Текст книги "Империя. Терра Единства"

С рёвом прошла над головой двойка реактивных бомбардировщиков АНТ-16МР в сопровождении реактивных же истребителей-бомбардировщиков СиГ-10А. Эскадрилья ушла на север, в сторону Шотландии к каким-то известным им целям на территории королевства. Я не могу всё знать, не царское это дело всё знать.

Бросаю взгляд на стоящую рядом со мной на мостике Лизу. Она тоже провожает взглядом удаляющиеся 14 самолётов. О чём она думает? Ошеломление вроде проходит, но девочка всё никак не соберётся.

Ну, время вроде ещё есть. Коронация назначена на 4 октября. Будет время осмотреться на месте и познакомиться с новым Отечеством, которым, как я надеюсь и верю, ей предстоит править долгие десятки лет. На славу и благо подданным и во имя величия себя любимой.

В любом случае, в учебники истории она уже попала. В каком качестве она там останется – целиком зависит от неё.

Ну, и от меня немножко.

– Ваше Всевеличие, срочная депеша.

Киваю адъютанту, принимая бланк шифрограммы.

– Солнце, я на несколько минут тебя покину, нужно провести дешифровку.

Лиза кивнула и вновь устремила свой взгляд куда-то вперёд, туда, где нас и её персонально ждала Шотландия.

Что ж, расшифровка не добавила мне спокойствия. Депеша была от Емца. К нему прибыл офицер, почти парламентёр. Командующий британской военно-морской базы, имеющий по соседству военно-воздушную базу, сообщал неофициально, что от верховного командования пришла директива о подготовке арсеналов и персонала баз к применению химического оружия, огромный запас которого хранился на местных базах. Командующий мало того, что был ярым противником применения химических боеприпасов на территории метрополии, так ещё был и шотландцем, что вносило определённый диссонанс между его убеждениями и полученным приказом.

Из сообщения не было понятно, был ли данный офицер таким уж патриотом Шотландии или им двигали иные мотивы, но он готов был пойти на некоторые соглашения с новыми властями королевства, если такие соглашения позволят предотвратить применение химического оружия непосредственно в Шотландии.

Просмотрев приложения, делаю вывод о том, что база в Инвергордоне находится достаточно далеко от Эдинбурга, но, в то же время, примерно в том районе крейсирует эскадра нашего Северного Флота. Однако без удара космодесанта, который сможет заблокировать все взлётно-посадочные полосы, мы явно не обойдёмся. А там не так чтобы и близко, порядка 180 километров, если по прямой от Эдинбурга. Не факт, что вертолёты смогут вернуться назад. Конечно, с другой стороны, там наш флот, так что топливо имеется. Да и без усиления орудиями главного калибра линкоров вертолёты вряд ли произведут на местный гарнизон неизгладимое впечатление.

В чём было слабое место? Хотя бы в том, что мы официально не воевали с Британией, а они, соответственно, не воевали с нами. А тут целая войсковая операция. Но, позволить применить в Шотландии химическое оружие я не мог. Шотландцев и так мало, всего-то несколько миллионов.

Да и вообще…

БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. ШОТЛАНДИЯ. ОКРЕСТНОСТИ БАЗЫ «ИНВЕРГОРДОН». 26 сентября 1936 года

Десятки и десятки вертолётов. Лётные полосы, занятые воздушными машинами и бойцами космодесанта, которые активно перекрывают саму возможность для взлёта воздушных судов.

Генерал Грибель всячески спешил, ведь дело было нешуточным. Химические заряды – это, знаете ли…

Виктор Фёдорович распорядился садить вертолёты непосредственно на взлётное поле. Хотя бы из того соображения, что стоящий на полосе вертолёт будет непреодолимым препятствием для взлетающего бомбардировщика. Особенно, если бомбардировщик сей несёт на борту химическое оружие.

Британцы, разумеется, отреагировали если не мгновенно, то весьма быстро. Со стороны казарм уже бежали пехотинцы, со стороны ангаров уже катились две бронемашины и три грузовика.

Конечно, русские вертолёты могли их покрошить в капусту, но приказ был «по возможности не провоцировать боестолкновение». Что ж, одна надежда, что командующий военно-воздушной базой британцев столь же разумен и трезвомыслящ, как и его военно-морской коллега.

Над базой прошло звено СиГ-9. Обозначая, так сказать.

Пока никто не стрелял. Ни с той стороны, ни с этой.

– Радио на базу.

Радист кивнул и в эфир пошло заранее подготовленное сообщение. Одновременно с этим громкоговорители на вертолётах заговорили на чистейшем английском языке. Всё, как всегда. Призывы проявить благоразумие, не губить жизни свои и своих боевых товарищей, сопротивление бесполезно, у берегов крейсирует русская эскадра во главе с суперлинкором «Царь Иван Грозный» и суперавианосцем «Архистратиг Михаил».

Понятно, что оптимизма полученная информация в британские головы не добавляла, но было понятно, что если приказ будет отдан, то они примут этот бой. Пусть даже он будет абсолютно безнадёжным. А при таком соотношении сил, при крейсирующей эскадре, которая может всю округу накрыть несколькими залпами главного калибра, барражирующих в небе нескольких десятках ударных вертолётов, при периодически пролетающих над головами русских реактивных истребителях-бомбардировщиках, перспективы действительно были безнадёжными. И даже хуже.

Со стороны строений базы показался военная легковушка с белым флагом переговоров. Генерал Грибель кивнул.

– Машину.

– Машина ожидает, товарищ генерал.

– Добро.

Кивнув адъютанту, командующий операцией ловко вскочил в подъехавший армейский внедорожник «Рено-вездеход» и под таким же белым флагом переговоров выехал навстречу приближающейся машине.

Нейтральное поле. Две машины стоят в сотне шагов друг от друга. Два генерала встречаются посередине.

Грибель в полевом камуфляже компании. Британец, ну, как и должен выглядеть британский генерал в полевой форме.

Русский представился:

– Генерал Виктор Грибель, честь имею приветствовать, коллега.

Британец козырнул в ответ:

– Генерал Эдуард Паркер. Могу я узнать причину вашего визита к нам?

– Разумеется, коллега, разумеется. К нам поступили сведения о том, что командование «Инвергордона» получило приказ подготовиться к применению химического оружия. Мы не можем допустить применения оружия массового уничтожения на территории суверенной Шотландии.

Британец хмуро огрызнулся:

– Это территория суверенного Соединенного Королевства! И мы в своём праве!

Грибель пожал плечами:

– Это, мягко говоря, очень сильно дискуссионный вопрос. Независимость Шотландии признана уже двумя десятками держав, в том числе и Единством. А учитывая наше тотальное превосходство на море, на суше и в воздухе, этот вопрос даже не стоит потраченного на бесплодную дискуссию времени.

– Вы – русский?

Кивок.

– Разумеется. А разве не заметно?

– Заметно. Вы поддержали шотландских сепаратистов и желаете расчленить Великобританию!

Прозвучало как обвинение. С некоторым даже надрывом в голосе. Ответ же был спокойным и вполне вежливым:

– Мы поддержали право Шотландии на самоопределение. Точно так, как Британия веками не только поддерживала всяких сепаратистов в России, но и многократно устраивала у нас государственные перевороты. Жизнь, сударь, устроена так, что всё возвращается. Сторицей. Впрочем, это опять-таки бессмысленная дискуссия, а пальцы на спусковых крючках могут дрогнуть что у ваших, что у наших. И тогда тут начнётся бойня. И из ваших не выживет никто, уж поверьте.

– У нас всё готово к взрыву складов с химическим оружием, так что все ваши угрозы – бравада.

Грибель вновь пожал плечами.

– Ну, что ж, рискните и Бог вам судья. Все мои бойцы имеют средства защиты, а про то, что вы не сможете нанести ущерб нашей авиации и флоту даже говорить не приходится. Но на базе «Инвергордон» британские солдаты, а в посёлке при базе семьи военнослужащих, в том числе, насколько мне известно, и ваша семья. Вы готовы принести в жертву свою жену и собственных детей, сэр Эдуард? У вас их, помнится, трое. Двое чудесных мальчиков и прелестная девочка. Вы готовы их убить? Готовы к тому, что они умрут в страшных мучениях?

Англичанин скрипнул зубами и промолчал. А что тут говорить? Как военный, он, безусловно, готов был умереть за Отечество, но был ли он готов убить гражданских и собственных детей?

Наконец сэр Эдуард хмуро спросил:

– Что конкретно вы предлагаете?

– Не выполняйте преступный приказ о применении химического оружия. Без эксцессов передайте нам базу и склады с «химией». Пока не будет принято решение об экстрадиции, вы и ваши подчиненные будут находиться в статусе интернированных. Лично вас, вашу семью, офицеров с семьями, ждёт прекрасный коттеджный посёлок, где, в полном соответствии с Гаагской и Женевской конвенциями, вы будете обеспечены всем необходимым. Война для вас и ваших солдат окончена, сэр Эдуард. А чтобы вам легче думалось, хочу вам сообщить, что ваши коллеги с военно-морской базы приняли разумное решение и уже проходят процедуру интернирования. Так что в коттеджном посёлке вы вскоре сможете встретиться с генералом сэром Кеннетом Лохом и его офицерами.

БРИТАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОРОННЫЙ ДОМЕН ОСТРОВ МЭН. КОРОЛЕВСКИЙ БУНКЕР. 26 сентября 1936 года

Эдуард VIII закономерно был мрачен. Всё буквально рассыпалось на глазах. Фактически битва за Британию была проиграна. Шотландия по факту отделилась. Можно какое-то время потянуть волынку, прости Господи, играясь в формальности о том, что решение их самозваного парламента юридически ничтожно, потом в то, что такое расторжение унии должно быть одобрено английским парламентом, которого нет и неизвестно, когда он соберётся вообще. И где соберётся.

Хорошо хоть Августейшая семья уже в замке Хэтли в Канаде. Конечно, он сам, когда наступит время эвакуации, и правительство Британской Империи, будут размещаться на территории Ньюфаундленда, как на территории Британии, которая не входит в состав Канадского Королевства, но это формальности. Жить он всё равно будет в замке Хэтли.

Что ж, дни Британии на острове явно сочтены. Миллионы подданных всеми мыслимыми способами покидают остров. И не только в Канаду и Соединённые Штаты, а вообще куда угодно – в Австралию и Вестралию, в Новую Зеландию, в Африку, в Южную Америку, и даже во Францию, Италию, Ромею и Россию.

Идёт буквальный Исход библейских масштабов.

Тем более что прорыв немцами фронта южнее Лидса создавал серьезную угрозу всей северной группировке, фактическая потеря Шотландии ставила под вопрос устойчивость войск территорий севернее Манчестера, а высадка французских войск на северном побережье Корнуолла и в Уэльсе ставила под угрозу и группировку в коренной Англии вокруг самого Лондона.

Всем, включая его элиты, генералов и простых солдат, было уже понятно, что эта часть войны проиграна и метрополия потеряна. Смогут ли они когда-нибудь вернуть себе своё Отечество? И когда это случится? Вопросы, на которые нет и не может быть ответа. В это можно лишь верить.

Потребуется как минимум год на перегруппировку сил. И уже всерьёз встаёт вопрос о том, куда высаживать приближающиеся экспедиционные войска из Индии, Австралии, Вестралии, Новой Зеландии и африканских колоний. В Метрополию дабы продлить агонию сопротивления? Или уже сразу в Канаду?

Американцы опять же, не только и не столько заняты спасением Британии, сколько явно хотят подчинить её себе, а всё британские колонии «взять под охрану». Всё, конечно, будет обставлено чинно и благородно, но всем будет ясно, что в союзе США-Великобритания последняя будет играть роль младшего партнёра. Очень-очень младшего.

В ближайшие дни, насколько было известно Эдуарду, американцы планировали масштабную высадку своих войск в Ирландии. Официально – с целью обеспечения безопасности острова от германской угрозы. По факту, Ирландия должна была стать передовой базой нарождающегося «Свободного Альянса» во главе с США. Тем более что надёжность позиций в Португалии под большим вопросом, а Испания по факту вскоре будет потеряна.

Что ж, в этот раз Ирландия тоже послужит непотопляемым авианосцем в играх великих держав, только в этот раз с её аэродромов будут бомбить не только оккупированную Британию и отторгнутую Шотландию с Уэльсом, но и Германию, Голландию, и, возможно, Францию.

И, конечно же, Германия, Франция и, возможно, Россия, будут неизбежно бомбить Ирландию в ответ. Ирландцам, разумеется, будет плохо, но в играх великих их никто спрашивать и не собирается.

КОРОЛЕВСТВО ШОТЛАНДИЯ. ЭДИНБУРГ. ЭДИНБУРГСКИЙ ЗАМОК. ГОСТЕВЫЕ АППАРТАМЕНТЫ. ВРЕМЕННЫЙ КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 27 сентября 1936 года

Вести из Германии напрягали. Игра становилась всё более беспредельной. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Поневоле прошедшие полтора десятка лет воспринимаешь с некоторой ностальгией.

Взрыв на борту самолёта кайзера. Благо едва успели набрать небольшую высоту. Взрыв. Падение, политкорректно именуемое «жесткой посадкой». Несколько погибших на борту. Сам кайзер Вильгельм жив, хотя и получил множественные переломы и сотрясение мозга. Медики утверждают, что жизнь монарха вне опасности, хотя полная реабилитация займёт несколько месяцев. О повышенном оптимизме врачей говорил хотя бы тот факт, что кронпринц Луи был срочно объявлен регентом Германской империи и исполняющим обязанности президента рейха.

Было совершенно очевидно, что Вильгельм Третий на данный момент недееспособен. Со всеми вытекающими последствиями. Нужно ли говорить о том, что немцы как-то разозлились? И в самой Германии, и, тем более, в Британии, поскольку ни у кого не было сомнений в том, кто за этим покушением стоит.

И так трещавшие по всем швам британские фронты в метрополии вдруг превратились в сплошную кровавую кашу, где уже никто не обращал внимание ни на гражданских, ни на санитарные поезда, ни на что бы то ни было иное. Бомбили и обстреливали всех подряд.

В этом плане Шотландия была островком условной стабильности. Многие британские гарнизоны соглашались на интернирование, в особенности после приближения русско-итальянского флота к Глазго. Среди самих шотландцев царила если не эйфория, то настроение было как минимум сильно приподнятым и воодушевлённым. Проехавшую с утра по улицам столицы Лизу толпа встречала с ликованием.

Поступали сообщения из Англии, где шло массовое разоружение всех шотландских частей, а офицеры-шотландцы часто отстранялись от командования и вообще от службы, как неблагонадёжные. Что-то похожее происходило и в Уэльсе, и с выходцами из Уэльса. Заодно, почему-то, прилетело по старой памяти и ирландцам. В Ирландии, в свою очередь, участились демонстрации и забастовки против нашествия англичан, которые нередко перерастали в стычки и целые погромы.

Беседа с Емцем была непростой. Безусловно, он проявил известное самоуправство, и я не мог не обозначить своё неудовольствие сим фактом. Хотя, конечно, как имперский комиссар он был в своём праве. Захватив короны и прочие регалии, он частично реабилитировался в моих глазах, тем более что в обломках самолёта нашли не только шотландские регалии, но и короны Уэльса и самой Англии. Понятно, что корону Уэльса, согласно договорённости, я передам своему зятю Анри, пусть с ней сам разбирается, а вот корона Англии и всей Великобритании – этот приз дорогого стоил. Я пока не знал, где и как он будет разыгран, но то, что разыгран так или иначе будет, у меня не было ни малейших сомнений.

Поэтому Емца я сильно гнобить не буду. Но накажу. Придётся ему пару лет побыть лордом – верховным констеблем Шотландского Королевства. Будет сидеть по правую руку от королевы, командовать всеми войсками и полицией королевства и хранить ключи от парламента. Естественно, от должности главы ЭСЕД и поста главного ловчего императора его тоже никто освобождать не собирался. Пусть отслужит сначала.

Что ж, пора на аудиенцию к дочери. Там сейчас соберётся важная публика.

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. САРАТОВ. ГОСТИНИЦА «ВОЛГА-МАТУШКА». ИМПЕРАТОРСКИЕ АППАРТАМЕНТЫ. 27 сентября 1936 года

Шифрограмма от Луи застала её, когда она только-только вышла из ванной. Ещё вся распаренная, в махровом халате, с полотенцем, обмотанным вокруг головы, она спешно расшифровывала послание, сидя за столом в кабинете.

Прочитав, Мася откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Покушение на будущего свёкра. Он жив, но пока никого не узнаёт и явно неспособен принимать решения. Её Луи принял регентство и временное президентство. Внезапно невеста кронпринца вдруг почти превратилась во временную кайзерин.

Пока, понятно, это всё символическая ерунда, ведь официально она пока там никто. Но, тем не менее.

Тем не менее…

И дай бог здоровья Вильгельму Третьему. Она желала ему здравия и как благочестивая христианка, и как вполне прагматичная царевна, которая мечтает поскорее выйти замуж за наследника германского престола. Если Вильгельм будет жив, то её свадьба состоится уже в феврале следующего года. Если же он умрёт (не дай бог), в Германии будет объявлен государственный траур на год и ни про какие свадьбы нового кайзера речь идти не будет. А за это время всякое может случиться.

Почему-то вспомнилось, что отец женился на матери через четыре месяца после гибели графини Брасовой, но графиня не была объявлена императрицей, а значит, и государственный траур также не объявлялся. И, конечно же, Мася ничуть не жалела графиню Брасову. Она достаточно изучила её жизнь, чтобы у неё пропали хоть малейшие нотки сочувствия к этой авантюристке, пусть даже она и была матерью брата Георгия. Да и вообще, если бы графиня тогда не погибла, то кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба её отца, поженились бы они с мамой в итоге и, как следствие, появилась бы на свет сама Мася.

Впрочем, это всё дела давно минувших дней. А сейчас явно приближаются дни, которые станут испытанием для всех, в том числе и для неё самой.

КОРОЛЕВСТВО ШОТЛАНДИЯ. ЭДИНБУРГ. ЭДИНБУРГСКИЙ ЗАМОК. ГОСТЕВЫЕ АППАРТАМЕНТЫ. ВРЕМЕННЫЙ КАБИНЕТ ЕГО ВСЕВЕЛИЧИЯ. 2 октября 1936 года

Ситуация запуталась окончательно. Сильно обидевшиеся германцы убили английского короля. Вместе с ближайшим окружением и кораблем, на котором он пытался отплыть с острова Мэн.

Операция «Пеликан». Под прикрытием легенды о массированной бомбардировке Ливерпуля, огромная воздушная армада люфтваффе зашла с севера, со стороны Шотландии. Цель – небольшая эскадра. Главная цель – линейный крейсер «Худ». И немцы пикировали сквозь огонь ПВО, торпедоносцы делали заход за заходом, не считаясь ни с какими потерями.

И что теперь? А вот фиг его знает.

Мотивы немцев мне понятны. Они ещё долго не успокоятся. Имел ли лично Эдуард хоть какое-то отношение к покушению на Вильгельма Третьего? Неизвестно, да какое это теперь имеет значение? Ясно, что и так паскудное настроение у британцев, стало ещё хуже, а неопределённость приняла просто катастрофически-космические масштабы.

Там и с наследованием короны не так всё просто. Да и где эта корона? Верно, у нас, в смысле в Шотландии. По закону, вроде как корону должен наследовать старший сын, то есть одиннадцатилетний Джон Георг. Но есть ещё мнение, что наследовать должна старшая дочь по праву старшинства, то есть принцесса Анна. Это спорно с точки зрения закона, но воцарившийся в Британской империи хаос мог породить и не такое. Не говоря уж о том, что и сама новоиспеченная вдова Изабелла-младшая Орлеанская тоже была не прочь получить какую-то корону.

Короче, весь этот цирк и хаос не добавлял уверенности в британское общество, равно как не добавлял стойкости британским солдатам и морякам. И если перед немцами британцы хоть как-то держались, то французам и шотландцам уже сдавались массово. Или старались поскорее покинуть Британию через западные порты.

Вообще же, дезертирство в британской армии приняло просто-таки ошеломляющие масштабы. Вроде бы уже и некуда было бежать. Но и ловить их тоже было уже совершенно некому.

ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. МОНИНО-12. УСАДЬБА «БАЛОБАНОВО». РЕСТАВРАЦИОННО-АРХИВНЫЙ КОМПЛЕКС ЦЕНТРАЛЬНОГО МУЗЕЯ ИМПЕРАТОРСКИХ ВОЕННО-ВОЗДУШНЫХ СИЛ. 3 октября 1936 года

– Ваш ход, Эрнст Яковлевич, – молодой человек откинулся на спинку кресла.

– У, это что-то новенькое, Фишер, – ответил седеющий джентльмен с усами прильнув к столу.

Третий год они уже увлеченно исследовали на досуге дебют Нимцовича, проветривая заодно и родной для них английский. В целом, главный вычислитель ядерного центра и маститый академик давно уже сошлись. Их трудно было назвать земляками. Старший родился в семье шотландца в Новой Зеландии, младший в нортумберийском Ньюкасле в семье германскоподданного из России. Если бы не местечковый патриотизм коллег из Кавендишской лаборатории, Эрнест бы продолжил свои труды на благо науки в Кембридже, но тогдашняя его обида и заманчивое предложение от змея-искусителя Николы Теслы привели его сначала в Константинополь, а потом в этот подмосковный институт.

– Конь d5, мальчик мой, – озвучил свой ход новозеландец.

– Защита Алехина? – спросил вычислитель и, не дожидаясь ответа, сделал ответный ход.

– Вы сегодня стремительны, Вильям, – медленно проговорил Резерфорд снова погружаясь в игру.

– Вы тоже, Эрнст Яковлевич, последние дни неосторожны – отметил Фишер глядя на доску.

Сидевший против него интеллектуал всегда был свободолюбцем. Фишер, вернувшись с родителями в Россию после американки и будучи молодым, смог вжиться в здешнюю атмосферу почитания прогрессивного монарха. Атмосферу несущейся в будущее страны, где можно было многое, но за опрометчивое слово против Единства или величеств могли и побить. Но он был молод, прошел здесь и армейскую службу, и студенчество, и императорские народные стройки. Он вырос здесь среди простых людей и смог перенять их настрой, прочувствовать всю разность положения простолюдина на Донбассе и в «угольном сердце Англии». А вот его визави приехал в Единство уже «благородием» и Нобелевским лауреатом. Да и здесь Эрнест общался почти исключительно в своем академическом кругу. Конечно, будучи фермерским сыном он не имел характерной для английских лордов заносчивости, но из технического персонала по-настоящему смог сойтись только с ним – с Фишером. «Земляки», «гуманисты», «люди с абсолютной памятью» … – У них было много общего. Последние годы они плотно приятельствовали. «Проф» считал даже, что составил протекцию «молодому дарованию» на должность «главного вычислителя». Домами они ещё, впрочем, не дружили. Общались на работе, в основном вечерами пока шли вычисления по поданным Резерфордом данным. Знал бы он сколько таланта пришлось проявить Вильяму для «подхода к объекту».

– Что вы, Вильям Генрихович, – Резерфорд отвечал размеренно с замедлением, выискивая хороший ход, – я сама осмотрительность и неспешность…

– Я не об этой партии, профессор, я о разговорах – неторопливо раскуривая «Таволгу» проговорил Фишер.

– О каких, Вильям? – спросил Эрнест и сделал ход.

– Вы, слышали, о Шотландии, сэр? – вычислитель сменил тему.

– Да, Вильям, и происходящее там меня очень тревожит, – отрываясь от игры, ответил Резерфорд.

– И меня, Эрнест. И меня. Русская эскадра держит на мушке мой родной Ньюкасл-апон-Тайн, – глаза Вильяма Фишера блеснули тревогой.

Последнюю фразу вычислитель произнес на родном для него североанглийском диалекте «джорджи», но знавший с детства шотландский профессор без труда понял его. Его собеседника сложившаяся ситуация более чем волновала.

– Сэр Эрнест, – выдохнув продолжил Фишер, – до конца вычислений ещё больше часа, эта партия тоже может подождать, а вязовая аллея весьма располагает к прогулке, не составите ли мне компанию?

Вильям предлагал поговорить и не хотел делать этого в стенах своего центра, в стенах у которых, как он знал, есть уши. В лишенной подлеска и скамеек аллее, с шумящими на ветру листьями, можно было надеяться на приватность.

– Хорошая идея, Вильям. Я с утра не выходил из здания, – чуть притормозив с ответом, вымолвил Эрнест вставая.

Они вышли из кабинета и, спустившись по металлической лесенке, прошли через длинный машинный зал, заставленный двухэтажными рядами шкафов электронного вычислителя. Счетные машины гудели, просторный зал наполнял озон. Открывшаяся у торца машинного зала аллея окутала их осенней влагой и прохладой. Они шли некоторое время молча, то ли наслаждаясь природой, то ли отходя подальше от насыщенных аппаратурой стен.

– Красивое здесь индейское лето, Вильям Генрихович, – начал профессор, – но не о нем вы пригласили меня поговорить?

– Да, красивое, русские не зря его зовут «бабьим», оно обманчиво, как и русские, даже те, о ком вы имели смелость говорить, – ответил Вильям.

– Вас, я вижу, это тоже беспокоит, Вильям, нам дали надежду, что мы творим добро, а теперь нашими же трудами выжигают дом наших отцов, – Резерфорд подбирал слова, он уже восемь лет знал Фишера, еще когда тот пришел в центр аспирантом к профессору Нейману в Константинополе. Нейман уехал, но Эрнест получил от него тогда хорошие рекомендации на Фишера и потом, встретив его уже в Центре, смог его и сам оценить. Он знал, что Вильям рационален и, в отличие от многих среди местной научной молодежи, не ослеплен верой в освобожденчество, но при этом лоялен и местным не в чем его упрекнуть.

– Профессор, я разделяю опасения, что мы выковали меч, который может всех погубить, – решив более не тянуть, но избегая имен, Вильям начал говорить.

– Против этого меча не выкован щит, и защитить мир можно только если такой же меч будет и у другой стороны, – продолжил Фишер.

Эрнест медленно кивнул.

– Но словами сделанного не исправишь. Более того, опрометчивые слова могут подлинный мир и отдалить, – остановившись на перекрестке аллей проговорил вычислитель.

Эрнст было уже хотел что-то сказать, но Вильям поднял руку, остановил его жестом и продолжил:

– Я рад, профессор, что мы исповедуем одни убеждения, но ваши смелые слова заставляют меня просить более не произносить их.

– Но почему, Вильям? Это единственное, чем я могу противиться грядущей опасности! – несколько запальчиво выпалил профессор.

– Нет. Эрнст. Не единственное. Но если вы продолжите в том же духе, то вас могут от Проекта и отстранить, – твердо ответил вычислитель.

– Пусть! Но я буду и дальше протестовать! – продолжил Резерфорд. – Коллеги меня услышат!

– Да, Эрнест Джеймсович, коллеги вас услышат. Но к получению защитного меча это их не приблизит, – так же твердо продолжил младший из говорящих.

– Но что я ещё могу сделать, Уилл! Из этой «золотой клетки» меня точно не выпустят! – с отчаянностью в голосе сказал профессор.

– В одиночку – ничего, Эрнест. А вот вместе… – Вильям посмотрел в глаза собеседнику.

Тот не отвел глаза. В них явно читалась настороженность и надежда.

– Профессор, я не буду говорить вам всего, скажу только, что я по-прежнему имею приватный канал со своим научным руководителем, – начал Вильям.

«Нейман! – пронеслось в голове Резерфорда, – работающий в Лос-Аламосе сейчас Нейман! Но как?.. Кого сейчас Фишер хочет обхитрить?»

– Вы же знаете проф, что мои родители были большевиками, и, прожив долго в Англии, они не могли не получить знакомых и в Адмиралтействе, – продолжил вычислитель.

«Naval Intelligence Division – военно-морская разведка, Ньюкасл город судостроителей, – пронеслось в голове профессора, – похоже на них. А Фишер смел. Но может, он на русской стороне играет?..»

– Так вот, я пару лет имею доступ к самым секретным вычислениям и документам. Рука у меня твердая, а память фотографическая. Так вот, Эрнест, мы несколько лет находимся в научном общении с заинтересованными коллегами… – откровенничал Вильям.

– Это несколько более опрометчиво чем мои слова, Вильям, не находите? – сказал Резерфорд.

– Нет, профессор, мы осторожны, а сложившаяся ситуация нетерпима, – ответил Уилл.

– Вы хотите предложить поучаствовать в общении, сэр?.. – стремясь к большей определённости спросил Эрнст.

– Вы слишком ценны для этого, Эрнст. Потому мы и боимся, что ваша опрометчивая откровенность может осложнить нашу работу, – спокойно проговорил вычислитель.

– Но как, Уилли? Я о ней не знал, но и сейчас ничего о ней не скажу, тем более я понимаю, ради чего это всё! – с некоторым напором сказал Резерфорд. Такие откровения Вильяма точно могли стоить ему головы. Причем скорее именно Резерфорду.

– Не волнуйтесь, Эрнст. Среди того, что обсуждают коллеги, есть и некоторое идеи, которые я увидел у вас.

После этих слов Резерфорд ещё более напрягся.

– Но я не имею вашего уровня доступа и не могу увидеть самые ценные бумаги. А они нам остро нужны. И мы не хотели бы, чтобы из-за ваших слов вас убрали из Проекта, – продолжил вычислитель.

После небольшой паузы, снизив темп, Вильям начал говорить вновь:

– Эрнест, вы могли бы помочь нашим друзьям если бы я смог увидеть несколько схем и разработок из вашего сейфа. Случайно. Когда буду заходить к вам с результатами вычислений… И ещё тем, что вы останетесь в Проекте. Подумайте, Эрнест. Если вы против совместной работы, то после завершения сегодняшней партии просто не пожимайте мне руки. И да, уже прохладно, пойдемте в мой кабинет, у меня ещё остался прекрасный Lea Valley – последний английский виски, – закончил Фишер и пошагал в дом.

Через полчаса проиграв партию, Резерфорд пожал руку Фишеру. Подкрепленная именем нобелевского лауреата информация, просеянная Имперской СБ Единства, потекла в Аргентинский ядерный центр не только к Джону фон Нейману, а также в Мехико к талантливому физику-коммунисту Рудольфу Хуану Абелю-Стокаличу, армейскому приятелю Фишера. Сам же Эрнест Яковлевич, после гибели последнего английского монарха, вовсе перестал говорить с коллегами о политике.

КОРОЛЕВСТВО ШОТЛАНДИЯ. ЭДИНБУРГ. ЭДИНБУРГСКИЙ ЗАМОК. ТРОННЫЙ ЗАЛ. 4 октября 1936 года

– Я, дама Флора Маклауд из Маклауда, Глава Совета Престолонаследия, торжественно объявляю настоящим, что Совет Престолонаследия Шотландского Королевства единогласно подтвердил права Элизабеты Романовой-Савойской на престол Шотландии. Совет Престолонаследия признает Элизабет Первую Шотландскую королевой Шотландии.

Одетая в королевский тартан Лиза произнесла заученный текст на английском:

– Я, Элизабет Первая, Божьей Милостью королева Шотландии-Альбы, Айлза, Страклейда и Нортумбрии, равно как и других моих владений и территорий, Защитница Веры, твердо обещаю и клянусь, что буду неукоснительно сохранять и поддерживать государственное устроение, права, свободы и верования, как установлено законами, написанными в Шотландии.

Тут же две молодые аристократки из самых влиятельных кланов повторили от имени королевы текст присяги на шотландском и гэльском.

Следующую фразу Элизабет Первая повторила уже сама, на трёх официальных языках королевства:

– Это обещание моего пожизненного Служения на благо Шотландского королевства и всех моих верных подданных. Да поможет мне Бог!