Текст книги "Россия, которая могла быть"

Но при любом развитии событий, идеологическим знаменем этого противоборства со стороны немцев становятся лозунги борьбы с «Татарией – Тартарией» и будто бы представляемой ей для Европы опасностью, и заодно-распространение католицизма. Действительными же целями, были бы, как и всегда в германской политике, вплоть до гитлеровских времен – захват огромных и богатых русских земель и превращение их жителей в рабов, как это уже проделано в бывшей Польше. Но на этот раз в лице Руси они имеют дело с противником, далеко превосходящим их по численности населения и ресурсам, имеющим прочный тыл (в отличие, кстати, от той же «нашей» Литвы, почти непрерывно конфликтовавшей с Московским княжеством и Золотой ордой, а позже-Крымским ханством). И добавим – государством крепким, монолитным и жестко централизованным, в противоположность Польше и Литве, то есть по первому слову царя-хана способным двинуть в бой армии числом в сотни тысяч человек.

Так что сторонникам продолжения «Дранг нах Остен» приходится поневоле умерить свои аппетиты, тем более, что, как уже говорилось, и их западные и северные соседи с подозрением смотрят на сильное и амбициозное государство со столицей в Мариенбурге.

Беспокойство, наряду с западом, доставляет и южное направление. После того, как в середине XV века османы уничтожают Восточную Римскую Империю, к тому моменту съежившуюся практически до размеров городской черты Константинополя, воины ислама довольно быстро выходят на границы Руси. Границы эти, кстати, могли протянуться далеко за Прут и Дунай, а в числе вассалов и подданных русских каганов могли попасть молдавские и валашские бояре и князья. Тут, вполне возможно, наблюдалась бы та же картина, что и в нашей истории – Европа, вернее, считающие себя ее авангардом тевтоны, с определенного момента пытается заручиться поддержкой Турции в борьбе против русско-татарского государства (так же как в реальности весьма плотные контакты завязывались между Турцией и Швецией).

Впрочем, в данной исторической виртуальности события могли развиваться таким образом, что уже с конца XIII – начала XIV веков Русь Чингизидов вполне могла развернуть экспансию в южном направлении, на Балканы. После ряда войн к православному ханству могли быть присоединены земли болгар, сербов, валахов, и наконец, очередной поход мог увенчаться падением Царьграда, мечта о котором тщетно терзала многие поколения русских царей и военачальников, толкая их, зачастую, на бессмысленные и губительные поступки (последним и завершающим из которых, во многом стало участие в Первой мировой войне).

Кроме конфликтов с немецкими орденами и османами, Руси вполне возможно, пришлось бы вступить в борьбу со шведами за Новгород – среди новгородского боярства могли найтись те, кто предпочел бы повиноваться шведским королям, а не татарским царям. Однако несомненно, такая борьба окончилась бы в пользу последних, и скандинавские вояки забывают дорогу на берега Финского залива и Ладоги.

Новгородские же земли, раньше или позже, окончательно входят в состав страны, которые ее жители по прежнему именуют Русью или Русской землей, а заграница-«Великой Монголией» или уже упоминавшимся топонимом «Татария». Правящая же династия могла получить в мировой историографии титул Великих Моголов – а почему бы и нет?

Удивительное, должно быть, зрелище представляла бы эта держава, где купцы из Новгорода и Твери свободно ездили бы в Бухару и Самарканд – и все это не выезжая из своей страны. Где при дворе монарха, среди сановников, рядом с русскими, были бы ее разноплеменные подданные-итальянцы, литовцы и словаки. И где если бы и уцелело до наших дней несколько летописей на монгольском, хранящихся как величайшая реликвия, то написаны они были бы кириллицей.

Да, в этой ветви истории русскими землями – и сейчас еще, быть может, правили бы потомки жестоких завоевателей, диких кочевников, повергших в прах Киевскую Русь, среди многочисленных титулов которых главным был бы ханский.

И мысль эта, вполне вероятно, выглядит не столь уж приятной для славянского сердца и ума.

Но не было бы истребительных походов ордынцев на русские земли, после которых оставались лишь трупы и пепел. И многочисленных нашествий крымцев чуть ли не до екатерининской эпохи. И русских рабынь на невольничьих рынках итальянских городов. И тысяч и тысяч русских рабов, вертевших весла турецких и генуэзских галер и трудившихся под бичами надсмотрщиков на полях Крыма, Анатолии и Хивы, создавая богатства для султанов и эмиров, потом превращавшееся в оружие, что несло смерть русским же людям. И рязанских и киевских полонянок, дети которых ходили в набеги на земли матерей. И многого другого, не менее неприятного и печального.

Великая Тверия

Картина, когда меньше чем за семьдесят лет (1462–1533 г.г.) Московское княжество увеличило свою территорию шестикратно – с 430 тысяч квадратных километров, до без малого трех миллионов, оказывает прямо-таки гипнотическое воздействие на историков, не говоря уже о простых людях.

(Причем, львиная доля этого роста пришлась на сорок два года правления Иоанна). Да и в предшествующие годы Москве сопутствовали немалые успехи –430 тысяч километров – это третья по величине территория в Европе, после Священной Римской Империи (все больше становившейся фикцией) и Франции.

И это тем более покажется удивительным, что, при ближайшем рассмотрении ситуации, мы увидим, что Московское княжество еще в XIV веке не имело никаких особых предпосылок для того, чтобы стать центром объединения русского северо-востока, и шире – всех русских земель.

Самым могущественным княжеством была Тверь, самым воинственным и боеспособным – пограничное Рязанское, признанным культурным и религиозным центром была Ростово-Суздальская земля, а по богатству и уровню развития никто не мог сравнится с Новгородом. А ведь была еще и Литва – об этом тоже не надо забывать…

«И почему Москве было царством быть? И кто то знал, что Москве государством слыть?» – так несколько высокопарно прокомментировал это обстоятельство кто-то из русских книжников уже века XVII.

Вслед за этим безвестным грамотеем, многие историки в разное время, тоже пытались задумываться об альтернативных путях развития русской государственности (или, если вернее – государственности русского народа).

В качестве гипотетических центров объединения назывались Новгород (Герцен), Смоленск, Литва, Польша, Волжская Болгария, Галицкая земля и наконец – Тверь. О последней альтернативе мы и поговорим.

При этом, что любопытно, господствующая точка зрения такова, что в этом случае никаких серьезных изменений не произошло бы.

Так, А. Буровский, анализируя различные исторические альтернативы, обнаруживает и такую: «Сложение в XIV–XV веках на северо-востоке централизованного государства, но с центром не в Москве, а в Твери, Калуге или Боровске».

Оценивая его перспективы, Буровский, профессор-историк, обычно более чем вольно обращающийся с историей, заявляет, что «Этот вариант совершенно не отличается от того, который реализовался…Различие только в названии государства и его столицы…Жили бы мы в Тверии…»(281) – точной копии нелюбимой им Московии. «Разница?» – риторически вопрошает он.

Так ли все однозначно?

Для начала рассмотрим вопрос – когда и как это могло произойти?

Историческая развилка имела бы место, самое позднее, в первое десятилетие XIII веке. Во всяком случае – не позже 1328 года, когда Иван Калита окончательно стал первым среди русских князей, закрепив за собой ярлык Великого князя Владимирского.

Он чаще прочих князей ездил в Орду с дарами, всячески угождал ханам, снискав себе там немало сторонников. Наконец, ему было передано право сбора дани. Кроме того князь получил возможность давления на соперников – князей с помощью этого права.

Но куда более важным было то, что в течении более чем 40 лет Московское княжество было избавлено от крупных татарских нашествий.

Этому, впрочем, способствовало и то, что в Золотой орде начался период почти непрерывных междоусобиц. «Татарам» стало просто не до крупных походов против своих вассалов.

Предположим, что по ряду причин Ивану Калите не удается заручиться именно в тот момент поддержкой ордынских владык.

Позже это уже не имеет значения – в Орде начинается период долголетней смуты, и Сарай не имеет возможности активно вмешиваться в русские дела.

И в этих условиях, стремление тверских князей действовать не столько хитрость, дипломатией и «смиренной мудростью», сколько силой оружия, вполне могло оказаться более эффективным.

Кроме того, Тверь защищена еще, до некоторой степени, и расстояниями.

Какую бы политику она начала проводить.

Вот как комментирует ситуацию на Северо-Востоке Руси историк начала XX века Георгий Федотов в своем знаковом эссе «Россия и свобода»

Есть одна область средневековой Руси, где влияние татарства ощущается сильнее, – сперва почти точка на карте, потом все расплывающееся пятно, которое за два столетия покрывает всю Восточную Русь. Это Москва, «собирательница» земли русской. Обязанная своим возвышением прежде всего татарофильской и предательской политике своих первых князей, Москва, благодаря ей, обеспечивает мир и безопасность своей территории, привлекает этим рабочее население и переманивает к себе митрополитов. Благословление Церкви, теперь национализирующейся, освящает успехи сомнительной дипломатии. Митрополиты, из русских людей и подданных московского князя, начинают отожествлять свое служение с интересами московской политики. Церковь еще стоит над государством, она ведет государство в лице митрополита Алексия (наш Ришелье), управляя им. Национальное освобождение уже не за горами. Чтобы ускорить его, готовы с легким сердцем жертвовать элементарной справедливостью и завещанными из древности основами христианского общежития. Захваты территорий, вероломные аресты князей-соперников совершаются при поддержке церковных угроз и интердиктов. В самой московской земле вводятся татарские порядки в управлении, суде, сборе дани.»

Простим либерального историка «Серебряного века» полагавшего видимо что «зачистка» Лангедока задолго до эпохи Калиты или Бургундии – двумя веками позже чем то существенно отличались от политики московских князей, да и вообще – вряд ли данные «политтехнологии» были чем-то необычным для тогдашней Руси. Скорее, как уже говорилось, вопрос стоял о том – кто их будет применять?

Однако, было бы одно весьма важное отличие – Тверь имела бы относительно неплохие отношения с Литвой. Конечно, в данной варианте истории, когда Великое княжество Тверское стало бы соперником Литвы в борьбе за русские земли, эти отношения были бы куда хуже, чем в реальности, когда Тверь поддерживалась Вильно как противовес Москве. Но все же не столь напряженными, как с Московским княжеством.

Итак, примерно до XV века развитие событий не очень отличалось бы от реально сбывшегося – разве что, быть может, было бы несколько меньше крови.

Но потом, когда Тверь окончательно становится господствующей силой на Руси, ситуация начинает развиваться в ином направлении.

И главное отличие – после ликвидации ордынской зависимости, объединения под великокняжеской властью владимирских и суздальских земель, и подчинения Московского княжества, основным направлением для Тверии – на первом этапе во всяком случае, стало бы не западное или южное, и даже не восточное направления, а северное. А именно – подчинение «Господина Великого Новгорода».

В самом деле – борьба с Великим княжеством Литовским требует большого напряжения сил и средств. Завоевание Рязани не сулит особых выгод, а княжество это – тоже достаточно сильное и воинственное.

На юге, степях за Тулой и Серпуховым – в Диком Поле господствует конница крымских и ногайских ханов.

А вот подчинение новгородских земель обойдется куда меньшей кровью, суля при этом огромные богатства.

И в самом деле – выгоды от подобной экспансии просто не поддаются исчислению.

Во первых – вся торговля русских земель с Западной Европой, и транзитная торговля с другими странами, оказывается в руках тверских государей.

Во вторых, в этом случае в состав Великой Тверии войдут северные территории Новгородской республики, с их пушниной и серебром.

И сделать это будет, отметим, достаточно легко – провинциальные земли Новгородской республики не слишком лояльны к метрополии – Псков только и ждет случая, чтобы отделиться, другие территории периодически восстают против наместников. Таким образом, ждать, что в случае осады и взятия Новгорода в провинции соберется ополчение – как в Московском государстве в Смуту 1603–1612 г.г., и двинется изгонять захватчиков, не приходиться.

В нашей истории, именно эти факторы помогли Ивану III покорить Великий Новгород, когда ни одно восстание «гордостью вознесшихся» новгородцев не было поддержано другими частями республики, а Псков активно помогал московскому государю. К тому же Новгород весьма зависим от поставок хлеба с «низовых» русских земель, контролируемого как раз Тверью.

Имея более-менее надежный тыл – в лице относительно дружественной Литвы, Тверь осуществляет завоевание Новгорода уже в начале XV века.

Более раннее присоединение Новгорода имело бы два весьма важных последствия.

Во первых – русское государство получает непосредственный выход к Балтике, и возможность установления тесных отношений с западной Европой на несколько столетий раньше, нежели в реальности.

Тем более, что есть основания думать, что тверские государи не стали бы уничтожать потенциал Великого Новгорода, не стали бы разорять его купечество, и изгонять оттуда иностранцев – как это сделал Иоанн III, совершив крупнейшую, и по большому счету – единственную ошибку своего царствования.

Во вторых, что не менее важно – русские начали бы проникновение за «Камень» (Урал) намного раньше, нежели в нашей реальности. Правда, это был бы другой путь – северный: напомним, что в сферу влияния Новгородской республики входили территории за Уралом до Оби.

И русские городки и остроги возникают в северной Сибири уже в XV веке.

К 80 г.г. XVI века – годы, когда Ермак начал свои походы, землепроходцы доходят уже до Енисея и даже дальше. На побережье Ледовитого океана и по течению рек, возникают все новые города – соперники легендарной Мангазеи.

Сибирские меха, дававшие четвертую часть доходов московской казны, оказываются в казне тверской, пусть и не в таких объемах, но заметно раньше.

И это в течении долгого времени – без особой борьбы с Сибирским ханством, более того – практически не входя с ним в соприкосновение.

У зауральских татар слишком мало сил, чтобы снаряжать серьезные карательные экспедиции в северную тайгу. Конечно, время от времени стычки происходят, но все остается на уровне обычных пограничных конфликтов.

Окончательно подчинив себе все русские княжества, Русь-Тверия со временем побеждает Казанское и Астраханское ханства. Может быть, несколько позже, а может быть, чуть раньше.

Для удобства будем считать, что это произошло тогда же, когда и в реальности – в середине 50-х годов XVI века.

Это, наряду с уже имеющимися позициями на севере Сибири, позволяет быстро разгромить и Сибирское ханство.

Таким образом, к концу XVI века положение русского государства (вернее, русского государства северо-востока), геополитически – как модно сейчас выражаться, заметно лучше, нежели Руси Московской на тот же момент.

Потенциал Новгорода не уничтожен, что способствует более высокому уровню развития культуры и торговли, поволжские ханства покорены, Сибирь – уже более ста лет входит в сферу влияния Твери, и существует беспрепятственный доступ к рудным богатствам Урала и бескрайним землям до самого Тихого океана.

Конечно, остаются проблемы – те же, что и в реальности.

Крымчаки по прежнему атакуют южные границы Великого княжества Тверского, которое все чаще называют просто – Русь. Правда, чтобы взять столицу его, им нужно пройти куда большее расстояние, так что и в этом смысле положение нашего государства куда благоприятнее.

Остается и проблема взаимоотношений с Западной Русью, вернее – с Великим княжеством Литовским.

Раньше или позже, при провозглашении идеи «Тверь – третий Рим» или без оного, но тверские князья и их интеллектуальное окружение выдвигают идею объединения под своей властью всех земель погибшей Киевской Руси.

При этом надо иметь ввиду что, вполне возможно, из-за изменения персоналий на литовском троне – во всяком случае, именно князь Ягайло на свет бы уж точно не появился (или появился бы князь с этим же именем, но то был бы совершенно другой человек), уния между Великим княжеством Литовским и Польшей могла и не состоятся.

И тогда литовские князья и племена неизбежно приняли бы православие и, следовательно, к началу XV века оформились бы два больших государства – православных и претендующих на господство над всей Русью.

В этом случае не исключено даже, что унию польско-литовскую, заменила бы уния литовско-тверская.

Но вопрос этот достаточно сложный, и поэтому, будем считать, что Литва так же как в нашей истории окатоличилась, став вассалом Кракова, что породило конфликт между конфессиями, позднее переходящий в этнический.

А значит, продолжается и усиливается отъезд из Литвы православной знати.

А ведь именно выходцам из литовских земель во многом способствовали развитию Московской Руси, и ныне способствуют развитию Твери.

Такое положение, сопровождаемое вялотекущими пограничными конфликтами, в ходе которых к Твери переходят смоленские и северские земли, сохраняется весь XVI век.

Остается еще проблема Ливонии. К концу того же, XVI века Ливонский орден окончательно впадает в ничтожество, и вопрос уже стоит не о его дальнейшем существовании, а о том – кто завоюет его земли?

Претензии на них высказали бы как минимум три держав, кроме русского государства – Польско-Литовская федерация, Швеция и Дания.

В разразившейся Ливонской войне, Тверь могла достичь заметно больших успехов, нежели Русь Иоанна Грозного, терзаемая не столько внешним врагом, сколько собственным государем. К тому же при вменяемом монархе на русском троне, возможен был и компромисс на основе раздела спорных территорий – предлагавшийся литовцами и поляками Ивану Грозному и в реальности. Так что, по крайней мере, часть орденских земель могла стать русскими.

Таким образом, уже к началу XVII века мы имеем вместо московской Руси, переживающей Смуту, государство заметно более сильное, крепкое, территориально обширное. И, что не менее важно – более развитое – как в гражданской области, так и в сфере чисто прикладных достижений цивилизации (за счет более тесных связей с Европой – благодаря не разоренному Новгороду).

Подведем промежуточный итог, прежде чем закончить главу.

Возможно, (и даже скорее всего) стань Тверь столицей, дальнейший путь развития России принципиально был бы тем же самым, что и в реальности. Войны с Литвой, Польшей, Швецией, Крымским ханством, Турцией, продвижение по Сибири к Тихому океану и Америке и на запад – к Дунаю и Карпатам.

Но на этом пути не было бы ни кошмара правления Иоанна Грозного, ни Смуты, им порожденной, ни Петра I с его сумасшедшими реформами.

Зато вполне могли быть и корабли под русским знаменем на Балтике – уже в XV веке, и такое же знамя над древним Киевом – в XVI веке, и первый русский университет – в начале XVII века.

И – как знать – штаб-квартира ООН в Твери – крупнейшем мегаполисе мира – в веке XXI.

Русь Литовская

Литовские племена упоминаются впервые в русских летописях, относящихся к XII веку. Примерно в то же время другое, близкородственное литовцам племя-пруссы, доставляет немало неприятностей польским княжествам. Хроники описывают их как свирепых язычников. В итоге, для защиты от их набегов, король Конрад Мазовецкий приглашает Тевтонский Орден (его наследники еще не раз пожалеют о столь опрометчивом решении).

А до тех пор о балтах практически нет подробных упоминаний – ни у римских историков, ни у средневековых хронистов, скрупулезно описывавших мифическое царство пресвитера Иоанна и земли собакоголовых, одноногих и одноглазых людей.

Первым правителем единой Литвы, был князь (кунигас) Миндаугас, он же Миндовг, современник Александра Невского. Впервые всерьез о нем заговорили, когда под Шауляем им была наголову разбита армия ордена меченосцев – поражение, от которого этот орден так и не оправился.

В период монгольского нашествия, в 1238 году, литовцы на короткое время захватили часть смоленской земли, но были быстро отогнаны.

Но одновременно, князь Миндовг заключает союз с Александром Невским с целью совместного похода против Ливонского ордена. Лишь смерть князя от рук заговорщиков помешала этим планам.

Литва рассыпается на уделы, потом вновь собирается кунигасом Трайденом, далее вновь впадает в междоусобицу, затем опять объединяется под рукой нового кунигаса – Витеня…

Казалось бы – какое значение могла иметь эта маленькая языческая страна – последний островок многобожия на пространстве от Оки до Ирландии, этот, своего рода географическо-религиозный курьез?

Что с того что литовцы – упорные и сильные воины, не страшащиеся ни монголов, ни немцев? Что с того, что литовские пущи и болота почти непроходимы для войска? И пруссы и венеды были не менее сильны и воинственны, и леса в их землях были столь же непроходимы-а где они теперь?

Суждено Литве быть уничтоженной рыцарями Пруссии или Ливонии, станет ли она вассалом Польши, примет ли православие вместе с формальной зависимостью от какого – то из русских княжеств? Все равно никакого влияния на судьбы мира ей не оказать…

Такой, (или примерно такой), должна была видеться ее дальнейшая судьба беспристрастному современнику. И тем удивительнее то, как эта судьба вдруг переменилась.

…После того, как под ударами степняков рухнула в прах и пепел Русь, именно Литва первой начала собирать ее осколки. «Первой ласточкой» стало освобождение Витенем от крестоносцев в 1307 году Полоцка и последовавшее присоединение нынешнего северо-запада Белоруссии, с городом Новогрудком (Черной Руси по тогдашней терминологии). Но истинное могущество приходит к Литве при Гедеминасе, преемнике Витеня. Минское, Лукомское, Друцкое, древнее Турово-Пинское княжество становятся частью Великого княжества Литовского. Гедеминас вступает в борьбу за обладание Галицким и Волынским княжествами, но тут кунигасу приходится столкнуться с растущими аппетитами поляков и венгров. Следует череда незначительных войн, закончившаяся переходом под власть Литвы только волынских земель. Галицию поделили между собой Польша и Венгрия. Зато, без особых усилий удается присоединить киевские земли. Князь киевский Станислав безоговорочно признает себя вассалом Гедиминаса. Далее приходит черед Черниговского княжества. При этом Гедеминас – не просто завоеватель, более того, присоединение княжеств происходит чаще без применения силы, и прежние династии сохраняют вое положение. Он покровительствует православной церкви, не покушается на законы и обычаи своих новых русских подданных. Он позволяет свободно торговать в своих владениях ганзейским купцам, привлекает иноземных архитекторов и ремесленников.(116,311)

Именно в его правление христианство начинает распространяться среди литовских племен. Прежде всего этот процесс касается знати. Основная масса жителей собственно Литвы продолжает придерживаться языческих верований. Гедиминас тоже остается язычником, но тем не менее, как уже говорилось, достаточно благосклонно относится к христианам.

Русские князья сохраняют при нем свои привилегии, занимая высокие должности при его дворе.

Так, в переговорах с Новгородом, участвует князь Полоцкий и Минский Святослав. И именно Гедеминас впервые назвал себя королем литовским и русским, таким образом заявив миру о великодержавных претензиях Литвы.

Уже сын Гедиминаса и отец Ягайло – Ольгерд, становится христианином, и даже принял перед смертью монашество, по обычаю русских князей. Правда, в летописях можно встретить указания, что несмотря на столь благочестивую кончину Ольгерд несколько раз отрекался от христианства, однако не вполне ясно, что именно под этим подразумевалось: возвращение к язычеству с соблюдением всех формальностей, то ли просто не слишком христианское поведение.

Витовт – двоюродный брат Ягайло крестился по меньшей мере трижды, при этом переходя из католичества в православие и наоборот.

О вероисповедании самого Ягайло до принятия католицизма твердо сказать ничего нельзя. По меткому выражению В. Чивилихина он был «не то язычником, не то крещенным язычником».(76,231)

Всего за полстолетия, маленькое языческое государство превратилось в могущественную державу, простирающуюся от Балтийского до Черного моря, и от Волыни до Курска.

У литовцев были сильные союзники на северо-востоке Руси – это, прежде всего тверские князья. И не менее сильные противники – князья московские.

На примере взаимоотношений между этими двумя странами мы видим картину, что не раз уже бывало в истории.

На руинах прежней великой державы после многих перипетий возникает два сильнейших государства, соперничающих за право стать ее преемниками и собрать вокруг себя ее обломки.

Одно – полуварварское (в данном случае полутатарское), другое – хотя и управляемое иной по крови и происхождению династией, но сохранившее заметно больше элементов культуры и социальной структуры Киевской Руси.

Так или иначе, но решительная схватка между ними, за право завершить объединение русских земель казалась неизбежной, причем на стороне Литвы был заметный перевес в материальных и людских ресурсах.

Однако события неожиданно пошли в совсем ином направлении.

В 1385 году состоялось бракосочетание великого князя литовского и русского Ягайло и польской королевы Ядвиги. Вместе с ее рукой великий князь получал польский трон. Главным условием было принятие Ягайлой католичества.

Свернув с предначертанного судьбой (простите, читатель, за излишне, быть может, высокопарный слог), и предпочтя Запад – Востоку, он предопределил судьбу своей страны, и ее деградацию и крах.

Конечно, «русская», или, если угодно, православная партия в правящем классе Великого княжества Литовского, отнюдь не исчезла после Кревской унии.

Возглавил ее князь Витовт Кейстутьевич, ставший фактически полновластным правителем Литвы, пусть и связанным с Ягайло вассальной зависимостью, а с 1392 года – и официально провозглашенный великим князем.

Он активно добивался дарования ему королевского титула, выдал дочь замуж за великого князя Московского, проводил политику, направленную, фактически на подчинение Золотой Орды. Однако, своих целей он не достиг. Но и после его смерти в 1430 году борьба сторонников западной и восточной ориентации не прекратилась. Последние отголоски этой борьбы приходятся на XVI век, когда, после прекращения династии Ягеллонов, на престол Речи Посполитой была выдвинута кандидатура сперва Ивана Грозного, а затем его сына Федора.

Есть сведения, что то же самое намеревался сделать и Лжедемитрий I, возможно – по согласованию со своими литовскими православными покровителями.

Но с течением времени литовская, да и русская знать постепенно принимала католичество, полонизировалась, став для населения чужой сначала по религии, а затем и по крови и духу.

И, в итоге, даже формально сохранившись, Великое княжество Литовское и Русское фактически исчезло, став обычной провинцией Речи Посполитой, и полностью разделило ее незавидную судьбу.

Могло ли произойти по иному? Несомненно.

Итак, предположим, что Великое Княжество Литовское все-таки сделало свой выбор в пользу не Запада, а Востока.

Подобный поворот мог произойти по меньшей мере дважды. Первый раз – в начале 80-х г.г. XIV века, когда выдвигались предложения связать узами династического брака Ягайло и одну из дочерей Дмитрия Донского.(13,319)

Второй – в первые десятилетия XV века, в том случае, если бы Витовт решился на откровенный разрыв с двоюродным братом, и провозгласил себя полностью независимым русско-литовским государем.

Кроме того, вполне могло завершиться успехом восстание преемника Витовта-князя Свидригайла – самого младшего из сыновей Ольгерда. Ему удалось повести за собой всех недовольных неравенством с католической шляхтой представителей русской знати и городов и на какое-то время овладеть большей частью Великого Княжества Литовского, а у его противника – Сигизмунда Кейстутьевича осталась только Жемайтия, Аукшайтия и прилегающая к ней Черная Русь (район Новогрудка). Однако он был разбит поляками, и умер в 1454 году всего лишь князем Волынским.

В случае его удачи вполне могло возникнуть Великое Княжество Русское, со столицей в Киеве или Полоцке, в перспективе способное подчинить себе восточного соседа, или образовать с ним унию.

Наиболее благоприятной – и наименее вероятной, из всех трех представляется первая возможность, когда объединение происходит под началом Ягайло. Хотя, как известно, Ягайло не раз воевал с Московским княжеством, но история знает немало примеров, когда вчерашние противники на поле боя быстро становились добрыми друзьями и союзниками.

При этом, согласно договору и завещанию, сыновья Дмитрия Донского, и их потомки становились фактическими вассалами Литвы.

В 1399 году русско-литовское войско под предводительством Витовта, усиленное полками Московского княжества и других земель северо-восточной Руси, разбивает Тохтамыша в битве при Ворскле. В результате на несколько десятков лет раньше начинается распад Золотой Орды. Отныне угроза разорительных походов ханских войск больше не нависает над русскими землями, хотя и продолжаются мелкие набеги. Эта победа еще более укрепляет авторитет литовских государей, способствуя дальнейшему объединению под их властью всей Руси.

Долгое время, будучи формально едины, Литва и Московская Русь реально продолжают отдельное существование.

Если в западных землях действует «Русская правда», то в восточных – княжьи грамоты и законы.

Точно так же знать западных русских земель обладает большей свободой в отношениях с великокняжеским престолом.

В дальнейшем потомство Ягайло дает начало династии верховных государей всех русских земель, в то время, как сыновья и внуки Дмитрия Донского по мужской линии сохраняют за собой лишь титул великих князей Московских, и становятся обычными вассалами Гедиминовичей.

От рассмотрения третьего варианта автор решил отказаться, в силу сложности прогноза развития событий в этом случае, а посему перейдем ко второму.

Надо сказать, автор вовсе не считает Витовта образцом добродетели. Во всяком случае ему трудно понять человека, который во имя личной мести привел на родную землю смертельного врага – немецких рыцарей, обещая стать их вассалом, и отдав на растерзание жмудские земли. Но ведь не был святым и Ягайло – убийца родного дяди.