Текст книги "Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат"

– Почему?

– Опыта нет, здоровой наглости нет. Шаблонно мыслишь, по уставу.

– Сами же говорили про харизму и умение командовать, – в голосе старлея чувствовалась обида.

– Я имел в виду, что сможешь вывести группу к нашим. А воевать в немецком тылу не сможешь. Ты просто не знаешь ничего о вермахте, а для меня они как открытая книга.

– Про припасы вы сказали, но продовольствие – это сейчас наиболее болезненная тема.

– А это вообще проще простого. Форма немецкая есть, выделите пару мотоциклов и устройте на дороге пост. Такие жандармы могут без проблем проверять транспортные колонны, изучая накладные и сопроводительные документы. Останавливайте, проверяйте. Погранцы, что по-немецки говорят и читают, у вас есть. Как обнаружите продовольствие, водителей и сопровождающих под нож, последних обычно немного, грузовики пригоните сюда. Я такой приказ хотел после совещания отдать, да вот не успел.

– Да, товарищ майор, вы действительно мыслите не шаблонно.

– Этим и беру. Ладно, иди спасай мангруппу, пока её на части не разорвали.

Старлей вздохнул и направился было к выходу, лампу, между прочим, он оставил, но у ступенек обернулся и спросил:

– А какое у вас настоящее звание?

– Да как и у тебя, старлей. Только вот должность повыше. Главный инженер-инспектор бронетанковых сил РККА. Помогал строить и испытывать новые танки. Я так с Якимовым и познакомился. Ты только это капитану не говори, не вспомнит.

Михайлов ушёл, а я, погасив лампу, снова улёгся на нарах и, укрывшись полой шинели, стал подрёмывать. Такая шикарная возможность отоспаться! Кстати, сбежать я не передумал, так как появляться в Москве желания не имел никакого. Мне больше немцев бить нравилось. Сейчас не сбежишь, будем ночи ждать, тут оправиться негде. Постучусь и попрошу отвести до туалета, ну а там сориентируюсь. Тут только одна проблема, я, конечно, физическую силу имел приличную, танкистам положено, но вот единоборства – это не моё, немного боксирую, и только. А пограничников специально готовят, и справиться с ними не так и просто, даже во время внезапного нападения.

Уснуть не успел, принесли ужин. Немного супа и немного макарон вроде как с тушёнкой – по вкусу определил, хотя мяса и не нашёл. Чай вообще пустой был. После ужина я быстро провалился в сон.

Проснулся я, когда меня затеребили за плечо, и смутно знакомый голос с просительной интонацией попросил:

– Товарищ майор, проснитесь.

– А, это ты, Лосев? Что случилось?

Зевая, я занял вертикальное положение и протер лицо. Бойца не было видно, темень вокруг.

– Товарищ майор, мы помочь вам бежать решили. Часового вырубили, он там лежит, нужно уходить. Ночь вокруг, должны успеть.

– Мы – это кто?

– Мы с Бабочкиным и военфельдшер Смирнова. Мы и сами хотели. Но она нас всё торопила.

– Понятно. В принципе, я и сам уйти хотел. Решил воспользоваться походом до удобств, но так даже лучше. Уходим.

Мы выбрались наружу. Шинель я прихватил, пригодится, даже скатку стал сматывать, потом повесил её на плечо. Мой сидор оказался у Бабочкина. Рядом стояла Ольга. Я её по стройному силуэту узнал. В ногах застонал часовой, видимо приходя в себя. У всех были вещмешки, поэтому мы с ходу двинули прочь от гауптвахты.

– Погранцы на часах, нужно идти осторожно, – шепнул я Лосеву.

– Не везде, в той сторону бойцы Погорелова охрану несут. Там пройдём, я уже всё разведал.

Мы действительно смогли пройти через посты с часовыми и секретами, и только удалившись за зону охраны заметили, что в лагере возникла суета. Мой побег обнаружили. Потом шли больше часа, выстроившись в колонну, я снова командовал своими людьми.

– Стой, привал на полчаса.

Мы уселись у большого дуба, и я велел Лосеву рассказать, как они меня вытащили, и что удалось взять с собой, чтобы знать, на что рассчитывать. Тот и рассказал, что в шоке от моего ареста были все и недобро поглядывали на погранцов. Правда, Волохов пояснил, что был временно задержан до выяснения неизвестный пока командир, использовавший чужие документы. Мои бойцы этому не поверили, мои знания соответствовали этому званию. В общем, решив, что меня могут расстрелять, решили спасать. Днём этого никак не сделаешь, стали ждать наступления ночи. Смирнова сама вышла на них, предложила помочь командиру. Бойцы признались, что тоже планируют это, ну они сообща и стали готовиться. Мой вещмешок должны были забрать после ареста. И забрали, вместе с автоматом. Только Лосев подсунул второй мой сидор, с разными ненужными вещами. А тот, где были бритвенные принадлежности, посуда и боезапас для маузера, они сохранили. Причём в этом же сидоре была пустая кобура от пистолета, но без ремня. А ремень и оружие добуду. Ольга сумела стащить мой маузер и вручила, когда бойцы закончили:

– Подарок отца. Больше не теряйте.

– Спасибо, Оля, что вытащили.

– Вы нас с папой спасли, я вас. Мы в расчёте.

– Согласен. Теперь послушайте меня. То, что вы совершили, воинское преступление. Поэтому бежал я без вашей помощи, но когда уходил, командирским авторитетом забрал с собой. В этом случае предъявить вам нечего, я всё подтвержу.

– Мы не трусы, командир, – тихо сказал Лосев.

Я не видел выражения их глаз, вокруг стояла полная темень, поэтому улавливал настроение по голосу.

– Я не считаю вас трусами, всё же мы не раз в бою сражались плечом к плечу. Дело в том, что Волохов задержал меня по праву. Я действительно использовал документы погибшего командира. Моё настоящее звание – старший лейтенант. Старший лейтенант Анатолий Александрович Суворов, до недавнего времени занимал должность инженера-инспектора танковых войск РККА, был советником. Числился редким специалистом по новейшему танкостроению… Я очень ценю то, что вы сделали, поэтому считаю, что вы должны это знать. Помните капитана Якимова, который и опознал, что я не майор Корнев?

– Помним, товарищ старший лейтенант. Ещё бы.

– Так вот, я с ним хорошо знаком, почти два месяца вместе провели на танковом полигоне в Кубинке, испытывая новейшие тяжёлые танки ИС-3. Однако я был знаком не с капитаном Якимовым, а с полковником Якимовым, Героем Советского Союза, командиром тяжёлого танкового полка, закончившим войну с немецко-нацистскими захватчиками в Берлине весной сорок пятого года. Познакомились мы с ним на полигоне уже в тысяча девятьсот сорок шестом году. Если вы не поняли, я как-то переместился из будущего в прошлое.

– Мы победим? – чуть не хором последовал вопрос.

– Война закончится девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Гитлер отравится в своём бункере за несколько часов до того, как туда ворвутся наши солдаты. Кстати, в начале сорок третьего года введут погоны и обращение «солдат» и «офицер». По примерным подсчётам, Советский Союз потеряет в этой войне от двадцати пяти до двадцати восьми миллионов человек. Считая все потери на войне, при оккупации и мирных граждан.

Бойцы и девушка переваривали то, что я им сообщил, явно ошарашенные такими новостями. Да и потерями тоже. Конечно, знать, что победа точно будет за нами, это хорошо, но цифры потерь душили. Мне верили, я заработал такой авторитет у них, что не могли не верить. Бойцы ещё не пришли в себя, а вот Ольга успела задать волнующий её вопрос:

– Вы знаете, что будет с отцом?

– Поначалу я не опознал его, потом припомнил. Да, я знаю, что будет с вашим отцом, мне один фронтовик рассказал, что с ним воевал. Простите, хороших новостей нет. Хотите знать?

– Да, – тихо сказала та, почти шепнула.

– Ваш отец погиб в октябре этого года. Вернее, погибнет. Точную дату не скажу. Где-то в октябре. Во время войны существовала практика вывозить высшее командование частей из котлов и окружений, для чего им посылали самолёты. Вашему отцу тоже выслали, но он отказался, обратно самолёт повёз двух тяжелораненых командиров. Ваш отец погиб вместе со своей армией, до конца выполняя свой долг.

– Товарищ старший лейтенант, но ведь вас к нашим надо, всё рассказать, – воскликнул Лосев, пока Ольга тихо всхлипывала рядом, а я поглаживал её по спине, успокаивая.

– А что бы я сказал? Здравствуйте, я из будущего? Да меня бы к стенке поставили, вокруг вон какое время, или вообще за сумасшедшего приняли. Поэтому я и решил сначала показать, что умею и могу, как воевать надо, ведь общаясь с фронтовиками, я получил от них колоссальный опыт четырёх страшных лет этой войны. Опыт в специальности танкиста, я же с танкистами общался. Именно Якимов мне рассказал, как отступал в этих местах, как давили раненых танками, как обстреливали колонну. Я просто воспользовался его знаниями. А лейтенанта Сергеева помните, избитого? Так он родной брат одного фронтовика, с которым я общался в будущем. Тоже танкиста. Он своего брата с окончания войны искал, тот в первые дни пропал без вести в этих местах. Два года искал, так и не нашёл. Я потому и удивился, когда узнал, кто это. Хоть не дал погибнуть в безвестности. Как видите, всякое может случиться, насчёт Якимова, что он меня раскроет, я не рассчитал. Или тот генерал-предатель? Думаете, я вот так узнал? Ага, в конце войны эти предатели на слуху были, и их фотографии печатались в газетах. Я их всех знаю. Как видите, знания у меня есть, умения тоже, вот и показывал, что хоть что-то умею. Правда, в Москву я не тороплюсь, мне немцев очень бить понравилось. Вот к осени можно отправиться. А в декабре немцы к Москве подойдут. Их генералы будут её окраины в бинокли рассматривать.

– Надо к нашим, рассказать, – пробормотал Лосев.

– Да я уже отправил письмо. С группой Иванова, вместе со всеми вашими письмами он должен был их отправить. В Кремль, товарищу Иванову. Мало кто знает, что товарищ Иванов – это товарищ Сталин. Дальше разберутся. Там я и описал причины поражения наших войск, куда немцы нанесут удары, ну и остальное. Так что пошла информация. Вот только нужно отправить следующее письмо, и не на бумаге. Им будет кто-то из вас троих. Тот, у кого хорошая память.

– У меня плохая, – тут же открестился опытный Лосев.

– Товарищ старший лейтенант, а вы товарища Сталина видели? – дрогнувшим от волнения голосом спросил Бабочкин.

– Впервые на награждении в Кремле. Он мне вручал орден Красной Звезды за боевые действия в тылу противника. Это было в сорок четвёртом. Фактически я не воевал, это единственная боевая операция, в которой я случайно и вынужденно участвовал. Хорошо повоевал, за это и наградили. Дальше я уже работал советником и инспектором, испытывал новейшие танки. Кстати, такие самоходки выпускались нашими заводами, но уже к концу войны они считались устаревшими, дальше выпускались Су-100 со стомиллиметровыми пушками. У немцев на танках тоже броня нарастала. Всякие «Тигры» да «Пантеры»… Хм, полчаса прошло, выдвигаемся.

– Товарищ старший лейтенант, а как вы без часов поняли, что полчаса прошло? – вставая, спросил Бабочкин. – У меня, кстати, память тоже плохая. Уже забыл, что сегодня было.

– Отметил, где луна, и как переместилась в нужное место, так и понял.

– Товарищ старший лейтенант, мы совсем сказать забыли, про нас по радио говорили, сам товарищ Левитан, – неожиданно сообщил Лосев.

– Да, интересно было бы знать, про что.

– Там сообщалось, что танковая группа майора К., оказавшись в окружении, не растерялась. Она устроила засаду на дороге и весь день удерживала целую немецкую дивизию. Было уничтожено два десятка танков, около сотни машины и до батальона пехоты.

– Ну, это они слишком округлили.

– Потом был уничтожен вместе с личным составом артиллерийский дивизион. После этого группа майора К. направилась на соединение к своим. Вчера эта группа без потерь уничтожила вражеский аэродром с более чем сотней самолётов, что заметно снизило бомбардировки наших войск, а также сильно потрепала немецких танкистов, стоявших рядом. Уничтожила штаб корпуса, где погибло четыре немецких генерала, а один попал в плен. Его уже отправили в Москву. Была предотвращена попытка уничтожения раненых, организованы засада и уничтожение танковой колонны, спасение повреждённого бронепоезда и помощь по эвакуации курсантов и раненых.

– Хм. Быстро они отреагировали, уже на следующий день сообщили. Только вот про раненых откуда узнали да про расстрел танков на дамбе? Потапов и Казанцев ведь в это время действовали отдельно, сообщение такое я с рапортом и генералом не передавал. Странно всё это. Похоже, тут уши Волохова торчат.

– Ещё сообщили, что многие командиры и бойцы, включая майора К., представлены к правительственным наградам.

– Ха, возможно, и так, но в скором времени вы на них не рассчитывайте, если вообще будут. У тыловиков такая манера терять наградные листы. Не их же награждают. Кстати, припоминаю такой случай в сорок третьем. Одного писаря поймали на том, что он подтирался, за неимением другой бумажки, рапортом на посмертное награждение одного бойца, который с гранатой, прижатой к груди, лёг под танк. Для писаря всё закончилось плохо, его настоящие окопные фронтовики поймали. Челюсть, говорят, три хирурга собирали. Потом его разъярённый комполка в штрафную роту определил.

– То за дело получил. А что такое штрафная рота?

– Штрафные части – это специальные воинские части действующей армии, куда в военное время в качестве наказания направляли военнослужащих, совершивших преступления, кроме тяжких, за которые полагалась смертная казнь, и осуждённые приговором военного трибунала с применением отсрочки исполнения приговора до окончания войны. Искупив вину кровью, они получали возможность перевестись в обычные части. С учётом того что штрафники несли потери до девяноста пяти процентов, таких счастливцев было очень мало. В вермахте тоже были штрафные части, однако по сравнению с советскими, немецкие штрафники искупали свои преступления до конца. Попав в штрафбат, покинуть его они до своей гибели уже не могли. У нас первые штрафные части были, то есть будут введены в сорок втором году. Месяц не помню… Ладно, опять задерживаемся разговорами. Бойцы, благодарю за службу! Вернёмся к нашим, костьми лягу, но заслуженное получите. А теперь уходим.

Когда мы, выстроившись в колонну, пошли дальше, следовавшая за мной следом Ольга спросила:

– Получается, вы более молодой тоже тут?

Чуть запнувшись, я помедлил с ответом, думая, что сказать, и всё же ответил:

– Ну, думаю… не стоит говорить об этом. Во многих знаниях много печалей. Кстати, Оля, готовьтесь отправиться в Москву. У вас будет шанс спасти своего отца. Призрачный, но все-таки.

Дальше мы уже шли молча, след в след. Хрустели сухие ветки под подошвами сапог.

– Всё, стой. Встаём лагерем до утра. Первый дежурю я, потом Лосев, и под утро Бабочкин. На нём же приготовление завтрака. Можно использовать всё, чтобы подкрепиться. Как раз будет на четверых. Экономить не стоит, завтра добудем ещё.

Лосев ножом нарубил лапника и настелил две лежанки. Свою скатку я отдал Ольге, она ею укрылась, у бойцов свои были, они всё забрали из самоходки. Жаль её, хорошая машина. Своими руками сделано, как говорится. Пока мои спасители и помощники спали, я прогуливался чуть в стороне, размышляя. Планы на завтра такие. Добыть транспорт, оружия побольше, припасы, и двинуть в сторону Украины километров на сто, там меня сразу искать не будут.

У обоих красноармейцев были карабины, мой МП вместе с сидором забрали, остальное имущество тоже, хорошо хоть второй сидор сохранили. Кстати, побриться нужно, щетина приличная. Откуда у Бабочкина карабин, не знаю, он с таким же МП, как у меня, бегал, видимо, сменял на более привычное и дальнобойное оружие. Ну, или его заставили сменить. Припасов не много, с ними в лагере худо, на завтрак действительно хватит, но не более. Ладно, разберёмся.

Утром Бабочкин разбудил нас, когда завтрак уже был готов. Над котелком булькали три наших котелка, рядом стояли кружки. У Смирновой никакой посуды не было, видимо, не успел старшина ей выдать, поэтому Лосев снова открыл свои запасы. Котелка запасного у него не было, но ложка нашлась.

При приготовлении завтрака Бабочкин особо мудрствовать не стал, в двух сварил рыбную похлёбку, была одна рыбная консерва, и мы, разбившись на пары, хлебали ее, вприкуску с немецкими галетами. Последние наверняка из запасов Лосева. В третьем котелке была каша, весь запас пшена был использован. Ничего, после похлёбки пошла как миленькая. Ну, и под конец чай с сухариками. Бойцы разделили одну кружку на двоих, а нам с Ольгой досталось по полной кружке. Но запасов больше не было. Лосев Ольге к чаю отдал половинку трофейной шоколадки – всё, что осталось. Мы-то ещё привыкли размачивать каменные сухари, а девушке было тяжело.

После завтрака, после того как Бабочкин сбегал к ручью помыть посуду, я сказал:

– Планы на сегодня: добыть припасов, оружия, бронетехнику. Желательно трофейную на первое время. Потом отправить Ольгу в тыл. Пока как мы это сделаем, я не знаю, но думаю, воздухом.

– Самолётом? – заинтересовался ординарец.

– Именно так. Сбитых летунов тут бродит достаточно, главное, отловить опытного, а самолётов у немцев хватает. Плёвая задача.

– Ну, раз вы так говорите, товарищ старший лейтенант… – с некоторым сомнением протянул Лосев.

– Не волнуйся, всё будет… А вот и Бабочкин.

Ушли мы не сразу, всё же задержались на полчаса. Боец принёс полный котелок воды и наполненные фляги. Котелок поставили к углям костерка, чтобы подогрелся, а я достал бритвенный набор. Так как он был единственный на всю компанию, то мы по очереди намылили морды лица и побрились, доводя свой вид до идеала. В планах у меня в ближайшее время играть немца в добытой форме, а они со щетиной не ходят, порядок у них, понимаешь. Даже усы запрещены.

Собравшись, проверил, всё ли забрали, и мы направились дальше. До опушки оказалось не так далеко, полтора километра, и появился просвет. Осторожно приблизившись, мы осмотрели поле и далёкую дорогу. Там шла полковая колонна немецкой пехоты, да обгоняли их два грузовика. «Опели» я сразу опознал. Дальше дорога, было видно, приближалась к лесу, но идти в ту сторону я не хотел. Как раз там выставлены наблюдатели Волохова, если их уже не сняли. Нет, мы в другую сторону пойдём.

– За мной, – мы свернули влево и пошли по опушке, лавируя между деревьями.

Где-то через полчаса Бабочкин спросил:

– Товарищ старший лейтенант, чувствуете?

Принюхавшись, я кивнул, откуда-то доносился запах разложения. Едва слышимый, но думаю, трупы где-то недалеко. Именно трупы, нам уже встречались такие незахороненные бойцы.

– Смирнова, Лосев, на месте. Бабочкин, за мной.

Скинув сидоры, мы направились в сторону источника запаха, нужно выяснить, что там произошло, определить полезность находки.

Пять погибших пограничников мы нашли на опушке у стоявшей с открытыми дверцами и выбитыми стёклами «эмки». Осмотревшись, я вышел на открытую местность. Прикрывая платком нос и рот, окинув взглядом место гибели.

– Дней пять уже лежат… Давай наших сюда веди, опасности тут нет.

Бабочкин убежал, а я старался не смотреть на вздувшиеся трупы. Было видно, что ни немцев, ни наших с момента их гибели тут не было, оружие не тронутое лежало, карманы закрытые, у одного планшет целый, даже с картой. Нет, точно тут никого не было. Когда бойцы с Ольгой подошли, тоже зажимая роты и носы и явно с трудом сдерживая тошноту, я велел им отойти в сторону и последовал за ними туда, где не чувствовался этот тошнотворный запах.

– Дней пять назад они погибли, – сказал я. – «Эмка» вдоль опушки двигалась в сторону нашего тыла, там след колёс, когда на дороге появились танки. «Тройки» или «четвёрки», не поймёшь, у них калибр один. Первый снаряд ухнул рядом, убив осколками двух пограничников, водителя и майора, что сидел рядом. Трое других с заднего сиденья выскочили наружу, когда рванул второй снаряд. Он приподнял машину и кормой назад зашвырнул её в кустарник. От его же осколков погибли и остальные. Один, тот, что сержант, точно сразу убит был, два других, видимо, серьёзно ранены. Лейтенант перевязал старлея, это понятно по аккуратным повязкам, потом начал перевязывать себя. Да не успел, кровью истёк. Старлей помощи не дождался и тоже умер. Может, протянул сутки, не больше. Вот в принципе и всё. Машина нас не интересует, изувечена и не ремонтопригодна, но в машине два сидора. Я видел их горловины, может, что интересное там есть. Да и то, что все пятеро вооружены ППД, хорошо, автоматы забираем все. Стойте тут, я вижу, что вы с трудом сдерживаете тошноту. Сам всё заберу и принесу сюда.

Продолжая прикрывать платком лицо, я прошёл к машине и, хрустя поломанным кустарником, вытащил из легковушки свободной рукой достаточно тяжёлые сидоры. Два взял сразу, но всего было четыре. Второй ходкой и остальные отнёс. Бойцы сразу в них закопались. Потом я пробежался и собрал все пять автоматов, четыре на вид ещё ничего, а вот у пятого расщеплен осколком приклад. Лосев сразу достал перочинный нож и стал строгать, выравнивая, чтобы не получить занозы. Вот дальше самое сложное. Автоматы собрать – это так, плёвая задача, однако оставались подсумки с запасными дисками, кобуры у трёх командиров, ну и документы. Ворочать вздувшиеся тела, поднимая тучи мух, это, блин, даже мне тяжело, и так с трудом сдерживался.

В общем, снимать кобуры я не стал, всё равно они пропитались запахом, ну их. Перерезав ремни, снял чехлы с автоматными дисками, да и документы из нагрудных карманов достал. Они были влажные и сильно воняли, но я забрал. Вот с планшетом повезло, он был у старлея, а когда того перевязывали, лейтенант его отстегнул и откинул в сторону, так что, подобрав, я снова пристегнул ремешок, перекинув его через голову. Подравняв по своему росту, оставил висеть на боку. Сами документы я открыл и оставил на траве сушиться под жаркими лучами солнца.

После возвращения что-то мне плохо стало, Бабочкин полил мне на руки и дал небольшой обмылок, так что я с остервенением помыл руки. Рядом Лосев, сняв все пять чехлов с дисков, протирал тряпочкой диски. Чехлы он не выбрасывал, рядом сложил, видимо, собирался отстирать их. Вытерев руки полотенцем, я велел:

– Докладывайте, что удалось найти.

– В вещмешках в основном патроны и гранаты, товарищ старший лейтенант, – тут же откликнулся Лосев. – Даже запасные диски есть. Всего шесть банок тушёнки, бумажный пакет с сухарями. Но они провоняли, остальное тоже. Есть посуда, можно подобрать товарищу военфельдшеру.

– Добро. Оружие, боеприпасы, тушёнку и всю посуду забираем. Остальное оставляем.

Из посуды было четыре котелка, всего две кружки и одна ложка. Видимо, свои ложки пограничники держали, как и я, за голенищами сапог, что было вполне удобно. Одну кружку и один котелок Лосев протер и сразу убрал в сидор Смирновой, теперь это её. Как я всегда считал, посуду боец должен всегда иметь свою.

– Вот ещё я нашёл, – показал тот три бритвы в чехлах.

– Себе оставьте.

Мне в сидор тоже отсыпали пистолетных патронов, а боезапас в основном был именно к автоматам и ТТ, да и гранат накидали, две лимонки я повесил на пояс, один новенький автомат, перекинув через голову ремень, повесил на грудь. Часы и бинокль нашел, но в таком состоянии, что взять их не смог. Нет, с виду они целыми были, но честно говоря, побрезговал.

Бабочкин кроме своего карабина нёс два автомата, Лосев, я и Ольга – по одному, вооружены теперь были все. Я проверил оружие, перед выдвижением показал, как им пользоваться, научил перезаряжать диски и, убедившись, что все трое вполне справляются, отдал приказ двигаться дальше. В этот раз Бабочкин шёл впереди, метрах в сорока от нас, внимательно осматривая наш путь, потом мы с Ольгой, и чуть отстав, топал Лосев. Он всё же взял все пять чехлов к запасным дискам, хомяк такой. Мы сами диски так-то в сидоры убрали, но действительно лучше иметь под рукой. Боец собрался их отстирать. Высохшие и немного покоробившиеся документы я не забыл, убрал в планшет. Да и карту тоже посмотрел. Определился на местности, так сказать.

Пока шли, я описывал Ольге первый и самый страшный год войны. Всё, что помнил. Заставлял повторять, чтобы запомнила даты, где будет прорыв немцев, в каких числах. Это у нас тут, в Белоруссии, чуть-чуть, но моё вмешательство всё же действовало, немцы немного замедлили продвижение, на пару дней, но всё же. Вот на Украине всё шло один в один как и в моей истории, может, с получением информации, а я надеялся, что она всё же дошла, начнутся изменения на фронтах, но что-то было незаметно.

Ольге было тяжело воспринимать такую информацию, но я продолжал. Проверял, как она усваивает. Приходилось повторять по пять-десять раз, пока от зубов не отскакивало. Ничего, в Москве есть такие специалисты, что любую информацию вытянут, причем разговорами докопаются до всего. Я знаю, в первые дни мне с ними часто приходилось общаться, мою жизнь для личного дела изучали. Да и потом с ними частенько встречался.

– Тебе будут задавать много вопросов, и, возможно, ты встретишься с кем-то из правительства страны. Или с товарищем Сталиным, или, что вероятнее, с товарищем Берией. Лаврентий Павлович вполне нормальный человек, бояться его не надо, я с ним чаще всего общался, жёсткий и прагматичный хозяйственник, но всё же человек тоже хороший. Конечно же, возникнет вопрос, когда они умрут. Это почему-то всем интересно. Передай. Товарищ Сталин умер в марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего года на Ближней даче в результате инсульта. Он перенёс множество инсультов, этот добил его. Было несколько версий причин его смерти, мол, специально не вызывали врачей, когда нашли его лежащим на полу, чтобы точно не выжил. Многие считают виновником его гибели Хрущёва, который и занял пост главы государства. Я склонен этому верить. Товарищ Берия отсутствовал, по прибытии, естественно, напряг врачей, но было поздно, не вытянули. Паралич одной стороны тела и смерть. Потом около двух месяцев Лаврентий Павлович руководил страной, но в результате переворота товарищ Берия был арестован и казнён, инициатор переворота Хрущёв занял пост главы государства. Это и привело к развалу Советского Союза. В перевороте участвовал маршал Жуков, именно он со своими генералами арестовал Берию на заседании Политбюро. Дальше информация будет в следующем письме. А теперь давай повторим…

Вот так мы шли и повторяли. Лишь раз на полчаса встали на привал отдохнуть, после чего продолжили движение. Бойцы тактично не подходили к нам, слышать, что я говорю Ольге, им не следует, но и сами не расспрашивали о войне, как она шла, хотя им явно было интересно. О том, что немцы дойдут до Москвы, они были в курсе, я уже говорил, о других сражениях и боях им было неизвестно. Кстати, во время привала Бабочкин рассказал мне, что происходило на месте стоянки мангруппы, пока я был заперт. Всё же договориться, кто будет командиром, капитаны не смогли. Михайлов отказался подчиняться обоим и, собрав вокруг себя бойцов и командиров, начал действовать. С ним ушла часть сил, все миномётчики. Куда, не известно, стемнело. Это всё, что знали бойцы. Кстати, самоходки не было, Михайлов забрал её, сделав своей командирской машиной. В лагере осталась часть тылов, пограничники, ну и пришлые. Мангруппа развалилась куда быстрее, чем я думал.

Ближе к обеду прибежал проводивший разведку Бабочкин с сообщением:

– Товарищ старший лейтенант, там лес заканчивается. Дальше поле, и по нему дорога вьётся.

– Есть кто?

– Пустая.

– Нужно посмотреть.

Чуть дальше был ручей. Ольга и Лосев пошли умыться и постирать некоторые находки, а мы с Бабочкиным прошли к опушке. Скинув плотно набитый и тяжёлый сидор, я забрался на дерево с помощью бойца и стал внимательно осматривать пустое на вид поле, где сквозь пшеницу действительно вилась дорога. Техники на ней действительно не было, но я заметил оптический блик и, присмотревшись, в двухстах метрах от опушки приметил замаскированный окопчик с пулемётом. Кажется, там была немецкая копия «максима» – МГ-08. Это заставило задуматься. Припомнив на входе в лес снесенный пост немцев, усиленный пушкой, я сложил увиденное как два и два. Похоже, немцы загнали в лес крупные советские соединения и, блокировав, держали их в окружении. Ну, не знаю, где эти соединения находятся, тут с пяток армий может затеряться, но то, что теперь нам покинуть лес сложно, это факт.

Обнаружив один пост, я стал выискивать следующий, мне нужно узнать расстояние между ними, однако ни слева, ни справа я его не обнаружил. Пришлось переместиться метров на четыреста и снова лезть на дерево. Помогло. Не сразу, но обнаружил. Получается, между постами четыреста-пятьсот метров. Растянутая ниточка, это хорошо.

Когда я уже спустился и, обдумывая на ходу план ликвидации поста, внезапно услышал, что там, где оставил Смирнову с ординарцем, вдруг хрустнул выстрел. Держа оружие наизготовку, мы рванули туда и появились как нельзя вовремя. Восемь бойцов во главе со старшим сержантом, держа Ольгу и Лосева на прицеле, потрошили наши мешки, судя по заморённому виду, их явно интересовало продовольствие.

– Стоять, не двигаться! – направив ствол автомата на гостей, резко приказал я. Рядом Бабочкин, встав на одно колено, также держал их на прицеле. – Опустить оружие! Командир, ко мне. Живо!

Всё же разобрались. Пока бойцы жадно, не жуя, глотали тушёнку из всех наших шести банок, сержант и описал мне, кто он и откуда. Все бойцы, включая их командира, были из одного разведбата. После окружения их корпуса в этом лесу было несколько попыток прорыва, которые ничего, кроме потерь, не принесли. Я на это скептически хмыкнул. Кто же в лоб идёт? В общем, последняя попытка прорыва была предпринята три дня назад, батальон фактически весь полёг в пехотной атаке на позиции немцев. Те, кто уцелел, по-пластунски ушли в лес. Встать пулемёты не давали, пули свистели над головами, впиваясь в землю и в тела погибших бойцов и командиров.

– Такого комкора к стенке нужно было ставить, – не выдержал я, когда сержант закончил свой рассказ описанием их плутания в поисках пищи. – Днём атаковать позиции противника, да ещё без прикрытия артиллерии и бронетехники? Нет, он точно враг, что таким способом ослаблял Красную Армию. Он должен был сосредоточить все силы в своих руках и, используя бойцов вашего батальона, вырезать посты и выслать диверсионные группы для добычи продовольствия. Как я понял, именно проблема с продовольствием и решила в пользу прорыва. Расстрелять пару колонн с продовольствием и пригнать их в лес в принципе не так и сложно.

Сержант, что скрёб ложкой по стенкам банки, только вздохнул, ответить он мне не мог, не его уровень. Кстати, он со своими бойцами считал меня майором Корневым. Я велел бойцам подтвердить моё звание. Рассказывать, что я из будущего, для разведчиков табу. В принципе, Лосев с Ольгой претензий к бойцам не имели, хотя те их и напугали, да и старший сержант Минский, зам командира взвода, уже принёс извинения. Из-за долгого голодания у них просто разум помутился, так хотелось есть, вот они и решили отобрать продовольствие.