Текст книги "Политическое развитие и проблемы регионального соперничества Ирана и Ирака (вторая половина ХХ в.)"

Роль главной легальной оппозиционной силы вплоть до середины 1970-х гг. играла партия «Мардом». Но не прекращали своей деятельности Национальный фронт, примыкавшее к нему объединение «Иран», а также Движение за свободу Ирана, созданное в 1963 г. аятоллой Махмудом Талегани и бывшим профессором Тегеранского университета Мехди Базарганом. Продолжало существовать движение паниранистов, часть из которых в середине 1970-х гг. образовала группу «Иранийан» («Иранцы»). В середине 1960-х гг. произошло организационное оформление студенческого движения, результатом которого стало появление таких оппозиционных группировок, как «марксистско-ленинская» организация «Чарикхай-е федаи-йе халг-е Иран» («Жертвующие собой ради иранского народа») и исламо-марксистская организация «Моджахедин-е халг-е Иран» («Борцы за святое дело иранского народа»). В известном смысле эти организации стали наследницами религиозно-политической группировки «Федайан-е ислам», разгромленной властями после неудавшейся попытки покушения на шаха в 1966 г. Находясь в глубоком подполье, по-прежнему действо-вала партия «Туде».

В марте 1975 г. шах объявил о роспуске всех политических партий и о создании единой Партии возрождения иранской нации («Хезб-е растахиз-е меллят-е Иран» или просто «Растахиз»), призванной обеспечить «гармоничное развитие народа» и его мобилизацию в деле модернизации и строительства нации [28, с. 453]. Генеральным секретарем партии «Растахиз» был избран премьер-министр Амир Аббас Ховейда.

Основными программными принципами новой партии были провозглашены «верность конституции, верность монархии и революции 6 бахмана 1341 г. (26 января 1963 г. – В. Н.). «Те, кто не разделяет эти принципы, – заявил шах, – не являются иранца-ми, эти люди – изменники, они стоят вне закона, и их деятельность будет преследоваться по закону. Их место в тюрьме или за пределами Ирана» [65, с. 219].

1 мая 1975 г. на 100-тысячном митинге, посвященном официальному признанию партии «Растахиз», Амир Аббас Ховейда выступил с верноподданническим докладом. Представители провинций «от имени всей нации» преподнесли шаху в знак благодарности специально изготовленную золотую пластину, на которой были высечены следующие слова: «Ваше Величество, Ваши идеи открыли дорогу к победе; Ваше руководство является надежной охраной этой вечной нации; идеалом партии «Растахиз» является величие Отечества» [48, с. 38].

В середине 1975 г. в рамках «Растахиз» было создано два политических крыла: «прогрессивных либералов» во главе с Джамшидом Амузгаром и «конструктивных либералов», которых возглавил Хушанг Ансари. С этого времени в меджлис мог быть избран только член партии «Растахиз», и ее количественный состав начал увеличиваться с неимоверной быстротой. По официальным данным, число членов партии составило: в феврале 1976 г. – 222,7 тыс., в конце октября того же года – 5,19 млн., а в июле 1977 г. – 6 млн. человек, С ноября 1976 г. партию возглавил Джамшид Амузгар, который с небольшим перерывом (с августа 1977 по январь 1978 г. во главе «Растахиз» стоял Мохаммед Бахери) пребывал на этом посту вплоть до разгара исламской революции.

Силой, призванной служить орудием подавления оппозиции и обеспечить притязания Ирана на роль ведущего государства в регионе, должна была стать армия. «Военные превратились в наиболее эффективную бюрократическую организацию Ирана», полностью освобожденную от политических влияний и находящуюся в непосредственном ведении шаха, отмечал М. Зонис. «Их лояльность шаху и беспрецедентное положение как институционной власти по отношению к другим организациям в рамках политической системы представляет собой характерную особенность власти династии Пехлеви» [143, с. 116–117].

С первых дней своего пребывания на троне Мохаммед Реза Пехлеви первостепенное значение придавал вопросам обороны и материального обеспечения нужд иранских вооруженных сил. Все эти годы правительство не оплачивало счета подрядчиков, если они не были связаны с военными проектами. Стремясь превратить Иран в сверхдержаву регионального масштаба, шах в обмен на нефть покупал огромное количество разнообразных видов вооружения из арсеналов США, причем некоторые его образцы были более совершенны, чем те, что находились на вооружении самой американской армии. Закупки американского оружия наиболее резко возросли с 1972 г., когда президент США Ричард Никсон негласно санкционировал продажу Ирану практически любого оружия, исключая ядерное. Общая стоимость закупок Ираном оружия и боевой техники в США только за период 1971–1977 гг. составила 11,8 млрд. долларов [115, с. 7]. В эти годы Иран закупил или разместил заказы на такое количество самолетов, ракет, танков, вертолетов и другого вооружения, которого было достаточно для создания армии, вдвое превосходящей английскую. В 1970-е гг. военный бюджет страны вырос более чем в 10 раз: с 880 млн. долларов в 1970 до 9,4 млрд. долларов в 1977 г. В 1975 г. расходы на военные нужды составили более 230 долларов на каждого жителя страны, что превышало среднегодовой доход сельских жителей почти в 2,5 раза. Расходы на военные нужды в середине 70-х гг. «съедали» почти третью часть всего ВНП [63, с. 70]. В 1977 г. численность вооруженных сил Ирана и сил безопасности превысила 400 тыс. человек (220 тыс. – сухопутные войска, 100 тыс. – ВВС, 30 тыс. – ВМС, 75 тыс. – жандармерия, 40 тыс. – полиция, 10 тыс. – шахская охранка САВАК) [115, с. 18–19].

У Ирана, более половины населения которого оставалось неграмотным, не было, конечно, достаточного числа профессиональных кадров для обслуживания возросшего количества вооружений и боевой техники. Для ликвидации этого дефицита широко привлекались американские военные советники и специалисты. К середине 70-х гг. численность американского технического персонала с учетом членов семей достигла 25 тыс. человек. Оказываемая помощь оплачивалась весьма щедро: ежемесячный заработок высококвалифицированного иностранного специалиста достигал 25 тыс. долларов [125, с. 30].

Решимость добиться расширения стратегической роли Ирана и обеспечить себе военную гегемонию в регионе толкала шаха на проведение особой внешнеполитической программы, способной обеспечить «независимую национальную политику». После многолетней напряженности, отчасти объяснявшейся связями Ирана и Пакистана в рамках СЕНТО, были сделаны попытки добиться улучшения отношений с Индией. Во время личных визитов в страны Юго-Восточной Азии шах призывал к ликвидации военного влияния великих держав и к созданию системы безопасности, ответственность за поддержание которой легла бы на страны бассейна Индийского океана. Этим планам отвечало строительство Ираном крупной базы ВМС в Бендер-Аббасе на побережье Ормузского пролива и приобретение им права на пользование (начиная с 1972 г.) военно-морской базой на острове Маврикий. Другими словами, Иран стал проводить более активную региональную политику, которая подкреплялась честолюбивыми устремлениями самого шаха и базировалась на весомом военном превосходстве над соседями.

В свете успехов в индустриальном развитии и в некоторых других преобразованиях, достигнутых в ходе Белой революции, в Иране, так же как и при Реза-шахе, реанимировалось представление об исключительности истории, культуры и путях развития страны. В марте 1976 г. правительством было принято решение о переходе к новой системе летоисчисления. За исходную дату был взят 558 г. до н. э. – год коронации Кира II Великого. В соответствии с этим с 21 марта 1976 г. в стране начался не 1355 г. хиджры, а 2535 г. новой эры. Был выдвинут тезис о «непрерывности иранской традиции» (эстемрар), ставший составной частью официальной культурной политики. В правительственных документах появилось понятие «единая иранская нация», обозначавшее не только самих этнических персов, но и представителей нацменьшинств, которые изображались как «истинные иранцы», «дети иранской земли», а потом уже как азербайджанцы, арабы, курды, армяне и т. д. [104, с. 92]. В 1977 г. из 268 мест в меджлисе лишь 5 предназначалось для национально-религиозных меньшинств: два для армян и по одному для зороастрийцев, евреев и ассирийцев [115, с. 189]. В стране стали отмечаться «недели», посвященные той или иной провинции. Так, в июле 1974 г. была проведена «курдская неделя», а в начале 1975 г. – «неделя Белуджистана». О курдах во время «недели» писали не иначе, как о неотъемлемой части иранской нации, «ирано-курдах» или «горных иранцах», культура которых «составляет конструктивный элемент истории Ирана» [104, с. 111].

В ходе осуществления реформ Белой революции традиционная социально-политическая структура иранского общества сильно трансформировалась. На вершине пирамиды в вертикальном срезе находился шах и его двор, ниже следовали военные и представители крупной национальной городской и сельской буржуазии, далее шли «новые средние слои» (средняя и мелкая буржуазия, земельные собственники, чиновники, интеллигенция и т. п.), их подпирали «базари» – торговцы (традиционные средние слои) и, наконец, основу пирамиды составляла широкая масса малоимущих трудящихся города и деревни, пауперов и разоренных крестьян. Вся эта структура была сверху донизу пронизана представителями шиитской «духовной иерархии», от влиятельнейших аятолл до скромных мулл и имамов сельских мечетей. И так же, как 100 и 50 лет назад, во времена реформ Таги-хана и Реза-шаха, все население Ирана разделилось на последовательных сторонников и ярых противников модернизации. Везде и всегда апологетами реформ были те, кому преобразования позволяли обрести власть и/или материальное благополучие, а оппонентами – люди, не получавшие ничего или потерявшие все, что имели до этого. Особенность ситуации в Иране состояла в том, что в итоге на авансцену политической борьбы выдвинулись религиозные лидеры, которые не рвались во властные структуры, думали не об обогащении, а ратовали за духовное оздоровление сограждан-мусульман в соответствии с канонами ислама.

В своем стремлении перевести экономику и социально-политическую жизнь страны на рельсы капиталистического развития, Мохаммед Реза Пехлеви и его сторонники усиленно насаждали западный образ жизни. В Иране широко были распахнуты двери для проникновения всех атрибутов западной цивилизации: не только научных и технических открытий и культурных достижений, но и «грязных» политических технологий, подпольного и бандитского бизнеса, культа чистогана, свободы нравов и «сексуальной революции» и т. П. Подобные явления, чуждые не только основным принципам ислама, но и вековым традициям иранского народа, вызывали недовольство и протест у большинства населения страны. Угрожающе быстрое и неподконтрольное изменение условий жизни, наступление «чужого», «импортированного», навязываемого извне и разлагающего «свое», вызывало отторжение не только среди персов, но и среди населения национальных окраин, видевших в вестернизации посягательство на свою этнонациональную самобытность, попытки внедрить инородные элементы в устоявшиеся традиционные условия жизни и быта. Одним из наиболее видных разработчиков исламской концепции антизападничества был Джелал Али Ахмад. Его повесть так и называлось – «Гарбзадеги» («Западничество») [65, с. 78–82, 523–524].

Как это бывало уже не раз, служители мусульманского культа выдвинули беспроигрышный во все времена призыв к социальной справедливости, и он нашел отклик в сердцах обездоленных слоев иранского общества. Ислам всегда располагал возможностями для ответа на господствующие настроения мусульман, а постулат «аль-адл асас аль-хукм» («справедливость – это источник правления» – с араб.) не был стерт из народного сознания и не нуждался в том, чтобы внедрять его заново. Мечети, обладавшие правом беста, были, чуть ли не единственным местом, где открыто звучали призывы к свержению монархии, созданию исламского государства, ликвидации иностранного засилия и т. д. По сравнению со светской политической оппозицией[9]9
  Под представителями светской политической оппозиции в Иране следует, конечно, понимать не атеистов. Все они, практически без исключения, были мусульманами (шиитами или суннитами), однако не занимались религиозной деятельностью профессионально.


[Закрыть] шиитские лидеры обладали большей свободой действий, поскольку власти не могли открыто подвергать их репрессиям, как своих политических противников, а шах Ирана официально считался духовным главой всех шиитов страны, хотя на практике мало кем таковым признавался. Шиитские лидеры считали династию Пехлеви незаконной, и еще в 1941 г. имам Хомейни писал: «Первой обязанностью мусульманина является восстание против тирании» [31, с. 130]. Муджтахидов всегда раздражало стремление представителей правящего дома изображать себя преемниками ахеменидских царей, что принижало роль ислама в истории страны. Но особенно резко шиитские лидеры выступили против реформ Белой революции. «Я еще раз советую Вам подчиниться Аллаху, следовать Конституции, остерегаться нарушать Коран, слушать суждения улемов всей страны и выдающихся мусульманских деятелей, – говорил имам Хомейни, обращаясь к шаху. – Не старайтесь беспричинно подвергать страну опасности. В противном случае Вы пожнете бурю, улемы не будут воздерживаться от высказываний своего мнения в адрес Вашей персоны» [31, с. 55]. 2 апреля 1963 г. в своем заявлении, адресованном шаху, с характерным названием «Любовь к шаху – это потворство грабежу народа» имам писал: «Я готов к тому, что мое сердце будет пронзено штыками Ваших агентов, но я никогда не подчинюсь Вашим несправедливым требованиям и не склонюсь перед Вашей жестокостью» [31, с. 63].

С 3 по 5 июня 1963 г. из Кума передавались проповеди имама Хомейни, направленные против правительственных реформ и лично против Мохаммеда Реза Пехлеви. В них в завуалированной форме он сравнил шахский режим с правлением ненавистного всем шиитам халифа Йазида I. Имам Хомейни называл шаха «эксплуататором» и «шайтаном», а его окружение – кораническим словом «тагути» («слуги дьявола»). В его проповедях звучал призыв выступить в защиту веры. Обращаясь к шаху, Хомейни предупреждал: «Господин, я предостерегаю Вас!.. О Ваше Величество, господин шах! Я советую остановиться, Вас дурачат! Мне не хотелось бы видеть радость людей при Вашем бегстве, когда в один прекрасный день они выгонят Вас» [46, с. 74]. В Тегеране, Куме, Исфахане, Тебризе и других городах вспыхнули волнения. За свои бескомпромиссные оппозиционные выступления мятежный имам был арестован. Одновременно с ним были арестованы аятолла Талегани, аятолла Мохаммед Казем Шариатмадари, член руководства Национального фронта Мехди Базарган и многие другие представители оппозиции.

Говорят, что шах Мохаммед Реза обещал имаму Хомейни свободу при условии, что тот покинет Кум и переберется в Мешхед. В ответ на предложение о сделке аятолла заявил: «Учение ислама старше шахской власти, и мне не по пути с шахом». Во время личной встречи шах стал угрожать Хомейни: «Не доводи меня до того, чтобы я надел сапог своего отца». И в ответ тотчас услышал: «Сапог твоего отца тебе велик на несколько размеров» [56, с. 132].

После двухмесячного заключения аятолла Хомейни был освобожден и вновь включился в антиправительственную деятельность. В день рождения шаха (1964 г.) на собрании улемов в Куме он выступил против незаконного вмешательства США во внутренние дела Ирана и произнес ставшие широко известными слова: «Америка хуже Англии, Англия хуже Советского Союза, а Советы хуже обеих!» [46, с. 88]. При этом, как отмечает биограф имама Хомейни иранский политолог Хамид Ансари, аятолла «никогда не испытывал личной вражды к шаху, Саддаму, Картеру и Рейгану, с кем лично находился в конфронтации. Для Хомейни они были заблудшими душами, которые выворачивали наизнанку законы Всевышнего» [46, с. 65].

Вскоре решением властей имам Хомейни был насильственно выдворен из страны. Вначале он перебрался в Турцию, а через некоторое время поселился в иракском Эн-Неджефе, где продолжил активную антишахскую кампанию. С целью хоть как-то нейтрализовать деятельность шиитской оппозиции Мохаммед Реза Пехлеви в октябре 1971 г. подписал фирман (закон) о создании в стране «Корпуса веры» («Сепах-е эд-дин»), призванного защищать принципы Белой революции с позиций ислама. В книге «Белая революция» шах писал: «Как древнее учение Зороастра, так и великие каноны ислама, идеи и наставления философов, мыслителей, ученых, поэтов Ирана… учили нас тому, что для жизни каждого истинного общества необходима любовь, дружба и истинное понимание друг друга». «Коран не ограничивает иранцев на пути их социально-экономического развития и арийского возрождения» [60, с. 116].

В любом ином государстве правитель, подобный Мохаммеду Реза Пехлеви, вошел бы в историю как великий реформатор, который смог вывести страну на путь современного развития и превратить ее в могучую державу. В любом ином государстве, но не в Иране второй половины XX века. Даже если бы шах отошел в иной мир до начала Исламской революции, ему не удалось бы стяжать лавры Хосрова Ануширвана или шаха Аббаса I – так глубока была пропасть между «верхами» и «низами» иранского общества, выразителями чаяний которых выступили шиитские духовные лидеры. Они не могли смириться с тем, что, выступая в качестве «духовного руководителя и учителя своего народа», шах в вопросах «политической и духовной мобилизации масс… уже не терпел конкуренции Господа» [31, с. 201].

К концу 1970-х гг. социально-политический кризис в Иране обострился до такой степени, что его уже не могли остановить ни слабые попытки либерализации, предпринятые шахом в русле кампании Дж. Картера «за права человека» и допускавшие ограниченную свободу слова и приемлемую оппозицию правительству, ни правительственные перестановки. За период 1977–1978 гг. правительство формировалось четыре раза: после смещения Амира Аббаса Ховейды кабинет последовательно возглавляли Джамшид Амузгар, Джафар Шариф-Имами, Ролям Реза Азхари и Шапур Бахтияр. В стране сложилась революционная ситуация.

Искрой, за которой последовал взрыв, послужила опубликованная 7 января 1978 г. официальным органом – газетой «Эттелаат» («Известия») – Статья о Хомейни, которую шиитские религиозные лидеры сочли клеветнической. В ответ 9 января в Куме была организована демонстрация 4 тыс. студентов-таллабов с требованием упразднения монархии и замены ее на исламскую республику. Демонстрация завершилась кровопролитием: правительственные войска рассеяли манифестантов, убив при этом десятки и ранив сотни человек. После расстрела демонстрации через каждые 40 дней (в соответствии с мусульманским обычаем отмечать конец траура по умершим) антишахские выступления охватывали одни города за другими.

Опасаясь размаха оппозиционного движения, правящие круги пошли на некоторые уступки в надежде сохранить контроль над положением в стране. В ответ на повсеместную критику семейства Пехлеви по поводу его огромного богатства и коррумпированности шах в январе 1978 г. издал указ о передаче значительной части своих средств в специально созданный «Фонд Пехлеви». Его активы, в виде капиталовложений в более чем 200 фирмах, банках, гостиницах, казино, промышленных и сельскохозяйственных предприятиях, торговых и строительных компаниях, оценивались в размере 22 млрд. долларов [41, с. 65]. Летом того же года прекратились обвинения в адрес шиитских лидеров по поводу их обскурантизма и сговора с «подрывными марксистскими элементами». Обстановка в стране еще более накалилась 19 августа в связи с трагедией в Абадане. Здесь во время кино-сеанса кем-то был подожжен кинотеатр «Рекс», и в огне заживо сгорело около 400 человек. Власти обвинили в организации поджога оппозицию, а религиозные деятели, со своей стороны, утверждали, что это специально подстроенная провокация, дающая повод для массовых репрессий.

В октябре 1978 г. по просьбе шахского правительства Саддам Хусейн выдворил аятоллу Хомейни из Ирака. В Тегеране надеялись, что высылка имама из Эн-Неджефа прервет налаженные связи Хомейни с Ираном, но просчитались. Покинув Ирак, Хомейни обосновался в парижском пригороде Нофль-ле-Шато, где собрал вокруг себя группу мало кому тогда известных религиозных и светских политических деятелей. Именно они – Абольхасан Банисадр, Ибрахим Йазди, Садек Готбзаде, Ахмед Хомейни и др. – образовали своего рода «мозговой трест», который продуктивно использовал западные СМИ в деле пропаганды идей их лидера. Когда Хомейни находился в Эн-Неджефе, он был широко известен лишь в Иране, а теперь о нем заговорил весь мир. Инициатива перешла к руководимым Хомейни шиитским радикалам, которые выдвинули простой и ясный лозунг: «Смерть шаху!» [69, с. 104–105].

Шаху в очередной раз пришлось объяснять свое отношение к исламу. В интервью американскому журналу «Тайм» он заявил: «Я лично считаю, что ислам не противоречит прогрессу. В нормальной атмосфере общество нуждается в религии, так как она способствует его стабильности и силе» [19, с. 17]. В своей книге «К великой цивилизации» Мохаммед Реза Пехлеви писал: «Нашему народу выпало великое счастье находиться под знаменем самых прогрессивных, самых высоких принципов веры, то есть священных принципов ислама». Наряду с этим он признал незаконным религиозный характер политических лозунгов, выдвигаемых оппозиционными шиитскими лидерами: «Очевидно, что подлинный смысл ислама не имеет ничего общего со злоупотреблением его принципами в корыстных, демагогических или реакционных целях, и все такого рода домогательства… в корне противоположны подлинному духу и смыслу ислама» [49, с. 66].

27 августа 1978 г. шах отправил в отставку правительство Джамшида Амузгара и назначил новым премьер-министром Джафара Шариф-Имами. Новый кабинет выступил с программой, предусматривавшей возобновление партийной деятельности, отмену цензуры печати, введение свободы слова, митингов и собраний, закрытие казино и других увеселительных заведений, возврат к мусульманскому летоисчислению. Уже на следующий день после этого открыто заявил о возобновлении своей легальной деятельности Народный фронт, а вслед за ним и другие политические организации. 2 октября под давлением антишахских выступлений была распущена проправительственная партия «Растахиз», и власти задним числом узаконили деятельность политических организаций, действующих «в рамках конституции». Вновь стали выходить закрытые ранее газеты и журналы. В них впервые появились портреты и фотографии аятоллы Хомейни, а также тексты его обращений и заявлений. Из тюрем были выпущены большие группы политических заключенных, а освобожденный ранее (в июне) от должности начальник САВАК генерал Нематолла Насири был отдан под суд. Правительство объявило о сокращении планов закупки оружия, повысило на 25–50 % зарплату и удвоило выплаты натурой рабочим и служащим государственного сектора, предоставило льготы низкооплачиваемым категориям населения и т. д.

Начатая политика либерализации, призванная погасить вспышки недовольства шахским режимом, сочеталась с подавлением народных выступлений силой оружия. В течение 1978 г. военное положение вводилось в 15 городах страны, а осенью этого года правительство заявило о своей готовности «предотвратить со всей строгостью все не разрешенные властями сборища на улицах», что привело к новым сотням жертв [134, с. 89].

Осенью 1978 г. в стране сложился широкий фронт антишахских сил. Он включал в себя шиитскую оппозицию, рабочих-нефтяников, «базари», часть либеральной буржуазии, интеллигенцию, студентов и учащихся. Начатая в октябре забастовка на предприятиях Иранской национальной нефтяной компании привела в декабре к практически полному прекращению добычи нефти и парализовала всю экономику страны. Принимавшиеся властями «пожарные» меры, направленные на стабилизацию обстановки и подавление массовых выступлений, уже не могли предотвратить падение обреченного монархического режима.

В качестве первоочередных задач на этом этапе аятолла Хомейни и его сподвижники выдвинули борьбу против монархии, освобождение всех политзаключенных, упразднение САВАК, сокращение военного бюджета, направление доходов от нефти на нужды экономического развития. Большое внимание было уделено вопросам укрепления сельского хозяйства и развития промышленности на национальной основе. В своих трудах и выступлениях мятежный шиитский лидер и его окружение разработали концепцию превращения монархического Ирана в исламскую республику. При этом главной целью было объявлено создание «государства справедливости, государства в интересах обездоленных… к которому стремились Сулейман ибн Дауд (царь Соломон. – В. Н.), Пророк Ислама и им подобные» [15, с. 16].

В будущей исламской республике должны были обеспечиваться равные права для всех религий, кроме бехаитской, всех групп населения и политических партий, кроме «Туде» и марксистских группировок, чье участие в правительстве исключалось.

Создание нового государства, теоретическое обоснование форм его функционирования и практическая реализация подобного «проекта» – проблема чрезвычайно сложная. Однако не надо думать, что идея возрождения исламской цивилизации представляла для имама Хомейни неразрешимую задачу. Основу его мировоззрения и политических взглядов составляла непоколебимая вера в совершенство Корана и догм ислама, в святость и незыблемость освященных ими правопорядка и социальных и нравственных принципов. «Ислам, – писал Хомейни, – содержит предписания по всем вопросам, касающимся человека и общества. Эти предписания исходят от Всемогущего и переданы людям его Пророком и Вестником. Можно только дивиться величию его заповедей, которые охватывают все стороны человеческого бытия, начиная с момента зачатия и вплоть до погребения человека!.. Не существует вопросов, по которым ислам не вынес бы своего суждения» [31, с. 21]. Планировавшийся исламский образ правления не мог иметь ничего общего ни с капитализмом, «чьи бесчисленные несправедливости делают обездоленными народные массы, находящиеся под его гнетом», ни с социализмом и марксизмом-ленинизмом, которые выступают «против частной собственности, за обобществление». «Ислам не приемлет… обобществление женщин, гомосексуализм, диктатуру и подавляющую деспотию. Ислам проявляет умеренность в подходе к собственности, уважает ее только в том случае, если она появляется по праву. Тогда и экономика будет здоровой, и будет осуществляться социальная справедливость, без чего невозможно ни одно здоровое общество» [15, с. 50].

По мнению Хомейни и его единомышленников, экономический строй исламской республики должен базироваться на основе государственного, кооперативного и частного секторов. При этом частная собственность должна быть ограничена в соответствии с исламскими принципами, не позволяющими сосредоточивать капиталы и средства производства в руках отдельных лиц или семей. В исламском государстве, обеспечивающем равенство людей перед Аллахом, состоятельные граждане, воспитанные в духе исламских норм поведения, не будут злоупотреблять своим капиталом, знанием и политической властью, поскольку должны руководствоваться «добрыми чувствами». Исламская «теология труда», объявлявшая труд священной обязанностью мусульман, не рассматривала его в качестве основного регулятора справедливого распределения общественного продукта. Концепцией «исламской тоухидной экономики»[10]10
  Тоухид (араб. – ат-таухид, ат-тавхид) – единобожие, монотеизм. Выражение «тоухидная экономика» получило известность после выхода в свет книги Абольхасана Банисадра с таким названием [17].


[Закрыть] равно признавались, не вступая в противоречие друг с другом, распределение как «по труду», так и «по предпочтению». Суть этого механизма была заложена в известной формуле: «производство по способностям – потребление по благочестию». Материальное неравенство граждан сохранялось, но должно было сглаживаться путем расширения «исламской налоговой системы», а именно – закята (налог в пользу духовенства) [18; 17; 31; 109].

Коль скоро в исламском государстве господствуют положения Корана, фикха и шариата, то управлять страной и следить за их соблюдением должны лишь те, кто «профессионально» занимается их трактованием, а именно – духовные лица. Все они, от мулл до аятолл, обязаны, следуя примеру Пророка, активно участвовать в политической жизни исламского государства. Руководящая роль служителей ислама может осуществляться и напрямую, и через такие государственные институты, как парламент и правительство. Эти органы власти должны формироваться из числа «правоверных» мусульман. Что же касается иноверцев, то они, как говорил Хомейни, «будут иметь своих представителей в парламенте в качестве группы религиозных меньшинств… Любой человек, избранный в парламент, будет представлять народ, независимо от того, религиозный ли это деятель, духовное или светское лицо». Права религиозных меньшинств «будут уважаться и защищаться. Ислам предусматривает гуманное отношение к ним… При исламском правительстве они будут пользоваться всей свободой, всей религиозной свободой, какую только пожелают» [41, с. 49].

Большинство шиитских лидеров расценило программные установки аятоллы Хомейни и его сподвижников как чересчур радикальные. Для многих из них, в частности, аятоллы Шариатмадари, была неприемлема сама идея республиканской формы правления. В своих заявлениях он ограничивался требованием реформирования всей системы государственной власти и общественно-политической жизни в духе Конституции 1906 г. «Пророк учит нас, – говорил в одном из интервью Шариатмадари, – что главный долг – это борьба за социальную справедливость и за справедливое распределение богатства… Мы готовы открыть двери нашего общества перед всем новым, ибо исламское руководство не является синонимом теократического государства» [171].

Светское крыло политической оппозиции также находило тогда возможным сохранение монархии при условии, что ее власть будет сильно ограничена влиятельным парламентом. Некоторые его представители даже призывали осудить «экстремистские действия», якобы провоцировавшие власть на репрессии и замедляющие темпы либерализации. С высказываниями подобного рода выступали: глава Национального фронта и руководитель «Общества социалистов национального движения» Карим Санджаби, член Исполкома НФИ и лидер партии «Иран» Шапур Бахтияр, глава Движения за свободу Ирана Мехди Базарган и др. Находившиеся на левом фланге оппозиционных сил радикальные организации федайев и моджахедов, а также активисты партии «Туде» тоже выступали с антишахскими лозунгами, но их политические акции того периода оказались растворенными в массовом потоке народного движения.

Аятолла Хомейни резко осудил умеренную оппозицию, а его воззвания, распространявшиеся по стране в виде листовок и магнитофонных записей, сорвали начавшиеся закулисные контакты правительства с ее представителями. Призывы Хомейни нашли широкую поддержку у участников антимонархических выступлений, что вынудило либералов занять более жесткую позицию в отношении монархии, близкую к взглядам «парижского изгнанника». Координировать действия шиитской оппозиции в стране был призван Исламский Революционный Совет (ИРС), сформированный из числа истинных «хомейнистов». В его состав вошли аятолла Мохаммед Бехешти, аятолла Махмуд Талегани, аятолла Садек Хальхали, аятолла Али Хосейни Хаменеи, ходжат-аль-ислам Али Акбар Хашеми-Рафсанджани и др. Позднее все они составили руководящее ядро Партии Исламской Республики (ПИР, или Исламской республиканской партии). В начале ноября 1978 г. лидеры двух основных антиправительственных сил, Национального фронта и шиитской оппозиции, впервые предприняли шаги для выработки общей платформы [134, с. 97].