Текст книги "Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода"

Когда я был уже достаточно взрослым человеком, я увидел концерт Rolling Stones и понял, за что люблю эту группу! Это – беспрецедентная отдача! И вообще все первачи – это беспрецедентная отдача! И это – сумасшедшая любовь к тому, что ты делаешь…»

Конечно, самые отвязные концерты проходили в родном институте. В МЭИ обожали «Оловянных», потому что не было в Москве другого ансамбля, который мог бы сравниться с ними по посылу, по стёбу, по желанию всех поставить на уши, по исконной любви и доброте, которые кипели внутри музыкантов. И если какой-нибудь местный руководитель пытался остановить концерт – нет, не из-за идеологических причин, а просто потому, что время было уже позднее, – ему довольно веско объясняли, что не надо мешать отдыху студентов.

«И если он приходил закрывать концерт один, без охраны сорока дружинников, – вспоминает Андрей Горин, – то в итоге его находили где-нибудь за унитазом. А так всё было тихо и спокойно…»

…Недалеко от МЭИ, на Солдатской улице, в фойе кинотеатра «Спутник» в мае 1972 года наши герои довольно нервно обсуждали последствия одного приключения.

Незадолго до этого Архангельский горком комсомола пригласил «Оловянных Солдатиков» приехать на гастроли, выступить перед архангельскими студентами и военными моряками из Северодвинска. Поскольку тяга к приключениям жила в крови у всех четверых «Солдатиков», то эта идея была воспринята с колоссальным воодушевлением.

Но как «Оловянные» представляли себе гастроли в 1972 году? Для них гастроли – это просто поездка куда-нибудь на сейшен в Подмосковье. Отыграв концерт, они получали наличными оговорённые двести рублей, ловили машину – и уезжали. Наши герои даже не подозревали, что в те времена официальные гастроли могли организовывать только филармонии, Москонцерт или Росконцерт.

Меж тем архангельские комсомольцы настаивали на поездке, говорили, что в городе все с нетерпением ожидают приезда популярной столичной рок-банды, но за день до отъезда они позвонили и огорошили проблемой: «Вот только билетов у нас нет…» Комсомольцы имели в виду, конечно, билеты из филармонии. «Привезите свои билеты!» – попросили они.

Задним умом понятно, что можно было пойти в ДК своего родного института и, договорившись с дирекцией, взять там билетную книжку с проставленными штампами, печатями и сквозной нумерацией. Но «Оловянные» решили это проблему по-своему, по-современному. Они отправились к своим друзьям-программистам и попросили отпечатать на принтере, на широкой перфорированной ленте 20 тысяч билетов с таким примерно текстом: «Концерт… Ансамбль из Москвы… Цена 1 рубль».

Этот рулон перфорированной бумаги с отпечатанными на нём «билетами» наши герои и вручили ребятам из архангельского горкома комсомола. Те подивились таким нестандартным «билетам», тем не менее пустили их в продажу.

Гастроли прошли феерично. Наши герои с восторгом вспоминали ту поездку.

Сергей Харитонов: «Мы выступали в Северодвинске, в секретном городе, где базируются подводные лодки и куда обычному человеку невозможно въехать. Мы играли там и свои песни, и The Beatles, а матросики-то – все парни молодые, им хочется подвигаться, но старшины с красными повязками сразу же рыкали: „Нельзя!” Но приняли нас там очень тепло. Подарили каждому по тельняшке…»

Андрей Горин: «В зал строем ввели морячков. Они сначала гаркнули: „Здравствуйте!” – а потом расселись по рядам. В первых рядах – адмиралитет, а матросики и курсанты – сзади. Как концерт окончился, они отхлопали, встали и опять же строем пошли на выход».

Юрий Лашкарев: «Мы получили те деньги, о которых договаривались: устроители оплатили дорогу и нам, и нашему „Бигу” и заплатили небольшой гонорар за концерты, которого хватило, чтобы раздать накопившиеся долги…»

Прошёл месяц. Эйфория от гастролей в Архангельск стала постепенно спадать. Наши герои начали готовиться к защите дипломов. И вот тут-то дома у Сергея Харитонова раздался звонок с Петровки, 38, и следователь в довольно жёсткой форме потребовал прибыть к нему для допроса.

– Остальным мне тоже звонить или ты сам всех соберёшь и вы придёте к нам? – спросил следователь и рассмеялся. Его смех прозвучал очень зловеще.

Поначалу «Оловянные» были уверены, что их вызвали на Петровку, 38 из-за того, что они исполнили какую-нибудь недозволенную песню. Но следователь объяснил:

– Ребята, дело не в вашем репертуаре, не в идеологической стороне, тут вы с комсомолом разбирайтесь. У вас другая статья: использование общественных организаций в целях личной наживы. Так что стоимость ваших гастролей составит от восьми лет, а то и больше…

– Но у нас скоро защита дипломов! – хором воскликнули четверо «Оловянных Солдатиков».

– Ребята! Какие дипломы? Восемь лет – это минимум! А дальше – посмотрим…

Выяснилось, что весь этот сыр-бор разгорелся из-за того, что, по данным милиции, сумма, которую наши герои должны были заработать за эту поездку, зашкаливала за все мыслимые представления. Однажды получив такие деньги, можно было несколько лет вообще нигде не работать! Но в то же время никаких внешних примет обладания такими деньгами не было. Ни автомобилей, ни бриллиантов ребята себе до сих пор не купили! И это тоже вызывало подозрения. Милиционеры были уверены, что наши герои спрятали эти деньги до поры до времени.

Их долго допрашивали, но потом отпустили под подписку о невыезде.

Покинув сумрачные своды дома на Петровке, «Оловянные» машинально направились на свою репетиционную базу в ДК МЭИ, видимо, подсознательно надеясь, что родные стены как-то им помогут, но, не доходя до института, свернули на Солдатскую улицу в сторону кинотеатра «Спутник». Они купили билеты на ближайший сеанс, но в кинозал не пошли. Взяв в буфете по бутылочке пива «Московское», ребята устроились за дальним столиком. Тётечка-администраторша попыталась их прогнать, но потом, видимо почувствовав подавленное настроение ребят, отстала от них и отправилась поболтать с бабушками-контролёршами.

Вот тут и произошёл серьёзный разговор о том, что теперь вся жизнь будет сломана, хотя, конечно, и на зоне можно найти художественную самодеятельность и как-то пристроиться…

– Если бы нас посадили всех вместе, то мы собрали бы ансамбль и ещё поиграли бы! – попробовал пошутить Андрей, но его шутке никто не улыбнулся.

Допросы продолжались целый месяц. В поисках денег дознаватели выворачивали ребят буквально наизнанку. Их спасло то, что дотошный следователь раскопал, что главным спекулянтом в этом деле оказался сынок одного местного архангельского начальника. Когда следователь показал нашим музыкантам цифры дохода, который получили устроители тех концертов, они были просто ошеломлены.

– У нас была цена 1 рубль, а там билеты шли по червонцу! – возмущался Андрей. – Если бы я об этом узнал в Архангельске, я не стал бы работать, потому что это ненормально. Это слишком! Тогда я сказал бы: «Ребята, заходите все! Просто с улицы!» Мы были уверены, что работали по рублю. А как иначе?

Но тогда никто из музыкантов даже предположить не мог, что кто-то вот так по-хамски и безжалостно мог эксплуатировать их жажду романтики.

Обвинения с «Оловянных» были сняты, а истинные виновники задержаны, и следователь, подписывая музыкантам пропуска на выход, весело приговаривал:

– Продолжайте, ребята, играть свой замечательный рок-н-ролл!

Когда четверо «Солдатиков» уже стояли в дверях, следователь остановил их:

– Не забудьте пригласить на концерт! Я обязательно приду вас послушать!

И «Оловянные Солдатики» ещё и поиграли, и попели, и записали немало замечательных песен…

«Мне кажется, что та ставка, которую мы сделали очень много лет назад, и сейчас себя оправдывает: нельзя врать! Всё очень просто: надо быть честным и любить то, что делаешь. Причём любить заполошенно! Любить по-сумасшедшему!» – так говорит Андрей Горин.

Кстати, именно Московский энергетический институт сыграл замечательную роль в создании музыкального имиджа Московского театра имени Ленинского комсомола. Когда главный режиссёр театра Марк Захаров решил привлечь настоящую рок-группу для участия в спектакле «Автоград-XXI», то его редакторы первым делом позвонили Юрию Лашкарёву:

– Мы хотели бы прослушать ваш ансамбль…

«Я пришёл на репетицию, – вспоминает Юра, – и первым делом рассказал ребятам о звонке из Ленкома. Но сам я даже не думал туда идти, а потому переживал: а вдруг они все решат туда рвануть?! Что я тогда делать буду? Придётся и мне тогда бросать Госплан и идти туда лабать? Но смотрю: все задумались. Предложение вроде серьёзное. Но Андрей сразу сказал, в тот же день:

– Да вы чего? Какой Ленком? Да я диплом инженера получил! Мне надо инженерить!»

В тот момент «Оловянных» больше привлекала наука, которая тоже была своеобразным приключением, путём в неведомое.

Юрий Лашкарёв, обрадованный тем, что никто из его друзей не попался на приманку шоу-бизнеса, поспешил позвонить Юрию Шахназарову, который учился вместе с ним в МЭИ по специальности прикладная математика, но давно уже мечтал о профессиональной сцене. Некоторое время Шахназаров играл у Градского в «Скоморохах», а потом вошёл в состав группы «Аракс».

«Когда мы сказали „нет”, – рассказывает Юрий Лашкарёв, – я решил сделать Шахназарову подарок. Позвонил ему, рассказал, что есть приглашение от Ленкома, и предложил позвонить в театр. И тогда он сам перезвонил в Ленком, сообщил, что мы отказываемся, и порекомендовал им группу „Аракс”…»

Так «Аракс» появился на театральных подмостках.

Московский энергетический институт и в последующие годы оставался кузницей кадров отечественного рока. Именно здесь произошло знакомство Владимира Холстинина и Виталия Дубинина, которое в итоге привело к созданию популярной группы «Ария».

Владимир Холстинин и Виталий Дубинин, первокурсники МЭИ, 31 августа 1975 года прибыли на субботник, который деканат устроил для вновь поступивших студентов. Ребята получили задачу: перетаскать кровати из одного конца общежития в другой. Сначала работа показалась не очень сложной, но коридоры были длинными, кроватей много, а студентов, откликнувшихся на зов деканата, оказалось всего четверо: Холстинин с товарищем да Дубинин с другом. Поскольку всем четверым хотелось покончить со зловредным субботником как можно быстрее, то по коридорам они передвигались почти исключительно бегом, устроив настоящие гонки с кроватями в руках. Несколько раз две пары, несущиеся по институту со скоростью ветра, едва не столкнулись и едва не устроили кучу малу, но это лишь добавляло веселья субботнему мероприятию. Запыхавшись, студенты присаживались на те же самые кровати и разговаривали о любимой музыке, в основном о Deep Purple. И Холстинин, и Дубинин выказали себя настоящими знатоками творчества этой группы. В те времена Deep Purple был сродни некоему волшебному эликсиру, можно было даже не слушать музыку этой группы, а просто поговорить о том, какие мощные соло «мочит» гитарист Ричи Блэкмор, или о том, какие классные брэки отвешивает барабанщик Иэн Пэйс, или поспорить о том, кто лучше поёт – Иэн Гиллан, Гленн Хьюз или Дэвид Ковердейл, но откуда ни возьмись появлялись новые силы и можно было продолжать нудное дело.

В одной из таких «музыкальных пауз» Холстинин похвастался, что у него есть ноты некоторых песен Deep Purple. Дубинин попросил принести их посмотреть.

– А есть ли у тебя голос, чтобы такое спеть? – скептически усмехнулся Холстинин.

Скептицизм Холстинина исчез после факультетского конкурса рок-ансамблей, на котором выступили оба наших героя, но если Виталик и его группа заняли первое место, то Володин состав – только последнее…

Знакомство с рок-музыкой для Виталия Дубинина началось ещё в 1969 году, когда старший брат принёс ему магнитофонную катушку с записями песен групп The Beatles и Animals. Первой на этой катушке была песня «Дом восходящего солнца», которая очень взволновала 11-летнего романтичного паренька.

Увлечение рок-музыкой требовало какого-то выхода, и в 1972 году Виталий Дубинин, который тогда учился в седьмом классе школы № 41 подмосковного города Внуково, получил приглашение войти в состав первой в своей жизни рок-группы.

Так как все гитары были уже заняты, то Виталику предложили присесть за барабанную установку. Но, перейдя в девятый класс, он всё-таки добился своего и взял в руки желанную бас-гитару.

Окончив школу, Виталий Дубинин успешно сдал вступительные экзамены в Московский энергетический институт. «У друга, с которым мы играли в группе, бабушка жила на „Авиамоторной”, – рассказывает Виталий, – и когда мы подросли, то вместе с ребятами с „Авиамоторной” стали ходить в ДК МЭИ, где играли и „Аракс”, и „Машина Времени”, и „Удачное Приобретение”, то есть самые популярные рок-ансамбли того времени. МЭИ – это огромный студенческий городок, который состоял из нескольких учебных корпусов и массы общежитий, а в общежитиях была масса комнат отдыха, и в один день там могли играть и „Машина Времени”, и какие-то другие ансамбли. Это был настоящий хипповский центр. И мы поняли, что вся музыкальная жизнь – именно там, в МЭИ. И только поэтому мы туда и пошли. А так, чтобы говорить о каком-то призвании? Нет… Тем не менее я выбрал специальность „Электрооборудование летательных аппаратов”, потому что я – внуковский парень, а раз так, то должен быть связан с летательными аппаратами».

Это удивительно, но увлечение Владимира Холстинина рок-музыкой тоже началось с песни «Дом восходящего солнца». Учась в музыкальной школе, он услышал, как какие-то парни в коридоре играли эту песню на обычных акустических гитарах. «Дом восходящего солнца» настолько захватил Володю, что он прямо-таки заболел этой песней и задался целью во что бы то ни стало тоже научиться её играть. На освоение легендарного хита группы Animals ушёл почти год. В конце концов Холстинин понял, что одному эту песню играть невозможно, и принялся сколачивать группу. И вот начиная с 1973 года ансамбль Холстинина ежемесячно играл на танцах в люберецкой средней школе № 5.

Но на сцену Володя начал выходить ещё раньше. «В 9 лет я пошёл в музыкальную школу по классу домры, – рассказывает Володя. – При этом я совершенно не понимал, зачем мне это нужно. Просто пришли в школу взрослые дяди и спросили: „Кто хочет играть на домре или на балалайке?” И мне мама сказала: „Сходи!” Ну, я и пошёл…

Три года я играл в Люберецком оркестре народных инструментов, причём выступали мы на довольно больших площадках. И только потом, в 13 лет я впервые взял в руки акустическую гитару и научился играть „Дом восходящего солнца”, а потом начал пробовать себя в местном ансамбле.

Но родители не видели во мне будущего музыканта, они хотели, чтобы я стал инженером и после окончания школы подал бы документы в технический вуз. А я к тому времени уже понял, что хочу играть на гитаре, поэтому мне было всё равно, куда поступать. Я подал заявление в МЭИ, потому что из технических вузов он был ближе всего к Люберцам, до остальных было дольше ехать.

Кроме того, поступить в вуз мне нужно было для того, чтобы не ходить в армию. И я решил, что МЭИ – это оптимальный вариант, потому что лучшего социального положения, чем студент, не придумаешь. Да и окружение там будет именно то, как казалось мне, которое поможет продвинуться. К тому же энергетический институт – это государство в государстве. На его территории очень широко поставлена культурная жизнь, там был огромный Дом культуры и прекрасно работал культмассовый сектор. Многие люди, которые потом стали работать артистами, певцами и музыкантами, окончили МЭИ. Я был очень доволен институтом. Я тут же перезнакомился со всеми музыкантами и больше играл на гитаре в Доме культуры, чем учился. То есть учился я ровно столько, чтобы не вылететь…»

Отношение к рок-музыке в МЭИ было очень трепетное, и, разумеется, от нового поколения требовалось продолжить славные традиции и совершить новые рок-н-ролльные подвиги. Руководство института прекрасно осознавало – недаром же все они были технарями, – что движение вперёд в наше время возможно лишь при надлежащем техническом оснащении. Поэтому победитель конкурса получил комплект аппаратуры и комнату для репетиций, а кроме того – любовь студентов и преподавателей. Но группа Виталика, которая выиграла конкурс, впрочем, как и группа Володи, были ансамблями, которые ребята собрали, ещё учась в школе. Просуществовав по инерции ещё какое-то время, они развалились, и осенью 1976 года во время занятий физкультурой Холстинин подошёл к Дубинину и предложил сделать группу сообща. С этого разговора началась история популярной в 1970-х годах группы «Волшебные Сумерки», которую организовали Владимир Холстинин и Виталий Дубинин.

А потом на стебельке, что пророс в Доме культуры Московского энергетического института, расцвёл цветок под названием «Ария»…

Часть 3. Факультет журналистики Московского Государственного Университета

Журфак МГУ знаменит тем, что в его здании на Охотном Ряду (в те времена – проспект Маркса) родилась группа «Второе Дыхание», которая в начале 1970-х годов была, безусловно, самой модной и продвинутой столичной рок-командой. Гитарист Игорь Дегтярюк играл громче всех в Москве, басист Николай Ширяев – техничнее всех, а барабанщик Максим Капитановский – быстрее всех. Трое красавцев и одевались в то время моднее других. «Это было во времена „Второго Дыхания”», – так говорят старые хиппаны, когда хотят подчеркнуть, что то или иное событие произошло в первые годы 1970-х…

«Название группы родилось, когда мы с Максимом Капитановским стояли под центральной лестницей факультета журналистики и советовались, какое взять имя для нашего ансамбля, и решили, что это будет „Второе Дыхание”, – рассказывает Игорь Дегтярюк. – А началось всё с того, что я, окончив школу, поступил в музыкальное училище, в Ипполитовку, но учиться не стал, потому что классическая музыка меня совершенно не интересовала. Поэтому я ушёл оттуда и поступил в МГУ на факультет журналистики. Так случилось, что, ещё учась в 10-м классе, я начал работать на телевидении. Тогда на Шаболовке была программа „Эстафета новостей”, и я делал репортажи о Москве.

Итак, поступил я на журфак, но на вечернее отделение, потому что, сдавая экзамены на дневное, я написал сочинение на двойку.

Через полгода я перевёлся на дневное отделение. Тогда же начал играть в группе, которая называлась „Путники”. Репетировали мы ещё не на журфаке, а во Вспольном переулке, рядом с домом Берии – на последнем этаже дома, который стоял напротив. Я играл на бас-гитаре, а на гитаре – Виссарион Меркулов, внук того самого Завенягина и того самого Меркулова.

Максим Капитановский

В составе „Путников” также играли Дарик Щукин и Володя Хлебников. Дарик обладал очень хорошим голосом. Позже мы вместе с ним учились в Гнесинском училище. Потом он работал в кабаке, женился, жил где-то на площади Коммуны, но его дальнейшая судьба мне неизвестна… Володя Хлебников учился на химическом факультете МГУ, он – очень талантливый человек, кандидат наук.

Но нам всё время не везло с барабанщиками. То у нас был Володя Чугреев, то Володя Дудко, то кто-то ещё.

Первый концерт „Путников” состоялся в 1969 году в Белых Столбах, что по Павелецкой дороге, в клубе кирпичного завода. Потом нас заприметил один деловой человек, который работал в МИДе, и сделал нам ангажемент в Щёлкове, где мы играли на танцах. Это было, конечно, здорово. И надо сказать, что нас там до сих пор помнят. „Путники” исполняли песни только на русском языке. Мы играли, например, „Birthday” с такими словами:

 
День рожденья! Невзгоды отбросьте!
День рожденья! Ждём вас в гости!
Ждём с нетерпеньем! День рожденья!..
 

В августе 1970 года, когда „Путники” собрались после летних каникул, я предложил:

– Ребята, надо менять направление, потому что сейчас в моде Хендрикс и Клэптон.

Но ребята со мной не согласились, предпочтя битловское направление. Может, это было правильно, а может, и нет. Не мне судить. Но в итоге „Путники” распались.

Мы с Меркуловым перебрались на факультет журналистики, получили там базу, но у нас опять возникла проблема с барабанщиком. Мы попытались наладить контакт с Борей Багрычевым, но Боря тогда стал невероятно крутой. Он был очень гнесинский мальчик, знал себе цену и держался весьма уверенно.

Тогда мой однокурсник Сергей Грызунов, который был председателем Комитета Российской Федерации по печати в правительстве В. С. Черномырдина, привёл на факультет журналистики своего приятеля-барабанщика Максима Капитановского. Сначала мы репетировали в телевизионной студии на втором этаже факультета. А потом нам дали комнату на самом верху, где потом располагался комитет комсомола. Вот там мы и гремели.

Была у нас на журфаке такая преподавательница русского языка Аникина, её назначили нашим куратором, она приходила к нам, высказывала разные пожелания по репертуару, советовала, что исполнять. Например, она посоветовала, чтобы мы спели на русском языке „Сквозь волнистые туманы пробирается луна, на печальные поляны льёт печальный свет она…” Хорошая песня, и мы её очень здорово тогда сделали!

Первое время мы выступали под названием „Путники”. А потом поехали на картошку. И как раз умер Джимми Хендрикс, а потом – Дженис Джоплин. И там, в тесном кругу мы всё это обсуждали, потому что с нами были ребята, которым тоже нравилась такая музыка. Например, Костя Успенский, у которого папа работал в нью-йоркском представительстве „Аэрофлота”, и он возил оттуда все свежие записи. Мы думали, что надо нам как-то продолжать дело, которое начали Джимми Хендрикс и Дженис Джоплин. Раз люди ушли, мы должны здесь, в России продолжить их дело. У нас была целая концепция, что мы – продолжатели традиций Хлебникова, Татлина, Скрябина, символистов. И Хендрикса.

Однажды случилось так, что Меркулов уехал на рыбалку. А нам нужно было выступать. У нас тогда всё уже было на хозрасчёте, потому что аппаратура стоила денег, мы у кого-то занимали и должны были отдавать. И Меркулов сорвал нам несколько выступлений. Мы отчислили его из группы.

Я за месяц выучил все гитарные партии. А на бас Максим привёл Колю Ширяева, они познакомились где-то в военкомате. Коля был очень талантливый, я не могу сказать „гениальный”, потому что „гениальный” – очень ответственное слово, но он был феноменальный человек.

Дальше события развивались бурно и драматично. После Аникиной нас стала курировать Галя Скоробогатова, которая тогда была председателем комитета комсомола. Позже она стала редактором „Кинопанорамы”. У Гали с Максимом был роман, поэтому Максим, который учился на юридическом факультете, хотел перевестись на журналистику. И однажды Галя попросила:

– Игорь, вы должны обязательно выступить на Дне журналиста, потому что Максиму нужно переводиться, а вы – наша факультетская группа…

– Галя, но нам играть нечего! – ответил я. – Мы целое лето репетировали программу, состоявшую из песен Джимми Хендрикса, а русскоязычный репертуар позабросили.

– Ну, сыграйте что-нибудь инструментальное, – посоветовала она.

И чтобы Максим мог показать себя в самом выгодном свете, мы решили сыграть цеппелиновскую композицию „Моби Дик”, так как в ней есть соло барабанов.

И вот настал День журналиста. Сначала всё шло хорошо. Открылся занавес, мы врубили „Моби Дик”, но едва началось соло барабанов, как на сцену выбежала замдекана Марина Ивановна Алексеева, дала команду отключить ток и схватила Максима за руку, пытаясь вырвать у него барабанные палочки…

В ту же ночь радиостанция „Голос Америки” передала о скандале на факультете журналистики. Короче, этому делу придали политическую окраску. И вроде бы это – моя политическая диверсия. А у меня тогда было два хвоста. И декан факультета журналистики Ясен Николаевич Засурский объявил мне:

– Всё! Я тебя исключаю! Ты не достоин звания советского студента!

И лишь благодаря моим родителям мне удалось уйти оттуда „по состоянию здоровья”. То есть отчислили меня не по статье, а по болезни. И это, кстати, дало мне потом возможность восстановиться.

А группа после этого инцидента перебазировалась на Раушскую набережную, в ДК „Энергетик”…»

После «Второго Дыхания» других рок-групп на факультете журналистики долго не было. Правда, во второй половине 1970-х здесь гремел ансамбль «Плакат», в котором на барабанах играл Максим Никулин, сын клоуна Юрия Никулина. Но это был ансамбль политической песни, а не рок-группа.

«Факультет журналистики предпочитал не политизироваться. И поэтому самое лучшее, что там было, – это студенческий театр. А рока не было, потому что это было напрямую связано с политикой», – так объясняет Игорь Дегтярюк отсутствие на журфаке рок-групп.

И лишь с приходом 1980-х на журфаке вновь зазвучал рок. В начале десятилетия существовала некая рок-группа, за ударной установкой которой выступал Дмитрий Олегович Рогозин, будущий советник президента России.

В 1985 году студент журфака Валерий Кондаков и художник Гоша Бирюков собрали группу «Удаff», которая исполняла весёлые песенки в стиле электронной «новой волны». Но поскольку рок-музыка в то время находилась на полулегальном положении, то на факультете «Удаff» предпочитал не светиться, чтобы не нарваться на неприятности.

В мае 1987 года два студента факультета журналистики – вокалист Андрей Добров и басист Кирилл Мошков, ранее игравший в панк-группе «Кондитер», – собрали группу «Секретный Ужин». Поначалу это был акустический дуэт, который активно осваивал Арбат, превратившийся в общественную сцену. Но уже к осени, когда к Доброву и Мошкову присоединились гитарист Владимир Громов и барабанщик Евгений Малявин, «Секретный Ужин» превратился в полноценный электрический бенд. Группа исполняла быстрые и весёлые песенки сатирического содержания, которые пользовались огромной популярностью среди университетской молодёжи. Рок-н-ролл принёс «Секретному Ужину» победу в университетском рок-конкурсе, а затем – успех на фестивале «Живой звук». В конце 1980-х «Секретный Ужин» стал постоянным участником сборных концертов «Звуковой дорожки», это был очень большой успех для студенческой группы.

В 1990-х годах кумирами факультета журналистики стали музыканты из группы Orange, весело экспериментировавшие с разными рок-н-ролльными стилями. Маркером их успеха стала победа на престижном рок-фестивале «Пророк».

На этом рок-история моего родного журфака МГУ пока заканчивается…