Текст книги "Шестой прокуратор Иудеи"

Уроженец Кериота ни на минуту не забывал нашу первую встречу в Ивлеаме, ибо урок, что преподал я ему тогда, произвёл на него слишком уж большое впечатление. Страх, вначале охвативший несостоявшегося бунтаря, долго держал его в своих объятиях, но постепенно всё-таки покинул тайного моего соглядатая. А несколько месяцев спустя после того рокового для него свидания Иуда даже настолько осмелел, что наивно начал полагать: доведись ему ещё раз столкнуться со мной, то ни за что бы не испугался. Но это была лишь обычная бравада человека низких моральных качеств. Искариоту хотелось убедить самого себя, что давнишнее то предательство не являлось проявлением слабости или добровольным желанием, но стечением обстоятельств, загнавших в тупик и потому вынудивших его пойти на столь омерзительный поступок. Хотя он прекрасно понимал всю абсурдность своих предположений и оправданий, ибо страх его так и не ушёл навсегда, но затаился где-то в самой глубине души, готовый в любой момент вырваться наружу.

– Но прокуратор весьма далеко от Галилеи, – в который уже раз утешал сам себя Иуда, – деньги из казны он платит не малые, а потом жизнь очень изменчива. Глядишь, и я когда-нибудь стану большим начальником.

В Искариоте всегда боролись одновременно два весьма противоречивых чувства ко мне, римскому прокуратору: животный страх и восхищение. Причём преобладало скорее восхищение, ибо решительность, жестокость и безграничная власть моя над людьми заставляли трепетать его сердце при воспоминаниях о нашей первой встрече.

– Да-а-а! Вот это настоящая власть, когда свободно можно распоряжаться жизнями других, заведомо зная, что стоишь под охраной закона, – таков был окончательный вывод Иуды. Ему понравилось то самое чувство полной власти, когда он, хотя и был тогда не в праве помиловать заложников, и прекрасно понимал это, но зато мог безнаказанно забрать у них жизнь, радуясь про себя в тот миг своему мимолётному могуществу над человеком. Он не кривил душой, а потому и не боялся признаться самому себе о своих тайных помыслах. После той встречи, которая, обрушившись на него множеством впечатлений, закончилась довольно неожиданно, Иуда твёрдо решил, что бороться против римлян он больше никогда и ни за что не будет, но на сотрудничество с ними обязательно пойдёт, если это станет сулить ему хорошую выгоду.

***

Иуда пребывал в полной панике. Сегодня у него произошёл весьма неприятный разговор с Иисусом, и этот разговор его здорово напугал. Искариот уже давно начал замечать, что учитель, как называли Иисуса между собой все его ученики, чуть по-другому стал относиться к нему, как-то более прохладно, и настороженно, даже немного подозрительно.

Ради правды, однако, стоит признать, что Иуда всегда недолюбливал Иисуса, хотя тот и спас ему жизнь, но ведь не по собственной же воле уроженец Кериота стал учеником проповедника. Поначалу Иуда тяготился дальних переходов, однако, короткое время спустя, ему стало нравиться ходить с Иисусом по Галилейским городам и деревням. Было очень приятно видеть, как встречали Назорея люди, но ещё более ощущать на себе радость тех встреч, ибо часть почестей, что оказывались учителю, по справедливости, как считал Иуда, принадлежали и ему, ученику, первому среди всех. Но прошло всего полгода, и тайного моего соглядатая начала понемногу раздражать растущая изо дня в день известность проповедника. Особенно Иуду злило, когда местные жители, окружив Иисуса большой толпой, смотрели на него с надеждой в глазах, словно не человек был перед ними, а сам Бог. Они обращались к нему за помощью, радовались каким-то его, казалось бы, ничего не значащим, словам, верили обещаниям и уходили довольными радостными и счастливыми. С каждым днём внутри Искариота росло раздражение, что на него совершенно не обращают внимания, как будто он, Иуда, сам был из той же многочисленной и безликой толпы, которая собралась послушать очередные проповеди его учителя.

«Разве смог бы Иисус проповедовать, если бы все его мысли были заняты хлебом насущным? Вот то-то и оно», – думал ученик, немного завидуя и злясь оттого, что никто вокруг не понимал столь простых вещей, да и сам Иисус, казалось, видел в нём всего лишь простого своего сопутника.

Время летело быстро, и вскоре Назорей, его нищета и бескорыстие, которые поначалу удивили Иуду и даже чуть восхитили, стали понемногу раздражать ученика, вызывая тайную злобу. Надежды обрести с помощью проповедника вожделенную власть, замаячившую было на горизонте, вдруг рухнули, не оставив и следа. Поначалу Искариоту даже казалось, что вот оно – богатство, вот – власть, бери сразу всё, держи и не выпускай из рук. Простые люди готовы были носить Иисуса на руках и отдать ему всё, что бы тот ни попросил, но он ничего не просил и ничего не брал, и даже, напротив, отдавал сам. Иуда был обескуражен, он понять этого не мог, да и не хотел. Случай же, произошедший как-то в Кане, вообще изумил уроженца Кериота и вверг его в дикую ярость, которую он с трудом сумел тогда сдержать. Хотя ему в первое мгновение очень хотелось бросить всё и, захватив с собой артельные деньги, уехать из Галилеи подальше. Но куда мог убежать уроженец Кериота? Страх, что придётся отвечать перед прокуратором, не позволял Иуде совершить столь опрометчивый поступок, вот и приходилось ему терпеть сумасбродные выходки «дорогого» учителя. Даже сейчас, вспоминая той случай, Иуда скрипел от злости зубами и сжимал кулаки. Ну, где это было видано и слышано, чтобы для проведения свадьбы совершенно незнакомых людей человек тратил бы собственные деньги. А Иисус потратил. Мало того, что он приказал Иуде накупить вина и еды, так оставшиеся деньги просто взял и подарил молодой семье, не думая о том, на какие средства им двоим, ему и Иуде, жить дальше.

– Ничего, брат, – весело и беззаботно рассмеялся тогда Назорей, сидя за свадебным столом, – мы с тобой ещё заработаем. Ведь наши руки умеют трудиться, а, значит, не пропадём!

Постепенно уроженца Кериота стало раздражать в Иисусе абсолютно всё, но он терпел. Сейчас Иуда уже ни за что не покинул бы учителя, даже если бы имел на то разрешение от прокуратора. И ничего странного и необычного в этом желании не было, не даром ведь Иуда прослыл хитрым и ушлым человеком. С самых первых дней, находясь рядом с учителем, он почувствовал, что Иисус именно тот человек, с которым можно было бы добиться желаемой власти, а ведь мысли о ней никогда не покидали Искариота.

Уверенность Иуды в правильности своего предположения особенно укрепилась в нём после того, как они впервые посетили главный город Иудеи. Тогда Иисус собрал на городской площади Иерусалима большую толпу и двинулся к Храму, где разгромил торговые лотки и повыгонял всех менял на улицу. Иуда был очень удивлён, поражён, восхищён, что их не только никто не задержал, но, напротив, простые люди даже поддержали действия Иисуса. Горожане, бедные и богатые, громко и яростно кричали, мол, было бы неплохо выгнать и самого первосвященника, который превратил святое место в свой собственный базар. Иуда спросил тогда: «Иисус, ты никогда не думал, что можешь стать правителем, например, Иудеи, или другой области, ну скажем Галилеи, или вообще царём Израильским? Тебя народ очень любит, я бы сказал, боготворит. Никто не посмеет выступить против, если люди захотят видеть тебя царём своим, как это было с Давидом». Уроженец Кериота говорил эти слова вполне искренне и был готов услышать длинные рассуждения, даже отказ, ибо успел за то короткое время, что ходил с Иисусом, довольно хорошо, как ему казалось, изучить своего учителя. Однако ответ проповедника сразил Иуду наповал. Именно после этого Искариот вдруг совершенно отчётливо понял, что характер Иисуса, логика его поведения, ход мыслей остались для него неразгаданной тайной.

– Я не хочу быть царём, Иуда! Зачем мне это? – удивлённо и вместе с тем твёрдо ответил тогда Иисус на вопрос своего ученика.

– Как зачем? – опешил Иуда, ибо ответ учителя рассердил первого ученика. Иисус буквально поразил уроженца Кериота какой-то своей детской наивностью, вернее было бы даже сказать глупостью. – Как зачем? – машинально повторил вопрос Иуда, немного растерявшись от услышанных слов, – а власть? Разве ты никогда не думал о власти?

– О власти?… – переспросил учитель, чуть задумавшись, – а для чего она мне, власть? – усмехнувшись, спросил Иисус.

– Власть для чего? – непонятно кому задал вопрос Иуда, искренне пребывая в полном недоумении оттого, что учитель, казавшийся ему всегда таким умным и мудрым, не понимал, кажется, элементарных вещей. – Власть для чего? Ну, чтобы тебя все слушались, шли за тобой! – уроженец Кериота находился сейчас в таком состоянии, что сразу не нашёлся, как бы ему точнее выразить свою мысль, для чего же нужна человеку власть. Он немного помялся, осторожно взглянул на Иисуса, не хитрит ли тот, не проверяет ли его, и, поняв, что тот действительно говорит от чистого сердца, решился, наконец, высказать свою сакраментальную мечту, выстраданную за все эти долгие годы хождения и бродяжничества по стране.

– Власть нужна, чтобы безбедно жить. Мы с тобой станем богатыми, Иисус! Ну, как можно не понимать таких простых вещей!? – быстро проговорил Иуда, не обращая внимания на то, что в его голосе вдруг появились назидательные, поучительные нотки, которых раньше явно никогда не замечалось.

– Ничего-то ты не понял, друг мой, Иуда! Я живу не для услады своих желаний и похотей. Мой Бог не золотой телец! Не собирай себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут. Мы с тобой Иуда нищие, потому и сильны духом своим и мыслями своими, оттого и счастливы будем! Может, ты поторопился, Иуда, пойдя вслед за мной? Если ты решишь когда-нибудь уйти от меня, я не обижусь.

Спорить Иуда тогда не стал, он вдруг заволновался, как бы не прогнал его проповедник за такие слова, но мысли свои и мечты не оставил, затаил в себе.

«Да, я, оказывается, всё это время ошибался!? Значит, все мои планы призрачны и несбыточны. А все страдания, что перенёс я вместе с Иисусом, напрасны!? – с горечью в сердце констатировал Иуда. Ведь именно после услышанного ответа в душе моего соглядатая зародилось вначале недовольство, некоторое время спустя перешедшее в злобу и породившее затем в его мозгу коварный план. – Ладно, подождём! Время ещё не пришло моё, – размышлял уроженец Кериота, – но я обязательно что-нибудь придумаю. Удивительно только, почему народ идёт за Иисусом? Почему я не на его месте? Уж я бы…»

Сожалел про себя Иуда, шагая за своим учителем, которого тогда ещё не собирался продавать за деньги первосвященнику Каиафе. И случился тот их разговор года два с половиной назад, а может и больше. Искариот даже забыл о нём, да только сегодня вдруг вспомнил, а, вспомнив, очень испугался, ибо никогда ему ещё не приходилось видеть Иисуса таким разгневанным.

«Выгонит, так вообще все планы рухнут и не видать мне ни важных должностей тогда, ни денег! – находясь в полном замешательстве, подумал Иуда. – Откуда же тогда ветер дует? Чего вдруг Иисус так на меня взъелся? Наверняка, это всё наветы моих недругов и завистников, братьев Заведеевых. Они давно хотят забрать у меня общую кассу. Да и этот необразованный рыбарь по прозвищу Кифа, что старается стать любимчиком, также подбивает всех против меня. А женоподобный Иоанн, бывший ученик Пустынника? Быстро же он переметнулся от одного учителя к другому. Как только над первым его покровителем стали сгущаться тучи, так он сразу перебежал к Иисусу. Тоже умник нашёлся!.. А Иисус, конечно, послушал их…»

Иуда не ошибался в своих предположениях насчёт жалоб на него других учеников, но только прав он был отчасти. Об одном Искариот не знал и не ведал, как буквально пару дней назад, когда братья Заведеевы обрушились на отсутствовавшего по делам Иуду с разными обвинениями, Иисус только усмехнулся и даже не стал выслушивать до конца то, что нашептывали ему рыбари.

– Прекратите ссориться! Я давно знаю Иуду. Его чуть, было, не казнили римляне. Да, у него характер неуживчивый, но он честный человек, добрый и отзывчивый. Иуда искренне любит меня, и я люблю его. К тому же вы не знаете, что связывает нас, поэтому не будем более возвращаться к этому разговору. Между нами в общине не должно быть никакой неприязни. Кому будет польза оттого, что мы все переругаемся? К тому же, братья, нельзя жаловаться на человека, когда его нет, и он не может ответить на ваши обвинения. Не судите попусту, дабы самим не оказаться осуждёнными… – назидательно сказал он братьям из Вифсаиды. Но не знал ничего об этих словах Иуда, а потому с замиранием сердца взглянул на Иисуса, который присел рядом с ним на придорожный камень. Они как раз всей своей артелью направлялись в Иерусалим на праздник пасхи. Уроженец Кериота специально отстал от всех, так как сделал вид, что немного утомился, неся через плечо тяжёлый ящик с казёнными деньгами. Не хотелось ему что-то идти вместе со всеми, так как засела в его душе острая обида на других учеников. Иисус, увидев тогда, что Иуда идёт далеко позади всех, остановился, сказал спутникам, чтобы те шли вперёд и не ждали его, а сам двинулся к казначею, который, присев на краю дороги, отдыхал.

«Каждый день едят и пьют, даже не спрашивая, где я достаю деньги? Они, наверное, думают, что сыр растёт на деревьях, и вино берётся из родников!» – язвительно думал Искариот.

– Знаешь, Иуда, – начал с ним Иисус разговор, – в мире у человека есть три самых заклятых врага, которые стремятся полностью подчинить его своей власти. Они постоянно в течение всей жизни преследуют нас. Бороться с ними трудно, но бороться надо, дабы уничтожать их беспощадно, иначе они полностью овладеют нашими душами.

– И какие же эти враги, учитель? – усмехнувшись про себя, но, задав свой вопрос совершенно серьёзно, спокойно, широко открытыми глазами посмотрел Иуда на проповедника.

– А ты сам не догадываешься?

– Нет! – последовал краткий ответ тайного моего соглядатая. Иуда ещё раз взглянул в глаза учителя и неожиданно даже для самого себя понял, что тот догадался обо всех его тайных мыслях, планах и делах. Уроженец Кериота так явно это почувствовал, что даже испугался. Ему вдруг захотелось вскочить на ноги, бросить ящик с общими деньгами и убежать сей же миг, куда-нибудь, не разбирая дороги, как это сделал однажды, убегая от меня, римского прокуратора, но сдержался.

«Ничего Иисус не знает! Показалось, должно быть?!» – неимоверными усилиями Иуда унял свою внезапно возникшую панику и заставил себя успокоиться. Искариот спокойно сидел на камне и ждал, что же скажет учитель, а тот молчал. Пауза затягивалась, и никто не хотел, видимо, прерывать её.

«А ведь он своим молчанием как бы даёт мне возможность признаться? Или согласиться с его доводами? Нет, ерунда! Это мои фантазии!» – размышлял тем временем про себя Иуда.

– Хорошо, – прервал, наконец, затянувшееся молчание Иисус, – если ты не знаешь, то я назову тебе трёх главных врагом, коих стоит опасаться более всего, ибо они съедают человека изнутри, губя душу его, но не тело. Это – жадность, себялюбие и богатство. А первейший враг из трёх – жадность, ибо она никогда не существует в одиночестве. Есть у неё родная сестра, которая зовётся завистью. Вот они-то как раз, жадность и зависть, готовы заставить человека пойти на предательство и подлость, предаться похоти и соблазнам, испепелить человеческую душу, спалить её огнём алчности и корысти. Пороки всегда с лёгкостью овладевают людьми слабыми духом, ибо те сами готовы с головой броситься в пагубные влечения, ведь за них не надо ежедневно бороться, страдать и обделять себя чем-то, но только получать удовольствие. Скажи мне, Иуда, разве можно бороться за праздность и леность, за воровство и подкуп, за ложь и обман, за подлость и коварство, за похоть и разврат? Конечно же, нет! Ведь эти пороки всегда ждут желающих добровольно обмануться собственными тайными помыслами, выдаваемыми за добродетель, когда кривду почитают за истину, а воровство – за рачительность и ум. Только человеческая жадность порождает в людях стремление к богатству. Только жадность делает человека рабом земных благ, добившись которых он хочет ещё большего, властвовать над другими людьми, ведь именно власть является источником благополучия. А что власть без денег? И что делать, коли, все помыслы только о том, как сохранить и преумножить богатства? И вновь начинает поедать человека жадность, перерастающая в страх потерять всё, что накоплено, а страх тот порождает ненависть ко всем окружающим людям, которые по его разумению, завидуют ему, а потому и мечтают забрать у него то, что он имеет. Так и становится человек себялюбцем, считающим себя самым умным или, напротив, незаконно обиженным. Не будет такой человек признавать никаких святынь, и не будет иметь твёрдой веры, ибо живёт только сам для себя и сам для себя он и бог, и кесарь. Но пусть тогда попробует богач объяснить бедняку, как хорошо жить в нужде и видеть голодными своих детей, но при этом трудясь в поте лица на хозяина. А ведь о радости труда, как раз громче всех кричит именно тот, кто сам особенно себя не утруждает. Разве я не прав, Иуда?

– Иисус, но нельзя ведь жить, полностью отказавшись от всего земного? – невольно воскликнул ученик.

– А я и не требую, чтобы люди отказались от всего земного. Мне не нужно всеобщей нищеты и равенства в ней, но заботу о каждом ближнем своём имею в сердце. Не работающий, да не ест! Разве мы с тобой, Иуда, не трудимся до кровавых мозолей на ладонях наших? Я – плотник, ты – гончар! А когда мы пришли на Галилейское море, разве не кормили нас наши братья, кто рыболовством промышлял там? Я не требую от всех вас отречения от мирской жизни, но коли вы пошли за мной, то будьте готовы в решающий момент отказаться ото всего во имя общего дела, которому подвязались служить. Крепко запомни, Иуда, слова мои. Вера не всякому дана, но всякому совестью его дано быть правдивым и честным, смелым и отважным, даже если его поедает страх быть убитым. Человек всегда имеет свободу выбора, как прожить ему жизнь свою. Вот и ты, Иуда, выбирай одно из двух: совесть или богатство, душу или тело, самопожертвование или себялюбие, истину или ложь, милосердие или жестокость, щедрость или корысть, излишество или воздержание, терпимость или ненависть, добро или зло, братство или рабство, справедливость или беззаконие, терпимость или наказание. Эти человеческие качества никогда не смогут ужиться вместе. Ты должен это чётко уяснить для себя, Иуда, если хочешь остаться со мной.

– А что собственно случилось, учитель? Почему ты так строг ко мне, Иисус? Не понимаю…

– Никогда!!! Ты слышишь, Иуда? Ни-ког-да не смей брать деньги за то, что я помогаю людям, врачую их, исцеляю от недугов и болезней, ибо твой поступок порождает у людей сомнения в нашей честности, искренности и бескорыстности. Если ты ещё раз посмеешь взять у кого-нибудь хотя бы одну лепту, я изгоню тебя из нашей общины! – твёрдо заявил Иисус и замолчал. Иуда пребывал в смятении. Он не знал, что отвечать, ибо был раздавлен, напуган, унижен. Давно Иуда не испытывал таких чувств, пожалуй, с последней своей встречи с моим помощником, центурионом Савлом.

– Прости Иисус, но я хотел, как лучше, – решил повиниться ученик в своём проступке, дабы быть прощённым. – Но ведь нам надо как-то жить и чем-то питаться. Кроме меня и тебя сейчас никто не зарабатывает. Рыбакам здесь нечего ловить. Моря нет! Я каждый день мучаюсь над тем, где и как найти нам пропитание на день грядущий, – с небольшой обидой в голосе, опустив глаза, смиренно произнёс Иуда. Но голова его сейчас были занята совершенно другими мыслями. Он думал о том, что надо немедленно действовать, иначе выгодный момент будет упущен. Других путей, как стать господином, Иуда просто не видел. Он вцепился в свою идею крепко, как паук в попавшуюся в его сети жертву. План верного ученика был до гениальности прост. Искариот видел, как встречали Иисуса простые люди, когда они впервые приходили в Иерусалим. Тогда это был полный триумф учителя.

«Уговорить, мне, конечно, Иисуса никогда не удастся. Особенно сейчас, после столь тяжёлого разговора. Ещё, чего доброго, и впрямь выгонит! Если бы он не был таким упрямым и глупым, да с его-то искусством проповедовать, пророчествовать, врачевать, завоёвывать симпатии людей мы смогли бы перевернуть весь мир. Даже страшно подумать, кем бы мы могли стать. И почему Господь выбрал его, а не меня? Не справедливо! Надо постараться как-то столкнуть Иисуса с прокуратором или первосвященником…. Пусть они задержат его. Ну, я-то в любом случае буду в выигрыше. Ведь первосвященник всегда щедро отблагодарит меня за помощь, вполне возможно, и место выгодное предложит?» – таков был первый вариант Искариотова плана. Но по второй его мысли народ должен был заволноваться, подняться, встать на дыбы, как только храмовые стражники схватят Иисуса и бросят его в темницу. Бунт, восстание, мятеж! Если Иисус победит, то Иуда, как верный его ученик и освободитель учителя, будет ходить в победителях.

«Чего доброго и главным казначеем стану при царе Иисусе, которого народ возведёт на трон израильский. В случае же поражения я просто останусь в стороне», – размышлял Искариот, рисуя в своём воображении картины одну краше другой.

– Прости меня, Иисус, прости! Сегодня же все деньги, что получил, раздам нищим и бедным. Мы вместе три года, и я всегда был верным твоим учеником, им останусь до конца жизни. К тому же, ты спас меня… – быстро заговорил Иуда, радуясь про себя своему тайному плану, в успехе которого он даже не сомневался.

***

В трёх стадиях к востоку от Храма находилась Масличная гора. Поросшая фруктовыми деревьями, утопавшая в оливковых рощах, гранатовых садах и зарослях финиковых пальм она по праву считалась самым красивым местом среди каменистых и пустынных окрестностей Иерусалима. Два огромных кедра росли на вершине горы. Их можно было увидеть, находясь ещё далеко от города. Обычно паломники или путешественники, заприметив эти две высокие зелёные пирамиды, начинали радоваться, так как до городских ворот оставалось идти совсем не долго.

Масличная гора была любимым местом отдыха путников. Кедровые ветви, густые и тяжёлые давали прохладу в летнюю жару утомлённым дальним переходам людям и потому пожелавшим отдохнуть под сенью деревьев-великанов. Они укрывали от холода и дождей всех тех, кто прятался под хвойными лапами в дождь и ненастье. Может быть, поэтому около этих вековых кедров местные жители устраивали базары, весело торгуясь, покупая, продавая и радуясь удачной сделке. Масличная гора жила своей собственной и особенной жизнью.

Был четверг. Смеркалось. Весенний вечер обещал тёплую ночь. Приближался праздник, и благочестивые горожане готовились к нему, поэтому на улицах Иерусалима, несмотря на ещё раннее время, было на удивление тихо и пустынно.

С Храмовой горы раздался звук трубы, призывавшей правоверных иудеев вознести вечернюю молитву Всевышнему. Именно в это время на внутренней части двора первосвященника Каиафы начал собираться большой отряд вооружённых людей. В нём насчитывалось человек двадцать, а то и тридцать. Это была храмовая стража. Построившись в колонну, отряд через потайную калитку покинул двор дома главного жреца.

Впереди храмовой стражи шли двое. Один из них так тщательно кутался в свой длинный плащ, что его лицо невозможно было увидеть, а тем более узнать. Выдать же укрывшегося от чужого взгляда человека могли только чуть навыкате глаза, изредка поблескивавшие в сумерках наступавшей ночи. Опознать, конечно, его могли только в том случае, если бы он нос к носу столкнулся на улице с кем-нибудь из своих хороших знакомых, но никто из таковых среди случайных прохожих ему не попался. Второй же человек, шедший в главе отряда, лица своего не скрывал, ибо являлся начальником храмовой стражи, а потому был хорошо известен всем горожанам. Вооруженные люди шли молча и быстро. Факелы не зажигали. Двое, что находились впереди отряда, о чём-то тихо между собой переговаривались.

– Малх, – разгорячёно шептал один, – когда придём в Гефсиманский сад, вы чуть приотстаньте от меня и укройтесь за кустами. После вечерней трапезы мой учитель решил не ходить в деревню, а заночевать в саду около костра. «Ночи, – говорит, – тёплые! Нечего, мол, в духоте спать». Они все уже там, – махнул рукой в сторону Масличной горы, укутанный с ног до головы в плащ, человек, – я, значит, подойду только к нему, поздравлю с наступающим праздником и, как это водится, поцелую его в щёку. Вы ведь в лицо-то моего учителя не знаете? А если и видели издали или однажды, то можете и не признать в темноте. Так вот, этот поцелуй будет знаком моим, а для вас сигналом. Вы тут же выскакиваете из своей засады и хватаете его. Если сегодня не схватите его, то, завтра он будет ночевать в Вифании или в каком другом месте, а после пасхи вообще покинет Иерусалим, и не известно, когда снова придёт в город. Сегодня самый удобный момент, чтобы разделаться с ним.

– А там ещё кто-нибудь будет, кроме него? – спросил также шёпотом Малх, начальник храмовой стражи. Волнение проводника невольно передалось и ему.

– Да! Человек десять, ну от силы двенадцать. Только они же ведь не воины! Так! Рыбаки простые да ремесленники. Драться не будут, не умеют, да просто испугаются и разбегутся от первого появления стражников. Кто-то может и попытается его защитить, но с ними церемониться особенно не надо. Да, и меня, главное, не забудь, по голове что ли, ударить!?

– В этом можешь не сомневаться. Ударю!

– Только не особенно старайся! Сильно не бей! А то… – говоривший бросил взгляд на свою правую руку, на которой отсутствовали два пальца. Однажды его аналогичная просьба уже была выполнена, но закончилась для него она весьма трагично.

«Правда, то был прокуратор, а это обычный слуга, но вдруг перестарается?» – озабоченно думал Иуда, опасливо поглядывая на большие и сильные руки Малха.

Настроение уроженца Кериота в тот момент было необычайно прекрасным. Ему удалось уговорить Иисуса не оставаться в Вифании в доме Симона, а провести ночь в Гефсиманском саду около костра.

– Учитель, – обратился вкрадчивым голосом утром в четверг к проповеднику его любимый ученик, – и зачем нам спать в сарае на прошлогодней соломе, где полно блох, которые кусаются и не дадут нормально отдохнуть. Сейчас стоят хорошие ночи, хотя и прохладные, но у костра будет даже приятно ощутить свежесть весеннего воздуха. Давай переночуем в Гефсиманском саду. Я знаю там одну прекрасную тихую поляну, очень уютную. Пойдём, проведём там ночь, а понравится, и пасхальный ужин накроем там же на поляне.

Иисус тогда ничего не заподозрил и с радостью согласился с предложением своего друга Иуды. Правда, Искариот думал, что учитель будет один, но следом за ним увязались и другие его ученики. Это поначалу немного испугало Иуду, справится ли храмовая стража с рыбаками и прочими сопутниками Иисуса, но, увидев вооружённых людей, тревога его быстро улетучилась. Поэтому и шагал нынешним вечером тайный мой соглядатай в хорошем расположении духа, думая лишь об одном, как бы Малх не разбил ему голову на самом деле.

Если бы Искариота в тот вечер спросили: «Для чего ты, Иуда, ведёшь слуг первосвященника в сад? Решил предать своего друга и спасителя?». Иуда ответил бы, не задумываясь: «Я хочу сделать Иисуса царём, чтобы самому потом стать правителем Иудеи». Вот поэтому верный ученик и попросил Малха ударить его слегка по голове, дабы до конца остаться со своим учителем, а не убежать, как другие. Искариот продумал до мелочей, как вести ему себя в момент задержания учителя. В том, что все разбегутся, Иуда не нисколько сомневался, вот он и решил показать свою драку со стражниками, не щадя сил и самой жизни. Иисус должен увидеть, как не повезёт Искариоту в этой стычке, как падёт он, рухнет на землю без чувств от первого же удара по голове к ногам своего учителя, не в силах защитить его. Иуда всё рассчитал, тонко продумал, рассудительно и тщательно, не занимать было моему тайному соглядатаю хладнокровия и вероломства. Вот и сейчас, ведя отряд храмовой стражи в сад, он от удовольствия предстоящего успеха потирал руки, так уж сильно понравился ему план, им же придуманный. Иуда уже мнил себя большим человеком, да вот только не учёл он всей хитрости и коварства первосвященника Иерусалимского храма, Иосифа Каиафы.

Сумерки начинали сгущаться, когда храмовые стражники достигли сада, где по заверениям Иуды должен был провести ночь проповедник из Капернаума. На удивление Искариота всё прошло прекрасно и быстро. Как и предполагал мой тайный соглядатай, все ученики, кто был тогда с Иисусом, в панике разбежались в разные стороны, оставив учителя один на один с отрядом вооружённых стражников. Никто из общинников не только не оказал ни малейшего сопротивления, но даже не попытался изобразить хоть какую-то попытку защитить своего учителя, напротив, ученики Иисуса после того, как на поляне появились стражники, в одно мгновение ока растворились в сумраке наступившей ночи. Иуда же блестяще, даже можно сказать, мастерски сыграл роль пострадавшего. Взмахнув руками и громко бессвязно что-то крикнув, он мешком упал на землю и затаился, держась за голову, как бы закрывая «тяжёлую» рану. Во время падения хитрый ученик раздавил в руке рыбий пузырь, загодя предусмотрительно заполненный кровью молодого барашка, которая обильно залила всё его лицо. Лёжа на траве, Искариот сквозь прищуренные веки видел, как бросились врассыпную бывшие рыбаки, и только одна Мария, что на озере отвергла его предложение, яростно принялась защищать своего Иисуса. Она обеими руками вцепилась в волосы одного из храмовых стражников и стала рвать их, одновременно отбиваясь ногами от других нападавших, громко крича и взывая о помощи. Девушку с большим трудом удалось утихомирить, связать, но и со связанными руками она умудрялась оказывать сопротивление и продолжать звать по имени убежавших учеников проповедника, дабы те освободили бы своего учителя. Но в Гефсиманском саду было тихо, словно он находился в пустыне, а не в окрестностях Иерусалима. К вящему удивлению Иуды, никто не прибежал на помощь. Это даже немного обеспокоило Искариота и насторожило.

«Ну, ничего, ведь сейчас уже ночь! Люди ещё не знают, что Иисуса схватили. Вот, завтра, когда наступит утро, горожане целыми толпами придут на площадь, чтобы потребовать от властей освободить проповедника и вместе с ним его, Иуду!» – размышлял «верный» ученик, бредя в полной темноте в хвосте отряда, который сопровождал его учителя в дом первосвященника. Уроженец Кериота делал всё, дабы никто не заподозрил бы его в том, что именно он приложил свою руку к задержанию Иисуса. Да только в тот момент не мог знать любимый ученик, что толпа, которая по его замыслу должна была бы завтра собраться ради Назорея, действительно соберётся, но то будет совсем другая толпа, и не в поддержку Иисуса, а для распятия его. Не учёл Иуда тогда одного, что первосвященник Каиафа поставил на кон слишком много, и, будучи весьма предусмотрительным и мудрым человеком, сумел заблаговременно просчитывать все свои предстоящие действия, дабы не испить горькую чашу поражения.