Текст книги "Старые тетради"

Ульга

Праздник по случаю нового 1955 года уже стал историей. А в местном доме культуры все еще напоминало о нем. И украшенная елка, и стенгазета с поздравлениями, и конфетти на полу. Молодежь, как обычно, собиралась по вечерам и танцевала. То под пластинки трофейного патефона, то под гармошку. Местный гармонист, правда, злоупотреблял спиртным и фальшивил на каждой ноте. Бр, ужасно играл! Поэтому все и ждали с нетерпением Василия, парня из соседнего села. Вот он-то играл виртуозно, заставляя всех без исключения вливаться в толпу танцующих. Он славился на всю округу и посему был всегда востребован. То свадьба, то юбилей, то просто праздник, которого, как говорится в народе, требует душа. Да и симпатичный был парнишка – украшение любого торжества. Не дебошир, не скандалист, не пьяница. Выпьет рюмашку, перекусит самую малость, и сядет в уголок. И там развернет свою гармонь – аж дрожь по телу пробегает, да в жилах кровь бурлит.

В последнее время Василек все чаще спешил в село Михайловку. Каждый вечер, в любу погоду и непогоду. Не обращая внимания на расстояние. Пять километров туда, пять обратно. И причина была на лицо, очевидна была причина: Василий влюбился. От всей души, и без ума. Ничего удивительного в том не было. Ольга, а как называли ее в чисто чувашской деревне, Ульга, была самой красивой девчонкой Михайловки и ее окрестностей. К шестнадцати годам природная красота засверкала во всем блеске. Одни волосы чего стоили. Волнистые, густые, в толстой косище – исконная краса русских девчат. Глаза большие, цвета вечернего неба, всегда наполнены теплом и оптимизмом. А уж как она пела! Заслушаешься! Многие парни добивались от девушки внимания, но Ульга тактично, не причиняя боль и обиду, отказывала всем. И в народ пошла молва: Ульга слишком загордилась природной привлекательностью, набивает себе цену и ожидает лишь принца на белом коне.

Но вот появился в их клубе Василий. И пробежала между молодыми невидимая искорка, из которой постепенно возгорелось пламя любви. Сменилась сразу тема разговоров. Шептались теперь об одном: вот закончит девушка летом школу, и сразу родители Василия зашлют сватов. А там, после поста, и состоится свадьба. По крайней мере, дело и катилось к столь логическому концу, и было уже почти решенным. Но.

Как часто это коротенькое «но» вносит лепту в тихое течение жизни. Вызывая большие перемены, крутые повороты, изменяя судьбы.

Так и случилось у Василия и Ульги. В тот январский и очень морозный вечер, когда молодежь уже натанцевалась под старые пластинки и ожидали приезда красавца-гармониста. Наконец-то дверь распахнулась и, в клубах морозного воздуха, вошла Вера, лучшая подружка Ульги. Шубка на ней была распахнута, пуховый платок сбился, на волосах блестели хлопья снега. Она направилась сразу же к подружке. А та, глядя на раскрасневшуюся, на крепком морозе, девушку, успела подумать: «Пурга разыгралась. Вася сегодня не придет. Все-таки страшно в такую метель идти через поле. Не ровен час – и заблудиться недолго».

– Уля, там тебя Василек вызывает. – На одном дыхании выпалила Вера. И сняла все сомнения.

– А почему он не заходит? – настроение в одно мгновение вернулось, заставляя попутно сердечку учащенно забиться и яркому румянцу высыпать на лицо. Накинув на хрупкие плечи платок, Уля выскочила на крыльцо. Непривычно было после ярко-освещенного клуба оказаться на улице. Уля только и успела увидеть запряженную в сани лошадь, и несколько парней, устроившие перекур. Они-то и подхватили девушку под руки и быстро потащили к саням. Это было столь неожиданно и быстро, что Ульга не сразу сообразила, что это не игра.

– Что вы делаете? – возмутилась она и попыталась вырваться из цепких рук не трезвых парней. Но эти попытки оказались слишком слабыми. Парни силком усадили ее в сани, и те тут же сорвались с места. Ульяна закричала, стала наносить слабые удары маленькими кулачками, а парни лишь громко смеялись и еще крепче держали ее. Среди них она заметила одно знакомое лицо.

– Федя! – вскрикнула она. – Федя!

Но ее односельчанин, и тайный воздыхатель, поспешно отвернулся, натянув шапку на самые глаза. В голове замелькали мысли и догадки, складываясь в ясную картинку, которая много проясняла. Федор, который был на два года старше Ульги, в последнее время буквально не давал ей прохода. С каждым разом его признания становились более горячими и навязчивыми.

– Я же и в школу ходил только ради того, чтобы на переменах видеться с тобою. Да и сейчас торчу в этой глухомани. Давно уж дядя зовет в город, обещая устроить на завод. Все только ради тебя, Ульга.

Но девушка оставалась непреклонной и «не слышала» слова любви. Ну, не нравился ей паренек небольшого роста, рыжий, с россыпью крупных веснушек. Не лежало сердце, и все тут. Не может любовь вспыхнуть ни по приказу, ни по заказу. Слова разума на Федю не действовали, не хотел он их слышать, не желал их понимать. Приходилось Уле избегать случайных встреч, отказываться от вечеринок, где мог оказаться парень. Даже ходить в магазин, где Федя работал грузчиком, она отваживалась лишь в сопровождении подружек. Парень несколько раз грозился: «Устрою я тебе Кавказ, украду – и все».

А сейчас, значит, он перешел от слов к активным действиям. Устроил средневековое похищение невесты. «А это даже любопытно. – Подумалось девушке. – Слава Богу, мы не на Кавказе, и у нас свои обычаи и советские законы».

А между тем сани подкатили к окраине большого села, где и жил Федя со своими родителями в большом и богатом доме. И вновь парни подхватили девушку под руки, проводили насильно в дом. Едва переступив порог дома, и оглядевшись, Ульга поняла правдивость своих догадок. Посередине комнаты стоял стол, ломившийся от снеди. Родители Федора и его ближайшая родня сидели за столом нарядно одетые. К еде и выпивке не прикасались, словно ждали чего-то. И даже икона Богородицы была наготове, ожидая торжественность момента.

– А вот и гости дорогие, – засуетилась мать Феди. – Проходите к столу, располагайтесь. Улечка, раздевайся, красавица.

Тревога новой волной накрыла девушку. Неприятное чувство росло где-то в душе, крепло. По лицам собравшихся она вдруг поняла всю серьезность их намерений. Почувствовала слабость в ногах и, не раздеваясь, осторожно присела на краешек скамьи. К ней тут же подскочила ее одноклассница Нина.

– Ты чего? – тихо поинтересовалась она у побледневшей подруги.

– Меня насильно притащили, – почти не разжимая губ, произнесла Уля и глаза ее вмиг повлажнели.

Нина тихо ахнула. Она явно не ожидала такого поворота событий. Федор ведь всех уверил, что все чин-по-чину, все по обоюдному согласию и желанию. А что теперь? Нина не на шутку испугалась. Она была комсомольским вожаком, и узнай в райкоме, что она принимала непосредственное участие в столь диком пережитке прошлого, то по головке не погладят. Если не сказать большего. Тут пахнет и исключением из рядов комсомола. Она тихонько толкнула Улю в бок:

– Я сейчас отвлеку их, а ты беги. – И тут же вскочила, загородила Улю от гостей, которые суетились и рассаживались за праздничным столом: – Дорогие гости! – начала она пламенную речь.

О чем она там им говорила, Уля так и не узнала, да и особо не интересовалась. В тот миг она быстрее лани выскочила из избы, в кромешной темноте пересекла сени, роняя по ходу пустые ведра, тазы, лыжи, и выскочила в снежную ночь. Ей вдогонку раздались возбужденные голоса, и они прибавили девушке дополнительные силы. Выскочив со двора, девушка бросилась в село. Ночь была темная, беззвездная. Поземка разошлась не на шутку. Ульга боялась, что если она побежит по накатанной санями дороге, то Федор со своими пьяными дружками быстро нагонит ее на лошади. И поэтому она делала небольшие пробежки от дома к дому, по узеньким тропинкам вдоль палисадников. То задевала низко растущие ветки деревьев, и снег засыпался ей за воротник, то в спешке ступала мимо тропы и проваливалась по пояс в рыхлые сугробы. Страх заставлял не обращать на это внимание и двигаться вперед. Когда услышала скрип саней и голос Феди, подгоняющий лошадь. Ульга проскользнула в незнакомый двор, забежала за сарай, где и притаилась. В сарае забеспокоилась корова, заволновались овцы. Отсутствие собаки добавляли надежду, что ее не обнаружат. Она постаралась как можно быстрее привести сердцебиение в норму, казалось ей, что ее громкое и отрывистое дыхание слышит все село.

Окончательно Ульга успокоилась лишь тогда, когда, наконец-то, добралась до родного дома. А утром она уже воспринимало это как легкое приключение. Но, увы, это приключение, как оказалось, очень круто изменило ее жизнь. Да и не только ей одну сломала эта ночь судьбу.

Отец, узнавший о ночном происшествии, пришел в ярость. Залепил в гневе дочери звонкую пощечину:

– Позорница.

Мачеха злорадствовала. При удобном случае постоянно напоминала падчерице о ее недостойном поступке. Тем самым лишь укрепляла девичью мечту: сразу после окончания школы уехать из дома, куда глаза глядят, по комсомольской путевке податься на большую стройку.

Федор в тот же вечер сосватал свою соседку.

Но больше всех Ульгу поразила лучшая подруга, коей такой считалась, Вера. Не ожидала от нее такого подлого предательства. В тот злополучный вечер Вера не побоялась непогоды и отправилась в соседнее село. И там сообщила Василию неприятную новость. Парень, как и принято, на Руси, в отчаянье напился самогона. А проснувшись, обнаружил в своей кровати Веру. Пришлось засылать к ней сватов.

Ульга покинула село. И приезжала в родные пенаты только единожды, на похороны отца. Тогда она и узнала, что не сложилась счастливая жизнь ни у Васи с Верой, ни у Федора. Да и не могла сложиться. Без любви не может быть даже самого маленького счастья.

2007

Ночь незашторенных гардин

Эдик проснулся от необъяснимого внутреннего толчка. Сновидение таяло слишком быстро, и он едва запомнил его последнее мгновенье: чьи-то большие, выразительные, глубокие глаза. Определить, кому принадлежат это чудо глаза, он не смог и проснулся окончательно. Картина ночи, которую он увидел, была необычной, даже немного фантастической. Комнату заливал нежный, мягкий свет, который проникал в не зашторенное окно. Ясно можно было разглядеть стрелки часов на стене и даже прочитать на корешках, стоящих на полке книг их названия. А репродукция картины «Бедная Лиза» вообще выглядела живой: такое впечатление, словно героиня Карамзина отразилась в зеркале. «Где я?» – задал себе вопрос Эдик, и тут же память выдала вчерашний день, который был соткан из неприятностей. Он даже поморщился, вспомнив его. Раньше и не думал, что душевная боль может быть намного сильнее физической.

Эдик насильно заставил себя думать о другом, но это мало помогало.

«Откуда льётся этот дивный свет?» Ночевал он в квартире друга, который любезно предоставил ему жилплощадь на неопределённое время. На время, пока он не разберётся в себе и не примет окончательное решение. А проблема существовала. Не просто проблема, а огромный гордиев узел, и он ждал своего меча. Квартира находилась на последнем, седьмом этаже, и свет фонаря просто не мог заглядывать в не зашторенное окно. Вставать из тёплой постели – ох, как не хотелось. Эдик подёргал шнур гардин, но что-то там заело, и шторы даже не шелохнулись.

Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на работе: что сделано, что предстоит сделать. Но мысли вновь вернули его к началу вчерашнего дня. Раннее утро. Ритуал: чашка крепкого, без сахара кофе и пара сигарет. Далее следовало перейти к водным процедурам и бритью, но в ванной комнате он застал жену, чистящую его пиджак. Вернее она чистила его до того момента, пока не обнаружила в кармане два билета в театр. На вечерние часы, хотя, по версии мужа, он был до полуночи на совещании. Нина отрешенно смотрела куда-то в пространство, вертя в руках злополучные билеты. Он её слишком хорошо знал и внутренне приготовился: вчерашняя комедия перерастала в трагедию, но не на сцене, а в жизни. Спектакль двух актёров: Эдуард и Нина.

– Что это?

– Билеты, – как можно спокойнее ответил Эдик.

– Я вижу, – спокойно сказала и Нина, но вновь повторила вопрос, делая ударение на первом слове: – Что это?

Внутри что-то оборвалось. Оборвалось, зазвенело и заполнило его целиком, лишая способности врать, притворятся, заглушая инстинкт самосохранения. Да и если быть честным до конца, то ему надоело бояться. Он боялся назвать жену другим именем, устал жить двойной жизнью. Это – участь белее сильных людей, с задатками разведчика. Балансировать на лезвии бритвы и не страдать от переизбытка адреналина.

Всё это отразилась на его лице, а Нина была далеко не глупой женщиной.

– Кто она? – слова были банальными, наверное, их всегда говорят в такой ситуации.

– Она, конечно же, молоденькая. – Нина не задавала вопросы, она резюмировала.

– Нет, ответил Эдик. – Она твоя ровесница.

– Значит, очень красивая.

И это утверждение подлежало большому сомнению. Ещё вопрос, кто из них красивее. Просто Зоя не была обременена семьёй и бытом, у неё было больше свободного времени для себя, а главное, терпения и силы воли: диета, фитнес, косметика.

– Обыкновенная.

Нина посмотрела на него в недоумении:

– Так чего же тебе не хватает?

– Не знаю, – честно признался Эдик. Раньше он об этом не задумывался и посему не мог вот так сразу ответить на этот вроде бы и не сложный вопрос.

– Может, она готовит гастрономические шедевры? – продолжила жена.

– Не сказал бы, – Эдуард почему-то чувствовал себя нашкодившим первоклассником в кабинете директора, где на каждый вопрос он должен был обязательно дать ответ, и по возможности прямо и без обмана. Вся его самоуверенность растаяла под взглядом жены.

– Значит, она в постели творит чудеса, – сделала окончательный вывод Нина.

– Нет, – разочаровал её Эдик и тем самым вывел из спокойного уравновешенного состояния.

– Тогда что же?! – повысила она голос.

Он не мог ответить. Не смог сформулировать в одной фразе все свои чувства и мысли, а рассуждать долго на эту тему не было ни времени, ни желания. Просто с Зоей ему было легко и спокойно. В любом месте, в любой ситуации, при любой погоде. Даже молчание наедине было прекрасным с ней. Эдуард не находил слов. Да и не хотелось открывать душу, и посему ответил просто:

– Я люблю её.

В глазах Нины отразилась гамма чувств.

– Подожди, а десять лет назад, когда мы поженились, ты утверждал, что я – твоя единственная любовь. Что это было тогда – обман?

– Нет. Я тебя любил.

Разговор грозился затянуться, усложниться, уйти в дебри философии, а в этой области Эдуард был полным дилетантом, и значит, мог потерпеть унизительное поражение. Этого он никак не мог допустить. Поэтому, даже не побрившись, ушел.

Ушел навсегда, решив, что за личными вещами зайдёт потом, когда страсти улягутся и Нина осознает, что потеряла его навсегда. И примет это как должное.

– Нет, я не усну, – громко сказал Эдик, и голос гулко прозвучал в глухой полупустой квартире. Он сел в кровати и взял с тумбочки сигареты. Даже лампу не надо было включать – так светло было в комнате. Затянулся сигаретным дымом и начал рассуждать вслух.

– Я не обманывал тебя, Нина. Я любил тебя. Безумно любил. Тогда мне казалось, что ты – любовь на всю жизнь. Но, чёрт, куда же она ушла, эта любовь? Где отыскать ту грань, за которой она переросла в привычку? И вот пришло новое чувство. Зоя! Зоечка! Зоюшка! Разве это просто слепая страсть? Нет. Это любовь. Тоже любовь. Так что же получается: я влюбился во второй раз, и так же сильно и безумно? А что, если и это пройдёт через несколько лет? Влюблюсь снова? И что же будет дальше с нами всеми?

От таких мыслей его бросило в жар. Дрогнула рука, и пепел упал прямо на пол. Такое потрясение чувств ещё раз он бы не пережил. Затушив сигарету, он вновь лёг и закрыл глаза. И снова мучительная память вернула его во вчерашний день.

Неприятности продолжались. После тяжелого разговора с Ниной Эдуард поехал на работу. Он никак не мог сосредоточиться и получил несколько замечаний от коллег и начальства. На сердце был неприятный осадок. Одно лишь радовало: после работы он договорился встретиться с Зоей в кафе. Он был намерен сообщить ей о разрыве с женой и сделать официальное предложение. И хотя Зоя никогда не поднимала эту тему, Эдуард всё прекрасно понимал. Годы уходят. Зое уже тридцать два, и пора всерьёз задуматься о будущем. Создать семью, родить ребёнка. Это истинное предназначение женщины. Но результат разговора оказался противоположным его ожиданиям. Зоя вдруг резко погрустнела, поблекли её глаза, губы сжались.

– Нет, Эдик. Это неправильно.

– Что неправильно? – он ещё не понял, куда она клонит.

– Этого не будет.

– Почему?

– Ты должен вернуться в семью

Вот такого поворота событий он никак не ожидал.

– Не понял тебя.

– Слишком далеко зашло наше любовное приключение.

Возмущенье волной накрыло его.

– Ты называешь это «приключением»? Всё то, что было между нами? – ему просто не хватало слов.

– Давай, я не буду говорить банальности, но мне на самом деле не хочется разрушать семью

– Нет уже семьи, – перебил её Эдик, но Зою не так легко было сбить с толку.

– Не хочу оставлять дочь без отца.

На это ему нечего было ответить. Он обхватил голову руками и склонился над столом. Зная характер Зои, он понимал, что это окончательное решение, и она уже никогда и ни за что не изменит его. «Что же делать? Что же делать?» – билась мысль в голове.

– Прости, – она встала. – Прощай.

Ему не хватило сил проводить её взглядом. Всё! Жизнь, до этой минуты казавшаяся благополучной, зашла в тупик. Где выход? Вернуться к Нине? Как побитая собака? Чтобы потом постоянно ловить её насмешливые взгляды? Ни-ког-да! Всё, пустота!

– Да откуда такой свет льётся? – Эдик вскочил с кровати и подошёл к окну. Перед ним предстал изумительный пейзаж. На чёрном-чёрном небе висела огромная луна. Словно космос открыл свой жёлтый глаз и взирает на город. Всё вокруг залито чудным светом. Несколько минут Эдик заворожено смотрел на эту красоту. И что-то дрогнуло внутри. Он вспомнил, чьи глаза он видел во сне! Это были глаза его девятилетней дочери. Он вспомнил, что навсегда уходя из дома, он лишь на мгновение, мельком увидел дочь в дверном проёме комнаты. Её глаза! Ещё детские, но уже всё понимающие. Боже мой! Какой эгоизм! Какое самолюбие! Он думал о себе, Нине, Зое и совсем не думал о дочери. Существо, которое по-настоящему его любит и которое он сам боготворит. Да ради неё стоит жить и пережить любые тяготы. Лишь бы её глаза не спешили взрослеть, оставались чистыми и счастливыми!

2008

Корпоратив

За последние два неполных года со мной произошла кардинальная перемена. Раньше я нуждался в одиночестве. Меня тяготили общительность друзей, заботливая опека родни, навязчивость соседей и коллег. Хотелось сбежать ото всех и побыть наедине с собой. А теперь…. Теперь я дико боюсь. И что самое страшное: даже находясь среди солидной толпы, я чувствую неприятное дыхание одиночества. Друзья меж тем все обзавелись семьями и обросли заботами. Родня разъехалась, увязли в ежедневных решениях бытовых проблем. Соседи и те утихомирились, накупили спутниковых антенн и утонули в многоканальном вещании. Остались только коллеги. И потому я сижу допоздна на работе, даже она порой и отсутствует.

А причина очевидна. Лежит на поверхности и красноречиво кричит. Два года назад я расстался с Валентиной. Плохо расстался. Упреки, скандалы, обиды. Жестокие слова в глаза. И считал я себя тогда абсолютно правым, на все сто. А время шло, и проценты эти таяли, словно снег, обласканный весенним нежным солнышком. Пока совсем сошли на «нет». Я был не прав! Ах, как я был не прав!! Совсем не прав!!! Вот тогда-то я и познакомился с совестью. Монстр! Палач!! Изверг!!! Без капли жалости и йоты милосердия. Она не выворачивала суставы, она не вгоняла иголки под ногти, она не жгла каленым железом. Она просто сушила душу. Но как она это делала! Жестоко и монотонно. Маркиз Донасьен Альфонс Франсуа де Сад умер бы от зависти. Она не давала мне покоя ни днем, ни ночью. Ежеминутно она врывалась в мои мысли, чем бы в это время я не занимался. Читал ли книгу, смотрел футбол, работал на компьютере. А она, словно маленький червячок, все равно точит и точит. И по ночам я не ведал покоя. Она навевала такие сны, от которых я просыпался с криками и в холодном поту. Одно время даже боялся уснуть. До сих пор удивляюсь, как я не сошел с ума. Сейчас ее пытки уже не столь изощрены и жестоки. Время идет, ошибку не исправить. Сеансы аутотренинга сдвинули дело с мертвой точки. Неустанно повторяю и себе внушаю: что ни сделано – все к лучшему. Наивный, обманчивый афоризм, за который легко и выгодно спрятать свой гнусный поступок.

– Ну, Глебушка, готов? – отвлек меня от негатива сотрудник. Балагур и весельчак.

– Что тебе, Ваня? – вяло реагирую я.

– Что за упадническое настроение? – он отключил мой компьютер. – Ты готов к сегодняшней вечеринке?

– Чего? – смысл вопроса не без труда уживался в голове.

– Ну, ни фига себе?! Сегодня же корпоратив. Компании – пять лет. Мы же стояли у ее истоков.

– Ах, да, – согласился я. – Бал-маскарад в каком-то там дорогом ресторане.

– Ага, – протянул коллега с неприкрытой растерянностью. – Такое событие, а ты в анусе. Так дело не пойдет. Я это предвидел, и подсуетился.

– То есть?

– Наша бизнесвумен та еще! Сняла зал в престижном ресторане, пригласила несколько музыкальных коллективов, и нам пообещала большие премиальные.

– Помню.

– А про маскарадные костюмы?

Я посмотрел на Ивана как на подростка переростка:

– Ты это серьезно? – ухмылка исказила лицо не хуже кусочка лайма.

– Конечно! Шеф шутить не любит, в раз башку отрубит.

– И что? – я начал заводиться. – Мне, в тридцать лет, нарядиться зайчиком?

И в ответ получил не менее красноречивый взгляд.

– Я так и знал, что ты один из всего планктона полезешь в бутылку. Но сам знаешь, что не каждый день премии прилетают в конвертиках. А ради такого куша, можно и морковкой нарядиться. Но не будем кидаться из крайности в крайность. Я приобрел два костюма. Как чуял, что тебя придется выручать.

– И что? Что за образ ты мне приготовил?

– Пират, – он достал пакет. – Держи, держи. Ничего страшного: чуть порвана тельняшка, бандана с черепушками, повязка на глаз (куда же без классики?). И клипсы, в ухо и нос.

– Вот спасибо, – я и не пытался скрыть сарказм.

– Заеду в шесть, – тоном, не терпящий даже намека на возражение, заявил Иван, и ушел. Оставил меня опять наедине со своим нескончаемым диалогом с совестью.

Скандал в семье назревал давно. Накапливался ежедневно по крупицам, по песчинкам. Взаимные обиды и упреки капали в чашу терпения. И однажды она переполнилась, а точнее сказать – просто треснула и развалилась. А я знал, куда бить словами, ниже пояса, после чего трудно сохранять здравомыслие и спокойствие. Валентина всегда мечтала стать певицей. И я тогда наглым образом посмел посмеяться над ее светлой мечтой.

– Какая из тебя певица? Самое большое, на что способна ты, так это мурлыкать у газовой плиты. Певичка! – В последнее слово я вложил столько унизительного сарказма, насколько был способен в порыве тихого бешенства.

Боже, какой же я идиот!!! Одно лишь слово, а жизнь пошла наперекосяк. Возможно, если бы я его не произнес, мы бы смогли преодолеть семейный кризис. Но я произнес. И Валя ушла. Вышла на минутку в магазин за хлебом, и не вернулась. Сожгла за собой все мосты. Оборвала все нити. Такая уж у нее натура, такой уж решительный характер.

Корпоротив напоминал больше новогоднее шоу. Конфетти, мишура, блёстки. Тамада что-то говорил со сцены, но мы лишь улавливали его последние слова «за это надо выпить», и слепо следовали его совету, ловко опрокидывая рюмашки. Меня алкоголь совсем не брал. Хотя я вжился в роль пирата всеми фибрами души, всеми клеточками тела. Потягивал ром и поглядывал на окружающий праздник одним глазом. Встретившись случайно взглядом с шефом, я тут же натянуто широко улыбался или громко смеялся. Короче, виртуозно изображал опьянение и полное счастье. Что ж, маскарад на то и существует, что бы все мы были в масках, скрывая истинное лицо, а главное – отражение на нем своих чувств. Музыкальные коллективы, особо не отличающие друг от друга, менялись на сцене. А уж в отсутствии таланта – вообще были идентичны. И вдруг до меня долетел знакомый, и уже начинающий забываться, голос. Хмель в одно мгновение испарилось. Я обернулся к сцене. Так и есть. Попса ушла, ей на смену пришел джаз. Настоящий, завораживающий, чисто исполняющийся. Его голос! В меру дрожащий, чистый, идеальный. Я не мог поверить своим глазам, вернее единственному глазу. На сцене была Валентина.

Она изменилась за эти два года. Сильно изменилась. Помолодела, похорошела, посвежела. Может, новая стрижка ее изменила. Может, профессионально наложенный макияж. Может, перемены в жизни. Может…. Дальше предполагать было болезненно.

И совесть вернулась. И затвердила. Валентина всегда была такой. Только ты этого не замечал, не ценил. Ты видел ее лишь у плиты, уставшая и в плохом настроении. Ты был увлечен своей работой и карьерным ростом. А девочка-то пожертвовала своей заветной мечтой, своей молодостью. Лишь бы ты был всегда вкусно накормлен и обихожен. И в доме царил порядок и уют, как ты любишь. Тебе не было дела, даже простого праздного интереса, до ее мыслей и тайных желаний. Эгоизм в тебе сидел слишком крепко, глубоко пустив корни. И дальнейшая твоя жизнь никогда не наладится, не обретет покоя и гармонии, пока ты не справишься со своим маниакальным самолюбием. Урок, которая только что преподносит тебе Валентина, очень наглядный и поучительный. Ради тебя она могла не только отложить осуществление мечты, но и напрочь забыть о ней. Тебе лишь стоило хотя бы раз попросить ее спеть. Просто так, без всякого повода. На уютной кухоньке за чашкой чая. Вот ради таких мгновений она согласилась бы оставаться серой мышкой, перечеркнув жирной линией мечту. И была бы счастлива. А теперь? Теперь ее мечта исполнилась. Ее окружают поклонники и воздыхатели, свет рамп и цветы.

– А счастлива ли она? – пытаюсь возразить я голосу совести.

Ответа не дождался. Джаз-бэнд закончил свое выступление, и артисты покинули сцену. С букетами цветов, под рев оваций. Значит, через мгновение она исчезнет. И я срываюсь с места, догоняю ее в фойе.

– Валя!

Она не узнает меня. Я срываю с головы бандану, повязку, усы и клипсы.

– Глеб?!

Как, наверное, смешно мы выглядим со стороны. Она в шикарном вечернем черном платье, с глубоким декольте. Шикарные волосы в высокой прическе. Серьги, колье, браслет из благородного металла в россыпи драгоценных камней. А рядом я. В дурацком костюме флибустьера, лохматый и немного пьяный.

Совесть тоже видит эту комедию положений. «Сожгла мосты? Глупость. Между вами пропасть. Огромная, непреодолимая пропасть». Да я и сам это вижу и чувствую. Да и подтверждение читается в ее глазах.

– Валентина! – кто-то из музыкантов окликает ее.

– Я сейчас, – она кивает в ответ.

А я даже не удосужил его взглядом. Потому, как знаю. Он выглядит ей под стать. Молодой такой мачо. В дорогом, сшитом на заказ, костюме, идеально подчеркивающий спортивное телосложение, галстуке и до блеска начищенных ботинках. Со стильной прической, где волосинка к волоску. И пахнет от него не ромом и дешевыми сигаретами, а французским парфюмом. Дорогим, а может даже и эксклюзивным.

Мне хочется повторить все то, что нашептала совесть. Что осознал я все свои ошибки. Что я убью в себе эгоиста.

Но я молчу.

Слова уже не имеют значенье. А невесомые обещания лишь испортят картину. Я просто смотрю в глубину синих глаз. Я просто прощаюсь. Маленькая надежда, которая еще теплилась, теперь окончательно сгорала. Но вдруг….

– Позвони, – она протянула мне визитку, и скрылась в толпе.

Она оставила тоненькую, как паутинку, нить.

2008