Текст книги "Железнодорожный почтальон"

Глава 6

Входная дверь багажного вагона была заперта, внутри все так же, как и у нас было находилось во власти полной темноты. Мы с Геной начали стучать в дверь ногами и кулаками, а она отзывалась нам глухим металлическим звуком. Пока трудно было понять, слышит ли нас хоть кто-нибудь в этом вагоне, потому что в тамбур никто не выходил. Мы продолжали настойчиво стучать и стали громко, что есть мочи, кричать, чтобы привлечь их внимание. Попытка проникнуть внутрь багажного вагона затянулась на несколько долгих минут. Но вот к нашей подлинной радости внутри тамбура показалась фигура человека с фонарем в руках. Это была Полина. Моему восторгу не было предела!

– Полина! Это мы, открой дверь! – закричал я, широко и радостно улыбаясь больше от того, что вновь увидел ее живой и невредимой.

Однако женщина не сразу поняла, что к чему, некоторое время смотрела на нас через стекло и решала, открыть или нет, потому что в высшей степени невероятность и даже абсурдность сложившейся ситуации, не допускала мысли вообще кому бы то ни было верить. Но в итоге здравый рассудок все же взял верх, Полина узнала меня, дверной запор, наконец, щелкнул, и дверь широко распахнулась, позволяя нам войти.

Мы инстинктивно и, не задумываясь, бросились друг другу в объятия. Пожалуй, это случилось не столько по причине сложившихся у нас с ней в последнее время теплых отношений, сколько от того, что она увидела других людей, которые возможно смогут ей помочь или хотя бы что-то прояснить в этой без преувеличения фантастической ситуации.

– Привет, Полина, это Гена со мной, – представил я своего коллегу, едва мы вырвались из крепких объятий друг друга, и, глядя на лицо Полины, я заметил, как по ее щекам текли слезы, полагаю, слезы радости от того, что мы встретились, а может, потому что добрались до ее вагона.

– Очень приятно, но ведь мы немного знакомы, – сказала она Геннадию.

– Да, точно, знакомы, вы начальник этого вагона, – произнес тот, улыбнувшись одними губами.

– Да уж, начальник, какой я теперь начальник… – произнесла Полина голосом, полным обреченности.

– Расскажи, пожалуйста, что у вас тут произошло? – спросил я, пытаясь ее хоть как-то взбодрить.

– Что тут у нас могло произойти, наверное, то же самое, что и у вас в вагоне. Сначала вся электросеть накрылась, ну это когда еще мы с тобой по мобильнику говорили, а потом вдруг наступила полная темнота и неизвестность… которая, как водится, еще страшнее темноты…

– Что же вы делали? Почему не открывали дверь и не выходили наружу посмотреть, что к чему? – спросил я. – Мы, например, именно так и сделали, поэтому, в конце концов, смогли добраться сюда.

– Я даже подумать не успела о том, чтобы куда-то выходить и вообще покидать вагон. Одним словом, когда я проснулась в полной темноте и тишине, я очень сильно испугалась, потому что не понимала, что происходит, не с кем было связаться, ничего не работало, и тебе тоже не удалось дозвониться.

– И мне тоже не удалось, я пытался несколько раз…

– Потом я вышла из купе и стала осматривать помещения вагона, и в итоге столкнулась с совершенно неожиданной проблемой…

– С какой же еще проблемой можно было столкнуться? – спросил я, не на шутку удивленный.

– Не поверишь, Илья, мне пришлось успокаивать членов своей бригады…

– Что???! Не понял!! – недоумевающе спросил я.

– Представляешь, молодые здоровые мужики в этой запредельно неординарной ситуации оказались полными размазнями, от них не было мне никакой помощи, даже морально никто из них меня не поддержал, не только как руководителя, но и как женщину, – тихонько всхлипывая, рассказывала Полина. – Они сначала естественно пробовали безуспешно связаться со своим близким, потом начали бегать по вагону и смотреть в окна, перебегая от одного к другому, и пытались хоть что-то рассмотреть в этой кромешной и пугающей тьме, а через некоторое время начали вообще кричать что-то несуразное, а потом…

В этот момент Полина оказалась почти в шаге от того, чтобы зареветь навзрыд, но я вовремя обнял ее как можно нежнее с целью успокоить и добился успеха, и она смогла продолжить.

– Понимаете, ребята, они начали вести себя как настоящие придурки или сумасшедшие, кричали, что «нам конец», что «мы все здесь подохнем» и все в таком духе. При чем, они не просто кричали, они издавали истошные вопли, голосили, как бабы плакальщицы на похоронах…

– Подожди-ка, Полина, а почему сейчас в вагоне так тихо, как в могиле? – вдруг спросил Геннадий. – И, кстати, где все твои коллеги?!

– И правда, Полинушка, почему же так тихо? – тоже насколько возможно ласково проговорил я, – сам я как-то сразу не обратил на это внимания.

– Почему?! – ухмыляясь, и как-то растерянно ответила женщина, и спустя пару секунд продолжила, – потому что один из них сейчас лежит в купе свернутый калачиком, пребывая в глубоком шоке, он только и делает, что тихонько стонет, я больше к нему не подходила, бесполезно, он не реагирует ни на что. Что касается двух других, то… их уже нет… они оба мертвы…

– Что?! Как это?! Я не совсем понимаю… Ты сейчас сказала «мертвы»?! – до крайности удивленный спросил Геннадий.

– Вы можете мне не верить, но это именно так, два других совершили самоубийство…

– Что???!!! Дорогая моя, ты это серьезно???!!! – спросил я, поистине удивленный до предела.

– Да, они оба там, в кладовой… один с перерезанными венами, это он сам себе сделал кухонным ножом… другой повесился на веревке, зацепленной за крюк… Я сама в шоке, мало мне проблем, а тут еще это… Поэтому я безумно рада, ребята, что вы появились… – проговорила Полина и снова прижалась ко мне.

– Да-а, ситуация… – начал говорить я, – у нас в вагоне все совершенно иначе, все себя держат в руках, и никто из нас, даже Наталья Петровна, не сходит с ума и не бегает по вагону с воплями. Мы все относимся к происходящему трезво и с должным спокойствием, потому что ничего изменить не в силах, а рассудок нам еще понадобится, чтобы по возможности разобраться во всем этом.

– Ну, значит, у ваших коллег более крепкие нервы…

– Полина, я думаю вот что, – неожиданно заговорил Геннадий, – на тех, кто остался в этом вагоне, мы смотреть не будем, в этой ситуации это просто бессмысленно, да и помочь мы им уже не сможем, посему я предлагаю вам перейти в наш вагон! – что думаешь, Илья?

– Вполне разумно. Здесь тебе и правда нечего делать, особенно одной, – поддержал я предложение коллеги и продолжал, – полагаю, тот третий, который лежит сейчас в купе, недолго протянет и рано или поздно что-нибудь с собой сделает, как я понял, он уже и так далек от реальности. Тебе не стоит об этом беспокоиться, так что пойдем с нами!

– Как же вы сюда добрались, я даже не спросила! – проговорила Полина, улыбнувшись сквозь слезы, пытаясь прекратить плакать.

– Вот пойдешь с нами, увидишь! – бодро сказал я, пытаясь улучшить женщине настроение, а потом протянул Полине свою руку, и она крепко взялась за нее в знак согласия совершить с нами эту прогулку в темноте, едва освещаемой нашим почти разряженным фонариком.

Мы подошли к входной двери вагона, и я уверенным движением открыл ее. Сначала Полина постояла на краю откидной площадки, глядя в черную бездну с явно заметным страхом, а ее лицо выражало удивление. Потом я уверенно сделал шаг наружу и взялся за один поручень, а когда опустил ноги, то тут же завис в царившей повсюду невесомости в полуметре от входа. То, что Полина была не на шутку поражена этим моим трюком, было легко угадать по ее пристальному взгляду на меня и по еле заметному покачиванию головой, обозначающему крайнее удивление.

– Как ты это… – начала было говорить женщина, но стоявший сзади нее Геннадий со знанием дела произнес.

– Представьте себе, Полиночка, это настоящая невесомость, мы с Ильей уже выяснили, что и там и сям, везде вокруг сплошная невесомость и темнота. Но у нас с собой имеется хоть и еле работающий, но фонарь, который поможет нам добраться до входной двери нашего вагона. И прошу заметить, мы можем здесь дышать, никакие скафандры нам не нужны, представляете?…

– Да, ведь правда… дышать… что-то настолько невообразимое… – завороженно произнесла женщина.

– Иди сюда, Полина, не бойся, только осторожно… – сказал я, приглашающе протянув к ней обе руки, на мгновения оторвавшись от поручня, чтобы она не боялась.

Она замешкалась буквально на несколько секунд, а потом решительно переступила за край откидной площадки и, слегка оттолкнувшись, пушинкой перелетела прямо в мои объятия, а я тут же успел одной рукой обхватить ее, а другой ухватиться за один из поручней, чтобы вместе с ней не удалиться от вагона. Потом мы осторожно пустились в обратный путь к нашему вагону, а Геннадий сказал нам, что сейчас вернется, и скрылся за темной дверью багажного. Обратно мы с Полиной, которая продолжала крепко держаться за меня, перемещались медленно и осторожно в течение нескольких минут, а наш тусклый фонарь едва освещал небольшой участок металлической вагонной стены, вдоль которой мы продвигались. Было слышно, как хлопнула закрытая дверь багажного вагона, и прямо перед входной дверью в наш почтовый вагон нас догнал Геннадий.

Сколько радости было у моих коллег, когда мы вернулись не одни, а вместе с начальником соседнего багажного. Все поздоровались с ней и стали одобрительно похлопывать Полину по плечу, а потом, закрыв за собой входную дверь, все вместе в полной темноте направились в наше купе, где разместились на полках, сидя в лучах последнего оставшегося в живых фонаря…

– Правильно вы сделали, что привели к нам Полину, – высказала в наш с Геннадием адрес одобрительные слова Наталья Петровна после того, как мы рассказали коллегам обо всем, что произошло в багажном вагоне, – сколько ей пришлось вынести, это же надо, до чего могут опуститься люди, а еще мужики! Никакой твердости духа!

– Но чисто по-человечески мне их очень жаль, они были все-таки моими коллегами, – проговорила Полина.

– Да, милая, конечно, жаль… – поддержала ее Наталья Петровна.

– То, что там случилось, просто уму непостижимо. Ведь мы тоже оказались в аналогичных условиях, но никто из нас не совершил ничего подобного, не сходил с ума и не паниковал. Волновались, думаю, все, но не было даже и намека на панику. Наоборот, все мы насколько это возможно в таких необычных обстоятельствах, адекватно реагируем на происходящее, – проговорил Степаныч.

– Кстати, Гена, а что ты делал в багажном, пока мы с Полиной возвращались? – прервав Степаныча, спросил я с естественным подозрением.

– Ничего не делал, просто вернулся посмотреть… так на всякий случай, а что? – спокойно ответил Геннадий.

– И что же ты там увидел? – с явным безразличием спокойно спросила Полина.

– Все то же самое, что видела и ты, только знаешь, Полина, не хотел говорить, но твой третий напарник тоже оказался мертвым, я нашел его бездыханное тело в купе, очевидно от дикого страха не выдержало сердце, – ответил Геннадий.

– Обширный острый инфаркт миокарда в таких чрезвычайных жизненных обстоятельствах с высокой вероятностью мог послужить непосредственной причиной развития острой сердечной недостаточности, остановки сердца и как следствие неминуемой смерти, – утвердительно констатировал я, вспомнив, что я все-таки врач, – он-то еще какое-то время продержался и умер естественным путем, в отличие от своих коллег самоубийц…

– А у него ведь осталась семья, жена, двое детей, которые даже не знают, что с их мужем и папой произошло, – произнесла Полина, отрешенно глядя перед собой.

– Гена, а ты точно его там не того…? – вдруг ехидненько поинтересовалась Наталья Петровна, изобразив характерный символический жест ладонью возле шеи.

– Петровна, ты за кого меня принимаешь?! Как ты могла вообще такое подумать?! Я на подобное не способен! Если хочешь знать, я наоборот хотел оказать помощь этому третьему. Если бы он оставался в живых, я уверен, что смог бы уговорить его перейти к нам в вагон, и вернуть его к жизни, но получается, что опоздал, – слегка раздраженно проговорил Геннадий.

– Ну что ж, друзья, что произошло, то произошло, ничего нам с этим не поделать! Но теперь, когда в нашей компании остались самые стойкие ребята, нам надо серьезно подумать о том, что делать дальше, – продолжал свой прерванный монолог Степаныч.

– Ты прав, Виктор, – ответила ему Наталья Петровна, – но что же мы можем сделать? Попытаться найти выход из этой черной бездны?

– Это было бы непросто, а особенно когда не очень хорошо понимаешь, что нас окружает… и где искать этот выход? Далеко ли он отсюда и существует ли он вообще? – вопрошающе произнес я, обращаясь ко всем сразу.

– Стоит ли его вообще искать? – спросил Степаныч, – вдруг это приведет к изменению условий нашего пребывания в этом месте в худшую сторону?

– У нас скоро фонарь прекратит светить, как же нам выходы-то искать? И знать бы, на какое расстояние распространяется вся эта невесомая тьма, – высказался Геннадий.

– Ты знаешь, друг, мне кажется, что эта тьма простирается не на большое расстояние, – предположил я.

– Почему ты так считаешь? – спросила Полина.

– Воздух… Кроме невесомости здесь есть воздух, некая атмосфера, пригодная для нашего дыхания, а она не может… ну, не должна бы распространяться на очень большое расстояние… Где-то несомненно есть край, некая ограничительная стена… Раз уж мы попали в эту ловушку, то, значит, тут могут иметь место два варианта, либо это сделано кем-то умышленно и мы находимся в огромной замкнутой капсуле, где искусственно создана невесомость для двух наших вагонов, либо мы оказались здесь по чистой случайности, скажем, проехав один из тоннелей кругобайкалки. В нем мог быть кем-то временно открыт некий портал в другое измерение, где все может быть совершенно иначе и не подвластно нашему пониманию. Такие случаи были описаны в истории, нет-нет да происходят… – продолжил я свои рассуждения.

– Ну, Илья, ты опять в свою любимую мистику… – вставил свою пару слов Степаныч.

– Я вот тут все думаю, а почему только два вагона, именно наши, а не весь поезд? – серьезно спросил Геннадий.

– Эта мысль и мне тоже не дает покоя, но пока, к сожалению, невозможно ничего предположить и по этому поводу, – ответил я товарищу, а потом продолжил рассуждения дальше. – Но все-таки, друзья, как же обойтись без мистики, в такой непростой ситуации ни одно из объяснений не может считаться верным, потому что у нас просто нет достаточной информации, чтобы как-то проанализировать все, что случилось с нами, сделать правильные выводы и найти выход из всего этого. Во всяком случае, мы уже точно убедились только в одном – эта темнота для нас не губительна, во всяком случае, пока, а, возможно, и потом не убьет, … Об остальном можно только гадать… безответно гадать…

– Самое главное, совершенно не ясно, что нас ждет впереди, останемся ли мы в живых или с нами произойдет нечто фатальное и, возможно, летальное… – проговорил Степаныч.

– Вот именно, и это тоже, бесспорно… – согласился я со Степанычем, и продолжал. – Тут ничего не поддается никакому логическому объяснению или пониманию… невесомость, в которой можно дышать, отсутствие электричества, а также каких-либо посторонних звуков или шумов. И ты прав, Виктор Степанович, того, что с нами может случиться, нельзя даже и предположить. И для какой цели это все с нами сотворено и кем?

– Мы можем вообще никогда не узнать об этом, – произнесла сидевшая рядом со мной Полина и еще ближе прижалась ко мне. – Жаль, что почту и багаж из наших вагонов теперь никто не получит…

– Ну, Полина, это уж теперь от нас никак не зависит, а посему переживать по этому поводу не имеет никакого смысла, – ответил Геннадий.

– Ребята, я все понимаю, что вы пробуете как-то объяснить эту ситуацию, пытаетесь отыскать решение наших общих проблем, но, может быть, перекусим? – предложила Наталья Петровна, – а то у нас сегодня выдался, пожалуй, самый трудный день в жизни, да и, вижу, всем спать уже хочется, мы же люди, в конце концов…

Предложение начальника нашего вагона мы единодушно поддержали, и в считанные минуты, несмотря на полную темноту, принесли пакеты и сумки со своими запасами и подкрепились тем, что можно было употребить не разогревая. Потом все неспешно разошлись по своим купе, чтобы здоровый крепкий сон уничтожил следы усталости после долгого тяжелого и насыщенного событиями дня. Полина, ласково пожелав мне спокойной ночи, осталась ночевать в двухместном купе у Натальи Петровны, а я направился в свой отсек, где Геннадий уже успел прилечь на свою полку, и едва коснувшись головой подушки, тут же провалился в глубокий сон без сновидений…

Глава 7

Не знаю точно, сколько именно времени я пребывал во сне, но проснулся от резкого яркого белого света, который появился неизвестно откуда и, казалось, заливал все пространство, проникая в наше купе через вагонное окно. Это было настолько неожиданно, что я быстро встал с полки, оделся и мгновенно вышел в коридор. То же самое сделал и Геннадий, выбежав из купе почти сразу за мной. Тут я заметил, что очень хорошо выспался, чувствовал себя бодро и, можно сказать, даже был полон жизненной энергии.

Мощный, по всей видимости, источник света находился явно вне вагона (электропитание у нас в вагоне до сих пор не функционировало), и, судя по тому, что мы увидели через окна, свет этот целиком заливал и пространство вокруг двух наших вагонов, он был там везде, там, где вчера была кромешная темнота. Мы сразу же побежали в купе к Наталье Петровне, чтобы узнать, проснулись ли женщины. Костяшками пальцев я тихо постучал в дверь купе начальника вагона, и услышав характерный щелчок блокиратора дверей и слова «Да-да! Входите, мы уже не спим!», уверенным движением отодвинул подвижную дверь.

– Доброе утро, Наталья Петровна! Привет, Полина! – произнес я, поочередно глядя на женщин, не заходя в купе и оставшись стоять в дверном проеме вместе с Геннадием.

– Доброе, ребята! – ответили обе женщины, а Полина ко всему прочему улыбнулась мне персонально, бросив на меня очень нежный и полный доверия взгляд.

Обе они уже сидели на нижней полке их двухместного купе, только Полина находилась рядом с окном, ярко белым от исходящего снаружи внушительной силы светового потока.

– Заметили? – коротко спросил я.

– Конечно, ребята, интересная и неожиданная перемена, – сказала Наталья Петровна, расчесывая волосы, – но от этого, кстати, электричества-то в вагоне не появилось.

– Да, мы проверяли, свет не включается, все как вчера, – сказал Геннадий.

– Надо бы выйти в тамбур и посмотреть через входную дверь, может быть, что-то да изменилось, этот свет явно идет снаружи, – предложил я.

– Сходите, ребята, но только осторожно! Мало ли что! – заботливо произнесла ВПН.

– Конечно, но вы тоже будьте наготове, не расслабляйтесь, и разбудите Степаныча, – попросил Геннадий.

– Я давно не сплю, – вдруг сказал оказавшийся рядом и позевывающий Виктор Степанович так, что немного испугал нас, – доброе утро всем!

– Ну, ты подкрался, Степаныч, – проговорил Геннадий, шутливо положа руку на область сердца, как будто бы от испуга.

– К выходу вместе пойдем, а дамы пока остаются в купе, – твердо почти приказным тоном заявил Степаныч, на что Наталья Петровна не высказала никаких возражений, кроме одного произнесенного слова «Идите, ребята!».

Мы спокойно, не торопясь, все втроем вышли в тамбур, а потом Степаныч сам открыл входную дверь вагона.

Первое, что оказало на нас воздействие, так это была сильнейшая волна свежайшего воздуха, которая буквально окатила нас троих и, как мне показалось, с шумом, будто под давлением, проникла в коридор вагона через незакрытую нами дверь из тамбура. Воздух чем-то напоминал горный и был без каких-либо запахов, но вдыхать его нам было даже приятно. И, разумеется, этот мощный поток белого света, который от долгого воздействия на сетчатку моих глаз и на затылочные доли коры моего головного мозга, уже начинал постепенно раздражать меня. Тем не менее, я захотел продолжить изучение ситуации, решив проверить, сохранилась ли еще невесомость за пределами вагона. Для этого я легонько оттеснил рукой стоявшего в дверном проходе Степаныча, чтобы тот не мешал мне продвинуться к выходу, взялся за поручни и начал осторожно убирать ноги с откидной площадки одну за другой…

Отлично, здесь ничего не изменилось, обе ноги так же, как и вчера, зависли над бездонной пропастью, только сегодня она была полностью залита этим белым ярчайшим светом, о происхождении которого мы не имели возможности даже догадываться, впрочем, так же как и о возникновении в этом необычном месте темноты и невесомости. И температура воздуха была точно такая же комфортная, как и вчера. Повисев так с минуту, я притянул себя в двери, держась за поручень, и запрыгнул на площадку, а потом мы втроем вернулись обратно в вагон. Степаныч сказал, что изучать обстановку дальше не было никакого смысла, потому что мы пока не имели представления, что еще, кроме яркого света, вдруг охватившего бывшее темное пространство, изменилось в этом новом для нас мире, пока мы спали…

Мы с Геной и Степанычем зашли в купе к Наталье Петровне и Полине, которые уже сидели возле стола и готовились завтракать, раскладывая те немногочисленные продукты, оставшиеся в наших пакетах и сумках. Едва мы зашли, женщины перестали накрывать на стол и вопросительно уставились на нас. Мы, разумеется, сразу же поведали о том, что увидели так сказать за бортом и представили ей наши суждения и скудные выводы. Более полной информации о происходящем нам все еще негде было получить. Пока мы не ощущали со стороны абсолютно никакого воздействия на наш организм, кроме, пожалуй, этого ослепительного белого света на наши глаза, хотя внутри вагона он не казался таким ярким как снаружи, и теперь даже помогал нам быстрее передвигаться по помещениям. Но электричества в вагоне, к сожалению, так и не появилось… Самое неприятное было то, что по той же самой причине невозможно было вскипятить воду, чтобы побаловать себя настоящим железнодорожным чайком с кусковым сахаром…

– Ребята, у меня к вам небольшая просьба, – переглянувшись с едва сдерживающей улыбку Полиной, произнесла Наталья Петровна с какой-то хитрой ухмылкой, будто знала о чем-то больше нас, – раз уже мы продолжаем жить в этих условиях, вы бы хоть печку затопили… угля-то у нас навалом, зажигалки имеются, воды тоже пока хватит…

– Черт возьми! Как же мы забыли об этом!!! – почти вскрикнул Степаныч от полной досады, – мужики, называется, а про такую элементарную вещь и не подумали! Это же хоть позволит воду вскипятить и попить настоящего чайку, а может чего и сварить получится!

– Это точно, коллеги! – улыбаясь, сказала Полина.

– И давайте «Доширак» заварим! Хоть горячего поедим! – обрадовано произнес Геннадий.

– Вот что бывает, когда попадаешь в нестандартную ситуацию, забывается даже то простое, что может как-то облегчить жизнь! – улыбаясь, спокойно сказал я, потому что еще одна проблема была решена, пусть и не на все сто процентов, но все-таки…

– Мы с Ильей пойдем на растопку, – уверенно и четко проговорил Геннадий, а потом, обратившись ко мне, сказал, – ты не возражаешь, друг?

– Естественно, нет! – бодро по-военному отчеканил я, и мы тут же направились в котельное отделение, которое располагалось совсем рядом с купе начальника вагона.

Я начал возиться около титана, сначала вычистил жерло от золы, а потом заново положил туда несколько мелких дровишек, кусочки бумаги и при помощи найденных возле титана тонких лучин и зажигалки стал распалять топку. Благо, насыщенного кислородом воздуха было более чем достаточно для поддержания горения. Геннадий в это время пошел за дополнительными порциями угля. Я поджег бумагу, от сильного пламени которой быстро занялись деревяшки, и вот уже в топке заплясал живой огонек. Благодаря ему, в котельном отсеке стало даже как-то уютнее, особенно в сочетании с потрескивающими горящими дровами. Я продолжал постепенно добавлять все больше и больше принесенного Геннадием черного топлива, и пламя стало стремительно нарастать, нагревая воду до так нужного нам кипятка. В сочетании с достаточным поступлением кислорода, разогретый титан гудел, как настоящая деревенская печь…

По всему помещению котельной разносился специфический запах угля, который мне всегда нравился, с самого моего железнодорожного детства. Запах начал постепенно заполнять все помещения вагона, но сей факт никого не раздражал, наоборот, все понимали, что этот исключительно железнодорожный аромат исходит и печки, которая нагреет воду и позволит всем нам, наконец, отведать горячей пищи.

Примерно через час у нас был полный титан горячего кипятку, и мы, наконец, смогли вдоволь напиться чаю и поесть заварной лапши по-корейски, которая в наших продуктовых запасах была в достаточном количестве.

Но, тем не менее, время неумолимо двигалось вперед, а мы так и не понимали, что же все-таки с нами произошло и чего ждать дальше. Если мы попали в руки каких-то злых сил, то уже пора было открыть причину нашего появления здесь и того, что от нас хотят. Если же это какая-то случайность, как следствие природной аномалии, то в этом случае нам будет трудно что-либо понять, если только самим не приступить к изучению такого необычного окружающего пространства, неизвестно кем созданного вокруг наших вагонов.

– Наталья Петровна, – обратился к ВПН Степаныч, когда мы закончили трапезу и пребывали в приподнятом настроении, мило беседуя на отвлеченные темы, будто ничего и не произошло, хотя повода для веселья особенно не было, – я вот тут подумал, давайте хотя бы попытаемся обследовать пространство вокруг вагонов. Что-то нам надо делать, чтобы не просто сидеть, сложа руки…

– Каким образом? – спросила Наталья Петровна.

– Ну, например, один из нас будет «космонавтом», мы его привяжем к веревке, и он пустится парить в невесомости, при этом по возможности осмотрит пространство в разные стороны от вагонов, хотя бы на длину веревки, и нам расскажет, что увидел.

– Что могу сказать, друзья? Выходит, что очень темно – плохо, очень светло – тоже плохо… Похоже, здесь нет золотой середины… Для прогулки надо еще темные очки прихватить, потому что этот чертов яркий свет… – произнес я, словно уже согласился полетать в невесомом пространстве на коротком поводке.

– Веревку я принесу, она метров тридцать длиной, крепкая, у меня всегда в запасе лежит, – деловито произнес Степаныч.

– Что ж, тогда неси, я полечу, – вызвался Геннадий, – у меня как раз и темные очки имеются.

– Вообще-то я хотел полетать, – возразил я приятелю.

– Ну что ж, если у нас два кандидата смельчака, то тогда тяните жребий! – шутливо проговорила Полина, глядя на меня взглядом, полным нежности и бесконечного доверия.

Так и быть, бросили монетку, и жребий выпал именно мне.

– Значит, так тому и быть, – сказал я, мысленно готовясь к путешествию на ту сторону, – давай, неси свою веревку, Виктор Степанович.

– Илья, будь осторожен, – подойдя ко мне, ласково произнесла Полина и нежно обняла меня, а я ей твердо пообещал быть предельно внимательным и осторожным.