Текст книги "Эссе председателя городского суда Санкт-Петербурга"

Явная переоценка, как и явная недооценка себя– это две крайности, которые, как правило, пагубно сказываются на жизни и работе.

Как я стал председателем

В отличие от чиновничьей среды у судей не принято строить карьеру на основе жесткой конкуренции, претендуя на «живые» места. Так было всегда и такая традиция сохранилась до последнего времени. Во многом это обусловлено порядочностью судей и другими качествами, без которых человек не сможет стать судьей. Но это не все – судейская должность чаще всего самодостаточна для профессиональных амбиций большинства судей.

Административные, организационные, хозяйственные функции в судейских коллективах мало кого привлекают. Есть, конечно, и такие, которые хотели бы попробовать «порулить», но думают об этом «абстрактно», а когда дело доходит до вакансий – чаще всего отказываются от предложений.

Работая судьей в районном суде, я никогда не думал и не заявлял о желании стать председателем суда. Рядовым судьей я проработал одиннадцать лет. За это время освобождались места председателей в других районах, создавались новые районные суды, руководители управления юстиции предлагали и мне пару раз должность председателя в таких районах. Но я отказывался, считая, что работа судьи – это самая подходящая для меня деятельность. И если бы не болезнь председателя Дзержинского районного суда Ленинграда Н. М. Румянцева и его преждевременная смерть – не стал бы я его преемником, о чем, уверен, никогда бы не сожалел.

Так сложилось, что со мной работали трое судей предпенсионного возраста, других желающих почему-то не нашлось. Эту должность я не просил, предложений занять ее не получал. Просто исполнял обязанности во время болезни Н. М. Румянцева, а потом, когда он умер, появилось решение. Тихо так, незаметно, ниоткуда, как будто само собой разумеющееся. Период реабилитации после каждого инфаркта моего предшественника длился от четырех до шести месяцев, поэтому опыт, приобретенный во время замещений, оказался достаточным.

Это сейчас многие молодые люди, даже не представляя, что это такое, не думая о реалиях, готовы занять любой руководящий пост, искренне считая, что полностью соответствуют любой вышестоящей должности. Это теперь никого не удивляют публичные заявки ничем себя не проявивших, малоизвестных лиц на универсальную деятельность в любой сфере власти.

А тогда мы стеснялись не только говорить, но даже думать о чем-то ином, кроме текущей работы. Резервистами на выдвижение никогда себя не считали. За время замещений я никогда не занимал пустующий кабинет председателя, хотя знал, что некоторые так делали даже во время отпуска руководителя, мотивируя это тем, что так целесообразнее для посетителей и различных инстанций, да и с коллективом общаться удобнее. От лукавого такие объяснения. Людям простым все равно, где его примет руководитель, другие должностные лица могли связаться с заместителем председателя в любое время. А коллеги-то все понимают и в кулуарах иронизируют над калифом на час.

На моих глазах сменилось огромное количество начальников в самых разных учреждениях и организациях как местного, так и регионального уровня. Любопытна закономерность: если смена руководителя происходила принудительно, и новое лицо было причастно к снятию предшественника, судьба оборачивалась к нему тем же концом, била по тому же месту и с такой же силой. Примеров тому не счесть, только их приводить ни к чему, жизнь жестоко наказала тех, кто хотел и получал власть силком, выдавив прежнего руководителя, освободив для себя место, используя неблагоприятную, чаще всего временную, ситуацию, сложившуюся вокруг предшественника.

Достаточно много примеров и того, как власть оказывалась у людей достойных, и их назначение не вызывало сомнений, слухов и пересудов. Особенно важно с нравственной точки зрения, чтобы властные полномочия передавались новому лицу не во время ухода, а после ухода предыдущего руководителя. Никто никого не должен подталкивать.

Властные полномочия – неприятные полномочия. Человеку по природе не свойственно испытывать удовольствие от того, что он должен преодолевать чьи-то возражения, обязывать кого-то делать то, чего он не хочет или не может, делать внушения и ущемлять чьи-то интересы, принимать волевые решения вопреки мнению подчиненных. И если начальник делает это с чувством удовлетворения, упивается этим, то вы не ошибетесь, предположив, что к власти он стремился, жаждал этого, предпринимал все, что мог, чтобы приблизить положительное решение вышестоящих органов.

Власть в лице такого человека авторитета себе не добавит. Люди будут бояться его и презирать. Правда, есть такая поговорка «боятся – значит уважают». Это миф, легенда. При первой же возможности люди используют серьезную, а может быть даже и не очень, ошибку, упущение, чтобы избавиться от такого обладателя власти без малейшего сожаления.

В судебной системе такие эпизоды до последнего времени были редкостью и тем еще раз подтверждается порядочность власти судебной, испытавшей значительно меньше скандалов, чем другие властные структуры.

Тесты на пригодность обладания властью необходимы не только в интересах людей, вынужденных терпеть начальника-монстра, пусть даже в масштабах микрорайона, но и для пользы самого тестируемого. Необходимо, чтобы он знал, что случится с ним через некоторое время.

Тестирование используется в разных профессиях, в том числе и тех, где присутствуют силовые, волевые, властные критерии. Но не создана пока методика определения качеств человека, способного, могущего и должного быть носителем власти. Психологи говорят, что подобные разработки есть, но, как правило, неофициальные, на коммерческой основе.

Если откажется кандидат в судьи от такого испытания, никто не сможет его обязать отвечать на несколько сотен вопросов, подвергнуться воздействию специальной аппаратуры.

Конкурс – дело хорошее, но часто соперники стоят друг друга и выбирают их по принципу наименьшего зла. Все равно кого-то надо назначать на властную должность: хоть депутата, хоть чиновника. Вот где особенно необходимо тестирование претендентов по всем параметрам, чтобы предостеречь тех, кто его будет выбирать или назначать: «Смотрите, он думает только о своей будущей должности, только о себе, хотя говорит совсем другое».

Отсутствие научных исследований образует нишу, заполняемую иными способами. Принцип «я – хороший, а ты хуже» преобладает над принципом «ты хороший, а я лучше». Отсюда и традиционная война компроматов, несвобода выбора.

Если государственная власть должна быть прочной, с чем все согласны, почему же две ее ветви часто глубоко антагонистичны и готовы порой уничтожить друг друга. Некоторые деятели разделение властей, сдержки и противовесы понимают буквально, как задачу задавить друг друга. Сотрудничество и согласие они воспринимают как собственную слабость и подчиненность.

Третья ветвь власти– судебная– до недавнего времени была свободна от этих проблем и многие годы, в том числе в период крайнего обострения отношений между первыми двумя, оставалась амортизатором, стабилизатором между ними. Однако судебная власть в результате не приобретала союзников, хотя, по большому счету, нередко именно она, единственная, снимала общественный стресс, беря на себя решение конкретных и важнейших коллизий. Причем не в общем, абстрактном, а в однозначном, предметном аспекте.

И опять следует подчеркнуть, что третья власть потому так отличается от первых двух, что над ней не довлеет тяжелый груз политических страстей, соревновательный дух «кто главней», а руководствуется она правовыми, юридическими нормами.

Введение конкурсов на судебные должности уже оборачивается той темной стороной– войной компроматов, ранее совершенно незнакомой в судейском сообществе. Это означает, что при равных профессиональных качествах, опыте, знаниях убрать соперника сможет в отдельных случаях прозвучавший, но не подтвержденный негативный факт. И пусть он потом будет опровергнут– назначение автора негатива может уже состояться. Такой судья или председатель будет непорядочным в глазах своих коллег, но уже займет властную должность со всеми полномочиями.

Эти конкурсы объявляются публично, обсуждение кандидатуры также осуществляется большой группой лиц – общественностью и судьями – членами квалификационных коллегий. Но в отличие от депутатов или губернаторов, назначение судей происходит иным образом. Первых избирает народ, а судей – должностные лица. Многие компроматы неизвестны, а чего не знаешь, от того трудно защищаться и опровергать. Скандалы по результатам таких «конкурсов» в судейской среде неизбежны в будущем.

Судебная власть – власть профессионалов-производственников, не говорунов, а деятелей-специалистов. Судьи хорошо друг друга знают, они осведомлены о каждом, если не обо всем, то о многом. Случайности здесь минимальны. Наиболее объективный, оптимальный вариант– избрание председателей судов всех уровней самими судьями и на определенный, возможно даже очень ограниченный – 2–3 года – срок, но без пресловутых «два срока подряд». Таким образом следует проводить и конкурсы, но без ненужных никому компроматов.

Дело в том, что если компроматы подтверждаются, то претендент не может быть не только конкурсантом, не только председателем суда, но и судьей.

А вот тестирование судьи – назревшая необходимость. Власть и профессия в одном лице – сложнейший комплекс. Оценить профессиональные качества нетрудно, а пригодность к власти – сложно. Сейчас это делается скорее интуитивно и самим претендентом и теми, кто принимает решение. А потом раздаются удивительные возгласы: «Как же так получилось, где у нас были глаза?».

Сложившееся в обществе ошибочное недоверие к судебной власти, растиражированное средствами массовой информации, незаслуженно низкий рейтинг судей обусловили стремление государственных и негосударственных структур влиять на формирование судебной власти, ограничивать ее самостоятельность. В процессе создания правового государства это объяснимо, но буквально через несколько лет такие попытки будут объективно неоправданны.

Избрание меня на должность председателя Ленинградского городского суда в 1981 году было неожиданным для многих и, прежде всего, для меня самого. Ни о какой перемене службы я и не думал. К этому времени я уже пять лет возглавлял Дзержинский районный суд. Штаты были полностью укомплектованы, состав судей увеличен на двадцать процентов, нагрузка несколько снизилась, дела, уголовные и гражданские, практически все, рассматривались в установленные законом сроки, жалоб на судей и аппарат суда за грубость, волокиту или невнимательное отношение не было. Одним словом, суд работал ритмично, с высоким качеством рассмотрения дел. Коллектив небольшой, дружный. Провели косметический ремонт помещений, поменяли мебель и оборудование.

И вдруг руководство городского суда предлагает мне должность председателя или заместителя председателя. Ни о каком повышении по судейской вертикали я не думал. Но немотивированно отвергать такие предложения не только не принято, но и некорректно.

От должности заместителя председателя городского суда я отказался, объяснив это тем, что предпочитаю должность председателя нижестоящего суда, которая дает больше самостоятельности, поскольку она является высшей в районном суде. А на должность председателя городского суда согласился, уверенный, что это резервное предложение на будущее, что есть другие кандидатуры, вполне достойные этого высокого поста.

Мне неизвестно, какие персоналии тогда рассматривались. Я знал, что, например, тогдашний председатель Красногвардейского районного суда Николай Глебович Власов был вполне реальной кандидатурой. И среди судей городского суда, безусловно, были перспективные претенденты. Но произошло то, что представить было невозможно: минуя две служебные ступени – судьи городского суда, заместителя председателя городского суда, председателем одного из крупнейших региональных судов стал председатель районного суда.

Тогда мне было 43 года и шестнадцать лет судейского стажа. Но, не кокетничая, реально оценивая себя, я искренне считал в то время, что не готов возглавлять городской суд. Там работали по двадцать и более лет такие корифеи, опытнейшие судьи, прошедшие все этапы судебной системы, что я, как мне казалось, не смогу вписаться в этот мощный, авторитетный коллектив.

Скорее потому, что повернуть назад уже было нельзя, чем от стремления сделать карьеру, я прошел все необходимые формальности, до самого последнего момента уверенный, что эти «смотрины» окончатся не в мою пользу.

Но… в июне 1981 года я был избран председателем городского суда.

Этому предшествовала моя последняя наивная попытка уговорить Николая Александровича Ермакова, восемнадцать лет руководившего городским судом, не уходить на пенсию. Ему был всего 61 год и, насколько я знаю, уходил он абсолютно добровольно, по состоянию здоровья.

Этот большой, во всех смыслах, человек, милейший добряк, которого все любили и уважали, похоже, сам выбрал себе преемника. По крайней мере, у меня осталось такое впечатление от многих с ним встреч, в том числе и по этому поводу. Он почему-то был уверен в моих способностях и не скрывал своего удовлетворения моим назначением.

Уровень председателя областного и приравненного ему суда весьма высок, а Ленинградский и Московский городские суды, как суды городов федерального значения, всегда занимали особое место в судебной системе по объему, масштабу, сложности дел. Поэтому и отношение различных руководящих структур к ним было пристальным и постоянным. С одной стороны, эти суды, безусловно, олицетворяют большую власть в субъектах Федерации, но на них возложена и огромная ответственность.

Есть разные варианты вхождения во власть: энергичный рывок наверх или последовательное преодоление каждой служебной ступени. Первый вариант чаще используют яркие, амбициозные, без комплексов личности, не считающиеся с конкурентами, нередко вытесняя своим напором и с чьей-то поддержкой предшественника, вынужденного уступить свое место досрочно. Второй вариант для людей, видящих конкретную цель, соизмеряющих свои возможности, обладающих профессиональным и административным опытом, порядочных и разумных. Объединяет тех и других общий знаменатель – они хотели и хотят быть во власти, и чем выше – тем лучше, и они к ней идут, по-разному, но вполне осознанно.

Но есть еще один, парадоксальный вариант: власть как бы сама сваливается на плечи человека, и он ее несет, постепенно подрастая до ее уровня. Он начинает соответствовать своей должности далеко не сразу. Внутренний психологический дискомфорт остается достаточно долго.

Явно переоценивающий себя нередко разочаровывается из-за неизбежных неудач и провалов и быстро сгорает. Недооценивающий себя человек, оказывающийся во власти, стойко воспринимает объективные трудности, а в каждом успехе видит подарок судьбы, добавляющий ему уверенности в своих силах.

Естественно, несколько лет я находился именно в таком состоянии. Помогали мне прежде всего коллеги– судьи, с которыми мы вели судопроизводство. Имея равный статус, мы хорошо понимали друг друга. Не последнюю роль сыграло то, что я в одинаковой степени освоил уголовное и гражданское право и процесс.

Организационные вопросы мне помогали решать ветераны городского суда и мои заместители, которые всегда весьма самостоятельно руководили своими коллегиями.

Некоторые считают должность председателя областного или приравненного ему суда политической и глубоко в этом заблуждаются. Если бы это было так, то ротация председателей судов субъектов Федерации проходила бы так часто, как меняется власть в регионах или социально-политические условия в стране.

Во-вторых, председатель суда – он же судья, он же процессуальное лицо, и большую часть его работы составляет рассмотрение судебных дел во всех трех инстанциях: первой, кассационной, надзорной. Этим обусловлены и организационные функции. Кадровые вопросы, как и у любого руководителя, – важная задача, но поскольку председатель суда и его коллеги – профессионалы и в статусе с ним равны, то здесь нет серьезных проблем, так как кадровые процедуры – это еще и процессуальные процедуры прохождения назначения.

Так что ничего близкого к политической деятельности в полномочиях и должности председателя в принципе быть не может. Скептики, конечно, найдутся всегда. Они этому не верят и никогда не поверят, потому что думают: раз есть судебные дела, которые они интерпретируют как заказные, ангажированные, обусловленные чьей-то сторонней волей, значит, руководитель суда такой же и озабочен тем же. Не понимают они, что судья, ведущий дело, не смотрит в рот председателю, не имеет от него каких-либо заданий. Если бы было иначе, судьи не молчали бы и не потерпели такой зависимости и незаконности.

Мой выбор, профессиональный и карьерный, до 1981 года был закономерен. Избрание же на пост председателя городского суда было не совсем логично, хотя, как я потом узнал, прецеденты подобных назначений в России были.

Следующие двадцать два года работы свидетельствуют, что, по-видимому, это была не ошибка. Ни в коем случае не преувеличивая значение своей персоны, хочу сказать, что весь этот период характеризуется стабильностью судебной системы Ленинграда – Санкт-Петербурга.

Периодически мне предлагали продвижение по профессиональной лестнице: в Верховный Суд СССР, в Верховный Суд Российской Федерации, в Министерство юстиции СССР, но я, считая, что это не мой уровень, не мог принять эти престижные предложения. Кроме того, менять Питер на Москву мне, коренному ленинградцу, не хотелось.

В самый сложный период, на пике перемен, когда в государстве и обществе происходили бурные события, мои полномочия председателя городского суда в 1993 году были подтверждены – я был избран на тот же пост в соответствии с новым законом о статусе судей без ограничения срока полномочий.

И до и после этого представители различных политических партий и движений, общественных организаций периодически будировали вопросы смены руководства городского суда, порой несдержанно, оскорбительно, почти всегда оспаривая конкретные судебные решения районных и городского судов, невзирая на то, что эти решения не отменялись, поскольку были законными и справедливыми. Даже самые незначительные ошибки судов возводились до уровня умышленных и целенаправленных. Показательно, что оценки одних и тех же гражданских или уголовных дел нередко были прямо противоположными.

Иногда мне задают вопрос: «Как Вам удается столь долго занимать кресло председателя?», а порой и более конкретно: «Вы что, всех всегда устраиваете?»

Повторюсь, моя должность – это, прежде всего, профессиональная, очень интересная юридическая деятельность. Власть, как таковая, для меня вторична.

Было много судебных решений и принесенных мною протестов, которые не вызывали восторгов. Были спорные, дискуссионные вердикты, были и ошибки. Но если брать за основу правовые аспекты, то всегда можно объяснить, почему было принято именно это, а не иное решение. Разумеется, объяснить тем, кто хочет услышать и понять.

И еще. Все эти годы я старался держаться подальше от всех властей и политических структур, а также от радикалов, дилетантов и конъюнктурщиков. Может быть, поэтому я ничей и принадлежу своим коллегам, судейскому сообществу. А вот их-то, надеюсь, я устраивал, иначе не терпели бы они меня столь длительное время, и не постеснялись бы заменить. Судьи Санкт-Петербурга в этом смысле достаточно решительны, принципиальны и располагают предусмотренными законом соответствующими полномочиями.

К судебной власти, а значит, и к правосудию, отношение людей сложное: от абсолютного безразличия к неизвестной сфере человеческой деятельности до страха перед тяжелой, властной государственной машиной. Это крайности, а большинство испытывают настороженность, сомнения перед неизбежностью общения с этим громоздким, непонятным механизмом.

Даже если человек соприкасается с судом всего один раз в жизни, и в памяти этот эпизод не остается, поскольку людям свойственно избегать малоприятных воспоминаний, но, как ни странно, никто не сомневается, что суд обществу нужен и без него не обойтись. Кто-то должен быть арбитром в спорах, кто-то должен взять на себя ответственность решать, кто прав, а кто нет, и, наконец, кто-то должен разбираться в удручающих, а нередко низменных жизненных историях.

Почему же люди часто не удовлетворены тем, как проходит суд, и его вердиктами. Одна сторона проигрывает дело и радости от этого, разумеется, не получает, но нередко и победившая сторона огорчена, испытывает досаду от процедуры и неприятных контактов с судом. Приходится констатировать, что нет у нас доверия к судьям. А доверие зависит не только от их авторитета, но и от стабильной и понятной всем Конституции; хороших, умных законов; уважения к суду всех ветвей власти и высокопоставленных чиновников; разумной быстроты судебных разбирательств; торжественности судебных процессов. Немаловажное значение имеют строгие, но красивые и чистые помещения судов; спокойные, образованные, интеллигентные судьи, не озабоченные бытовухой, не задавленные материальными проблемами.

Правосудие – это дословно «судить по праву», судить правильно. Но ведь и право, и закон бывают плохими, вызывающими раздражение, желание не исполнять нормативные предписания. И правильное судопроизводство бывает отягощено непониманием людьми долгих бюрократических разборок, заорганизованностью, мучительной и для судей и для обычных граждан. Вот тут-то и спасает правосудие авторитет суда, если он, конечно, есть. И тогда все плохое нивелируется в сознании граждан и воспринимается хотя и с недовольством, но с внутренним пониманием справедливости состоявшегося исхода дела.

Изначальная готовность согласиться с любым решением суда – это достижение правового государства, идеального общества, основанного на демократии и порядке, свободе и дисциплине, уважении не только своего, но и чужого достоинства.

Таким образом, и при плохих законах, и в удручающих условиях судопроизводства возможно такое правосудие, о котором люди могли бы сказать: этот вердикт наиболее оптимален, любое другое решение было бы несправедливым.

Авторитет и доверие – решающие признаки становления Правосудия. Великодушие, снисходительность к слабостям других – это удел сильного. Чтобы проявить принципиальную, но разумную жесткость, нужно иметь не только мужество, но и независимость, свободу в решениях и поступках. Чтобы совместить великодушие и жесткость, нужно быть не только умным и все понимающим судьей, не только выдержанным, культурным человеком, нужно еще обладать мудростью.

Ум, мужество, независимость и мудрость в своей совокупности образуют тот ореол доверия и авторитета, так необходимого в нашей неспокойной, неустойчивой, разноречивой и безалаберной повседневности.

Стремление человека к справедливости– естественное желание души, неотъемлемое право людей. Даже матерый преступник, бурно реагирующий на приговор, на самом деле внутренне соглашается с наказанием, если убеждается, что судили его справедливо, а судья был объективен, внимателен к каждому его слову, выслушал все аргументы.

И агрессивно настроенная сторона воспринимает не устраивающее ее решение суда легче, когда видит, что все участники процесса были равны перед судом, не имели преимуществ и ущемлений, а судья, как строгий, но независимый от чьего-либо влияния арбитр, провел процесс от начала и до конца, не дав малейшего повода для симпатий и антипатий, даже намека на то, какое будет решение по данному делу.

Все это не просто профессионализм и мастерство, но и та мудрость и справедливость, без которых никогда Правосудие не займет достойного места в человеческом сознании.

Власть не каждому по плечу. Она представляет опасность не только для окружающих, но и для самого носителя этой власти, когда он мучает не только других, но и самого себя. Но людям от этого не легче, потому что их душевная боль в тысячу раз острее.

Отчего некоторые судьи, обладая огромной властью, проявляют иногда сверхсамолюбие и суперамбиции? Да потому, что они комплексуют от ощущения своей слабости и ущербности в обыденной жизни. И не это ли чувство, случается, руководит нашими словами и поступками, вызывает резкую реакцию на малейшее несогласие в зале суда с нашими требованиями. Где та самодостаточность, приносящая судье психологическое удовлетворение не только во время судебного процесса, но и за его пределами. Ее-то, как правило, и нет. Остается уповать на прирожденные и воспитанные качества судьи-человека, способного быть при любых обстоятельствах мудрым и справедливым.

Чтобы все судьи были такими, необходимо создать сильный, мудрый, независимый суд, дать ему подняться и окрепнуть, несмотря на все его объективные и субъективные недостатки, авансировать доверие к нему, смириться на время с негативными сторонами судебной деятельности, понять, что судья и суд не виноваты в том, что преобразования и реформы судебной системы проходят в не очень-то благоприятных условиях.

Экономические трудности, высокий уровень преступности, низкая правовая культура и правосознание населения, падение нравов, медленное совершенствование законодательства, отсутствие необходимого резерва для замены судей-ветеранов – все это замедляет движение вперед.

Если видеть цель и иметь средства для ее достижения, легче всем вместе преодолевать препятствия на этом нелегком пути. Самый быстрый способ продвижения к цели– учесть чужие ошибки и успехи.

Как нет пророков в своем отечестве, так нет и эталонов в других странах. Никакая техника, никакие мощные компьютеры не заменят людей в человеческом общении. Все очень тонко, интимно, индивидуально, когда речь идет о судьбах, характерах, добре и зле.

Но есть и нечто общее, например, принципы правосудия. Здесь мы можем и должны использовать то лучшее и просто хорошее, что есть у других, отвергнув то, что неприемлемо для нас в силу особенностей нашей истории, культуры. Ломать себя не надо, но кое в чем изменения необходимы, последовательные, целенаправленные.

Пусть то, что есть у других, кажется сегодня фантастическим и недостижимым, пройдет время и эти фантазии станут реальностью.

Думали ли мы, что несменяемость и неприкосновенность наших судей, в принципе, возможны. Даже и не мечтали, хотя всегда подсознательно стремились к этому. И вот в начале 90-х, обогнав время, а потому неожиданно для многих, судьи получили эту психологическую независимость, без которой судебная власть никогда не стала бы сильной и самостоятельной в своих решениях.

Но власть, в том числе судебная, не может и не должна быть абсолютной. Контроль народа за властью необходим. Вот почему доминантой реформ последних лет является выравнивание силы, веса, значения всех ветвей власти, расширение возможностей общественности реально влиять на власть.

Но при этом актуальным становится опасение: как бы не принизить роль судебной власти, наиболее уязвимой из всех ветвей власти, как бы не нарушить еще пока зыбкое равновесие властей, в котором суд является самым слабым звеном, но самым нужным людям, для защиты их прав и интересов.