Текст книги "Пластун"

Глава 8

– Повернись! Так. Якши… – Гульнара-ханум отступив на шаг, внимательно оглядев юношу.

Иван, как всегда смутившись под её взглядом, неловко одёрнув полы нового халата. Жена судьи, одетая в свои обычные шаровары и полупрозрачную рубашку, стояла перед ним, уперев руки в бёдра. Красивое жемчужное ожерелье сверкало на её шее, выгодно оттеняя смугло-матовую кожу женщины.

– Ну, теперь ты у меня совсем красавец, паладин, Ива-анн. Доволен моими подарками?

– Премного благодарствую, моя прекрасная госпожа, – приложив ладонь к сердцу, Иван поклонился. Потом, помедлив, неуверенно произнёс:

– Может, о прекраснейшая и добрейшая моя хозяйка, всё же не стоит тратиться на эти одежды? Хозяин и так недоволен расходами. Да и слуги на меня коситься уж начали. Ведь я раб простой…

– Ну-ну, не скромничай, Ива0анн – Гульнара подошла вплотную к юноше и взяла его пальцами за подбородок.

Поскольку Иван был достаточно высокого роста, турчанке пришлось привстать на цыпочки, чтобы заглянуть парню в глаза. В комнате кроме них никого не было. Служанку свою, калмычку Нури, хозяйка отправила на рынок с поваром Омаром. Сам кади уже третий день находился по делам в Ак-Мечети. Пользуясь этим, Гульнара-ханум всё внимание уделяла Ивану, заставляя его перемеривать обновки и хвастаясь заодно своими новыми украшениями.

– Ты знаешь, что красив, гяур юный? – маленькие пальчики женщины впёрлись в подбородок Ивана – Жаль, что ты не правоверный… У тебя, наверное, есть девушка? Какая-нибудь из ваших рабынь урусских? – Большие глаза Гульнары впились в лицо юноши.

Опьянённый её близостью, вдыхая сладкий аромат её духов, Иван еле держался на ногах. В голове стоял туман, перед глазами всё плыло… и вдруг захотелось схватить женщину, сорвать с неё одежду и сделать с ней то, что делали татары с пленницами в степи!

Со страшным трудом удержавшись, Иван непослушными губами ответил, что девушки у него нет.

Гульнара-ханум, снова отступив на шаг, недоверчиво посмотрела на него:

– Не имеешь девки? А скажи, Ива-анн, ты вообще когда-нибудь был с какой-либо женщиной? – глаза турчанки стали совсем огромными и, казалось, молнии вылетают из их чёрных глубин.

– Нне-ет, госпожа… – Иван смутился окончательно и грустно покраснев, опустил голову.

На некоторое время в комнате наступило молчание. Потом Гульнара повернулась к зеркалу:

– Нравится тебе это монисто, Ива-анн? Оно привезено из самой Индии для меня уважаемым Абдуллой-аль-Мансуром!

Иван про себя усмехнулся. Освободившись от прицельного удара её глазищ, он несколько пришёл в себя. Украдкой рассматривая стройную фигуру хозяйки, юноша вспомнил, чего стоило это ожерелье. Арабский купец лично прибыл в дом, чтобы преподнести уважаемой клиентке давно заказанное ею украшение. Ни сном, ни духом не ведавший об этом Али-Мустафа был поставлен перед фактом заплатить огромную сумму.

Скандал был ужасный! Судья пинал подушки, переворачивал столы и орал во всю глотку. Гульнара-ханум в долгу не оставалась, швыряя в мужа серебряные светильники и свои остроносые туфли. Всё завершилось, разумеется тем. Что купец получил свои деньги, а хозяйка – ожерелье. Али-Мустафа заперся в библиотеке, где просидел безвылазно почти сутки.

– Помоги мне, Ива-анн. – турчанка, стоя перед зеркалом, поднесла руки к шее.

Юноша бросился к ней и неловко стал расстёгивать золотую застёжку. Та не поддавалась и Иван, аж высунув кончик языка от усердия, напряжённо трудился над тонким заморским изделием. Пальцы его, прикасавшиеся к тёплой коже молодой женщины, словно пронизывало током. Иван уже весь мокрый от пота, молил Бога, чтобы эта пытка скорее завершилась…

Гульнара-ханум наблюдала в зеркале за его отчаянными усилиями, и лёгкая улыбка играла на её красивых губах.

Справившись, наконец, с застёжкой, Иван хотел аккуратно снять ожерелье с шеи женщины, но неловко задел её плечо. Лёгкий шёлк слетел в сторону, оголив небольшую упругую грудь с твёрдым тёплым сосцом. Ожерелье выскользнуло из ослабевших пальцев юноши. Иван мгновение смотрел на обнажённую прелесть. Потом обхватил хозяйку обеими руками и впился ртом в её грудь.

Гульнара ахнув, попыталась отстранить его, но, крепко удерживая женщину, Иван с наслаждением посасывал нежный сосок, чувствуя, как он твердеет и набухает. В голове парня царило сплошное марево. Вспышками возникали только перед глазами образы Насти верхом на татарине, стройная фигурка Кристины, полные бёдра соседки Марии…

Замершая некоторое время неподвижно Гульнара-ханум вдруг выгнулась и вцепилась юноше в волосы. Иван невольно ослабил хватку и хозяйка, вырвавшись, отскочила в угол комнаты. Прикрыв ладонями обнажённые груди, жена судьи напряжённо смотрела на парня. В чёрных глазах её, казалось, взметаются языки тёмного пламени…

Иван, тяжело дыша, стоял на пушистом персидском ковре, покрывавшем пол. Марево перед глазами уже стало проходить, но удары сердца, словно молотом отбивались в висках. Наконец, стараясь взять себя в руки, Иван, не поднимая глаз, глухо произнёс:

– Простите меня, госпожа… я никак не мог удержаться… я ещё не видел такой прекрасной, как пери, женщины…

– Выйди вон! – тёмное пламя в глазах Гульнары превратилось в ураган.

По-прежнему не глядя на неё, Иван поклонился, и нетвёрдо ступая негнущимися ногами, вышел из комнаты. В кабинете, рухнув на мягкие подушки, он уткнулся пылающим лбом в стол. Что наделал, дурень! Хозяйка, наверняка всё расскажет мужу. Или просто велит позвать стражников! Ежели уже не позвала! Тогда конец! Место на колу обеспечено…

Вздрогнув, Иван вскочил. Бежать! Куда глаза глядят – подальше, в горы! Затеряться, забиться в какую-нибудь щёлочку! А дело казацкое… – юноша в панике заметался по библиотеке, топча атласные господские подушки.

За домом, наверняка, следят! Увидят, что бежит – подумают, что струсил, что не хочет иметь с ними дело. Тогда уж точно конец от ножа «Чёрного»! Разве что – не такой страшный, как от казни на колу! Да и куда бежать? Даже если не убьют казацкие лазутчики, стражники прочешут все окрестности Кафы. И найдут – не он первый такой…

Прижавшись спиной к стене, Иван стоял так некоторое время, бездумно уставившись перед собой. Потом вяло опустился на пуфик и замер, прикрыв глаза. Тело вдруг сковала усталость, словно после чистки десятка казанов. Стремление бежать и вообще делать что-либо пропало. А, будь что будет! Пусть приходят, волокут на эшафот, сдирают заживо кожу… всё одно пропадать…

Несмотря на столь печальные мысли, какая-то часть сознания парня держала в памяти всё происшедшее в комнате хозяйки. Язык ещё помнил упругость её соска, а рот, казалось, всё ещё был заполнен её прелестной грудью. Чудесный аромат тела молодой женщины вновь возник в воздухе и Иван, застонав, снова бухнулся головой о письменный столик.

Ну что за наказание такое! Точно происки Диавола…

Медленной, шаркающей походкой, держась рукой за стену, вошёл в кабинет Матвей. Нащупав трясущейся рукой напольную подушку, тяжело опустился на неё. Он сильно сдал. Длинная седая борода свисала редкими космами, щёки ввалились, красные полуслепые глаза печально смотрели на окружающих…

Мигом, выбросив из головы все страхи, Иван кинулся к нему и обнял за плечи:

– Как ты, дядя Матвей? Не легче? Те лекарьские снадобья, что дал тебе уважаемый табиб…

– Эх, Вань, какие снадобья! – Матвей вздохнул и положил юноше на плечо всклокоченную голову. – Всё, совсем слепой я, сынок. Никуда не гожусь! Чует моё сердце, сгину на сей земле поганской…

Наступило молчание. Иван не находил слов, могущих ободрить своего учителя. Что здесь можно сказать? Беда, да и всё…

Матвей, опустив низко голову, о чём-то напряжённо раздумывал. Потом тихо заговорил:

– Вот что, Ваня… помнишь, упоминал я как-то, что собираю деньги на выкуп? Так вот – скопил я семьдесят динаров, за девяносто купил меня покойный Саид-Нура… Так, Ваня, ежели беда случится со мной, возьми сии золотые! Мне они, похоже, уже ни к чему…

Иван принялся, было протестовать, но Матвей жёстко перебил его:

– Не дури, парень! Я знаю, что глаголю! И ещё… ежели, даст Господь, вырвешься из неволи басурманской, то коли сможешь, прошу – съезди в Москву! Там, на Ильинском посаде, должна проживать дочь моя. Спроси у людей Дарью Гаврилову… Мужик её Степан погиб, когда ворвались татары в Белокаменную. Двор наш сожгли, меня в полон взяли. Одиношенька она осталась с внучкой Катей… Буде у тебя возможность – помоги им. Хорошо, сынок? – невидящие глаза Матвея просяще смотрели в лицо юноши.

Чуть не плача, Иван кивнул и крепко обнял старика:

– Добре, добре, дядьку Матвей! Я обещаю, клянусь Господом!

Долго ещё они сидели, обнявшись, в углу библиотеки…

Глава 9

Прошла неделя. К удивлению Ивана, стражники не торопились врываться в дом и хватать его. Это несколько утешало юношу, но тревога оставалась – Гульнара-ханум его не замечала, на рынок ходила только со служанкой. В доме, при встрече, одаривала ледяным взглядом. Иван, расстроенный, решил, что она ждёт приезда мужа. Тогда уж точно ему будет конец.

С камнем на сердце, пытаясь выглядеть по-прежнему уверенно и беззаботно, он напряжённо работал в библиотеке. Возможности пойти в крепость не представлялось и это тоже мучило Ивана. Срок, отпущенный ему казаками, проходил, а дело не сделано! Паршиво всё…

Но в четверг, перед возвращением судьи, в дом прибыл гонец. Молодой турецкий воин вручил Гульнаре-ханум свёрток с подношением от коменданта крепости и сообщил, что пришла из Стамбула свежая почта. Писарь уважаемого паши Юсуфа болен, и он просит ханум послать слугу, кади разобрать бумаги…

– Собирайся! Там должны быть давно ожидаемое Мустафой документы. Ясно? – хозяйка бросила быстрый взгляд на юношу и скрылась в женской половине.

Иван летел в порт, как на крыльях. Он уже давно там не был, и вид плывущих свободных кораблей как-то отвлекал от печальных размышлений…

Подойдя к крепости, он вежливо приветствовал стражников. Те весело поздоровались и тяжёлые, оббитые железными полосами и створки ворот со скрипом отворились. Теперь шагал Иван по крепостному двору не просто так. Внимательно смотрел по сторонам, стараясь запомнить количество воинов и стражников на стенах. С пушками дело обстояло хуже. Главный бастион, откуда контролировался вход в гавань Кафы, находился в стороне от башни, где располагались покои Юсуфа-паши. Идти прямо на бастион просто так, Иван не рискнул. Турку сразу поинтересуются – чего он там лазит…

Войдя в кабинет коменданта, Иван, приложив ладонь к груди, поклонился.

– А, заходи, дорогой! Давно не видывал тебя у нас! Уважаемый Али-Мустафа ещё в отъезде? – полный пожилой турок радушно пригласил Ивана зайти.

– Кади должен прибыть сегодня вечером, уважаемый Юсуф-паша. – юноша приблизился к столу писца, на котором была навалена груда свитков.

– Вот почта, погляди, Иван. – Паша отдуваясь, вытер большим платком лоснящееся от пота лицо. – Среди бумаг имеются записи свидетельских показаний касаемо моего наследства. Отбери, что надо, а я пройдусь пока…

Иван присел за стол и принялся перебирать свитки. Паша – как и большинство людей, занимавших важные посты в Османской империи, был не грамотен. У Юсуфа-паши писцом служил учёный араб Мансур-аль-Рашид, человек преклонный лет и слабого здоровья. Приболел он и на сей раз…

Юноша быстро нашёл нужные судье свидетельские показания. Потом, любопытства ради, стал просматривать другие документы. Письма, торговые накладные… ничего интересного. Но с краю стола, возле массивной бронзовой чернильницы, лежал большой пергаментный свиток, запечатанный красивой красной печатью. Такого нарядного и, похоже, весьма солидного документа Иван ещё не встречал. Осторожно взяв свиток, он внимательно осмотрел его и сразу заметил, что печать уже была нарушена. Свежеотточенные перья возле чернильницы свидетельствовали о том, что над этим посланием уважаемый писец Мансур уже работал. Иван развернул свиток. Пробежал глазами первые строчки – и словно жар полыхнул по жилам парня!

Фирман! Фирман султана! Иван вперился в свиток, тщательно читая текст. Прочитал. Перечитал снова, стараясь запомнить всё самое важное.

Тяжёлые шаги послышались в коридоре. Иван мигом свернул свиток и положил на место. Отскочив к стене, схватил висевшую там саблю и с преувеличенным вниманием стал её разглядывать.

– Что, нравится? Арабский клинок! Знаменитый мастер Джафар из Дамаска делал… – вошедший Юсуф-паша отдуваясь, устало опустился на подушки.

Иван, стараясь успокоить дыхание и не выдать своего волнения, ещё полюбовался на сверкающее гибкое лезвие. Потом повесил на место. Весь каменный каземат башни, служившей паше кабинетом, представлял собой сплошной арсенал. Все стены были увешаны разного рода оружием – саблями, кинжалами, копьями, щитами, луками и стрелами. Юноша часто, по возможности, рассматривал эти изделия смерти. Паша, любивший оружие, разрешал это и часто рассказывал ему интересные истории из своей богатой воинской жизни.

– Всё сделал, Иван? Хорошо. А то мой араб совсем никуда не годится… уф, душно сегодня! Наверное, гроза будет, старые раны ноют… – паша, улёгшись на подушки, рассеянно перебирал янтарные чётки.

Иван отошёл к узкой бойнице. Солнце ярко светило за толстыми каменными стенами крепости. Бирюзово-зелёные волны Чёрного моря перекатывались далеко внизу белыми пенистыми гребешками. Фелюги рыбаков-греков, рассыпавшиеся по водной глади, отсюда казались маленькими чёрными жучками. Справа сверкал стволами подушек главный бастион…

– Можешь идти, Иван! Возьми вон щербета на дорогу и передай поклон от меня уважаемой Гульнаре-ханум.

Иван взял почту, поклонился, и хотел, было, выйти, но в дверях задержался. Поколебавшись, нерешительно обратился к турку:

– А… вы не позволите, уважаемый паша, поглядеть на пушки? Я ведь никогда не видел их вблизи…

– Посмотреть на пушки? – паша удивлённо поднял глаза на юношу, но затем его лицо расплылось в довольной улыбке – А чего, Иван, сия здравая мысль! Знаю, весьма интересуешься разным оружием, как и положено настоящему мужчине. Одно жалко, что ты не правоверный…

Старый турок горестно вздохнул и тяжело поднялся с подушек. Надев на бритую голову свою большую чалму и оправив халат, он дружески хлопнул Ивана по плечу:

– Ладно, пойдём! Покажу своё хозяйство, да и проветрюсь слегка.

Испытывая одновременно и радость и страх, Иван бодро шагал за комендантом крепости. Довольно долго шли они по длинным и низким каменным коридорам. Уставясь в широкую спину топающего впереди паши, юноша нервно покусывал губы. А что, ежели турок что-то заподозрил и прикажет схватить его?! – Иван быстро вытер ладонью выступивший на лбу пот. – Ну, может, и не заподозрил ничего…

Сильный порыв ветра едва не сорвал чалму с головы коменданта, когда вышли они на бастион. Придерживая её рукой, Юсуф-паша осмотрелся. Маячившие на стенах воины мигом вытянулись в струнку и, сжимая копья в руках, пожирали глазами своего начальника. Большое красное хвостатое знамя с полумесяцем, развевалось на длинном флагштоке в конце бастиона.

Отсюда открывался превосходный вид на гавань и порт Кафы. Синели над городом крымские горы, серо-жёлтые кубики татарских домиков казались с такого расстояния игрушечными. Внизу под стенами крепости проплывали величаво большие торговые корабли, направляющиеся в порт.

– Вон, Иван, гляди! – паша гордо указал на вереницу больших пушек, размещённых на бастионе.

Иван с восторгом уставился на бронзовые чудовища, ярко сверкавшие на солнце. Длинные толстые стволы орудий тупо глядели на море и корабли. Силу и мощь излучали пушки, всем своим видом говоря: ну давай, нападай на нас любой враг! Мы его вмиг сметём огнём и железом.

Юноша, в самом деле, никогда не видевший настоящий пушек, был восхищён и одновременно подавлен их красотой и грозным видом. Подойдя к ближайшему орудию, Иван осторожно провёл ладонью по его горячему металлическому боку. Рядом аккуратной пирамидой высились массивные чёрные шары. Взяв один, юноша с трудом подбросил его в воздух. Ядро своей чугунной тяжестью чуть не выломало ему пальцы. Едва удержав ядро, Иван уважительно поставил его на место.

– Каково, а?! – Юсуф-паша довольно ухмыльнулся. – А если этим шариком в лоб заехать, представляешь? За триста шагов ядро, выпущенное из сией пушки, насквозь пробивает любой корабль! Или же восьмерых воинов в строю, сам видел… – паша с увлечением пустился рассказывать о битвах, в которых участвовал и о великолепных качествах турецкой артиллерии.

Иван рассеяно слушал его, внимательно всё разглядывая. Бастион имел форму треугольника, острый конец которого выступал в море. На обеих его стенах стояли по двадцать орудий. Значит всего – сорок. Возле каждой пушки находились ядра, какие-то бочонки, вёдра и длинные палки с жёсткой щетиной на конце. У одной из пушек юноша, озадаченный, остановился. Рядом с обычной пирамидой круглых ядер имелась другая, – то же ядра, но соединённые друг с другом железными цепями.

– Это книппеля. Служат для поражения снастей и парусов кораблей противника. – Проговорил паша, упредив вопрос Ивана.

Довольный интересом своего молодого гостя к оружию, комендант крепости подробно рассказал об устройстве пушек и процесса их заряжания. Иван сейчас слушал его внимательно, поддакивал и, осмелев, задавал вопросы.

У оконечности бастиона, возле хвостатого знамени, юноша снова остановился:

– Простите, о уважаемый, а это тут для чего? – он с удивлением указал на большую чугунную сковородку, лежавшую рядом с пирамидой ядер.

– Как для чего? Ядра жарить! – серьёзно ответил паша, пряча улыбку в своей густой чёрной бороде.

– Как жарит? Зачем?! – Иван изумлённо на него уставился.

– Ну, не жарить, конечно, а калить. Калить на огне докрасна, понял?

– Раскаливать? Не по… Понял! – Иван обрадовано стукнул себя кулаком по лбу – Раскаливать, а затем стрелять по вражьим кораблям, дабы поджечь их! Верно?

– Верно! Соображаешь, Ванька! – турок одобрительно хлопнул парня по плечу – Вижу, разумен ты, сметлив. Это хорошо! С тебя мог бы получиться хороший воин. Вот только невольник ты, христианин… слушай, принимай нашу веру! Я замолвлю за тебя словечко перед имамом. И, так и быть, заплачу выкуп этому скряге Мустафе! – паша серьёзно взгляну Ивану в глаза.

Тот смутился, не зная, что ответить на столь неожиданное предложение. Потом осторожно произнёс:

– Ну, не знаю, многоуважаемый Юсуф-паша. Смена веры – дело весьма серьёзное! Что скажут мои земляки здесь? Боязно как-то…

– Да плюнь ты на этих вонючих шакалов! Под моей рукой ты будешь в безопасности. Потом отправишься в Болгарию, там служит мой сын агой байрака. Он поддержит тебя.

Паша, увлечённый идеей приблизить к «истинной» вере новую душу, крепко обнял Ивана:

– Многих я знаю бывших христиан, твоих соотечественников! Стали они хорошими мусульманами и славными воинами султана, да хранит его Аллах! Заимели семьи, живут богато… вот так! Хотя… – Паша весело ухмыльнулся. – Вообще можно иметь баб сколько захочешь. У меня, к примеру, их десять. А? Каково?

Покраснев, Иван вынужден был признать, что многожёнство – это действительно серьёзный довод для перехода в магометанство. Но про себя отметил, что не всё так просто в этом вопросе, как говорил паша. Иметь нескольких жён на востоке могли позволить себе только весьма богатые люди – содержание женщин стоило дорого. Большинство мужчин в том же Крыму имели только одну жену. А многие вообще жениться не могли из-за бедности и полжизни собирали деньги на калым…

Так, болтая, они прошлись по бастиону и вернулись во двор крепости. Там Иван уважительно попрощался с пашой и заторопился домой. Обратно он летел как на крыльях – задание казацких лазутчиков сделал, и даже более, чем ожидал! И всё вроде бы сошло нормально. Вот только Гульнара-ханум…

Несколько растеряв былое веселье, Иван умерил шаги, пробиваясь через столпотворение людей в порту. И не особенно удивлялся, услышав за спиной, знакомый скрипучий голос:

– Здоров будь, хлопче.

Щербатая физиономия Василя излучало само благодушие и беззаботность. Дальше они пошли вместе, толкаясь в толпе и разговаривая по пустякам. Неподалёку от харчевни, где обычно обедали моряки с прибывших кораблей, «Щербатый» легко тронул Ивана за локоть:

– Зайди перекусить, хлопче. А я тут пошляюсь, погляжу…

В дальнем углу полупустой в это время дня харчевни, развалясь на старых потёртых подушках, сидели уже знакомые юноше запорожские пластуны Резун, едва заметно кивнул вошедшему парню. Чёрный задушливо жевал кусок баранины, и казалось, ни на что не обращал внимания.

– Ну, здорово, Ваня. Сидай, подкрепись, чем Бог послал. – Резун указал на подушку напротив себя.

На низеньком обшарпанном столике аппетитно дымилось блюдо, полное вареной баранины. Иван вдруг почувствовал, что слюнки потекли у него во рту. Вроде бы ничего особо не делал, а проголодался, как волк:

– Разведал я, что… – он хотел сразу приступить к делу, но Резун перебил:

– Ты поешь, Ваня, поешь. Чай набегался по той фортеции поганской. Поешь, а затем и расскажешь, что надо. И не волнуйся так, спокоен будь.

Смага по-прежнему вяло грыз баранью ногу. Но сейчас юноша заметил, что маленькие острые глаза «Чёрного» постоянно шныряет на всех входящих в харчевню. На Ивана он даже не глянул. С удовольствием он, сжевав добрый кусок мяса, утёр ладонью рот. Иван тихо заговорил?

– На главном бастионе сорок больших пушек. По двадцать с каждой стороны. И четверо воинов дежурят на стенах. Ещё шесть пушек поменьше, на входной башне. Две пушки во дворе крепости, смотрят на главные ворота. У ворот пятеро стражников. Всего воинов в крепости где-то около тысячи. Сколь точно – не знаю. И ещё…

– Да ты ешь, хлопче. А то худой чего-то… того гляди штаны потеряешь. – Резун усмехнулся. – Больших пушек, точно сорок? Какого калибра?

Иван озадаченно уставился на него.

– Каковой величины их ядра, каков размер?! – зло прошипел Смага, зыркая безостановочно на посетителей харчевни.

– Ну… – Иван несколько растерянно глянул по сторонам, силясь найти что-то похожее на пушечные ядра. – Вот, как та дыня, чуть поменьше разве…

– Дыня… тоже мне лазутчик! Двенадцатифунтовые, а Данила? – «Чёрный» метнул быстрый взгляд на своего старшего напарника.

Тот утвердительно кивнул, задумчиво, поглаживая, длинные седые усы.

– А через сколь времени посты сменяются, разведал? И восточную стену бастиона не глядел? Есть ли там место удобное для восхождения?

– Не-е – Иван, сожалеюще, покачал головой, – Никак не мог разузнать сие, братья казаки! Не можно там просто так ходить и всё высматривать…

– Да мы разумеем, хлопче, разумеем. А кто это за толстый басурман, что в обнимку с тобой по бастиону лазил?

Удивлённо взглянув на Резуна, юноша пожал плечами:

– Это был сам Юсуф-паша. Я попросил показать мне пушки, он и показал. А что в обнимку… так разговаривали о разном, вот и всё…

– А о чём, ежели не тайна есть сия великая? – старый пластун, по-прежнему поглаживая усы, поднял глаза на Ивана.

– Ну, говорил о битвах, где рубился. О сыне, что где-то в Болгарии то же начальным воинским человеком служит. В веру предлагал мне перейти магометанскую.

– Ну, ты погляди, Данила! – «Чёрный» возбуждённо хлопнул ладонью по столу. – Что за паныч сей хлоп! Сам басурманский полковник ему друг, всё показывает и…

– Заткнись, Смага! По сторонам лучше гляди! И чего ты ему ответил по поводу веры?

– сказал, что боязно мне, что подумаю…

– Молодец! И в самом деле, казак ты и сын казака! – Резун улыбнулся и дружески тронул юношу за локоть:

– Ладно, теперь давай двигай к себе уже.

– Дядько Данила! Забыл! – подскочив, Иван стукнул себя кулаком по лбу. – Ещё новость! Значит, весной большое войско турок высадится в Кафе. Тысяч двести будет, триста пушек! И вместе с татарами пойдут в поход то ли на нас, то ли на Москву!

Оба казака замерев, уставились на парня. Потом Резун тихо спросил:

– А сие откель знаешь? Тоже паша разболтал?

Иван рассказал о почте из Стамбула и фирмане султана:

– Там много чего было написано, братья казаки. Требуют от Юсуфа-паши организовать в порту приём множества кораблей. Заготовить корм людям и коням, приготовить достаточные запасы пороха. Но главное – это то, что я сказал! – Иван развёл руками в стороны.

Резун и Смага молча глядели на него. Затем старый запорожец повернулся к товарищу?

– Говорил я тебе, Микола, что хлопец сей клад истинный! Грамотен, разумен! Это не саблей махать в сече… спасибо тебе, Иван! Весьма важное известие ты добыл. Сам на ведаешь, сколь важное! Ныне же о сём будет сообщено на Кош! А теперь иди, Ваня, время уже. Не заставляй ждать твоих хозяев поганских!

Иван поднялся с подушек, коротко поклонился пластунам и вышел из харчевни. Полуденное солнце высоко сияло в чистом небе. Жара стояла сильная и только прохладный морской ветер сбивал как-то окружающий зной. Далеко над мачтами кораблей в гавани, белями стаями кружились чайки.

Юноша постоял некоторое время на выходе, глядя на суетящихся кругом людей. Затем быстро зашагал в город. Два казака в харчевне забыв о блюде с бараниной, молча смотрели ему в след.