Текст книги "Сочинения. Том 5. Экономическая история и экономическая политика. Статьи. Книга 2"

Ключевой особенностью посткоммунистических реформ в России является осуществление системных преобразований в условиях кризиса (и слабости) государственной власти. Это обстоятельство, как правило, игнорируется критиками российской политики или же трактуется весьма своеобразно – как следствие сознательной деятельности реформаторов. Нередко утверждается, что возникшие трудности порождены якобы ошибочным выбором либеральной ориентации посткоммунистических реформ, быстрым осуществлением либерализации и приватизации и что якобы именно это привело к кризису государственной власти. Однако на самом деле все было совершенно иначе – нс теоретической, и с исторической, и с практической точек зрения.

Системные преобразования в условиях слабости государства – это, по сути, определение революции. Россия является единственной страной (пожалуй, кроме Китая), для которой коммунистическая система являлась продуктом собственного развития, а не была навязана извне. Соответственно и выход из коммунизма был здесь более сложен, связан с разрушением национального консенсуса и резким обострением борьбы различных социальных сил и групп интересов. Если для государств Центральной и Восточной Европы преодоление коммунистического прошлого и вступление в Европейское сообщество выступало объединяющей общество целью, то для России действия по выводу страны из коммунизма и крушение империи являются, напротив, фактором общественной дезинтеграции[27]27
  Подробнее см.: May В., Стародубровская И. Великие революции. От Кромвеля до Путина. М.: Вагриус, 2001 (наст, издание: Т. 3). Среди западных исследователей следует особо выделить: McFaul М. 1789, 1917 can guide ‘90s Soviets // San Jose Mercury News. Sunday morning. 1990. August 19; Idem. Revolutionary Transformations in Comparative Perspective: Defining a Post-Communist Research Agenda // Revolutions. Reader. Stanford: Stanford University, 1997; Goldstone J.A. Revolution and rebellion in the Early Modern World. Berkley, CA: University of California Press, 1991.


[Закрыть].

Революционный тип трансформации имеет определенные закономерности, в том числе экономические – особенности экономической политики и динамика хозяйственных процессов[28]28
  Такой аспект закономерностей революции подробнее рассмотрен в: Brinton С. The Anatomy of Revolution. Revised and Expanded Edition. N. Y.: Vintage Books, 1965.


[Закрыть]. Экономическая политика в обществе, раздираемом социальной борьбой, не может быть устойчивой и последовательной. Это находит проявление прежде всего в характере и возможностях государственного воздействия на осуществление социально-экономических процессов. Революция – это вообще не массовые манифестации, а осуществление системных преобразований в условиях слабого государства. Именно слабость государства является фундаментальным фактором развития российской экономики с конца 1980-х годов, и от этого обстоятельства ни один исследователь не должен абстрагироваться.

Слабость государства проявлялась и в постоянных колебаниях экономического курса, и в множественности конкурировавших друг с другом центров власти, и в отсутствии сложившихся и устойчиво функционирующих политических институтов, понятных и устоявшихся «правил игры». Слабость государства порождает ряд особых проблем функционирования экономики.

Вот лишь некоторые экономические последствия слабости государственной власти, подтверждаемые опытом не только современной России, но и всех великих революций прошлого[29]29
  См., например: Ashley М. Financial and Commercial Policy under the Cromwellian Protectorate. L., 1962; Aftalion F The French Revolution: An Economic Interpretation. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.


[Закрыть]:

– недостаточность усилий по формированию и развитию рыночных отношений, ведущая к деформациям складывающегося рынка, которые способствуют появлению негативных черт предпринимательства. Государство не имеет возможности регулировать развитие бизнеса с учетом интересов общества;

– ограниченная возможность собирать налоги. Результатом этого являются резкое возрастание роли инфляционного налога или (чаще – и) резкое обострение бюджетного кризиса, за чем следует недофинансирование в значительных объемах государственных обязательств (подчеркиваем, что это было характерно практически для всех стран, находящихся в аналогичном положении);

– резкое возрастание трансакционных издержек, что ведет к снижению конкурентоспособности отечественного производства;

– демонетизация народного хозяйства, что приводит к снижению денег в ВНП. Причем характерно, что это наблюдалось и в странах, которым удавалось избежать инфляционных процессов и было связано с уходом денег из обращения в сокровища;

– слабость государства накладывает неизгладимый отпечаток на характер осуществления приватизации, выдвигая на передний план этого процесса решение социально-политических (стабилизация власти) и фискальных задач, а не задач экономического развития[30]30
  Специфика приватизации в условиях революции более подробно рассмотрена в статье: May В. Российские экономические реформы глазами западных критиков // Вопросы экономики. 1999. № 11, 12 (наст, издание: Т. 5. Кн. 1. С. 717–764).


[Закрыть].

Наконец, слабое государство особенно уязвимо перед коррупцией и лоббизмом. Это делает невозможным укрепление государства, что называется «в лоб», путем расширения возможностей его прямого вмешательства в экономику. Нередко приходится сталкиваться с парадоксальной цепочкой умозаключений такого типа: российское государство слабое – российское государство коррумпированное – необходимо расширять регулирующую роль государства. Но ведь на практике это означает призыв к расширению функций коррумпированного государства. Укреплять государство, конечно, необходимо, но эта задача не должна сводиться к расширению возможностей чиновничества вмешиваться в хозяйственную жизнь и особенно – заниматься своим любимым делом – по своему усмотрению (разумеется, «в государственных интересах»!) распределять дефицитные ресурсы.

Важнейшая особенность осуществления политического процесса (прежде всего выработки и реализации экономической политики) при слабой государственной власти заключается в том, что центральное место в этом процессе занимает не формирование необходимого политического большинства через существующие политические институты (парламент, партии), которые являются слабыми, подчас еще плохо оформленными, неустойчивыми, а непосредственное взаимодействие представителей власти (правительства) с ведущими группами экономических интересов. Эти группы обладают реальными рычагами политического давления на власть. На ранних стадиях трансформации эти экономические группы могут играть роль политических партий [31]31
  О политической роли экономических агентов подробнее см.: May В. А.
  Экономика и власть. М.: Дело Лтд., 1995. С. 45–46. На важность существенно иной политэкономической модели, учитывающей фактор доминирования групп интересов над государственными институтами, обращают внимание в своей последней работе А. Шляйфер и Д. Трейсман. Они пишут: «В реальном политическом процессе, где осуществление политических решений так же трудно, как и их принятие, и где принятые решения в большей степени зависят от соглашения между политическими группами, чем от результатов голосования, выборы в большинстве случаев представляют собой одну из многих арен, на которых группы интересов конкурируют друг с другом» (Shleifer A., Treisman D. Without a Map: Political Tactics and Economic Reform in Russia. Cambridge, MA; L.: The MIT Press, 2000. P. 6).


[Закрыть].

Совершенно правы поэтому А. Шляйфер и Д. Трейсман, когда пишут, что «реформаторы знали, что достижения маркетизации будут сохранены только в том случае, если они будут в состоянии создать мощную политическую коалицию в поддержку становления свободных рынков»[32]32
  Shleifer A., Treisman D. Without a Map… P. 1.


[Закрыть]. Правда, в дальнейшем ситуация может существенно измениться: власть берет в свои руки формирование партийной системы и пытается оттеснить экономические группы от принятия политических решений. Этот процесс достаточно противоречив: он, с одной стороны, позитивен, так как ограничивает возможности крупного бизнеса использовать государство для не подконтрольного обществу удовлетворения его узкокорыстных интересов, но, с другой стороны, может привести к ненужному противостоянию власти и бизнеса, недоучету государством необходимости создания оптимальных условий для предпринимательской активности.

Еще раз подчеркнем: все перечисленные факторы в их совокупности характерны для любой полномасштабной революции. А анализ современной российской трансформации сквозь эту призму позволяет увидеть и объяснить многое в подчас кажущемся странным ходе событий последних двадцати лет.

Здесь следует, однако, сделать существенную оговорку. Ряд проблем и недоразумений относительно слабости государственной власти (особенно на начальных этапах посткоммунистического развития), ее неспособности обеспечить реализацию принимаемых решений связан с самим процессом становления демократического режима, в котором прецеденты и опыт не менее важны, чем законы. Многие западные аналитики привыкли видеть в СССР страну с твердым порядком, где власть способна навязывать свои решения обществу[33]33
  Классический анализ советской системы как образца порядка см.: Huntington S.P. Political Order in Changing Societies. New Haven: Yale University Press, 1968.


[Закрыть]. Переход от советского тоталитаризма к демократии внешне выступал как ослабление порядка и законности даже безотносительно к проблемам революционного характера трансформации. Тем более это важно в стране с федеративным устройством, в которой, помимо других проблем становления демократической системы, приходится искать адекватные формы взаимодействия институтов федеральной власти и власти субъектов Федерации. Правда, подобные проблемы вставали и перед странами Запада, и прежде всего перед США. «Каждому, кто задается вопросом, почему так трудно для центрального правительства искоренить коррупцию в Российской Федерации, можно задать вопрос, почему так трудно было преодолеть рабство и затем сегрегацию в федеративных Соединенных Штатах»[34]34
  Triesman D. After Yeltsin Comes… Yeltsin // Foreign Policy. 1999–2000. Winter. P. 83.


[Закрыть].

По мере проведения базовых посткоммунистических реформ становилось возможным и укрепление государственной власти. В результате правительству удалось решить задачу макроэкономической стабилизации (бюджетной и денежной), и в стране возобновился экономический рост. Это обстоятельство, а также политическая стабилизация формировали предпосылки для существенного расширения возможностей государственной власти по регулированию социально-экономических процессов.

Правда, уровень политической консолидации не следует преувеличивать. После периода длительного и глубокого кризиса требуется еще немалое время для восстановления эффективности функционирования государственной власти – эффективности, адекватной современному состоянию и потребностям развития общества, и прежде всего задачам развития экономики, условием которого является стимулирующий предпринимательский климат. Успех в этом деле во многом зависит от предотвращения таких тенденций в политической жизни, которые могли бы затормозить данный процесс.

Историческое предназначение постсоциалистической трансформации заключается в конечном счете в перерастании современной индустриальной системы в постиндустриальную и, следовательно, в постепенном преодолении отставания от наиболее развитых стран мира. Первый аспект стратегической задачи носит качественный характер – совершить технологический прорыв, а второй – количественный: наращивать масштабы производства с новыми структурными характеристиками. Обе задачи взаимосвязаны, причем именно постиндустриальный характер эпохи предопределяет и характер той политики, которая должна обеспечить догоняющее развитие. По существу, решение обеих этих задач – повседневная работа бизнеса, но критически важную роль играет адекватность (и эффективность) функционирования государства. Именно от него в конечном счете зависит создание многих необходимых условий для инновационной активности бизнеса.

Традиционно политика догоняющего развития предполагает выполнение государством специфических функций, которые, собственно, и делают возможным преодоление разрыва с более развитыми странами. Вопрос о роли государства всегда вызывал особенно острые дискуссии, они неизменно выходят за рамки теоретической полемики и непосредственно отражают политическую борьбу, ведущуюся во всяком обществе, осознающем проблему своей отсталости и не желающем смириться с подобным положением дел. Базовые ориентиры (методологические принципы) исследования данной проблемы содержатся в работах А. Гершенкрона, хотя они (эти ориентиры), естественно, должны претерпеть существенную трансформацию, чтобы быть применимыми к проблемам развития современного общества.

Гершенкрон различает в деятельности государства в догоняющем обществе создание общей основы для структурной перестройки и ускоренного экономического роста и действия, непосредственно обеспечивающие реализацию возможностей роста, трансформацию потенциального роста в реальный. Таким образом, роль государства заключается прежде всего в создании благоприятной среды, в снятии институциональных ограничений экономического роста, включая обретение страной политической стабильности. Конкретный набор мер зависит здесь от обстоятельств исторического развития страны, от наличия или отсутствия факторов, сковывающих экономическое развитие на данном уровне развития производительных сил. Причем очень часто речь идет о преодолении негативных факторов, ранее созданных самим же государством[35]35
  См.: Gerschenkron А. Economic Backwardness in Historical Perspective: A Book of Essays. Cambridge, Mass.: The Belknap Press of Harvard University Press, 1962. P. 19.


[Закрыть]. Но далее нужен комплекс специальных мер для обеспечения ускоренного развития. Они не менее разнообразны и выступают как определенные институты, обеспечивающие экономический рост. Скажем, применительно к индустриальной эпохе институтами роста выступали инвестиционные банки (в Германии) или прямое государственное участие в экономической жизни (в России рубежа XIX–XX веков).

Разграничение этих факторов является принципиально важным для понимания особенностей выполнения государством своей функции в различных экономико-политических обстоятельствах. Государство должно обеспечивать базовые предпосылки для роста, устраняя и гарантируя невозврат тех препятствий, которые стоят на пути экономического прогресса на данном этапе развития науки и техники. Набор таких мер государства имеет много общего в странах – пионерах экономического роста и в странах догоняющего развития (разумеется, речь идет о сопоставимости применительно к одному и тому же этапу развития общества и научно-технического прогресса). Но меры по реализации этих предпосылок различны в разных странах даже при решении ими схожего круга задач. Государство не играло значительной роли в обеспечении экономического роста в странах – пионерах индустриализации; эта роль была достаточно ограниченной в догоняющей индустриализации Германии и Японии и, наконец, была исключительно важной в России первой половины XX века, как впоследствии и в новых индустриальных странах Азии.

С чем же связана значительная позитивная роль государства в решении задач догоняющего развития? Возможны два варианта ответа на этот вопрос. Сам Гершенкрон, основываясь исключительно на опыте индустриализации, объяснял ее уровнем отсталости страны: чем сильнее отсталость, тем активнее должно вмешиваться государство непосредственно в хозяйственный процесс. Из этого делался вывод, что по мере преодоления отсталости значение государства как института снижения неопределенности в процессе накопления капитала может несколько ослабевать, уступая эту роль банкам, как это было в относительно более развитой Германии[36]36
  См.: Gerschenkron A. Europe in the Russian Mirror. Cambridge: Cambridge University Press, 1970. P. 123.


[Закрыть]. Другой ответ на вопрос о масштабах государственного вмешательства связан с опытом последних десятилетий XX столетия; он позволяет предположить, что роль государства в немалой степени зависит и от этапа общественно-экономического развития, существенно различаясь в индустриальном и постиндустриальном мире. На этой стороне дела надо остановиться подробнее.

Различие позитивной роли государства в индустриальном и постиндустриальном мире связано в первую очередь с характером производительных сил той или иной эпохи. Их качественное различие предопределяет расхождение (точнее, противоположность) принципов поведения государственной власти для решения задач технологического прорыва. В индустриальном обществе центральным вопросом государственной политики является концентрация ресурсов на прорывных направлениях технического прогресса, мобилизация всех сил и средств, доступных данному обществу.

Принципиально иной уровень технологической неопределенности делает такого рода политику в постиндустриальном обществе невозможной и неэффективной. Вместо концентрации ресурсов главной задачей в таком обществе становится обеспечение максимальной адаптивности общества и каждого экономического агента, создание такой политической и правовой среды, в которой все они ориентированы на активное выявление и максимально полное удовлетворение интересов и потребностей своих контрагентов.

Ниже приведем набор требований к функционированию государства (или экономико-политических условий), способствующих решению задач догоняющего развития в постиндустриальном обществе, иными словами, перечень некоторых позитивных аспектов государственной политики в современном мире.

Политический режим, его стабильность и адекватность стоящим перед страной задачам. Экономистами и политологами подробно проанализирована связь социально-экономического и политического развития[37]37
  См.: Huntington S. The Third Wave. Democratization in the Late Twentieth Century. Norman; L., 1991; Vanhanen I Prospects for Democracy: A Study of 172 Countries. L.; N. Y.: Routledge, 1997; May В. Экономическая реформа сквозь призму конституции и политики. М.: Ad Marginem, 1999 (наст, издание: Т. 2. С. 135–402).


[Закрыть]. Но, по-видимому, существует также связь между уровнем социально-экономического развития общества и возможностями создания политического режима, наиболее благоприятного для преодоления разрыва с наиболее развитыми странами. Иными словами, тип решаемых задач связан определенным образом с этапом (уровнем) социально-экономического развития, и поэтому политический режим, оптимальный для догоняющей индустриализации и для постиндустриализации, также должен быть различен.

Если индустриальный рывок отсталых (аграрных) стран требовал авторитарных режимов, способных сконцентрировать силы и средства на прорывных направлениях, то постиндустриальный прорыв возможен лишь в условиях устойчивой демократии. Существует обширная литература, показывающая, как и почему экономический рост формирует общую основу для утверждения политической демократии и гражданских свобод[38]38
  К классическим работам такого рода можно отнести: Kuznets S. Modem Economic Growth. Rate. Structure, and Spread. New Haven; L.: Yale University Press, 1966. P. 445–453; Huntington S. The Third Wave… P. 61–63.


[Закрыть]. Однако для общества, рост которого основан на движении информационных потоков и индивидуализации потребностей, не менее важна и обратная связь: для современного экономического роста нужны соответствующие политические предпосылки – институты, гарантирующие свободу (политическую, интеллектуальную) и собственность.

Обеспечение адаптивности общества предполагает раскрытие творческой активности всех агентов и вряд ли достижимо при подавлении их инициативы – как экономической, так и политической. Свобода творчества, свобода информационных потоков, свобода включения индивидов в эти потоки является важнейшей предпосылкой прорыва. Необходимо создание политических и экономических условий, благоприятных для развития в стране интеллекта. Перефразируя известный штамп советских времен, можно сказать, что свобода превращается в непосредственную производительную силу общества. В настоящее время (на современном этапе развития производительных сил) связь адаптивности и либеральной демократии выглядит достаточно очевидной.

Еще одно политическое обстоятельство, которое должна обеспечивать власть и которое является важным при любом типе догоняющего развития, состоит в поддержании консенсуса (единства взглядов) по базовым принципам и ориентирам развития между основными группами и социальными слоями, и особенно в рамках политической, хозяйственной и интеллектуальной элиты страны. Речь идет о необходимости формирования и поддержания общности представлений элиты о желательных направлениях и перспективах национального развития.

Собственность. Формирование адекватной системы отношений собственности является еще одной фундаментальной задачей власти. Применительно к постиндустриальному обществу речь должна идти об обеспечении гарантий прав частной собственности, непосредственно связанной с обеспечением условий самореализации творческой личности. Этот общий тезис должен находить реализацию в ряде конкретных аспектов функционирования отношений собственности.

Особую сложность здесь представляют проблемы функционирования и обеспечения прав интеллектуальной собственности. Достаточно распространено предположение, что строжайшее соблюдение прав интеллектуальной собственности является одним из главных условий постиндустриального прорыва. Вместе с тем появляются и работы, отстаивающие противоположный тезис, в соответствии с которым быстрый рост в мире постиндустриальных ценностей требует максимально полного снятия ограничений на движение информации, а значит, и отказа от права частной собственности на продукты интеллектуального труда[39]39
  См.: Kinsella N.S. Against intellectual property // Journal of Libertarian Studies. 2001. Vol. 15. № 2 (Spring).


[Закрыть].

Пока эта дискуссия носит достаточно умозрительный характер, и данная проблема нуждается в дальнейшем серьезном исследовании и обсуждении. Можно предположить, что для стран – пионеров постиндустриализации защита прав интеллектуальной собственности была весьма важна (или даже играла критическую роль), тогда как для догоняющего развития в эту эпоху значительную роль играет простота и максимальная доступность информационных ресурсов (сведений о новых явлениях и технологиях). Тем более что сроки эффективного использования нового знания резко сокращаются из-за ускорения научно-технического прогресса и распространения информации по миру.

Экономическая свобода. Политическая свобода в постиндустриальном мире неотделима от свободы экономической. Статистическим показателем, более или менее адекватно отражающим уровень экономической свободы, может служить бюджетная нагрузка в ВВП[40]40
  В настоящее время ряд исследователей проводят анализ и международное сопоставление индексов экономической свободы на основе комплекса критериев (включая бюджетную нагрузку, устойчивость банковской системы, масштабы коррупции, развитие политических свобод и др.). Однако проблема подобного рода измерений состоит в том, что по большинству параметров они опираются на экспертные оценки состояния дел в анализируемых странах, что делает результаты крайне уязвимыми для обвинений в субъективизме (см., например: O’Driscoll-jr. G.P., Holmes K.R., Kirkpatrick М. 2001 Index of Economic Freedom. Washington, DC; N. Y.: The Heritage Foundation; The Wall Street Journal, 2001). Показатель же бюджетной нагрузки в ВВП является одним из наиболее объективных, хотя и его в качестве критерия можно использовать с высокой долей условности.


[Закрыть]. Вывод о необходимости обеспечения достаточно низкой бюджетной нагрузки в странах (порядка 20–25 % бюджета расширенного правительства в ВВП) для достижения высоких темпов роста остается предметом дискуссии с точки зрения как адекватности методов измерения, так и применимости данного индикатора в динамическом анализе (ускоряется ли рост при снижении бюджетной нагрузки?)[41]41
  См.: Илларионов А. Экономическая свобода и благосостояние народов // Вопросы экономики. 2000. № 4; May В. Либерализм всерьез и надолго // Эксперт. 2000. № 11; Фридман Л.А., Видясов М.В., Мельянцев В.А. Государственные расходы (потребление) и экономический рост. М.: РЭШ, 1998.


[Закрыть]. Анализ существующего (хотя и достаточно ограниченного) опыта развития постиндустриального мира позволяет пока сделать лишь два вывода.

Во-первых, для решения задач догоняющей постиндустриализации бюджетная нагрузка должна быть, по-видимому, ниже, чем у стран-пионеров. В этом состоит существенное отличие от догоняющей индустриализации, для которой характерна более высокая концентрация ресурсов в бюджете именно догоняющих стран. Более низкая бюджетная нагрузка корреспондирует с высокой технологической и экономической неопределенностью, что требует оставлять относительно большие ресурсы в руках частных субъектов экономической жизни.

Во-вторых, бюджетная нагрузка является проблемой не только количественной, но и структурной. Важны и общие цифры, характеризующие масштабы государственного участия, и направления использования государственных средств. Так, более развитая система образования является важнейшим фактором постиндустриализации, а это требует соответствующих государственных расходов.

В этой связи в 1990-е годы получил распространение тезис о необходимости установления презумпции государственного невмешательства. Сторонники такого подхода, признавая важную роль государственного регулирования, обращают внимание прежде всего на ряд серьезных опасностей ограничения экономической свободы и расширения государственного вмешательства в хозяйственную жизнь. Среди них: наличие собственных интересов бюрократии, далеких от интересов общества; влияние групп интересов на государственные решения (особенно опасное в условиях слабого государства); асимметричность и ненадежность доступной государству информации[42]42
  См.: Принципы и процедуры оценки целесообразности мер государственного регулирования. М.: ТЕИС, 2005. С. 7–9.


[Закрыть].

Заимствование институтов. Догоняющее развитие предполагает формирование новой системы институтов. Сложность, однако, состоит в невозможности прямого и однозначного заимствования институтов из стран-пионеров. Некоторые из этих институтов играют в общем универсальную роль, т. е. важны для устойчивого функционирования любого развитого общества. Но далеко не все они способны играть однозначно позитивную роль при преодолении разрыва в социально-экономическом развитии. В ряде случаев институт, доказавший свою эффективность в развитом обществе, может быть тормозом на пути ускоренного развития отсталой страны. И напротив, вроде бы устаревшие институты подчас играют роль фактора, ускоряющего рост. Наконец, далеко не всегда институты, в принципе способные обеспечить экономический рост, приживаются в иной социальной или культурной среде. Таким образом, при определении стратегии догоняющего развития приходится сталкиваться с проблемой релятивности искомой институциональной среды.

В общем плане можно разграничить (1) институты, важные для устойчивого функционирования экономики в современном обществе; (2) институты, характерные для развитого общества, но препятствующие решению задач догоняющего развития; (3) институты, отсутствующие в передовых странах, но обеспечивающие решение задач догоняющего развития. Это разграничение весьма условно. На разных этапах экономического развития и в разных странах значение отдельных институтов может играть прямо противоположную роль. Наиболее ярким примером является частная собственность и конкуренция, ограничение которых было типично для догоняющего развития в эпоху зрелого индустриализма, тогда как в постиндустриальном обществе именно гарантии частной собственности и стимулирование конкуренции оказываются (или могут оказаться) важными факторами прогресса[43]43
  Подробнее см.: Импортированные институты в странах с переходной экономикой: эффективность и издержки. Научные труды ИЭПП. № 68Р. М.: ИЭПП, 2003.


[Закрыть].

Структурная политика. В постиндустриальном мире конкуренция вновь становится особо значимым фактором экономической жизни, из чего следует вывод о необходимости принятия индивидуальных хозяйственных решений государственной власти (прямого вмешательства государства в хозяйственную жизнь) и усиления роли решений универсальных. Государство теперь должно прежде всего обеспечивать возможность отдельных хозяйственных агентов принимать решения и нести ответственность за результаты их реализации. Иными словами, государство должно минимизировать принятие решений индивидуального характера и жестко обеспечивать поддержание единых правил поведения.

Индивидуальные решения представляются особенно опасными на начальных стадиях выработки стратегии ускоренного экономического роста. В настоящее время практически невозможно определить реальные сравнительные преимущества данной страны. С высокой степенью вероятности решения по поддержке (даже моральной) отдельных секторов будут вредны, оказывая тормозящее воздействие на национальную экономику. Ведь в сложившейся экономической структуре наиболее влиятельными и финансово состоятельными являются, как правило, сектора традиционной экономики, которые с малой степенью вероятности могут находиться на острие прорыва. Но именно они и обладают наиболее значимым лоббистским потенциалом. Они и смогут навязывать государству свои интересы в качестве национальных приоритетов.

Речь не о том, что наиболее эффективные сегодня сектора являются источниками заведомо неэффективных решений. Однако очевидно, что самым простым решением для них является получение политической ренты для сохранения благоприятных условий своего функционирования на протяжении максимально длительного периода. Государство может поддержать их в этом деле, что приведет к консервации сложившейся структуры и снижению адаптивного потенциала экономической системы. Напротив, если государство сможет максимально устраниться от прямой поддержки отдельных отраслей и секторов, оно подтолкнет их к поиску новых решений, новых, эффективных сфер приложения капитала.

Подчеркнем еще раз: речь идет об отказе от индивидуальных решений, устанавливающих приоритеты для отдельных отраслей и предприятий. Это не означает отказ от поддержки деятельности, отвечающей общему и достаточно четкому критерию. Отказ от поддержки отдельных секторов и фирм вовсе не отрицает целесообразность поддержки, скажем, экспорта несырьевых товаров (или машиностроительной продукции), т. е. поддержки тех, кто способен демонстрировать свои конкурентные преимущества на внешнем рынке, тем самым доказывая свою эффективность на основе объективных критериев. Отдельный вопрос – формы и механизмы этой поддержки. Разумеется, речь не должна идти о прямой бюджетной помощи или иных формах нерыночной конкуренции.

Отказ от отраслевых приоритетов не означает отказа от приоритетов при принятии экономико-политических (и в том числе бюджетных) решений в принципе. Многочисленные исследования свидетельствуют об исключительной важности вложений в человеческий капитал, особенно в образование. Этот фактор был весьма важен и в период индустриализации, а в современных условиях его значимость становится просто исключительной. Способность государства сконцентрировать ресурсы на развитии образования и здравоохранения является одним из важнейших факторов ускорения социально-экономического развития в постиндустриальную эпоху. Причем государственное участие в этом деле играет очень важную роль, поскольку в относительно отсталой стране возможности частных инвестиций в образование являются довольно ограниченными.