Текст книги "Мумиё"

4

Дмитрий потрогал камни очага.

– Холодные. – Он задрал голову. – Может, он на лучшее место решил перейти. Под скалами нельзя палатку ставить. В любой момент камни сверху могут упасть.

Скала возносилась вверх отвесной, гладкой гранитной стеной. В небе над ней невозмутимо парил беркут. Дмитрий и Маша покричали. Никто не отозвался. Он снова поднял голову, пригляделся. Показал на маленькое темное отверстие в скале метрах в двадцати над ними.

– А этой дыры там раньше не было. Довольно странно… – Дмитрий погладил бороду.– Ладно… Три вечера у второй вершины огонек горел. Давай, Маша, там поглядим.

Они пошли туда. Летний зной на такой высоте не ощущался. Их приятно обдувал ветерок.

– Здесь! – вдруг сказал Дмитрий.

Он стоял возле гранитной глыбы. Под ней был расстелен спальный мешок.

– Это не его, – тихо произнесла Маша. – А у Стаса спальника не было.

Они увидели очаг. На нем стояли две кастрюли. Одна была вставлена в другую. На ближайшем кусте арчи был расстелен кусок марли с темным пятном посредине. В верхней кастрюле чернела густая жидкость.

– Мумиё, – сразу определил Дмитрий. – Вот так его и выпаривают. Методом водяной бани: в нижней кастрюле – вода, в верхней – раствор мумиё. Все правильно.

На земле стояли еще две кастрюли. Он снял с одной крышку. Кастрюля была наполнена бурой жидкостью. Со дна то и дело поднимались и лопались пузыри. Дмитрий принюхался.

– Сырец отстаивается. Только он уже забродил. Сутки надо отстаивать, не больше. Потом через марлю, – он показал на марлю на кусте, – процеживают и выпаривают.

Он открыл вторую кастрюлю. Там пенился суп. Он давно прокис. Рядом стояла открытая консервная банка с протухшей тушенкой. Дмитрий покачал головой.

– Довольно странно… Похоже, кто-то ушел ненадолго. И не вернулся.

Спальный мешок в одном месте горбился. Дмитрий откинул его, и Маша увидела два каких-то черных куска. Он поднял один, покрупнее. Кое-где в него влипли камешки, сухие травинки, веточки. Девушка уловила запах, похожий на запах мочевины, но гораздо приятнее.

– Это мумиё пищухи. – Дмитрий разглядывал кусок с разных сторон, восхищенно цокал языком. – Вот это, я понимаю, мумиё! Ей богу такого еще не видел! Обычно из сырца шестая, пятая, в лучшем случае третья часть готового получается. А из этого и половина выйдет, если не больше. Смотри, Маша, как литое! – Он покачал кусок на ладони.– Килограмма на три тянет… Да-а!..

Он положил – не без сожаления, как показалось Маше – кусок на место. Погладил бороду. Постоял, помолчал. Поглядел на левую вершину, на темно-зеленое пятно стелющейся арчи, на высокое арчовое дерево над этим пятном.

– Второй костер где-то там горел.

Стали подниматься в том направлении. Дошли до сплошных зарослей стелющейся арчи, ковром покрывавшей склон. Ноги увязали в этом ковре. Внезапно Маша остановилась. В арче лежал на боку большой казан. В нем оставалось немного черной вязкой жидкости – мумиё. Он, видимо, скатывался и застрял. Они поднялись повыше – и девушка ахнула. За деревом на почти ровном пятачке стояла оранжевая палатка. Она была располосована. Вокруг валялись разбросанные вещи, посуда. Возле развороченного очага лежали пустые бутылки.

– Это наша палатка, – почти прошептала Маша.– Все остальное – Стаса. Кирюшиного здесь ничего нет.

– Это кто ж такой погром учинил? – изумился Дмитрий.

Он присел перед очагом на корточки, посмотрел на квадратик внизу – свою палатку.

– Вот он, второй огонек. Все правильно. Он и ночами горел. Значит, сутками мумиё готовилось… – Он сунул палец в золу, потрогал камни.– Холодные. Все правильно.– Встал.– Ну что, Маша, показывай вашу пещеру.

Полезли дальше. Склон становился все круче. Они достигли седловины между двумя вершинами. Здесь не переставая дул ветер. Дмитрий залюбовался открывшимся видом. Снизу двуглавая гора казалась самой большой. На самом деле за ней вздымалась в высь еще более высокая вершина. К северу от нее, словно застывшие морские волны, простирались до самого горизонта хребты.

– За хребтами уже Узбекистан. Вон там где-то твой Самарканд. Та самая Мараканда, между прочим, красотой которой Александр Македонский восхищался. Повоевал он тут. Озеро Искандеркуль в его честь назвали. А если туда спуститься, – он махнул рукой за правую вершину, – можно к Вору выйти.

Они стали взбираться на левую. Девушка подавленно молчала. Дмитрий неожиданно остановился.

– Смотри, Маша, пищуха!

Он показал на симпатичного светло-коричневого зверька, похожего на безухого зайца. Пищуха не спеша перепрыгивала с камня на камень. Ее жирное тельце при этом колыхалось. Девушка безучастно проводила ее глазами, пока та не исчезла из виду.

Дошли до нагромождения огромных камней. Протиснулись между ними и оказались перед горизонтальной трещиной в скале.

– Пришли, – сказала Маша.

Ее тонкая, гибкая фигура проскользнула в щель. Дмитрий не без труда последовал за ней. Они очутились в широкой и низкой пещере. Недалеко от входа был аккуратно сложен стожок сухой травы.

– Пищухи на зиму заготовили, – и тут не смог удержаться от пояснений Дмитрий. – Не зря их еще сеноставками называют.

Прошли, согнувшись, в конец пещеры. Здесь царил полумрак. Снизу торчал острый гранитный выступ. А за ним зияло отверстие.

– Веревка! – воскликнула Маша.

Действительно, выступ обвивала веревка. Другой ее конец спускался в отверстие. Дмитрий достал фонарик, посветил туда. Это был естественный вертикальный каменный колодец.

– Я тогда Кирюшу отговорила спускаться: поздно было, – волнуясь и почему-то шепотом заговорила девушка.– А потом не получилось.

– Веревку тогда не привязывали?

– Нет.

Дмитрий проверил, надежно ли закреплена на камне веревка, прицепил зажженный фонарь к поясу. Он действовал обдуманно, без спешки. Начал спуск. Маша следила за ним, нагнувшись над отверстием. Спускался он довольно ловко, перебирая руками по веревке, а ногами – по стенке колодца. Круг фонарного света метался по дну. Лишь в самом конце возникло какое-то затруднение. Дмитрия стало раскачивать. Видимо, внизу колодец расширялся. Наконец, изловчившись, он спрыгнул. Взял фонарь, сделал несколько шагов и пропал из виду. Постепенно внизу стало темно.

Время шло, однако он не давал о себе знать. Маша включила свой фонарик, посветила вниз, позвала. Никто не откликнулся. Прошло несколько томительных минут. Она уже сама хотела спускаться, но вдруг увидела Дмитрия. Он стал подниматься. Подъем длился дольше, чем спуск.

Едва он вылез, она спросила:

– Есть там кто-нибудь, дядя Дима?

Он, избегая ее взгляда, ответил отрывисто:

– Нет.

Они вылезли из пещеры.

– А мумиё там есть?

– Нет.

Он снова отвел глаза. Покраснел. Маше даже неловко стало от этого румянца на лице немолодого уже человека. Она не узнавала Дмитрия. Он был возбужден, глаза лихорадочно блестели.

Они обследовали еще несколько неглубоких пещер. Покричали. Посмотрели в бинокль. И начали спускаться с горы.

Несмотря на свое возбуждение, Дмитрий был непривычно молчалив, замкнут. Прятал глаза. Маша ему больше не верила!

Палатка Дмитрия уже стояла в тени, когда они вернулись. Ужинали молча. Они как будто тяготились обществом друг друга. После ужина Дмитрий дотемна таскал мешки. Перед сном он спросил:

– Ну что теперь, Маша? Домой поедешь?

Она ответила неопределенным жестом. В ней зрело одно решение…

– Может, ты с ним разминулась? Он уже в Самарканде, может быть.

– После того раза шофер грузотакси его больше не видел…

– На попутной, возможно, уехал. Хотя машины сюда редко заезжают… Я, Маша, утром пойду за тот бугор, мешки к дороге скатывать. А ты отдыхай, чувствуй себя как дома. Грузотакси на повороте в четыре бывает. Из Вору уже возвращается. Тебе отсюда где-то в половине третьего выйти надо. Если решишь ехать, конечно. А что еще?

Они очень устали, однако Дмитрий спал плохо, беспокойно, а Маша и вовсе не могла уснуть. Выходила из палатки, смотрела на гору. Никаких огоньков там не было. Лишь за полночь заснула она болезненно крепким сном.

5

Когда Маша пробудилась, солнечные лучи освещали верх горы. Дмитрий уже ушел. Девушка встала с твердым намерением: она сама, одна, спустится в ту пещеру! Она скатала спальный мешок, затолкала в рюкзак. Возвращаться в палатку она не собиралась. Маша наметила зайти сначала к чабану, спросить о Кирилле. Девушка свернула налево, перевалила в соседнее ущелье, увидела домик. И только начала спускаться к нему, как ей навстречу вверх по склону помчались с грозным лаем два огромных пса. Они выглядели такими свирепыми, что она по-настоящему испугалась. Маша повернула назад, псы ее не преследовали. Вернулась на тропинку. Среди кустов дикой вишни недалеко от тропы торчал треугольный белый камень с синими и розовыми прожилками. Маша решила спрятать за этот камень рюкзак, тащить его вверх не имело смысла. Подошла и замерла. За камнем лежал ярко-синий, с металлической дугой, рюкзак Кирилла. Судя по всему, он лежал здесь давно. Складки его были какие-то слежавшиеся, на него нападали вишневые листочки, по нему проложили свою дорогу муравьи. В рюкзаке были все вещи Кирилла кроме термоса и фонаря. На самом дне лежали два блестящих, черных с коричневым отливом комка. Каждый был завернут в целлофан. Это было готовое мумиё.

Находка эта нисколько ее не успокоила, скорее наоборот. Маша сняла свой рюкзак. Села рядом, уперла локти в колени, подбородок – в ладони, и попыталась сопоставить все факты, установить между ними логическую связь. Ничего не выходило.

Сюда не доносился шум реки, тишину нарушало лишь мелодичное чириканье какой-то птички. Над синими колокольчиками и желтыми лапчатками порхали бабочки. Подвижное, стремительное насекомое из семейства роющих ос с поразительным усердием копало ямку в земле. И вдруг бросало работу и перелетало на другое, более подходящее, видимо, место; начинало рыть гнездо там. Это повторялось раз за разом. С правого склона, со свистом рассекая воздух, спланировала и шумно приземлилась в трех-четырех метрах от нее стая кекликов. Птицы с опаской поглядывали на девушку, озабоченно кудахтали, но не улетали и не убегали. В другое время она умилилась бы при виде всей этой идиллии, но сейчас только острее ощутила свою беду. Маша встала (кеклики в панике спикировали вниз), положила рядом с рюкзаком Кирилла свой, точно такой же. С собой взяла лишь фонарик и, на всякий случай, веревку.

Шла быстро. Торопилась, словно боялась, что решимость оставит ее. Благополучно миновала опасное место. Наверх поднялась скорее, чем ожидала. Подошла к оранжевой палатке. Здесь ничего не изменилось. Посмотрела вниз. С такой высоты стал виден и склон, на котором лежали мешки с эфедрой. Но никто их не сталкивал. Она бы Дмитрия разглядела. «Видно, присел в тени отдохнуть», – подумала она. Маша собралась было идти, но вдруг что-то мелькнуло как будто внизу. Что? Потерявшаяся коза, волк, человек? Еще тревожнее стало у нее на душе. Если кто-то поднимается, она увидит его с этой точки обзора очень не скоро. Она была в таком состоянии, что не могла ждать. «Показалось», – решила она и полезла дальше.

И вот она, тяжело дыша, стояла, наконец, над каменным колодцем. Веревка была на месте. Девушка посветила вниз. На дне змеиным хвостом извивался конец веревки. Подражая Дмитрию, она привязала к поясу зажженный фонарик. Схватила веревку, села на край отверстия, свесила ноги. Затем собралась с духом и соскользнула вниз. Упираясь спиной в одну стенку, а ногами – в другую, она медленно спускалась. От напряжения дрожали руки и ноги. Когда до дна оставалось метра три, колодец внезапно расширился. Она закачалась в воздухе. Тогда Маша просто съехала по веревке вниз. Ладони обожгло. Она стояла на дне нижней пещеры. Как она поднимется? Хватит ли у нее сил подтянуться на руках на веревке эти три метра? Отгоняя от себя эти мысли, она стала отвязывать фонарь. Маша чувствовала знакомый запах. Она посветила вокруг. Пещера блестела тусклым черным блеском. Это было мумиё. Несметное количество мумиё! В одном месте лежали его отбитые куски и молоток с зубилом. «Как сюда пищухи попадают? – мелькнула неуместная мысль. – По каким-то своим ходам?» Она двинулась вглубь пещеры. Пещера была длинной, в конце она загибалась направо. И здесь было мумиё. К его запаху, однако, примешивался какой-то иной запах. Здесь брезжил свет. Он падал из отверстия в стене. Размером с блюдце. В углу возвышалась груда камней. Маша приблизилась. И вскрикнула! Из-под камней торчали ноги. Не помня себя, она бросилась вперед. Споткнулась, уронила фонарик. Он покатился, стало темнее. Маша принялась разбрасывать камни. Под ними ничком лежал человек. Лицо его, белое, с впалыми щеками и перебитым носом, было противоестественно повернуто вверх. На нем застыло выражение боли, злобы и страха. От тела шел запах тления. Маша смотрела с ужасом и одновременно почти с радостью. Это был не Кирилл! Она взглянула наверх. Над ней нависала цельная гранитная плита. Камни не обвалились, их сюда набросали.

Она не хотела оставаться здесь ни секунды. Фонарь укатился в глубокую щель (она таинственно светилась). Маша возвращалась в полной темноте, ощупывая стены, спотыкаясь. Дошла до места, где по ее расчетам должна была висеть веревка, начала шарить в воздухе руками. Веревки не было. Она чувствовала, что ее вот-вот охватит паника. Вдруг сверху упал луч света.

Девушка вздрогнула от неожиданности. Веревка свисала в этом луче. Она не дошла до нее метров пять. Луч и веревка синхронно закачались: кто-то спускался. Внезапно раздался вскрик, и что-то тяжелое свалилось вниз. Все погрузилось во мрак. Затем наверху опять зажегся фонарь. Он осветил распластанную на дне пещеры фигуру человека. Он лежал на спине, вцепившись одной рукой в веревку. Она лежала рядом – упала вместе с ним. Один ее конец был перетерт или перерезан. Лицо оставалось в тени. В луче света появилась другая веревка. Кажется, снова кто-то начал спускаться, тоже с фонарём. Вот он спрыгнул вниз. Вспыхнул луч, скользнул по лежащему человеку, по пещере (девушка инстинктивно вжалась в стену), вернулся к неподвижному телу. Сверкнули осколки фонарного стекла. Маша чуть не вскрикнула: она увидела лужицу крови под затылком, лицо с разинутым в немом крике ртом, рыжую бороду. Она узнала Дмитрия. Он был мертв. Кружок света вновь зашарил по пещере. И упал на нее. Дрогнул. Маша как завороженная смотрела на свет. Молчание тянулось долго. Девушка лишь слышала, как колотится ее сердце.

6

– Ты? – раздался знакомый голос. Это был Стас.

Она молчала.

– Ты одна, Маша? Как ты здесь? – Недоумение и растерянность слышались в его голосе.

– Кирилла… ищу… – пролепетала она.

– Он же уехал… Я сейчас, Маша…

Стас стал складывать в рюкзак куски мумиё, инструменты. Один раз свет упал на его смятенное лицо, блуждающие глаза. Он подошел к телу.

– И этот выследил! Лезут сюда и лезут. Я эту пещеру нашел!

Стас словно оправдывался. Он достал из рюкзака на спине Дмитрия моток веревки, молоток, палку с острым металлическим наконечником, переложил все в свой рюкзак. Руки его дрожали.

– Капитально он экипировался! Тоже мумиё понадобилось! – Он оттащил тело в угол. – Поднимаемся, Маша!

Стас подсадил девушку. Она стала ему на плечи, оттолкнулась, вцепившись в веревку, подогнула ноги и уперлась ими в стенку. Подниматься было труднее, но страх придавал ей силы. Наконец, она выбралась наверх. За нею вылез Стас. Он посмотрел на веревку, соображая, видимо, что с ней делать. Собственно, их было две: по одной они поднялись, другая, старая, по которой спустилась Маша, а потом Дмитрий, была перерезана у самого камня. Стас отвязал свою веревку, сунул в рюкзак. Они выбрались из пещеры. У Стаса было нездоровое, опухшее лицо. От него несло перегаром.

– Зачем ты веревку обрезал? – вырвалось у нее.

– А пусть не суются! – Он заговорил возмущенно, срываясь на крик, словно распаляя себя. – Это наша пещера. Моя и ваша с Кирей. Пусть чужие сюда не лезут! Я пацаном о сотне мечтал – батя-то все пропивал. А тут мумиё на сотни тысяч. Почему я должен кому-то его отдавать! Ну так же, Маша? За свое бороться надо, грызться!.. Этого я вообще первый раз вижу. Я вот спускаться как раз собирался; хорошо, его заметил в последний момент, затаился. А не заметил бы – он бы мог мне веревку обрезать!

Он, кажется, убеждал не столько Машу, сколько себя. Они стали спускаться по склону.

– И того ты убил? – неожиданно для себя самой спросила Маша. Спросила и испугалась.

Стас качнулся как от удара. Остановился. Ответил не оборачиваясь:

– У меня выхода не было. Таджики сюда в четверг поднимались. А он кричал… Про пещеру никто не должен знать!

Минуту они спускались молча.

– А я думал, Киря уже в Самарканде, – сказал Стас.– Он в воскресенье поехал.

– Таджики говорят, он передумал, вернулся… – Голос Маши прерывался.– Я вон там внизу рюкзак его нашла… Давно лежит…

Стас резко стал. Девушка чуть не ткнулась ему в спину.

– Что за дела… За бабками, может, вернулся? Две тыщи на дороге не валяются! Только я его больше не видел…

Они дошли до палатки. Стас снял рюкзак, сел. Маша тоже присела. Она очень устала.

– Два таджика сюда шастать стали. Тоже пещеру ищут. Их работа. – Он мотнул головой в сторону палатки. – Все раскурочили, уроды. Я издали видел, но мешать не стал. Не хотел лишний раз светиться… Они и на Кирю наезжали. Когда мы еще порознь искали. Не собирай, мол, мумиё, а то пожалеешь. А он и так ничего не находил. У родника его раз встречаю – грустный такой сидит. «Ничего не нашел, – говорит. – За две недели – ничего». Мне его даже жалко стало. «Хочешь, – говорю, – пещеру одну покажу? Нам с тобой на всю жизнь хватит». Я как раз эту самую пещеру открыл. «Мне, – говорю, – напарник нужен». А вдвоем действительно лучше собирать. И мне нужен был человек мумиё реализовывать. Мне светиться ни к чему. Ну и отблагодарить хотел. За то, что тогда приветили… Еле уговорил. Перебрался он с палаткой ко мне. Дело у нас пошло. Киря с туристами договорился. Стали мумиё варить. Днем и ночью, чтоб к сроку успеть. И тут этот, с перебитым носом, нарисовался. – Стас встал, посмотрел вниз. – Там, говоришь, Маша, его рюкзак? Это он сюда шел. Куда еще? Видно, что-то стряслось, на пути от рюкзака досюда. Здесь покалечится легко. Давай, Маша, поищем. До рюкзака спустимся. Потом я назад – и ходу. Исчезнуть мне надо. Только ты, Маша, обо мне, о пещере никому не говори.

– Не скажу… А тебя ищут… Правда, что ты из колонии сбежал?

Стас снова дернулся.

– Значит, правильно я решил сматываться. Но все равно поищем. Киря – мой кореш…

На вопрос Стас не ответил. Он спрятал рюкзак за камни. Они стали спускаться. Маша была так душевно измучена, что, видимо, не сознавала в полной мере своеобразия ситуации: она добровольно шла по горам вдвоем с убийцей, который знал, что она – единственная свидетельница убийства.

– А что дальше было? – спросила она.

– Дальше?.. Один раз мы дым возле второй вершины заметили. На другой день я мумие варю, Киря в пещеру пошел. Возвращается злой. «Кто-то, – говорит, – за мной следил». После обеда вместе пошли. А тот уже из щели вылезает! Вид гнусный: глазки злобные, ухмылка кривая. Низенький, сутулый. Нос перебит. Я ему: «Это наша пещера, мы нашли. Держись, мужик, отсюда подальше». А он: «Эту пещеру я еще три года назад нашел». «Почему тогда мумие не тронуто было?» – спрашиваю. «Не успел, – говорит.– В тот день меня повязали». Заливает короче. «Ну, я предупредил», – говорю. А утром лезу в пещеру, а он уже там орудует! На нашей веревке спустился. У меня аж все внутри закипело! Я веревку поднял и ушел. Вот тут у нас с Кирей споры пошли. «Это противозаконно», – говорит. Таким законником оказался! А по мне – слабаком. А тут еще этот орать начал. Киря не выдержал, уехал. Палатку мне оставил. От своей доли за мумиё отказался. Я отговаривал. «Хоть туристов, – говорю, – дождись. С бабками поедешь». Нет, слинял. Пришлось самому мумиё отнести. Четыре штуки туристы отстегнули. По два рубля… Я бы тебе, Маша, сейчас две тысячи отдал. Они ваши, законные. Но у меня ни копейки нет. Честно. Фраернулся я с этими бабками…

Они миновали родник. Шли теперь не по тропинке, а по самому дну ущелья. Заглядывали под камни, под кусты.

– В четверг вечером я в Вору спустился. За водкой. Душа ныла. Четыре штуки с собой взял, лох. В кишлак не пошел, пацанят послал. На второй бутылке отключился. Что дальше было, что делал два дня – без понятия. Проснулся сегодня, лежу у дороги, недалеко от кишлака. Я сразу – в карман. Нет бабок!.. Решил отсюда сваливать… Ну ты, Маша, даешь! Одна в пещеру полезла. На веревке! – Стас говорил, не умолкая, словно боялся, что если он замолчит – заговорит другой голос, голос его совести. – Я Кире все время твердил: «Лучше ее не найдешь!..» Если Кирю не отыщем, к спасателям, Маша, обратись. Они за мостом стоят, три километра выше. Тоже из Самарканда… Только про пещеру – молчок… Эх, вмазать бы, – произнес он вдруг упавшим голосом и угрюмо замолчал. – Вот место рисковое, – после долгой паузы сказал Стас и показал вверх, туда, где тропа проходила по граниту. – Я там один раз чуть не навернулся. – Они подошли к подножию гранитной полосы, внимательно осмотрелись. – Та-ак. Интересно! – Стас поднял со звяканьем полиэтиленовую сумку. В ней были разбитые фонарь и термос.

– Это – Кирюши, – едва слышно сказала Маша.

– Значит, в самом деле он оттуда брякнулся… – Стас наклонился над острым камнем, стал рассматривать бурое пятно на нем. – На кровь похоже.

Девушка переменилась в лице, тоже нагнулась… И тут же резко выпрямилась.

– Шорох как будто! – с надеждой воскликнула она.

– Точно. За теми камнями.

Они обогнули две соприкасавшиеся глыбы. И застыли на месте. Перед ними стояли пять таджиков, среди них – Зиё. Двое были в форме лесника. Все они навели на Стаса охотничьи ружья.

– На ловкача и зверь бегает, – с удовлетворением сказал один из лесников, молодой, с черными усами. Он подошел к Стасу и связал ему руки за спиной. Посмотрел на Машу. – А ты, девушка, что тут делаешь?

– Я… жениха ищу…

Все пятеро наперебой заговорили по-таджикски. Стаса повели вниз. Маша шла последней. Высоко над ними кружились два беркута и гриф. Они, наверное, никогда не видели здесь столько людей.

Им навстречу поднимался человек в красной чалме. Шел он медленно, пошатывался. На поясе висела бутылка. Он держал завязанный узлом платок, из которого торчали две лепешки. Нет, на нем была не чалма. Его голова была перебинтована красной тряпкой. Он поднял голову и стал как вкопанный.

– Кирюша! – вскрикнула девушка.