Текст книги "Эссе председателя городского суда Санкт-Петербурга"

Судьи – тоже люди

Судьи тоже человеки, только с ограничениями. Обязанностей как у всех, а прав поменьше будет. Звучит это парадоксально и даже лукаво. Ведь судья решает судьбу многих, он вправе принять решение, которое никто, кроме него, принять не может. Но это его служебное право, которое предписано ему по закону. А вот в обыденном, житейском смысле картина иная. Круг знакомых и друзей судьи неширок. Он редкий участник тусовок и вечеринок. Судья избегает питейных, увеселительных заведений, где очень велик риск пересечься с бывшими или будущими субъектами уголовных дел и гражданско-правовых споров.

Кроме того, там сама обстановка способна спровоцировать конфликт, в эпицентре которого или даже пусть косвенным участником может стать судья или его спутники.

И по месту жительства у судьи масса проблем. Ведь судьи живут среди людей. Они не имеют ведомственного, отдельного дома, у них нет телохранителей, нет оружия. Ездят они, как все, в метро, на трамваях, в автобусах. В магазинах, на рынке – они рядовые покупатели. В садоводствах их дома ничем не отличаются от строений обычных граждан. Дети и внуки посещают самые обыкновенные школы и детские сады. По материальному уровню судью можно было бы отнести к среднему классу, но по данным социологов и статистики, они пока до него не дотягивают.

Разумеется, есть и исключения. Судья, имеющий жену или мужа, преуспевающих на престижной хорошо обеспечиваемой работе, более обеспечен. Среди судейских – это редкость, чаще наоборот: судьи обременены иждивенцами – пожилыми родителями-пенсионерами, собственными детьми-школьниками, безработными супругами.

Проживая в обычном, не элитарном, многоквартирном доме, судья вынужден ограничивать себя. Он не может устроить разудалое веселье, чтобы не нарваться на претензии жильцов ближайших квартир. Он не может резко, как это делают другие, реагировать на действия соседей, беспокоящих его семью шумным поведением. Он, как и все, не гарантирован от пожара, протечки, неожиданных посещений подозрительных личностей, перепутавших квартиры.

Судья должен постоянно помнить о своем статусе и потому он многое не может себе позволить. Отсюда порой возникают проблемы, так как близкие члены семьи живут по общечеловеческим меркам. Особенно это относится к детям, выросшим и ставшим самостоятельными. Они не скрывают сочувствия к такому образу жизни судьи, а чаще выражают недоумение, несогласие, мотивируя современным состоянием общества, прагматизмом, предприимчивостью, диктующими общепринятые для нынешнего поколения правила поведения.

В Петербурге шестьсот судей мировых, районных, городского судов. Это одна сотая процента всего населения, песчинка в мегаполисе. Но любой случай, инцидент, произошедший с судьей или его близкими, вызывает огромный общественный резонанс.

Судьи вынуждены жертвовать многими житейскими радостями, например выйти в свет, попасть в малознакомую компанию, принять участие в рискованной прогулке, искать приключений на стороне.

Среди судей немало незамужних и разведенных, потому что не все выдерживают требования, которые судьи, предъявляя в быту к себе, невольно распространяют на свое ближайшее окружение. Кроме того, рассмотрев тысячи человеческих трагедий, драматических семейно-брачных историй, судья крайне осторожен, потому ему сложней, чем кому-либо, создать семью.

Можно только поражаться терпению судейских жен (мужей), проживших всю жизнь рядом с человеком такой специфической профессии, в условиях внутренней несвободы, обусловленной образом жизни и поведением супруга-судьи. В этом смысле невестки, дети отличаются более раскованной и даже более обеспеченной жизнью.

Судья, как раньше, так и теперь, не богат, хотя материальное положение в последние годы несколько улучшилось. Источник дохода судьи– оклад и надбавки за стаж, классность, особые условия труда. Есть еще возможность преподавать, писать книги – но это редкость, да и в силу постоянной занятости судьи не может ощутимо пополнить его бюджет.

Средний доход судьи сегодня приличный– около десяти тысяч рублей. Вполне можно жить без взяток, имея все необходимое. Другое дело, что этот заработок не адекватен труду судьи. Поэтому судейская должность так и остается непривлекательной для юристов, зарабатывающих вполне легально в коммерческих структурах в несколько раз больше.

Но сами судьи свой заработок, в сравнении со средним доходом населения, считают вполне удовлетворительным. И в этом их особенность – они не отделяют себя от народа, не претендуют на исключительность. Более того, большинство судей стесняются говорить о своей зарплате своим знакомым и друзьям, которые, как правило, имеют значительно меньший доход.

Судьи, как правило, имеют отдельную, по нормам, квартиру, типичное садоводство, отечественную автомашину. Накоплений, акций, счетов в банках, предметов роскоши у них нет. Иномарки, коттеджи, обучение детей за границей, лечение за рубежом судьи по своему материальному положению не могут себе позволить. Да и особого стремления к этому я не замечал. Возможно потому, что судьи – реалисты. Они по-прежнему живут от зарплаты до зарплаты, но, похоже, без долгов, что очень важно, так как долги – это самое плохое, что может быть у должностного лица, носителя властных полномочий. Конечно, здесь речь идет не о тех долгах, которые провоцируют чиновников на злоупотребления и взятки. Уверен, что таких долгов у судей быть не может, «потому что не может быть никогда».

В городском суде есть судья – милая, общительная, жизнерадостная женщина. Десять лет назад, когда ей было тридцать, маленький сын, муж с небольшой зарплатой, она постоянно занимала деньги у коллег, знакомых, чтобы купить, например, стиральную машину или холодильник. Сейчас сын подрос, муж по выслуге ушел на пенсию, но еще молод и подрабатывает, да и сама стала неплохо зарабатывать. Но и расходы увеличились: сыну надо больше, родителям-пенсионерам необходимо помочь, да и со своим здоровьем кое-какие сложности возникают. Типичная судейская семья, типичные проблемы.

На ее примере вижу, как изменяется материальное положение судей. Примерно раз в полгода интересуюсь ее долгами. В последние несколько лет с удовлетворением слышу, что их нет. Периодически долги появляются, но уже не столь удручающие по размеру и по причине. Теперь она занимает, чтобы заменить устаревшую мебель, либо десятилетнего «жигуля» на новую «классику» или лучше на семилетнюю иномарку из самых недорогих.

Не пьющая и не роскошествующая судейская семья может потихоньку, последовательно, за несколько лет поднять свой материальный уровень на одну небольшую ступеньку. И это обнадеживает.

Нищее правосудие, судья-безнадега, тотальная нужда, безденежная закомплексованность – опаснейшие признаки неблагополучия, способного породить коррупцию и разложение судебной власти. Однако даже в самые трудные периоды этого не происходило, потому что абсолютное большинство судей – это порядочные, совестливые люди, живущие среди людей, испытывающие, как и все остальные, тяготы повседневного существования.

Следует отметить, что в последние годы благосостояние судей улучшается. Надеюсь, общество воспринимает это с пониманием, хотя бы потому, чтобы быть уверенным в неподкупности судей.

Судьи – живые люди, а не машины. У них тоже есть нервы, эмоции, настроение, самочувствие, трудные дни и даже годы. Они, как и все, подвержены воздействию окружающей среды, погоды, техногенных раздражителей и, самое главное, на них влияют взаимоотношения с другими людьми, которые видят в судьях, прежде всего, некий символ, часть государственной машины, а судьи обязаны видеть в истцах, ответчиках, подсудимых, потерпевших, свидетелях прежде всего людей, личности.

И если люди видят в судье прежде всего чиновника, а не человека, то судьи воспринимают обращающихся к ним как людей. Этому можно верить или не верить, изменить сложившиеся в народе стереотипные взгляды пока невозможно. Мантия, строгое лицо, судейский стол, клетка в зале, процедура судопроизводства создают официоз, который глубоко скрывает личность судьи, его физиологическое и психологическое состояние.

У гражданина есть право на официальное, но человеческое к себе отношение, а для судьи – это прямая обязанность. Но, повторимся, судья тоже человек, а человеку свойственны не только достоинства, но и недостатки: сила и слабость, выдержка и нервные срывы, эйфория и стрессы, оптимизм и депрессия.

Закон требует, что судья должен быть беспристрастен, ровно относиться ко всем, быть внимательным, сдержанным. Люди любую тонкость поведения судьи, слова, жеста, мимики улавливают мгновенно и делают свои выводы, не так уж редко – ошибочные.

Требовать от судьи, чтобы он, как выдающийся актер, всегда играл одну и ту же роль невозмутимого, суперположительного героя драмы, да еще и направлял развитие публичного действа по логическим, совершенно четким правилам – нереально. Так не бывает в жизни, а судебный процесс – не спектакль с выучившими роли актерами, это жизнь с непредсказуемыми сюжетами, поворотами, характерами и обстоятельствами. И здесь всегда есть эксцессы, правда и ложь, красота и уродство, самоотверженность и предательство, любовь и ненависть, взрывы эмоций, провокации, столкновения, страстные речи и реплики, испепеляющие взгляды и безудержные рыдания.

Все это происходит перед судьей, в его присутствии, перед его глазами. Судья-человек испытывает присущие всем эмоции: возмущение, восторг, уважение, презрение, сочувствие, антипатию, раздражение, сопереживание, восхищение, омерзение, страх, брезгливость, одобрение, удивление и еще многие другие человеческие чувства. А вот поддаваться этим чувствам судья не должен, но не всегда это ему удается. Поддаться – значит, оказаться во власти эмоций и тогда возможна ошибка, поддаться – значит, проявить реакцию, соразмерную силе и тональности увиденного и услышанного.

И все-таки, утверждаю, что большинство судей умеют сохранить видимое спокойствие, несмотря на обуревающие их чувства, совладать с нервами, провести процесс и вынести решение объективно и правильно.

Бывает, что участник разбирательства специально провоцирует судью, желая вывести его из себя. Обычно так ведут себя те, кто не уверен в правоте своей юридической позиции, либо понимает, что дело складывается не в его пользу. Вот тут-то судья должен проявить в наивысшей форме свое мастерство, профессионализм, мудрость. Не у всех это получается. Многое зависит от опыта и конкретных обстоятельств. Некоторые используют любые способы, чтобы убрать неугодного судью. В одном районном суде подсудимый совершенно спокойно, публично заявил в судебном заседании, глядя в глаза судье, что она была его любовницей. Разумеется, это была ложь. И именно потому, что это было очевидной неправдой, судья и присутствующие не придали этому фантастическому демаршу никакого значения.

Мировые судьи, предвидя исход дела, зная, каким будет решение, не дают повода проигрывающей стороне для обвинения в пристрастии, ведут процесс максимально спокойно, не реагируя на выпады.

Председателям судов часто приходится слышать жалобы от граждан, что судья их не слушает, прерывает, делает замечания, не удовлетворяет ходатайства, зато противоположной стороне идет навстречу во всем. Эти граждане считают, что судья против них и им абсолютно ясно, какое будет решение. Случается, что, к изумлению этих заявителей, судья выносит решение в их пользу, несмотря на явную антипатию к неприятным людям, ведущим себя агрессивно, вызывающе.

Судья, как и все, имеет определенную общественную позицию и политические взгляды. Но закон запрещает ему заниматься политической деятельностью, участвовать в политических мероприятиях. И в этом состоит еще одно противоречие в жизни судей. Сколько упреков и обвинений высказывалось в их адрес: воспитаны в условиях тоталитарного режима под эгидой одной партии; ангажированы той политической структурой, которая находится в данный момент у власти; подыгрывают тем, кто богаче, кто способен содержать нуждающуюся судебную систему, и тому подобные.

Действительно, какие-то политические пристрастия судье-гражданину, вероятно, не чужды, но ни раньше, ни теперь он ими не руководствовался при рассмотрении конкретного уголовного или гражданского дела. В этом нетрудно убедиться, проанализировав так называемые громкие дела, правильность судебных вердиктов по которым многократно проверена. Ошибки и по таким делам были, но не более часто, чем по другим очень сложным, но не «политическим» делам, и даже гораздо реже. Но поскольку дела общеизвестны, то и субъективная подозрительность по ним острее.

Кстати, о судебных ошибках. Как и всякая человеческая деятельность, судебная тоже не свободна от ошибок. Суды ведут люди, а людям свойственно ошибаться. Да, судьи – профессионалы, да, судьи – специалисты, но нет пределов совершенствования, как и нет абсолютно однозначных ситуаций.

Люди, столкнувшись с судом, почему-то и мысли не допускают, что судья может ошибиться. Лица, участвующие в деле, требуют безошибочных решений и, разумеется, правы, но они забывают, что противоборствующие стороны принимают все возможные процессуальные и непроцессуальные меры, чтобы решение было правильным, если оно их удовлетворяет. Но другая, проигравшая сторона, безусловно, будет считать решение ошибочным.

Влияния, законные, легитимные, на будущее решение суда многообразные и часто очень сильные. Фактура с доказательствами в ходе процесса стремительно меняется и на первой инстанции, и в кассации, и в надзоре. Толкование нашего сложного законодательства разными юристами может быть разным, как и их житейский опыт. Эти обстоятельства иногда влекут ошибки. Но бывают ошибки из-за небрежности, недобросовестности или, не дай бог, предумышленные. Права на такую ошибку судья не имеет ни по закону, ни по совести.

Удивляют безапелляционные заявления некоторых граждан, что судья не может ошибаться: этого не должно быть потому, что не должно быть никогда. Но ведь судьи – тоже люди!

Были ли у меня самого ошибки? Да! И за столько лет не так уж мало. Профессиональных все же меньше, чем иных оплошностей, потому что решения принимались практически всегда коллегиально. Одна голова хорошо, а три лучше. Мы в составе президиума городского суда работаем всем миром, а это уже серьезная гарантия минимизации ошибки.

Любому руководителю свойственно ошибаться в кадровых вопросах, поскольку в этом проявляется его индивидуальность, волевое начало, присущие ему свойства характера, воспитание, подготовка, опыт. Ему приходится заниматься приемом новых сотрудников, перемещением коллег по службе, разрешением внутренних конфликтов, поощрениями и многим другим.

Я не сказал еще об одной функции – наказании. Эта самая неприятная часть деятельности руководителя для меня оказалась нетипичной. Приходилось, конечно, реагировать на различные упущения сотрудников, но каждый раз, когда требовалось делать внушение, я совершал некое насилие над собой. И порой испытывал неловкое чувство за провинившегося коллегу, неважно, какого именно – курьера или заведующего секретариатом суда.

Так уж получилось, что за всю свою жизнь я уволил, как говорят в народе, «по статье» лишь одну секретаршу, которая не реагировала на многочисленные замечания своих непосредственных начальников, продолжала умышленно нарушать предусмотренные законом правила, не хотела изменить свое поведение, а коллектив предъявил претензии мне, почему я пассивен и не принимаю меры. Кадровая ошибка в данном случае состояла в том, что эта неглупая, грамотная секретарь имела неуживчивый, некоммуникабельный характер. За десять лет до увольнения она уже увольнялась от нас по собственному желанию, но через два дня я вновь принял ее обратно. А мог бы по закону этого не делать.

Именно в кадровых вопросах труднее всего принимать единоличные решения, так как они иногда противоречат твоим убеждениям, являются вынужденными, ставят человека в неудобное положение, в определенную зависимость от тебя. И ты это понимаешь, ощущаешь внутренний дискомфорт до такой степени, что в следующий раз вообще не хочешь заниматься подобной проблемной ситуацией. В результате болезненная для обеих сторон обстановка стабилизируется, конкретная причина, повод исчезают, последствия, не достигшие своего пика, «рассасываются» сами собой.

Наблюдая за другими руководителями, я заметил: чем ниже по статусу чиновник, тем больше у него амбиций и желания проявить свое «Я». Сотрудники робеют перед таким директором, начальником, находятся постоянно в стрессовом, унизительном положении, терпят годами это ненормальное отношение к себе и… используя малейшую оплошность лидера-монстра, стараются выкинуть его из руководящего кресла.

На мой взгляд, руководитель и коллектив – это одно целое, гармоничное, совместимое. Не может быть хорошего начальника в плохом коллективе и, наоборот, – хорошего коллектива при плохом начальнике. Обязательно произойдет отторжение одного от другого.

Ну, а если подчиненный плохой и начальник – тоже, то эту аномалию общество и государство ликвидируют самым простым способом – реорганизацией.

Я стремился, прежде всего, объединить сотрудников, создать доброжелательный климат в коллективе, подбирая коллег по принципу– хороший специалист и отличный человек. У меня часто возникали дискуссии с коллегами: кому отдать предпочтение: талантливому профессионалу со стервозным характером или хорошему, умному, грамотному специалисту и милейшему, интеллигентному человеку. Я был сторонником второго варианта. Те же, кто настаивал на том, чтобы взять в наш коллектив первого кандидата, требовали, чтобы он работал в другом подразделении, канцелярии, судебном составе.

Практика многих лет подтверждает, что люди умные, мягкие, контактные всегда находили взаимопонимание с товарищами по работе, и быстро поднимали свой профессиональный уровень, а суперспециалисты, как правило, находились в эпицентре склок, ссор, скандалов. Из-за своих амбиций они наталкивались на отчуждение коллег. Изменить свой заносчивый, высокомерный характер они были не способны, находились почти всегда в одиночестве и рано или поздно уходили в другую организацию.

Такие единичные случаи были. В этих ситуациях я не форсировал события, не подталкивал никого к увольнению, никогда не провоцировал обострения. Это был естественный процесс в жизни коллектива. В подавляющем большинстве подобных случаев, преодолев трудности и дискомфорт вынужденного сосуществования, сотрудничество в интересах дела продолжалось, не выходя за рамки деловых взаимоотношений.

Наверное, меня можно упрекнуть в том, что я не ставил резко, однозначно, твердо вопрос о прекращении полномочий некоторых районных судей. В отношении судей городского суда таких проблем никогда не возникало, а по районным – было. Квалификационная коллегия по разным основаниям уволила за последние десять лет более десяти судей. Действительно, эту крайне неприятную процедуру я никогда не возбуждал и, возможно, это было моей ошибкой в таком серьезном кадровом вопросе. Не поднималась рука подписать такое представление. Любого судью я считал и считаю настолько самодостаточным и самоответственным, что воспитание или перевоспитание несовместимо с его статусом.

И крайние меры, как я полагал, должны реализоваться как бы сами собой, естественным образом, в результате логичного развития событий. Часто судьи, допустившие нарушения, не совместимые с их дальнейшей работой, уходили сами, но некоторые из них соглашались на официальное разбирательство с не всегда положительным для себя исходом.

Лишь один раз я вынужден был поставить вопрос о прекращении полномочий судьи одного из районных судов за грубейшие нарушения при рассмотрении гражданских дел и то лишь потому, что кроме меня никто это сделать был не вправе. Судья была членом квалификационной коллегии судей города, санкцию на ее увольнение могла дать только Высшая квалификационная коллегия судей Российской Федерации, куда обратиться мог только председатель городского суда.

Граждане, недовольные работой некоторых судей и председателей судов, правозащитники, депутаты не раз критиковали меня за непринятие должных мер по прекращению полномочий судей. По-своему они правы. Объяснить каждому свое решение трудно и, пожалуй, невозможно. Реагирование было всегда, но в мягкой, предупреждающей форме. Преодолеть себя, резать по живому не мог. Кроме того, я считаю, что любое принудительное лишение судьи должности– это чрезвычайное происшествие, это прецедент страха, висящего над всеми судьями, как дамоклов меч. Судья, работающий не за страх, а за совесть, свободен и независим. Опасения репрессий влекут лавирование, расчет вариантов последствий от тех или иных судебных решений. Это не в интересах граждан, общества, государства.

Найти недостатки можно в работе любого судьи, например волокиту, у которой, кстати, есть не только субъективные, но и объективные причины. Срывы в поведении судей тоже бывают. Выстроить логическую цепочку негатива, выявить определенную тенденцию несложно. Такие отклонения есть в любой публичной профессии. Но нельзя эти единичные отклонения обобщать, использовать как рычаг воздействия на ветвь власти в целом, пусть в региональном масштабе, но очень болезненно, лавинообразно.

Вот почему, по-видимому, при свойственной мне осмотрительности и осторожности я избегал радикализма. Возможно, в чем-то я ошибался, но, думаю, эти мои ошибки имели менее серьезные последствия для города и судебной власти, чем если бы крайние меры применялись чаще.

Суд– это, конечно, государственный инструмент принуждения, но это и правосудие, и объективность, и справедливость, и арбитраж для спорящих сторон. При всей силе его решений суд, как показала многолетняя практика, – инструмент тонкий и хрупкий. Сломать его или принизить не так трудно, достаточно вполне легитимно, законодательным путем уменьшить самостоятельность судебной власти.

Именно судьи, как никто другой, должны быть ровными, спокойными, взвешенными, да простят мне тавтологию, рассудительными. Как уже говорилось, судьи, как и люди, разные. Но я тянулся к тем, кто был менее подвержен эмоциям или, по крайней мере, не проявлял их спонтанно, несдержанно, без оглядки.

Категоричные, безапелляционные, с завышенной самооценкой коллеги, не только судьи, но и служащие суда, вызывали у меня внутреннее несогласие. Мы чувствовали взаимную неуютность, некоторый обоюдный холодок. Но, к счастью, профессионализм и взаимная терпимость преобладали в наших отношениях, и мы сотрудничали многие годы, даже десятилетия. Им было трудновато со мной, а мне нелегко с ними, но служебные отношения, общие задачи объединяли нас к созидательной деятельности.

Более того, некоторая оппозиционность отдельных сотрудников для руководителя необходима, чтобы он не расслаблялся, свои слова, поступки, действия, решения оценивал с точки зрения именно этих коллег. Такой подход гарантировал и меня от ошибок, помогал принимать верные организационные решения и воздерживаться от скороспелых, недостаточно проработанных выводов.

Но когда оппозиция выходит за пределы возможного, коллектив начинают раздирать противоречия, конфликты, он становится недееспособным, что приводит к его развалу и гибели.

Аппарат суда – это секретари канцелярий, судебных заседаний, компьютерщики, машинистки, архивариусы, консультанты, помощники судей. Есть еще и технический персонал: водители, хозяйственники, курьеры, уборщицы. Они составляют половину трудового коллектива и от них зависит четкость, обеспеченность, слаженность работы всего суда как единого организма.

Кадровые ошибки в подборе аппарата не сравнимы с судейскими, но и они весьма ощутимы. Например, секретари судебных заседаний являются процессуальными лицами в судебных делах. Никем не замеченная опечатка, допущенная машинисткой, может повлечь отмену решения. Направленное не в тот суд рассмотренное дело может навсегда затеряться в колоссальном архиве.

Аппарат суда – это, в основном, молодежь, мальчики и девочки, совмещающие работу с учебой. После получения диплома правоведа они уходят на самостоятельную юридическую работу. В судах до 80 % учащихся, отсюда и сложности в периоды сессий и длительных дипломных отпусков.

Самые постоянные сотрудники аппарата– ветераны судебной системы, которые, что вполне естественно, занимают ключевые посты– руководят отделами, канцеляриями, подразделениями суда. Именно на них легла вся тяжесть тех трудных лет, когда из-за мизерной зарплаты технического персонала в судах был сильнейший отток кадров, на многочисленные вакансии приходилось брать людей без выбора, в том числе совершенно случайных, которые быстро уходили, не выдерживая хронической перегрузки. Бездельников в судах нет. Разгадывание кроссвордов, вязание кофточек, треп по телефону, игры на компьютере – такого в судебных учреждениях не бывает.

В городском суде секретари знают мое кредо: быстрота, внимательность в работе, терпение и выдержка в общении с посетителями, в том числе по телефону. Именно с секретарями сотни людей ежедневно вступают в первый контакт.

Я постоянно внушаю нашим младшим коллегам, сотрудникам канцелярий, консультантам, помощникам судей, секретарям заседаний: работать не за страх, а за совесть. Все они судейские чиновники среднего и младшего звена. В других учреждениях, как я убедился на личном опыте, они часто вызывают у клиентов раздражение. Обратившись к такому служащему, посетитель видит окаменевшее лицо, взгляд оловянных глаз, слышит, как этот клерк ведет диалог отрывисто, короткими фразами, не скрывая желания сократить общение до нескольких секунд, бросает телефонную трубку, оборвав разговор на полуслове.

Не всегда посетитель прав, порой он становится источником конфликта, но я убежденный сторонник следующей точки зрения. Любой посетитель суда – молодой человек или седой ветеран, впервые обратившийся в суд или сутяжник со стажем, малоимущий гражданин или преуспевающий предприниматель – все они в равной степени имеют право получить необходимую информацию, а также на хоть официальное, но вежливое общение. Быстро – не значит в спешке, торопливо; отрицательный ответ– не значит не глядя в глаза, с пренебрежением; ответная реакция на вызывающее, несдержанное поведение клиента – не значит ответное хамство и унижение чьего-либо достоинства.

Работа с людьми – это очень трудная в психологическом и физическом смысле деятельность. Люди избрали свои чиновничьи места добровольно, а не по принуждению. А раз их эта работа устраивает, то они должны соответствовать всем требованиям к государственным служащим, так как уже на этом уровне складываются отношения человека и власти, гражданина и государства.

Конечно, недоразумений, оплошностей, взаимного непонимания – не избежать. Но я всегда считал, что в конфликте, как правило, неправы обе стороны. Я убедил своих сотрудников, что всегда найдется, в чем упрекнуть чиновника, потому что даже посетители, вызвавшие конфликтную ситуацию, вполне адекватно реагируют, если в ответ на свою несдержанность встречают спокойное, рассудительное, доброжелательное отношение служащего суда.

И еще. Я своим коллегам внушил: возможно, ваши объяснения будут убедительными, но в чем-то, в деталях все равно обнаружится недоработка. Две-три жалобы от разных лиц в отношении одного сотрудника дают основание делать выводы не в пользу этого должностного лица: случайность переходит в закономерность.

Вот почему жалобы на работников аппарата городского суда крайне редки, буквально единичны, по сравнению с общим количеством посетителей нашего далеко не простого учреждения. И удалось этого добиться без взысканий и репрессий. Любой суд – это присутственное место для людей, уже кем-то обиженных и ущемленных, чем-то недовольных. Даже небольшая, незаметная в обычной обстановке заминка, некоторая вольность, неуместное слово – здесь приобретают другие акценты и размеры. Из года в год постоянно я напоминал сотрудникам об этом и, кажется, они поняли. Наверное, не все согласны со мной, но лучше пусть их недовольство будет направлено в мой адрес как руководителя, а не на наших граждан и налогоплательщиков, кстати, содержащих на свои, явно не лишние средства государственный аппарат чиновников.

Судебные секретари, не избалованные зарплатой, привыкшие к нагрузкам, сумевшие практику совместить с учебой– наиболее эффективный резерв. Они быстро адаптируются за судейским столом и становятся хорошими профессионалами.

В каждом суде есть секретари-ветераны, на которых держится, как на фундаменте, организация технической работы суда. Эти люди, придя в суд в юном возрасте, избрали для себя скромную, но весьма значимую специальность.

Они оказались на своем месте и в своем деле достигли такого мастерства, которое возможно достичь только многолетним опытом. Рядом с ними росли другие девушки и юноши, становились судьями, председателями, адвокатами, а они продолжали свою деятельность. И я как руководитель всегда был спокоен за их участок работы. Надежность этих сотрудников, преданность делу вызывают восхищение.

Суды, в которых нет таких сотрудников, испытывают проблемы, а там, где ветеранов берегут и дорожат ими, создается доброжелательный товарищеский климат, трудности преодолеваются в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях.

Два секретаря прошли вместе со мной профессиональный путь от районного до городского суда в самый сложный период становления современной судебной системы. Они работали на самых в то время непрестижных, малооплачиваемых участках и своим самопожертвованием буквально предотвратили провалы в работе суда.

Двадцатилетняя Галя Немчанинова пришла в Дзержинский районный суд машинисткой, затем вместе со мной перешла в городской суд и возглавила машинописное бюро. Тогда не было ксероксов, компьютеров. Огромные приговоры множили на восковых ротаторах. Весь объем работы лег на плечи машинисток. Железные шкафы были доверху забиты приговорами и решениями, копии которых месяцами ждали осужденные и их родственники. Немчанинова сутками, на работе и дома, трудилась, организовала своих подчиненных, чтобы вывести городской суд из прорыва. И сделала это! С ужасом вспоминается начало восьмидесятых, когда даже электрические пишущие машинки были дефицитом.

Галина Павловна не только труженица. Эта скромная, спокойная женщина еще и героический человек. Вырастив взрослую дочь, имеющую проблемы со здоровьем, она родила и второго ребенка – сына – с разницей почти в двадцать лет. Не каждому по силам такое. Семью, работу она смогла совместить с учебой. Сначала среднее юридическое образование, а затем и высшее – в Правовой академии. В результате она консультант отдела кодификации, специалист компьютерного поиска, учета, анализа законодательства и судебной практики.