Текст книги "История журналистики Русского зарубежья ХХ века. Конец 1910-х – начало 1990-х годов: хрестоматия"

И.А. ЛАГОВСКИЙ

Иван Аркадьевич Лаговский (1889–1941) – философ, религиозный деятель, публицист. В 1919 г. эмигрировал. С 1926 г. – ассистент кафедры психологии и педагогики Свято-Сергиевского богословского института в Париже, член Центрального секретариата РСХД (1929–1933) в Париже, затем в Турку. В 1940-м был арестован и расстрелян в Ленинграде.

Статья интересна как обзор прессы, выявляющий скрытый смысл печатной информации, как пример своеобразного «медленного чтения» периодики. Вместе с тем примечательно, что, как и Устрялов, отвергавший обвинения русского народа в «рабском» следовании требованиям власти, Лаговский отклонял обвинения народа в «пассивности», обнаруживая приметы «борьбы народного духа за свое самосохранение».

Упреки русскому народу – в связи с современным положением в России – в «пассивности», «бездеятельности», в «рабском терпении» стали некоторым «общим местом». И, по-видимому, упрекающие правы… Как будто бы, действительно, нет никаких проявлений героической активности. Но странно – чем более соприкасаешься с русской действительностью даже в кривом, одностороннем изображении ее в советской печати, тем убежденнее знаешь, как несправедливы, скороспелы, жестоки эти упреки. За победно-шумливым «рапортом» об успехах коммунизма ощущаешь такую силу сопротивления, такое напряжение упорной борьбы за свою волю, за право строить жизнь не по коммунистической указке, что невольно удивляешься пред чудом непрерывной, неослабевающей стойкости русского народа. Но это героическое утверждение права на свою волю совершается в формах, имеющих мало общего с ходячими представлениями о «героическом», об «активном». Привычная форма героической борьбы, когда «сильные», «мужественные» жертвуют собой и, жертвуя, побеждают, – в условиях советской действительности оказалась мало пригодной, слишком «не продуктивной». Жизнь создала другой путь борьбы. Никто не ведет, никто определенно и явно собой не жертвует, а вместе с тем, в общем, несомненно, есть известное (всенародное) героическое действие. Каждый в отдельности только безличная, «лояльная песчинка», а все вместе, в живом сцеплении таких безличных песчинок – сильная, стойкая коллективная героическая индивидуальность.

Напряженная борьба народного духа за свое самосохранение прибрела характер молекулярного процесса. Идут мелкие внутриклеточные процессы. Весь «героизм» часто только в том и состоит, чтобы не поколебаться, не усомниться, оказаться живучее противника, оказаться духовно бодрее, терпеливее, более любящим. В этой безликой процессуальности, в «безличном» перемещении мелких клеточек самой ткани жизни – на первый взгляд, – так мало проявлений конкретно-героического, что, подходя с обычными мерками, ничего и не приметишь. Сердце невольно проходит в нечувствии мимо неярких, но великих героически творческих усилий многомиллионных клеток – подвижников веры; не приметив рассыпанных росинок горячих слез, подвижнической решимости хранить свою верность Христу в малом, – осуждает за «бездеятельность», упрекает в «пассивности».

Не изменив своих представлений о героическом, нельзя расслышать биения сердца верующей России, нельзя любить – любить полно, с верой, мукой и надеждой – Русской Церкви, нельзя понять значения совершаемого Ею, совершающегося с Нею.

Борьба за душу, за Бога, за Церковь перешла в будничную жизнь, в быт, стала одним из основных содержаний повседневной житейской действительности. Добро и зло в последней, решительной непримиримости противостоят друг другу в самом обычном, прозаическом, в «мелочах жизни». «Со Христом» или «против Христа» рассекает самые жизненно глубокие ткани. Происходит то великое разделение, о котором Спаситель говорил, что «Пятеро в одном доме станут разделяться; трое против двух и двое против трех; отец будет против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей» (Лук. 15,52–53).

Приводимые нами материалы дают достаточно наглядное представление о силе и напряженности совершающихся «будничных» процессов с той и другой стороны, позволяют составить достаточное живое представление о характере и формах, ведущейся всюду напряженной «молекулярной», «внутриклеточной» духовной борьбы…

* * *

«В 29-й подготовительной школе Краснопресненского района занимается 200 детей в возрасте от 8 до 14 лет. 83 школьника входят в группы воинствующих безбожников.

Эти будущие строители социализма проводят большую антирелигиозную работу. Юные безбожники имеют свою ячейку и свое юное безбожное бюро.

В антирождественскую кампанию юные безбожники провели в школе 7 детских художественных антирелигиозных постановок. Одна антирелиг. детская постановка была проведена на собрании родителей (на этом собрании было более 50 % родителей).

Попадаются родители, которые стараются отвлечь ребенка от безбожной работы. В таких случаях для антирелигиозной пропаганды среди родителей ячейка СВБ²⁷ посылала на квартиры особые бригады. В 20-й школе было очень много случаев, когда юные безбожники добивались того, что родители выбрасывали иконы, а некоторые дети приводили своих религиозных родителей на антирелигиозные беседы и втягивали их в читку антирелигиозной литературы.

Работа юных безбожников ведется по плану. Проводятся антирелигиозные беседы.

Ячейка юных безбожников совместно со всем коллективом педагогов шефствует над одним из огородных колхозов, который находится около станции Сходня Октябрьской железной дороги.

Дети-безбожники 8 марта выезжают в колхоз, чтобы провести там антирелигиозную детскую постановку.

Ребята собираются организовать в колхозе детские ясли и избу-читальню.

В настоящее время юные безбожники 29-й школы заняты подготовительной работой к антипасхальной кампании.

Руководительница юного^: безбожного коллектива – педагог этой же школы – тов. Бережкова.

Вместе с ней весь педагогический персонал школы принимает участие в проведении антирелигиозных кампаний, но не все еще педагоги состоят членами ячейки СВБ.

– В нашей работе есть очень большой недостаток, – говорит т. Бережкова, – у нас нет определенно закрепленного места для антирелигиозного уголка и для антирелигиозной библиотеки.

Надо надеяться, что ячейка СВБ сумеет преодолеть этот недостаток и еще шире развернет антирелигиозную работу как в школе, так и среди родителей и в подшефном колхозе».

(«Безбожник у станка»²⁸. 1931. № 7)

* * *

«В Московской области появились неизвестные люди вроде ходячих агитаторов. Белая одежда, заросшее волосами лицо и горящие глаза этих проходимцев вызывают любопытство, а порой и страх у населения. Каждый из этих типов называет себя “сыном Божиим”. Расхаживает такой “сын Божий” по селам и деревням и разносит всевозможные нелепые слухи.

Об этом знают и говорят в сельсоветах, но мер никаких не предпринимают. Местные организации СВБ молчат. Парторганизации также бездействуют.

Многие женщины отзываются об этих “сынах Божиих” очень сочувственно.

– Это святой человек, он снизошел для борьбы с антихристом.

Под антихристом подразумевается, конечно, соввласть, которая, по словам “сынов Божиих”, “загоняет” в колхозы.

Необходимо немедленно прекратить агитацию “сынов Божиих”, которые срывают план весеннего сева.

Надо взгреть виновников бездействия и оппортунистического благодушия по отношению к замаскированному классовому врагу».

* * *

Газета «Ударник» комбината № 3 Мострикотажа 12 января сообщает такой случай: «9 января 10 штопалок швейно-бельевого отделения в ночную смену во весь голос стали распевать рождественские молитвы. Ретивых богомолок никто не остановил, и они преспокойно продолжали сеанс рождественских песнопений.

10 января газета дает подборку^: под заголовком: “Ячейка СВБ, где ваша антирелигиозная работа?”

Из этой подборки мы узнаем следующее: 1) 8 января машинист Кубиков наотрез отказался выехать на работу в “Божий день” и отправился домой праздновать. 2) Рабочий депо Цуканов в этот же день с работы убежал в церковь и 3) в цехе эксплуатации 7 января прогуляло 28 чел.

А 7 января на занятия партшколы II ступени пришло незначительное число слушателей, хотя вообще занятия посещают очень аккуратно».

(«Безбожник у станка». 1931. № 6)

* * *

«В известные дни два раза в месяц, в так называемых общежитиях-спальнях читаются антирелигиозные лекции.

Но как проводятся эти лекции? Безбожники “почитывают”, рабочие и работницы “послушивают”, а затем… расходятся. Тихо, мирно, без споров, без выступлений…

Местные безбожники считают это достижением:

– Молчат – значит крыть нечем… Да и верующие перевелись…

Конечно, такие лекции наводят сон и скуку. Тов. Петин чувствует это. Он недоволен.

Сколько раз я старался вызвать обмен мнениями, – говорит он, – но напрасно… Нет возражений, – да и только.

Он не может понять этого молчания… Между тем, оно объясняется очень просто. Безбожники не попадают в цель. Они то делают перелет, то недолет. Лекции не затрагивают животрепещущих вопросов. Они проходят в плоскости нудных толкований текста Библии. Но иногда бывают неожиданности. Верующие, особенно женщины, бросаются в атаку на лектора, требуют разъяснений, доказательств и тогда лектор не выдерживает натиска.

– Бывает это со слабо подготовленными товарищами, – жалуется председатель ячейки безбожников, – не умеют выступить… Не вооружены соответствующими знаниями.

На самом же деле и крепкие безбожники, и слабые не умеют выступать. Последние вызывают иногда отклики, первые же – “спецы” по толкованию Библии и т. п. – не могут добиться даже и этого.

В одно время, когда над фабрикой взял шефство Институт по изучению профзаболеваний, казалось, что антирелигиозная работа оживится. За это дело взялись врачи. Они попытались внести свежую струю в антирелигиозную работу. Начались лекции. Они заключались в том, что врачи научно, в популярном изложении, при помощи физических и химических опытов и диапозитивов разоблачали так называемые чудеса. Верующие отнеслись к этому как к своего рода фокусам.

Безбожники завода “Ливерса” ищут верующих, чтобы сразиться с ними, и не находят. Между тем, верующие и не думают скрываться. Они имеются во всех общежитиях-спальнях фабрики. Быт этих спален насквозь пропитан лампадной гарью, особенно в женских спальнях. Человеку, попавшему туда, впервые, может показаться, что он проник в монастырь, в общежитие монахинь: у изголовья каждой койки – две-три иконы.

Обитательницы этих спален ежедневно возносят молитвы и бьют поклоны. Они не только не забиты, не только не молчат, когда поднимается вопрос о религии, но, ощетинившись, как старые драные кошки, набрасываются на дерзкого безбожника. Это прекрасно знает молодежь.

– Старухи гонят из спален, – вот что говорят они.

В мужской спальне атмосфера чище. Здесь в красном уголке даже имеется антирелигиозный плакат. Но и в этой спальне не все благополучно. Наряду с красным уголком и его антирелигиозным плакатом существует и “божественный уголок с тремя иконами”. Его организовал над своим столом один из рабочих.

– Это Иван Семенович, он у нас крепко верующий, – улыбаются соседи по койке.

Иконы… горящие лампады… попы, служащие молебны… это все не где либо на частной квартире, а в общежитии советской фабрики…

Вопиющее безобразие. Позор.

Необходимо отметить, что тут же живут комсомольцы и комсомолки и тоже не принимают никаких мер. Свыклись, смотрят сквозь пальцы:

– А ну их. Над моей койкой еще не повесили иконы – и ладно».

(«Безбожник у станка». 1931. № 7)

* * *

«В школе № 29 Краснопресненского района, на “старое рождество” один из учеников третьей группы, пионер, сын кустаря, принес в класс и распространил среди ребят около 20 крестиков. Этот факт обнаружился в тот же день. Была мобилизована детская общественность, под влиянием которой мальчик на следующий день сдал еще около 300 крестов, которые хранились у него дома. Установить, кто дал ему кресты и для какой цели, не удалось.

В школ № 48 Краснопресненского района в 5-й группе в рождественские дни преподаватель обществоведения обнаружил на партах листки из молитвенников. После опроса ребят оказалось, что один из учеников этой группы, пионер, будто бы нашел в этот день у ворот школы молитвенник, поднял его, разобрал по листочкам, а ребята эти листочки расхватали».

(«Безбожник у станка». 1931. № 6)

* * *

В тяжелых условиях физического и духовного гнета, в беспросветности будничного прозябания безликие герои, тихие подвижники веры в будничном хранят напряженную собранность духа, не оскудевают в надежде, не изнемогают в любви.

Среди всеобщего озлобления, ненависти, распада, изо дня в день терпеливо несут они свой крест. Невидною «глухою» смертью умирают за други своя и всем подвигом жизни всех зовут к покаянию, к единению в Церкви, к любви, к спасению.

* * *

Закончим свою заметку выдержкой из статьи человека, только что приехавшего из СССР:

«До революции, говорит он, духовное разложение угрожало Русской церкви; заплывший жиром русский быт и светская власть давили ее. Но когда с русским народом случилась катастрофа, церковь русская нашла себя, она разделила с народом его горе и вместе с тем понесла тяжелый крест, укрепляя духовные силы народа. Народ русский отплатил ей сторицей – он не только простил ей старые грехи, не только не тронул ни одного храма, но повсеместно наполняет их для горячей молитвы и в мрачном молчании затаивает обиду против безбожной власти. Он верит, он знает, что придет время, когда закрытые, поруганные храмы вновь откроются. В этом духовном единении с народом, в истинно христианском смирении, достойном восхищения, русская церковь не только не жалуется, но находит в себе силы отказаться от моральной помощи извне, отрицать перед всем миром гонения власти на себя, оберегая этим спокойствие духа и интересы народа»²⁹.

П.Б. СТРУВЕ

Статья как нельзя лучше показывает, что в журналистике решающим условием успеха является компетентность автора в данном вопросе. Струве был специалистом в области экономики, поэтому и смог так четко, ясно и без «пустословия» сказать о месте «плана» в совершенствовании хозяйственного строя.

Странное впечатление производит та полемика, которая ведется в русской зарубежной печати о «плановом хозяйстве». Я предлагаю в другой форме обратиться к самостоятельному рассмотрению этой проблемы, столь часто затемняемой тенденциозностью, пустословием и невежеством. Здесь же я хотел бы обратить внимание только на некоторые, если угодно забавные с известной точки зрения и в то же время довольно неутешительные, черты той постановки, которую эти вопросы сейчас получают[5]5
  Я печатаю эти заметки в составе «Дневника политика», а не под заголовком «Мировое хозяйство» ввиду политического значения, которое я придаю модному сейчас и в русском Зарубежье пустословию о «плановом хозяйстве».


[Закрыть].

Толки о «плановом хозяйстве» соединяются сейчас с вылазками против «экономического либерализма» как против якобы господствующей хозяйственной системы и экономической идеологии.

Это – то, что можно назвать историческим заблуждением современных неофитов государственного вмешательства, воображающих себя новаторами. Они, по-видимому, не знают или, по крайней мере, не отдают себе достаточного отчета в том, что господствовавшей хозяйственной системой «экономический либерализм» был только на очень ограниченном пространстве земного шара, а как экономическая идеология он господствовал в разных странах, в умах, но не в фактах примерно с первых десятилетий до 70-х годов XIX в.

В области внешней торговой политики идея полной экономической свободы[6]6
  Свобода торговли в торгово-политическом смысле означает воздержание от покровительственных пошлин. Фискальное обложение ввоза и вывоза, как бы оно ни было высоко, не противоречит началу свободы торговли. Поэтому свобода внешней торговли вовсе не означает абсолютной беспошлинности товарообмена.


[Закрыть] восторжествовала в эпоху 1847–1860 годов, продержавшись до наших дней в Англии – и только в ней одной.

Эта идея «свободной торговли» как практическое начало экономической политики государства потому восторжествовала в Англии (Великобритании), что проведение ее в жизнь соответствовало расширению рынка для английских товаров. Восторжествовала вовсе не отвлеченная идея, а в идейном облачении – могущественный реальный интерес самых влиятельных, подымающихся и многочисленных классов населения (промышленных предпринимателей и рабочих).

В других государствах таможенное покровительство отечественной промышленности, испытывая, так сказать, количественные изменения (главным образом в зависимости от движения цен), стояло нерушимо. И характерным образом родиной всего новейшего протекционизма являются Соединенные Штаты Северной Америки, откуда новейшая протекционистская идеология проникла сперва в Россию, а затем в Германию: и граф Н.С. Мордвинов, и Фридрих Лист были как протекционисты по существу учениками Александра Гамильтона, сотрудника Вашингтона (во Франции новейший протекционизм является более самобытным: он связан с «континентальной» системой Наполеона I как средством экономической и политической борьбы с Англией и был в этом качестве отчасти бессознательным, но весьма реальным продолжением «кольбертизма»).

В области внутренней экономической политики даже в Англии идея абсолютного невмешательства государства никогда не достигала полного господства. Начатки английского фабричного законодательства относятся к самому началу XIX в.; расцвет этого законодательства происходил параллельно развитию самой английской промышленности. Относительно развития германского социального законодательства можно с полной категоричностью установить ту же зависимость.

К 70-80-м годам XIX столетия идея абсолютного государственного невмешательства в хозяйственную жизнь, то, что составляет суть «экономического либерализма» в специфическом смысле, была дискредитирована и, так сказать, опорочена. В 80-х годах она была уже прямо похоронена, и в дни моей юности, в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого столетия никому не приходило в голову распинаться за «экономический либерализм» и никто не воображал, будто мы сами еще живем в эпоху его господства как хозяйственной системы и экономической идеологии! Только пустословам и невеждам нашего времени было дано провозглашать развязно такой вздор.

Отсюда явствует вот что: так как нигде и никогда начало экономической свободы не было осуществлено, то культурное человечество и до «капитализма», и при нем жило в системе относительно «связанного хозяйства». Понятия «свободного» и «связанного» хозяйства вполне относительны, и потому осмысленный и плодотворный спор может вестись только, во-первых, о степени и формах «свободы» или «связанности» и, во-вторых, о целях последней.

Что же касается термина «плановое хозяйство», то либо он есть синоним «связанности» в указанном только что относительном смысле, либо он является синонимом социализма в точном смысле этого слова, т. е. в смысле хозяйственного строя, покоящегося на полной отмене частной собственности на капитал, т. е. на средства и орудия производства или приобретения на капитал как источник получения доходов (включая в этом смысле в «капитал» и землю).

Вопрос: «капитализм» или «социализм» сводится к дилемме – сохранение или отмена частной собственности на капитал?

Социализм требует или предполагает такую отмену. Он поэтому логически не допускает ни применения наемного труда частными лицами, ни такого свободного образования цен, при котором из стихийной «игры» цен во взаимодействии с сознательным их исчислением и построением получались бы доходы, могущие превращаться в капитал, т. е. получалось бы образование капитала или капиталов в частных руках.

Когда в настоящее время с разных сторон требуют «планового хозяйства», то это в разных устах означает совершенно различные и в конечном социально-целевом смысле даже противоположные вещи. Когда «плана» требуют во имя достаточного для «рентабельности» предприятий уровня цен, это требование – правильно и целесообразно ли оно, вопрос совершенно особый – означает нечто, прямо противоположное «плану», требуемому во имя упразднения самого понятия и факта частнохозяйственной «рентабельности» или «доходности».

«План» как отмена «капиталистического» строя и «план» как средство восстановления нарушенного в этом хозяйственном укладе во вред «рентабельности» соответствия между спросом (рынком) и предложением (снабжением или производством) по цели, даже по приемам осуществления, не имеют между собою ничего общего. Можно по-разному относиться к «плану» или «планам» президента Рузвельта – я к ним отношусь достаточно скептически, – но и по цели, и по приемам они прямо противоположны заданиям и методам советской экономики, вместе с частной собственностью на капитал упразднившей или стремящейся упразднить самое понятие «рентабельности».

Может быть, – нет, даже наверное, – к Рузвельту с его «планом» или «планами» в составе так называемого Brain-Trust'a (треста мозгов или умов) присоединились или – sit venia verbo!³⁰ – присосались настоящие идейные социалисты или даже большевизаны и полубольшевики интеллигентского или салонного типа. Это бывает весьма часто. Требовали же созыва Учредительного собрания большевики (с Лениным во главе), потом преспокойно его сейчас же разогнавшие!

«План» и «плановое хозяйство» суть только слова, в которые вкладывается самое различное содержание. К «плановому хозяйству» относится и наша, возникшая в середине 80-х годов прошлого столетия и ставшая публично-правовым учреждением «сахарная нормировка», и все картельное регулирование промышленности во всем мире, и южноамериканская «валоризация» кофе, и неоднократно практиковавшееся ограничение («рестрикция») производства резины (каучук) и т. д., и т. д.

Все эти «капиталистические» планы подчинены идее поддержания или воссоздания «рентабельности» и отправлялись и отправляются от основных предпосылок «капиталистического» хозяйственного строя. Большевистский же «план» возник на почве полного упразднения частной собственности на капитал, и главным его звеном, или «куском», его piece de resistance³¹ была коллективизация сельского хозяйства, т. е. насильственная экспроприация крестьянства и упразднение всякой его хозяйственной самостоятельности, мера, продиктованная не чем иным, как опасением, что, отстаивая «рентабельность» своего хозяйства, русское крестьянство принудит советскую власть к экономической, социальной и политической капитуляции.

Тот, кто понимает подлинный смысл и истинные соотношения вещей, должен пожелать одного для этих модных ныне «дискуссий»: поменьше безответственной болтовни или пустословия о «плановом хозяйстве».

Прага, 27 августа 1933 г.