку, он с благодарностью провел своим розовым языком по моим ногам: «Это еще не все, мой мальчик. Я такое могу…, для друга хоть на каменную стену поднимусь». Но, увидев в моих глазах сомнения по этому поводу, Дымок как – то быстро потупил глаза, пригнул морду к земле. «Наверное, ему стало стыдно за такое бахвальство – подумал я и слегка потрепал собаку за шерсть – мол, все в порядке, ты настоящий пес, ты все можешь».