Текст книги "Тайный посол. Том 1"

2

Объехав стороною Павлыш, захваченный татарами, отряд запорожцев с пленным капудан-пашой повернул на северо-запад. У Арсена под жупаном похрустывал свежий бумажный свиток – письмо Сирко гетману Самойловичу.

Запорожцы ехали быстро и надеялись быть под Чигирином на следующее утро. Между двух коней, в брезентовой попоне, обложенный подушками, лежал Спыхальский. Арсен вез его в Дубовую Балку. Там, как он надеялся, Якуб сможет поставить казака на ноги.

Всюду виднелись следы турецко-татарского нашествия. Опустошенные сожженные села. Вытоптанные нивы. Скелеты коров и лошадей у дороги, а кое-где – человеческие. Одичавшие собаки выли по-волчьи, скрываясь при приближении всадников в сухом бурьяне.

Арсен выслал вперед дозорных: по степи рыскали вражеские разъезды.

Под вечер один из дозорных, ехавший слева, вдруг развернул коня и галопом помчался к отряду.

– Турки! – еще издали крикнул он. – Скачут сюда!

Арсен понял, что их заметили. Теперь надежда только на быстрых казацких коней. Но они без отдыха преодолели расстояние от Чертомлыка почти до Тясмина! Не близкий свет! И все же…

– Вперед! – крикнул встревоженно.

Загудела под копытами земля. Зашелестел, зашумел сухой типчак. Казаки повернули к далекому лесу, видневшемуся на горизонте.

А турки гнали наперерез. Их было с полсотни. Арсен узнал темный наряд спахиев. Все, как один, на черных конях, они выглядели красочно и грозно. Казалось – летят черные призраки.

Запорожцы выхватили сабли – плашмя ударили коней по крупам. Бедные животные прижали уши, вытянули шеи и еще быстрее рванулись вперед. Но расстояние между ними и преследователями все уменьшалось. Турецкие рысаки упорно догоняли убегавших.

– Батько Корней, гоните к лесу! Спасайте пана Мартына! Везите прямо в Дубовую Балку… А пашу – гетману! – крикнул на ходу Арсен. – А я с хлопцами задержу врага!

– Погибнешь, Арсен!

– Судьбу на коне не объедешь… Гоните!.. Кто со мной – оставайся!

Большая часть отряда замедлила бег.

– Разворачивайся лавой! Бейте, братья, супостатов! Вперед!

Запорожцы ринулись навстречу спахиям, вихрем летевшим на них. Через минуту на равнине оба отряда сшиблись друг с другом. Вздыбились кони, протяжно и тревожно заржали. Засверкали сабли. Упали первые убитые и раненые.

Арсен подбадривал товарищей:

– Хлопцы, не посрамим казацкого оружия! Бьемся до последнего!..

Спахиев было больше. На каждого казака налетало сразу двое, а то и трое. Гремели выстрелы из пистолетов. Свистели сабли. Брызгала кровь, хрустели перерубленные кости. Взаимная ненависть была так велика, что даже раненые, упавшие с коней, набрасывались на противников, выбитых из седла, и вместе умирали под копытами коней.

Арсен сражался с яростью и самозабвением обреченного: отбивал удары, обрушивавшиеся на него, сам наносил ответные удары, защищал товарищей. Его сильный конь, послушный малейшему движению всадника, нес своего хозяина в самое опасное место и там, осатанев, налетал грудью на врагов и рвал их зубами. А тем временем сабля Арсена продолжала сверкать над головами врагов. Сколько спахиев отведали уже ее острого жала!

– Шайтан! Шайтан! – вопили они, стараясь издали или сзади нанести казаку смертельный удар. Однако Арсен счастливо избегал его. И неизвестно, что его спасало: удача или опытность и смелость.

Но силы были неравны, и запорожцы один за другим падали с коней. Вот их уже пятеро. Бежать нельзя, да и некуда. Со всех сторон они окружены врагами. Больше того – из степи к спахиям прибыло подкрепление: примчался еще один отряд, и свежие воины с ходу вступили в бой. Упали еще трое казаков. Арсен остался вдвоем с Пивнем. Но к ним нельзя было подступиться. Оба сильные, неутомимые и отважные, они своими саблями будто описали вокруг себя невидимую границу, переступить которую не решался ни один из спахиев.

Несколько вновь прибывших воинов сунулись было к ним, но, не выдержав могучих ударов казацких сабель, кинулись врассыпную.

Их остановил голос аги, сидевшего на красивом сером жеребце.

– Куда, трусливые шакалы? Рубите гяуров!

Арсен даже на стременах приподнялся – узнал голос Гамида. Так вот чей отряд прибыл на помощь спахиям! Размахивая саблей, ага возвращал беглецов и поощрял других воинов попытать счастья в бою с двумя казаками.

– Эй, Гамид-ага, презренный пес! Выходи со мною на поединок! Один на один! Не прячься за спинами воинов! – крикнул Арсен.

Гамид тоже узнал казака. Обрюзгшее лицо его налилось кровью, карие глаза с желтоватыми белками едва не вылезли из орбит.

– Звенигора! Неверная свинья! – Ага задохнулся от злобы и радости, охвативших его. – Сдавайся!

– Выходи! Померяемся силами, Гамид! Как подобает настоящим воинам! – Арсен надеялся оскорбить агу, задеть за живое, чтобы вынудить его на поединок. – Хотя я давно знаю, что ты трус! Ты не выйдешь, ибо не уверен в себе! Ты давно уже не воин, а жирный евнух! К тому же коварный, как шакал!

Спахии в замешательстве перестали нападать на казаков, окружив их кольцом. Ждали, что ответит Гамид. По правде сказать, они обрадовались такому повороту дела – никто не хотел лезть под сабли этих шайтанов.

Но Гамид рассудил иначе.

– Бросайте арканы! Берите их живьем! – закричал он воинам. И обратился к are первого отряда: – Джаббар-ага, это твоя добыча, но заклинаю тебя Аллахом – отдай этих гяуров мне! Один из них – мой бывший раб!

– Я с удовольствием отдаю их тебе, Гамид-ага, – ответил молодой красивый Джаббар-ага.

– Благодарю тебя, Джаббар-ага. Пускай Аллах осуществит все твои желания!.. Эй, воины, вперед! Кидайте арканы!

Над головами казаков прошелестело несколько арканов. Они перерубили их саблями. Тогда Гамид вытащил из-за пояса пистолет и выстрелил в Пивня.

– Ах, проклятый! – воскликнул молодой казак, падая с коня.

Арсен остался один против сотни врагов. В кольце – как в западне. Снова взвились над его головой арканы. Два из них он успел перерубить. Но вдруг в глазах потемнело: страшная петля сжала горло, вырвала из седла. Выпустив саблю, казак тяжело упал на землю.

Его тут же подняли, ослабили на шее аркан.

Гамид спрыгнул с коня, остановился перед ним:

– И все-таки ты не убежал от меня, раб!

Арсен не отвечал. Для чего? Разве впервые смерть смотрит ему в глаза? Привык… Беспокоила мысль: успеют ли товарищи добраться до леса? Взглянул через головы спешившихся спахиев – заметил вдали маленькое, чуть заметное в предвечерней мгле облачко пыли. Уйдут! Даже если сейчас спахии кинутся в погоню – уйдут!.. Но турки или не заметили беглецов, или же удовлетворились кровавой победой и не торопились садиться на коней. Одни перевязывали раненых, другие добивали казаков, а третьи, окружив агу и плененного запорожца, с интересом наблюдали, что будет дальше.

– Повесьте собаку! – без долгих раздумий указал Гамид на одинокое дерево, которое росло поблизости на холме.

Всем это понравилось.

– Повесить! Повесить! – раздались голоса.

Двое наиболее прытких помчались к дереву с арканом в руках. Другие потащили казака следом. Кто-то толкнул его в спину кто-то, выскочив вперед, дернул за жупан, да так сильно, что отлетели пуговицы.

Из-за пазухи выпал белый свиток бумаги.

– Да у него письмо! – воскликнул молоденький безусый спахия, нагибаясь и поднимая свиток.

– Письмо? – Гамид схватил бумагу, развернул и, увидев, что написано не по-турецки, поднял глаза на казака. – Кому?

– Великому визирю Мустафе, пусть бережет его Аллах! – ответил не задумываясь Арсен.

– Что?! – Гамид явно оторопел. Повертел бумагу в руках, бессмысленно взглянул на Джаббара, который был поражен не менее Гамида. – От кого?

– От кошевого атамана Сирко. От Урус-шайтана, как вы его зовете.

Спахии молча переглянулись, их озадачило письмо, которое так неожиданно изменило всю ситуацию, а особенно удивила правильная турецкая речь казака. Не совершили ли они роковую ошибку, разгромив казацкий отряд и схватив посланца самого Урус-шайтана? Кара-Мустафа скор на расправу! Слава Аллаху, хоть в последнюю минуту о письме узнали и оно будет вручено по назначению.

И Гамид, и Джаббар молчали. Джаббар побледнел: это он приказал преследовать и уничтожить отряд запорожцев. Ему и отвечать перед визирем.

Наконец Гамид нарушил молчание:

– Что пишет Урус-шайтан?

Голос его дрогнул. Гамиду лучше, чем кому-либо из присутствующих, было известно, что султан хотел привлечь на свою сторону запорожцев и что они ответили отказом. А вдруг они изменили свое решение? От этих сорвиголов всего можно ожидать! Гамид сразу понял, что Звенигора снова выскальзывает у него из рук. Эх, почему он стрелял в того, другого, а не в этого проклятого гяура!.. Страх и злоба терзали его сердце, и он еще не знал, какое чувство пересилит.

– Ну, так что же пишет Урус-шайтан?

– Я не имею права читать письмо, предназначенное визирю! – отрезал Арсен, почувствовав, что расстояние до дерева, на котором его хотели повесить, значительно увеличилось. – За это визирь прикажет снять головы и мне, и всем вам! Запорожцы решили служить солнцеликому султану, и кошевой, видимо, оповещает об этом великого визиря.

Гамид крякнул, от страха у него отнялся язык, а злоба лишила разума.

– Ты врешь, гяур! Зачем же убегал тогда? Зачем рубился с нами?

– А что нам оставалось делать? Не мы же напали на вас, а вы на нас. Мы только защищались!

– Я сам передам письмо визирю! – вдруг твердо заявил Гамид, решившись на отчаянный поступок. – А ты, собака, должен поплатиться за смерть стольких воинов, которых ты убил вместе со своими разбойниками. Эй, люди, ведите его к дереву! Да подтяните повыше, чтобы скорее предстал перед Аллахом!

– Не троньте! – воскликнул, выступая вперед, Джаббар. – Гамид-ага, шайтан помутил твой разум, несчастный! Что ты надумал? Визирь и так разгневается на нас. А что он скажет, когда ему станет известно о том, что мы, зная уже, кто этот казак, казнили его?.. На коней! На коней! И в ставку визиря! Положимся на его милость, и пусть бережет нас Аллах!

3

Кара-Мустафа был в отчаянии. Еще один «генеральный» штурм Чигирина потерпел неудачу. Тысячи сынов Магомета сложили сегодня головы в апрошах, во рвах под стенами и на самих стенах города. О походе на Киев и на Левобережье, о чем лелеял глубоко в душе надежду визирь, нечего и думать. Наступает осень. Заканчиваются припасы. А обоза с Корабельной все нет и нет…

Проклятый город! Остались одни руины да крепость на горе, а держится! Думал, сегодня никакое чудо не спасет его от падения… Так нет же – выстоял! Гяуры-урусы умирают, но не сдаются! Ромодан-паша и гетман Самойлович могут радоваться победе… Радоваться? Нет, рано! Одному из них он, визирь, нанесет удар в самое сердце! Такой мучительный и страшный удар, от которого и сам шайтан содрогнется!

Визирь хлопнул в ладоши. В шатер вошел чорбаджия охраны.

– Привезли уже пашу Андрея, сына Ромодан-паши?

– Да, великий визирь. Ханские нукеры только что прибыли с пленным.

– Приведите его сюда!

Два аскера ввели закованного в кандалы желтого, измученного пленника. Почти десять лет назад попал юный Ромодановский в полон к крымчакам. Хан, под нажимом Стамбула, не отпускал его, хотя воевода Ромодановский предлагал за сына большие деньги или знатных крымских мурз, находящихся у него в плену.

Визирь повел бровью – аскеры, кланяясь, вышли.

– Ты понимаешь по-турецки?

– Немного, – слегка поклонился пленник.

– Ты знаешь, что твой ата[166]166
  Ата́ (тур.) – отец.


[Закрыть] – воевода войска урусов под Чигирином?

– Знаю.

– Завтра ты будешь свободен, если напишешь ему, чтобы он сдал Чигирин… То есть получишь волю после того, как воевода сдаст город!

– Я этого не напишу, великий визирь.

– Я заставлю тебя сделать это!

– Даже Аллах не заставит! Извини меня великодушно, великий визирь.

– Тогда ты умрешь страшной смертью!

– Значит, умру. Все мы смертны.

Визирь с удивлением посмотрел на Андрея. Юродивый или фанатик?

В это время откинулся полог шатра, и чорбаджия охраны, поклонившись, доложил:

– Великий визирь, отряд спахиев захватил в поле казака-запорожца с важным письмом от Урус-шайтана Сирко.

– О чем письмо?

– Как будто о том, что запорожцы желают служить нашему наияснейшему султану.

– Введи казака!.. Погоди – кто его захватил?

– Джаббар-ага и Гамид-ага.

– Пусть тоже войдут.

Чорбаджия хлопнул в ладоши – в шатер ввели Звенигору. Потом вошли Гамид и Джаббар. Поклонились визирю до земли.

Арсен был со связанными руками и поздоровался с визирем легким поклоном головы.

– Почему посланец связан? – нахмурил брови визирь.

Джаббар хотел что-то ответить, но его опередил Гамид. Это он настоял, чтобы казак был связан.

– Я не доверяю ему, великий и высокочтимый визирь. Это мой бывший раб, невольник, который поднял восстание, сжег мое поместье, а потом сбежал. Я прошу, великий повелитель правоверных, отдать потом его мне, чтобы я мог свершить над ним справедливый суд, – сказал Гамид и поклонился еще ниже.

Кара-Мустафа выслушал его рассеянно.

– Где письмо?

Джаббар подал белый свиток.

– Но кто же мне прочитает его? Позовите драгомана![167]167
  Драгома́н (фр.) – переводчик при посольстве на Востоке.


[Закрыть]

– Я прочитаю, – выступил вперед Арсен.

– О, ты понимаешь по-турецки?

– Да, великий визирь.

– Развяжите ему руки!

Блеснул ятаган – и веревка упала вниз.

– Читай! – приказал Кара-Мустафа.

Арсен взял бумагу. На миг замялся, соображая, как быть? Переводить дословно или продолжать обманывать и визиря, как обманул Гамида с Джаббаром? Если сделать первое, то, без сомнения, лишишься головы, зато и визиря поразишь в самое сердце известием о падении Кызы-Кермена и разгроме турецкой флотилии… Обман же оттянет приговор на какое-то время, пока придет драгоман и переведет письмо правильно… А потом… потом – все равно смерть!.. А-а, пан или пропал – читай, как есть, Арсен!

Он расправил бумажный лист и начал громко переводить, следя за выражением лица визиря. Сначала Кара-Мустафа слушал с недоумением, потом начал багроветь. Падение Кызы-Кермена! Флотилия с припасами! Это была страшная новость. Как гром среди ясного неба…

– «…Июля 12 дня против Краснякова, – читал Арсен, – в устье Корабельной, ударил на те все суды, овладел ими, одно только судно парусами и многими гребцами ушло… Вызволены все невольники, взято пятьсот полоненников, семь пушек, тридцать знамен и все продовольствие, а такожды корабельного пашу… Ясырь, предназначенный для тебя, ясновельможный гетман, оставил под стражей в Кардышине… Пашу с верными людьми посылаю к тебе с тем, чтобы ты отправил его в подарок его царской милости государю московскому… А сам с товариством иду на Буг к турскому мосту и заставе, которую, даст Бог, погромлю… Кошевой атаман Сирко».

– Что все это значит? – воскликнул визирь. – Ты меня обманул, гяур?

– Нет, великий визирь, я обманул не тебя, а своего злейшего врага Гамида. А тебе я прочитал настоящее письмо кошевого…

– А ты знаешь, что тебя ожидает?

Вперед выступил Гамид.

– Великий повелитель правоверных, позволь мне расправиться с собакой! Прошу даровать мне такую милость, мудрейший советник властителя трех материков!

Раздраженный Кара-Мустафа, кажется, только сейчас вспомнил, что в шатре находятся посторонние люди, которым не следовало слышать такие горькие для турок вести из Запорожья. Он вспыхнул:

– Прочь все отсюда! И забудьте о том, что здесь слышали!

Гамид, Джаббар, а также стражники, пятясь и беспрерывно кланяясь, бесшумно скрылись за пологом.

Князь Андрей коснулся плеча Арсена, сказал тихо:

– Спасибо, казак, за добрые вести. Утешил мое сердце.

– Кто ты такой? – с сочувствием посмотрел Арсен на закованного в кандалы невольника.

– Князь Андрей Ромодановский.

– Что?! – не смог скрыть изумления Арсен. – Ты сын боярина Ромодановского?

– Да. А ты знаешь моего отца?

– Еще бы! Я недавно встречался с ним и разговаривал.

Визирь молча следил за их беседой. Не перебивал. Вслушивался в чужую речь и о чем-то напряженно думал. Глаза его горели. На высоком темном лбу собрались тугие складки.

Неожиданно он хлопнул в ладоши. Вошел чорбаджия.

– Увести невольника!

Князя Андрея вывели из шатра.

Визирь встал, подошел к Арсену. Долго сверлил его пронизывающим взглядом узких черных глаз. Наконец произнес:

– Ты родился под счастливой звездой, гяур! Благодари Аллаха!

Арсен недоуменно глянул в колючие глаза визиря, не понимая, к чему тот клонит. А визирь продолжал:

– Ты знаешь, кто этот невольник?

– Знаю. Несчастный сын воеводы Ромодановского.

– Да, сын Ромодан-паши… Его судьба сегодня тесно переплелась с твоей!

– Как?

– Сейчас я напишу письмо Ромодан-паше. А ты – отнесешь.

– Значит…

– Да, ты будешь свободен. Мои люди выведут тебя к самому стану урусов.

Кара-Мустафа прошел в глубину шатра к походному столику, на котором в подсвечнике горела свеча, взял длинное белое перо, задумчиво посмотрел в маленькое слюдяное оконце. Потом порывисто кинул перо на стол и повернулся к казаку:

– Нет, писать не буду! Передай Ромодан-паше устно… Слово в слово!.. Слушай внимательно!

4

– Невероятно! – воскликнул боярин Ромодановский, вскакивая с изящного, обтянутого красным бархатом стула. Он гостил у гетмана, а тот любил роскошь и уют – даже в походах возил за собою дорогие вещи: кресла, кровати, наряды. – Невероятно! Ты видел моего сына? В шатре самого Кара-Мустафы? Значит, татары все же поддались настояниям турок!.. Выдали им Андрея. Что же говорил визирь?

Ромодановский был взволнован. Непрерывно дергал себя за бороду, тяжело дышал. Подошел, положил руку на плечо Арсену:

– Говори! Все говори, ничего не скрывая! Я догадываюсь, что нелегкую весть ты принес мне сегодня… Но лучше горькая правда, чем сладкая ложь!

– Боярин, мне тоже нелегко решиться передать слова визиря. Но я должен. Так что прости ради Бога, когда мои слова причинят тебе боль, – потупился Арсен.

Ромодановский молча кивнул головой, а Самойлович, нахмурив седоватые брови, кинул строго:

– Говори же!

– Визирь хотел написать письмо, но передумал. Хитрый. Побоялся доверить бумаге свои мысли… Потому велел передать на словах: «Скажи Ромодан-паше, что его сын в моих руках. Ты видел его и можешь подтвердить это боярину, чтобы он поверил мне… Андрей – еще молодой человек и хочет жить. Ромодан-паша имеет возможность спасти сына, если любит его… Но для этого он должен сдать Чигирин!.. Я не требую, чтобы Ромодан-паша и гетман сдавались мне с войском. Знаю, что на это они никогда не пойдут. Это была бы чересчур высокая плата за головы даже трех сыновей!.. Но Чигирин, в котором уже нечего защищать, они могут сдать без ущерба для себя. А мне нужно взять хотя бы руины города, ибо я не хочу разделить участь Ибрагим-паши!..» Так сказал визирь Мустафа.

Арсен замолк. Ромодановский с усилием поднял голову:

– Что еще сказал визирь? Все говори!

– Он сказал: «Если я завтра к полудню не вступлю в Чигирин, то прикажу с головы живого Андрея содрать кожу, набить соломой и отвезти старому Ромодан-паше в подарок!..» Прости, боярин, я повторяю слова проклятого басурманина.

Ромодановский стиснул руками виски, застонал:

– Боже, за что посылаешь мне такое страшное испытание!..

Самойлович обнял его за плечи, посадил на кровать. Поднес кружку вина:

– Григорий Григорьевич, дорогой, успокойся! Все будет хорошо! Ты только вдумайся в слова визиря… Ведь в них признание того, что турки потеряли веру в победу. Кара-Мустафа отступил бы и сегодня, но боится гнева султана. Ему нужно хотя бы на один день вступить в Чигирин… Ну и пускай берет его!

Заметив напряжение и недоумение на лице казака, гетман махнул ему рукой, чтобы вышел, а потом, закрыв за ним тяжелый полог, продолжил свою мысль:

– Чигирин дотла разрушен. С каждым днем его все трудней и трудней оборонять…

– Однако турки не могут его взять! – возразил князь. – Сегодняшний штурм закончился, как и все предыдущие, отступлением… К тому же – разрушен только город, а крепость почти не повреждена! В ней много пушек, пороха, припасов…

– Однако ж, боярин, подумай и о сыне… У меня самого сердце кровью обливается при одной только мысли, что Чигирин надо сдать. Но что поделаешь… Чигирин – не Украина и не Москва! Мы взорвем крепость, подожжем город – и пусть тогда Кара-Мустафа въезжает на белом коне на чигиринскую Каменную гору! Не велика для него будет честь!

– А что скажет царь Федор Алексеевич! – воскликнул боярин.

Видно было, что в душе он был согласен с доводами гетмана о том, что вступление турок в Чигирин никак не означало бы покорения османами Украины, а тем более Москвы. Но он боялся, что эта сдача, которая спасла бы жизнь Андрею, будет расценена и на Украине и в Москве как поражение.

– А что скажет царь, если турки отступят? – настаивал на своем Самойлович. – В том, что они отступят, я уверен! Уже сейчас они едят одну конину. Запорожцы перерезали все дороги, захватили флотилию – подвоза почти никакого! У нас сто двадцать тысяч войска, много ядер, пороха, продовольствия… Визирь знает об этом. Ему остается один путь – бежать на юг, в Турцию. А это означает, наконец, что победили мы! И войско нам спасибо скажет, ибо этим мы сохраним тысячи стрелецких и казацких голов… Ну, решай, Григорий Григорьевич!

Ромодановский долго молчал. Потом вздохнул и сказал глухо, сквозь слезы:

– Гетман, я ценю твою доброту ко мне. Однако согласиться с твоими рассуждениями не могу… Завтра или послезавтра Кара-Мустафа начнет новый штурм, и мы должны быть готовы к тому, чтобы отбить его! Поэтому я сегодня же введу в Чигирин свежий стрелецкий полк, а тебя прошу подкрепить гарнизон полком сердюков.

У Самойловича опустились руки. Этот приказ – смертный приговор для Андрея. Гетман сокрушенно покачал большой седоватой головой, подошел к боярину – обнял его.

Ромодановский долго стоял неподвижно, закрыв ладонями лицо, потом горестно застонал и хрипло прошептал:

– Сын мой, прости меня!..