Текст книги "Сочинения. Том 1. Реформы и догмы. Государство и экономика в эпоху реформ и революций (1860–1920-е годы). В поисках планомерности. Экономические дискуссии 1930–1960-х годов"

Аналогично ставились вопросы регулирования металлургической промышленности (обязательная разверстка металла между ведомствами), кожевенной и легкой промышленности (регламентация цен на сырье, полуфабрикаты, а частично и на готовые изделия), упорядочения работы транспорта и усиления государственного контроля над осуществлением перевозок.

С проблемой госмонополий был тесно связан вопрос о государственном регулировании цен. Как это обычно бывает в период острого столкновения рыночной и планово-социалистической идеологий, вопрос механизма ценообразования оказался одним из наиболее острых и в известном смысле критериальных.

Под давлением социалистических кругов и ориентируясь на настроения значительной части народа, Временное правительство еще в марте официально заявило о своей готовности («ближайшей обязанности»!)«теперь же приступить к установлению твердых цен на предметы первой необходимости (железо, ткани, керосин, кожи и т. д.) и к доставке их населению по возможно пониженным ценам…»[215]215
  Речь. 1917. 30 марта.


[Закрыть].

Тогда, в марте 1917 года, многие предприниматели поддержали идею государственного регулирования цен, рассматривая ее как более предпочтительную по сравнению с госмонополиями форму государственного регулирования народного хозяйства страны. Причем нередко подчеркивалось, что твердые цены должны существовать на все продукты, так как ограничение дела лишь ценами на хлеб подорвет крестьянские хозяйства[216]216
  См.: Первый Всероссийский торгово-промышленный съезд. С. 93– 97, 183– 187.


[Закрыть].

Вопрос об оценке мер подобного рода в то время еще не стоял. Хотя понятно, что левые видели в них шаги к социализму, а правые – или вызванные войной временные меры, или даже ответ на вызов времени и способ спасения существующего порядка вещей от социалистического разрушения и анархии. Впрочем, по мере развития революции и по мере поляризации социально-политических сил России, а также ускорения инфляционных процессов (которые дестабилизировали соотношение «затраты – цены») в предпринимательских кругах усиливалось неприятие государственного ценообразования, все громче звучали голоса тех, кто призывает к возвращению к ценовой свободе. «Полная отмена всяких твердых цен и восстановление достаточно разрушенного уже торгового аппарата» являлись, например по мнению горнопромышленников Урала, единственно возможной мерой спасения отечественной промышленности[217]217
  См.: Журнал Совета съездов горнопромышленников Урала. 1917. № 46. 17 окт.


[Закрыть].

Временное правительство уделяло внимание формированию органов регулирования и управления народным хозяйством России. И теоретически, и практически создававшаяся тогда система имела выраженный промежуточный характер. С одной стороны, осуществлялось как бы оформление тенденций, наметившихся, но не реализованных еще при царском правительстве. С другой стороны, здесь нетрудно проследить зарождение системы хозяйственных органов, которая разовьется и окрепнет при большевиках, в том числе в годы «военного коммунизма».

Обратим внимание лишь на некоторые принципиальные моменты этой системы и на интерпретацию их в экономических документах рассматриваемого периода.

Новая власть попыталась активно задействовать в целях общеэкономического регулирования уже сложившиеся предпринимательские структуры и в первую очередь военно-промышленные комитеты, Земский и Городской союзы, ряд видных деятелей которых вошел в состав первого Временного правительства (Г. Е. Львов, А. И. Гучков, А. И. Коновалов). Уже это означало признание тенденции к монополизму как доминирующей. Более того, для рационализации государственного управления промышленностью Временное правительство выступило с идеями всемерной поддержки тенденции предприятий к объединению (синдицированию). В Министерстве торговли и промышленности разрабатывался проект принудительного объединения различных отраслей промышленности под руководством и контролем государства[218]218
  См.: Из деятельности Временного правительства // Промышленность и торговля. 1917. № 18– 19. С. 357; Торгово-промышленная газета. 1918. 24 (11) апреля.


[Закрыть]. Предполагалось подвергнуть синдицированию такие отрасли, как угольная, нефтяная, металлургия и металлообработка, текстильная, сахарная, и ряд других. Добровольное объединение рассматривалось, разумеется, как более предпочтительный вариант. Однако серьезных практических шагов в этом отношении сделано не было.

При формировании государственных регулирующих органов акцент был сделан на охват централизованным воздействием и контролем движения товарной массы (т. е. сферы распределения). Именно при Временном правительстве был остро поставлен вопрос о формировании специального Министерства снабжения[219]219
  См.: К вопросу о Министерстве снабжения // Утро России. 1917. 18 марта; Деятельность Московского областного военно-промышленного комитета и его отделов. М., 1917. С. 136– 137.


[Закрыть]. Правда, эта идея тогда так и осталась нереализованной, а основные регулирующие функции продолжали оставаться в руках особых совещаний и связанных с ними главноуполномоченных и уполномоченных.

Неуклонно росло количество специализированных отраслевых (подотраслевых) регулирующих организаций, имевших отчетливо выраженный снабженческо-сбытовой характер. В связи с этим можно назвать такие организации, как Центроткань, Центролес, Главнефть, Центрохлопок, Центросуровая ткань, Югомета, Фронтметалл, Монотоп, Центросахар, Снарядсоюз, и другие. Некоторые из них появились еще до Февральской революции и продолжали свое существование после Октября 1917 года, еще более развившись и окрепнув. Именно на базе этих и им подобных организаций большевиками будет создана несущая конструкция административно-распределительной системы военного коммунизма, в той или иной форме воспроизводившаяся во все годы существования Советской власти. Мы имеем в виду отраслевые главки и соответствующие снабженческо-сбытовые учреждения.

В главах, посвященных советскому опыту государственного хозяйствования, мы рассмотрим важнейшие непреодолимые черты этой системы подробно. Пока же обратим внимание только на один момент. Осознавая неэффективность этой системы, Временное правительство и Петроградский Совет ставили задачи ее упорядочивания и реорганизации. Однако сколько бы подобные попытки ни предпринимались, они быстро вырождались в чисто бюрократическую игру по перетасовке управленческих структур. Одни органы планирования преобразовывались в другие вроде трансформации Экономического отдела Петросовета в Отдел организации народного хозяйства[220]220
  См.: В Исполнительном комитете // Известия. 1917. 17 мая.


[Закрыть]. В соответствующих документах содержались в основном установки организационного, формального характера, призывающие различные органы государственного регулирования устанавливать «тесную связь» друг с другом, образовывать комиссии и так далее.

Надо, однако, видеть и важное отличие органов 1917 года от главков. В главкистской системе происходит полное преобразование отношений собственности: и с формальной точки зрения, и по существу предприятия переходят в собственность государства и управляются по законам бюрократического аппарата. Впрочем, эффективность централизованного регулирования остается в обоих случаях невысокой. Вмешательство в производственный процесс, которое могли позволить себе главки, является на самом деле формальным, поскольку они не способны обеспечивать реальную планомерность, согласованность действий непосредственных производителей; устанавливаемые главками производственные (плановые) задания все равно не исполнялись – хозяйство развивалось в значительной мере стихийно.

Наконец, для объединения деятельности регулирующих организаций правительством было принято решение о создании единого экономического центра. Необходимость его была ясна и правительству, и советам, и предпринимательским кругам. Хотя вопрос о форме его конструирования, о полномочиях и составе оставался, разумеется, открытым.

Таким органом стал Экономический совет, проект учреждения которого был разработан в Петроградском Совете и принят Временным правительством. По замыслу авторов, Экономическому совету отводилась роль экономического парламента (имеющего, правда, в основном совещательные права). Окончательный проект документа «Основные положения об Экономическом совете и Комитете снабжения Временного правительства» был подготовлен специальным совещанием министров путей сообщения, финансов, торговли и промышленности, земледелия, труда, продовольствия и 21 июля стал законом после утверждения его правительством. Именно Экономический совет должен был предлагать общехозяйственные планы, а также меры по урегулированию хозяйственной жизни. Главный экономический комитет создавался для того, чтобы обеспечивать согласованное проведение «отдельными ведомствами и учреждениями всех мероприятий по регулированию хозяйственной жизни страны»[221]221
  Вестник Временного правительства. 1917. 22 июня; Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Т. II. М.; Л.: Соцэкгиз, 1931. С. 248.


[Закрыть].

Экономическому комитету отводилось особое место в разрабатывавшейся системе централизованного руководства народным хозяйством. Именно он должен был венчать сеть государственных снабженческо-распределительных органов. На него возлагалась практическая реализация задач урегулирования экономической жизни. Другие органы могли разрабатывать планы и программы, определять стратегические установки народнохозяйственного развития, но все они замыкались бы на деятельности Экономического комитета, который был бы держателем основных материальных ресурсов страны.

«Экономический комитет, руководствуясь общими указаниями Экономического совета, разрабатывает и утверждает все планы массовых заготовлений… согласуя спрос с возможностью его удовлетворения», – говорилось в проекте положения об этом органе[222]222
  Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. № 6. С. 2.


[Закрыть]. К его ведению относили также утверждение цен (твердых и предельных) на основные виды сырья и готовой продукции, регулирование заработной платы путем установления ее норм в основных отраслях, распределение заказов по районам и отраслям.

При Экономическом комитете предполагалось создать также Экономическое совещание с функциями «центрального комитета снабжения», в чем видели сердцевину плановой работы. Состоящее из председателей всех специализированных органов снабжения и военных комитетов снабжения, а также представителей общественных организаций, Совещание должно было «вырабатывать как план потребностей, так и план их удовлетворения». В специальном постановлении Экономического совета, принятом 10 августа 1917 года, подчеркивалось: «Экономическим комитетом и состоящим при нем Экономическим совещанием составляется государственный план снабжения армии и населения всеми продуктами и предметами для удовлетворения их необходимых потребностей». Н. Н. Саввин, товарищ министра торговли и промышленности и один из основных авторов правительственной концепции регулирования экономики лета 1917 года, говорил тогда, что разрабатываемые этими органами документы и являются «большими экономическими планами», которые «будут точны и детальны», а тем самым удастся реализовать настойчивые требования членов самого Экономического совета – сделать «планы окончательного распределения… более конкретизированными»[223]223
  Там же. № 8. С. 16; № 7. С. 27.


[Закрыть].

Непосредственным же урегулированием производства и распределения должна была заниматься сеть районных комитетов и предметных (по отдельным группам продуктов) комиссий, возглавляемых уполномоченными или особо-уполномоченными Центрального экономического комитета. На предметные комиссии возлагались задачи не только определения возможного к удовлетворению количества продукции, но и потребной для этого переброски рабочих рук из одного района в другой, а также фиксирования цен. А районные комитеты должны были информировать центр о своих потребностях и производственных возможностях и на основе его общих заданий по объему и номенклатуре продукции детализировать заказы по предприятиям и предписывать соответствующим учреждениям заключать контракты по определенным ценам на основе «спущенных» заданий.

Внерыночное согласование интересов производителей и потребителей получает здесь институциональное оформление. Правда, сознавая возможность возникновения острых противоречий и опасность принятия окончательных решений отнюдь не в пользу потребителей в обстановке нарастающего товарного дефицита, авторы правительственной концепции считали нужным заранее зафиксировать пути преодоления возможных трудностей: «При согласовании спроса с возможностями его удовлетворения в коллективных органах должны преобладать интересы потребителей; при определении цен, распределении заготовок по районам и распределении заказов должно быть равное представительство интересов производителей и потребителей и при определении норм поставок – преобладание производителей…»[224]224
  Заседания Экономического совета при Временном правительстве: стенографический отчет. № 7. С. 3.


[Закрыть] Наконец, на органы государственного регулирования возлагались и функции контроля за тем, чтобы плановые задания выполнялись наиболее эффективным путем и чтобы все технические средства использовались рационально. Иных механизмов, побуждающих к эффективному хозяйствованию, по-видимому, уже не оставалось, и вопросы эти фактически оказывались тогда уже вне сферы специального внимания большинства связанных с правительством экономистов.

В ходе обсуждения экономических и организационных проблем руководства народным хозяйством, происходившего в кругах правительственных и околоправительственных экономистов в течение 1917 года, выдвигались и иные предложения об осуществлении новых, более решительных действий по созданию и укреплению государственных рычагов централизованного регулирования национальной экономики. Налицо было стремление сосредоточить максимум рычагов в руках соответствующих управленческих структур.

Правительство склонялось к принятию решительных мер, хотя так и не смогло реализовать большинство выдвигавшихся его членами предложений. Ведь по сути своей оно было центристским и, наталкиваясь на резкое противодействие мощных политических группировок (как слева, так и справа), не имея прочной социальной базы, не могло выработать последовательной экономической политики. Кроме того, выдвигавшиеся членами правительства предложения нередко несли явный отпечаток политических импровизаций, становились результатом переплетения различных факторов – как идеологических симпатий министров, так и необходимости «реагировать» на политическую конъюнктуру. Словом, сама работа по формированию системы планового регулирования была отнюдь не плановой, что также не могло не сказаться на ее эффективности.

Типичным примером в этом отношении может служить радикальное и для многих неожиданное предложение министра труда М. И. Скобелева о целесообразности введения такой прогрессии налогообложения, при которой вся прибыль изымалась бы в пользу государства. Предложение было в конечном счете отвергнуто, но знаменателен сам факт его появления, наглядно характеризующий господствовавшие представления о путях усиления планово-регулирующей роли государства.

Оценивая идеологию и практику регулирующей деятельности Временного правительства, надо отметить, что подобные меры, включая госмонополии, в целом встречали понимание среди значительной части российского общества. С теми или иными оговорками этот курс поддерживали различные политические силы – от социал-демократов до ведущих представителей буржуазных партий.

Промышленники тоже страдали от экономической разрухи и дезорганизации, а потому не были против расширения государственного вмешательства в их хозяйственную деятельность, что означало готовность государства разделить с предпринимателями ответственность за экономическое положение предприятий, за результаты их функционирования.

Мягкая форма осуществления госмонополий (вмешательство в сферу обращения при сохранении основных прав собственности в производстве) делала эту меру социально безопасной. Как отмечал в своей речи на заседании Государственного совещания министр финансов Н. В. Некрасов, Временное правительство ни в коей мере не стремилось подобными действиями «сузить частную хозяйственную инициативу» или тем более насаждать государственный социализм[225]225
  Государственное совещание. М.; Л.: ГИЗ, 1930. С. 41.


[Закрыть]. Другое дело, что многие социалистически настроенные или просто левоцентристские деятели администрации не особенно верили и в сами перспективы частной инициативы, в возможности использования этого механизма для экономического возрождения страны.

Предпринимателей привлекало и то, что государство, заинтересованное в устойчивом функционировании контролируемых им отраслей, возьмет на себя роль посредника в обострившихся социальных конфликтах и будет способствовать смягчению выступлений рабочих и крестьян на соответствующих предприятиях, направленных против предпринимателей и за радикальные антикапиталистические реформы.

Кроме того, государственное установление цен, которые являлись приемлемыми для производителей, создавало определенные гарантии устойчивости производства. Ведь зафиксированный в государственных ценах уровень издержек являлся более выигрышным с социально-политической точки зрения феноменом, чем свободная цена. Впрочем, согласие предпринимателей с введением госмонополий не было единодушным.

В ряде случаев экономическая деятельность правительства сопровождалась существенным возрастанием роли крупнейших частномонополистических объединений синдикатского типа. Так, стремление обеспечить госконтроль и народнохозяйственные интересы в черной металлургии выражалось в значительном укреплении «Продамета» и «Кровли», чья учетно-распределительная деятельность получила государственную поддержку. Именно через них осуществлялось теперь распределение не только продуктов между потребителями металла, но и заказов по металлургическим предприятиям.

Политика государственного монополизма встречала понимание не только и даже не столько в предпринимательских кругах. Введения государственных монополий и иных форм централизованного хозяйствования настойчиво требовали и «демократические организации» (советы, профсоюзы и т. п.), полагая, что таким путем можно будет покончить со спекуляцией соответствующими продуктами. На деле же это был лишь стимул к расцвету спекуляции, о чем свидетельствовал уже опыт 1915–1916 годов, хотя основные последствия подобной политики предстояло испытать впереди. Конечно, госмонополия могла позволить сконцентрировать необходимый для ведения войны минимум ресурсов, но ценой этой концентрации становился как раз рост, а отнюдь не преодоление спекуляции.

Теперь обратимся к анализу взглядов на тенденции и перспективы урегулирования экономической жизни России, преодоления военной разрухи, а заодно и стихии рыночных отношений, которые выдвигались в левосоциалистических кругах и в партии большевиков. В перечне конкретных экономических мер между ними и партиями центра больших разногласий не было. Острейшая же полемика разворачивалась вокруг социально-классовой интерпретации тех или иных мероприятий (т. е. вокруг ответа на вопрос «Кому это выгодно?»), а также по вопросам последовательности и жесткости реализации этого курса, его исторических перспектив. Позиции левых социалистов наиболее ярко предстают со страниц газеты «Новая жизнь». Она издавалась в 1917–1918 годах в Петрограде А. М. Горьким и являлась органом так называемой РСДРП (объединение) – небольшой, но влиятельной группы левых интеллектуалов. В «Новой жизни» печатали статьи Б. В. Авилова, В. А. Базарова, М. А. Лурье (Ю. Ларина), А. Ю. Финн-Енотаевского, М. Н. Смит, Г. В. Цыперовича и многих других видных экономистов того времени. Понятно, что выдвигавшиеся здесь предложения относительно принципов и механизма функционирования централизованного хозяйства были более радикальны, чем ранее нами рассмотренные.

Общую теоретическую основу этих идей можно понять, обратившись, например, к предреволюционным работам В. А. Базарова, в которых содержится анализ проблем планового хозяйствования с точки зрения перспектив развития страны, достижения социалистического идеала как такового. Автор констатировал разрыв между субъективными и объективными предпосылками утверждения нового строя. С одной стороны, развитие производительных сил, сопровождающееся ростом монополий и сращиванием их с государством, сделало планомерное регулирование общественного производства необходимым и возможным. С другой стороны, из-за отсутствия культурных, мировоззренческих предпосылок не может быть и речи о торжестве коллективистского строя не только в России, но и в наиболее передовых капиталистических государствах.

Тем не менее, рассуждал Базаров, шаги в направлении к социализму за последнее время стали вопросом весьма актуальным – на повестке дня уже стоит задача замены «бесконтрольно-анархического» капитализма «подконтрольным, более планомерным, государственно упорядоченным». Однако именно буржуазия, а не пролетариат первой начала предпринимать энергичные действия по овладению этими объективными тенденциями, чтобы использовать их в собственных интересах. Это представлялось автору опасным. Ведь пролетариат упускает время, тогда как уже оформившаяся хозяйственная система близка к «демократической государственной организации, имеющей целью с достигнутой для государства мерой планомерности обслуживать потребности масс», то есть производство ради прибыли уже может быть переориентировано на обслуживание потребностей.

«Дело идет здесь об очень обширной и сложной организации, – писал в январе 1917 года В. А. Базаров. – Но так как она нисколько не порывает с основами принудительной буржуазно-демократической государственности, так как, с другой стороны, общие контуры этой организации уже начинают вырисовываться в стихийных процессах переживаемого нами времени, то здесь перед современной демократией встает проблема, которую нельзя признать принципиально для нее непосильной. От того, сумеет ли пролетариат проявить надлежащую инициативу и сплотить вокруг себя прочие демократические элементы, заинтересованные в успешном разрешении указанной задачи, зависит ход всемирной истории в течение ряда ближайших десятилетий, а может быть, и столетий»[226]226
  Базаров В. О конечных целях // Летопись. 1917. № 1. С. 169, 174, 178, 187.


[Закрыть].

Экономические статьи авторов «Новой жизни» следуют в основном той же логике, но в условиях свободы печати и острой политической борьбы 1917 года они становятся значительно более конкретными, несут большую практическую направленность.

Центральная их идея – поиск такой организации хозяйственной системы, которая содействовала бы укреплению социалистических тенденций, преобразовывала бы производство в интересах широких слоев трудящихся. И на первом месте здесь стояли задачи централизованного государственного регулирования народного хозяйства, – регулирования, которое не ограничивалось бы государственным распределением произведенной продукции. «Новая жизнь» требовала более активного вмешательства государства (но только демократического государства!) в отношения самого производства, более активного и масштабного участия его в установлении цен и заработной платы, контроля не только качества товаров, но и методов их фабрикации. Высказывались даже предложения о полном отказе от свободы торговли.

Суть идей левосоциалистической позиции – в резком усилении роли государства во всех отраслях, в переходе от регулирования к прямому государственному управлению. А последовательное проведение курса на принудительное синдицирование и создание государственных монополий должно было вообще элиминировать роль предпринимателей в производстве, превратить их в своеобразных «государственных рантье». Предлагалось также значительно активизировать вмешательство государства в финансово-кредитную и денежную сферы, поставить под контроль власти не только товарный капитал, но и денежный, чтобы последний обслуживал производство исключительно в общественных, а не личных интересах. «Россия теперь нуждается в национальном регулировании и в организации промышленности. Воцарившаяся в этой области разруха явно свидетельствует о недостаточности личной инициативы… Одной готовности промышленников отказаться от прибылей, сохранив при этом всю полноту власти в направлении и регулировании производства, теперь уже недостаточно», – писал в мае 1917 года Ю. Стеклов[227]227
  Стеклов Ю. Жалобы промышленников // Новая жизнь. 1917. 13 (26) мая; Государственное совещание. С. 41. В дальнейшем он станет видным советским публицистом, главным редактором газеты «Известия».


[Закрыть].

Не доверяя предпринимательской мотивации, новожизненцы, впрочем, не связывали особых надежд и с создававшимися на предприятиях органами рабочего контроля. Они настаивали на формировании сильной системы государственного контроля со значительным представительством в них членов демократических организаций. Этот путь мог бы обеспечить руководство народным хозяйством в общих интересах в отличие от тесно связанных с локальными интересами своего предприятия или отрасли формирующихся снизу органов рабочего контроля, на которые делали ставку большевики. И непременно подчеркивалась задача скорейшей разработки единого хозяйственного плана как основы всей координирующей и направляющей деятельности центра – плана, выходящего за рамки проблемы распределения.

Характерной чертой позиции «Новой жизни» было представление о том, что система Советов как рабоче-крестьянская альтернатива традиционным структурам государственной власти сама по себе недостаточна для успешного регулирования производства. Необходимо использовать и старый государственный аппарат, хотя и серьезно реорганизованный при помощи Советов. «Тут дело идет не о замене старого аппарата, а лишь о реформировании его, причем и в новом своем виде аппарат должен оставаться строго централизованным, работающим по строгому в центре выработанному плану», – подчеркивал В. А. Базаров, по мнению которого сам рабочий контроль возможен только в рамках создаваемого таким путем государственного регулирования производства. Полемизируя с большевиками и упрекая их в недооценке роли государственного аппарата в перестройке российской экономики, он утверждал, что в случае прихода большевиков к власти они все равно пойдут по этому пути, поскольку в практической деятельности «им будет мало одного лишь доверия к революционной инициативе пролетариата»[228]228
  См. статьи В. А. Базарова в «Новой жизни» за 1917 год: «Большевики и проблема власти». 27 сент. (10 окт.); «Демократический блок». 19 сент. (2 окт.).


[Закрыть].

В практическом отношении с точки зрения организации руководства народным хозяйством в данной политической и экономической ситуации соответствующие взгляды были наиболее отчетливо выражены уже в первые дни после победы Февральской революции В. Г. Громаном. «Я еще при самодержавии уже давно разработал план одного учреждения, – говорил он, например, Н. Н. Суханову. – Я называю его комитетом организации народного хозяйства и труда. Я исхожу из того, что война в России, так же как и во всей Европе, грозит народному хозяйству полным крахом, если оно будет продолжать свое существование на прежних частноправовых, капиталистических основаниях, без вмешательства и регулирования государством…»[229]229
  Суханов Н. Н. Записки о революции. М.: Политиздат, 1991. Т. 1. С. 205.


[Закрыть] Отдавая отчет в том, что предполагаемое гигантское централизованное хозяйство несет серьезную угрозу бюрократизации, авторы «Новой жизни» искали противодействие в различных формах производственной демократии, в участии трудящихся в управлении. «Социализм есть не только огосударствление производства, но и радикальное изменение самой конструкции управления производством, уничтожение пропасти между командующим и исполнительным составом… Государственная бюрократия не перестает быть воплощением неподвижности и застоя только от того, что во главе ее на место самодержавного монарха становится ответственная перед народом власть. Надо добиться того, чтобы все работники данной отрасли производства до последнего чернорабочего чувствовали и сознавали, что они делают не чужое, а свое собственное дело, что всякое усовершенствование в распорядке работ, всякое повышение производительности труда непосредственно улучшает их участь; надо добиться, чтобы каждому принадлежало известное право инициативы в осуществлении технического прогресса», – писал Базаров. Он замечал, что иначе не сможет быть преобразована сама атмосфера государственных предприятий (по сравнению с частными) и трудящиеся будут, как и раньше, «тянуть лямку», отбывая положенное время. Напротив, решив названные задачи, можно будет добиться того, что люди «проникнутся мало-помалу тем деловым вдохновением, воспитают в себе то напряжение высокой творческой воли, без которого социализм явился бы не пышным развитием производительных сил, как это утверждают марксисты, а реакционным бюрократизмом, шагом назад даже по сравнению к современному капитализму»[230]230
  Базаров В. Бюрократизм или «синдикализм»? // Новая жизнь. 1917. 2 (15) июля.


[Закрыть].

На крайнем левом фланге политической палитры России 1917 года находились большевики. Их программа урегулирования экономики, перевода ее на плановые рельсы и функционирования «в интересах трудящихся» наиболее полно раскрывается, разумеется, в работах В. И. Ленина. Эта позиция сочетала, казалось бы, несочетаемое – анархо-синдикалистские принципы самоуправления при стремлении к жесткой централизованной организации народного хозяйства. «При социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял», – писал Ленин незадолго до прихода к власти[231]231
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 116.


[Закрыть].

Вместе с тем он был готов гораздо более жестко и последовательно по сравнению с другими левыми партиями довести до логического конца тенденции развития общественного производства к укрупнению и монополизму. Большевикам представлялось, что эти тенденции, уменьшая число хозяйствующих субъектов и объединяя важнейшие нити хозяйственной жизни в Государственном банке, с одной стороны, обеспечивают упрощение всех процессов и появление необходимых институтов регулирования хозяйства из единого центра, а с другой – делают участие в управлении как своим предприятием, так и всем народным хозяйством вполне доступным для широких масс трудящихся, не имеющих ни достаточного образования, ни соответствующих навыков управленческой деятельности. «Капитализм упростил функции учета и контроля, свел их к сравнительно несложным, доступным всякому грамотному человеку знаниям», – был неколебимо убежден В. И. Ленин[232]232
  Там же. Т. 34. С. 308.


[Закрыть], формулируя свою концепцию построения планового хозяйства.

Особая роль здесь отводилась банкам, которые, по мысли Ленина, еще до революции достигли такого уровня, что могли стать инструментом обобществления экономики. Они должны были объединиться в единый национальный (народный) банк, становящийся центром тотального учета и счетоводства и являющийся «девятью десятыми социалистического аппарата». Это тоже представлялось весьма просто: «И только контроль за банками, за центром, за главным стержнем и основным механизмом капиталистического оборота позволил бы наладить на деле, а не на словах контроль за всей хозяйственной жизнью, за производством и распределением важнейших продуктов, наладить то “регулирование экономической жизни”, которое иначе осуждено неминуемо оставаться министерской фразой для надувательства простонародья»[233]233
  Там же. С. 307, 163.


[Закрыть].

Отсюда и столь характерное для ленинских работ, написанных летом – осенью 1917 года, представление об относительной легкости возникновения революционно-демократического регулирования национальной экономики вместо реакционно-бюрократического – надо лишь простыми декретами объединить банки, синдицировать предприятия, объединить (возможно, и принудительно) население в потребительские общества (для упрощения распределения продуктов и контроля за потреблением), установить контроль рабочих союзов за производством, ввести единообразную отчетность. «Это самая простая вещь – и именно она остается несделанной!!» – энергично восклицал В. И. Ленин[234]234
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 168.


[Закрыть], резко критикуя деятельность Временного правительства.