Текст книги "Танкист: Я – танкист. Прорыв. Солдат"

Когда бойцы поели, я велел им построиться. Смирнова уже осмотрела всех бойцов, при ней была санитарная сумка, почистила старую загноившуюся рану у одного из бойцов на спине и перевязала её. Бойцы меня не порадовали, слишком ослаблены. В ближайшее время серьёзное дело им не поручишь, нужно несколько дней на откорм, чтобы пришли в себя, набрались сил. С другой стороны, воинский порядок в группе соблюдался, форма более-менее в порядке, заштопана, вся амуниция при них, только каски побросали – тяжёлые, хотя было всего три полупустых сидора на всех. Зато оружие начищено до блеска. Разведчики, как и пограничники, поголовно были вооружены СВТ, причём у одного она была в снайперском исполнении. Вот пулемётов и другого оружия не было. У сержанта был наган погибшего взводного в кармане, именно из него и был произведён тот выстрел в воздух, что мы слышали. Патронов было очень мало, не больше пяти-семи на бойца.

После осмотра я велел поделиться с бойцами боеприпасами, а сержанту сменить его винтовку на ППД. Бойцам выдали по тридцать патронов и по одной гранате. Пока хватит, да и не было больше, к своим карабинам мои бойцы оставили по двадцать патронов. Сержант свою винтовку не бросил, за спину убрал, а вот автомат на грудь повесил. Причём я не заметил, чтобы тот его изучал, видимо знал устройство. Мы распределили грузы, эту группу я включил в свой новый отряд, сержант попросился. Построившись, мы пошли к опушке. Чтобы снять пост, разведчиков привлекать не стоило, они и до опушки еле дошли, разморило после тушёнки. Поэтому снимать пост я решил лично. Снайпер поднялся на дерево – поднимали мы его втроём с помощью верёвки, – устроился на ветке, положив ствол винтовки на другую, и обеспечил мне огневое прикрытие, остальные легли отдыхать. Я оставил всё в лагере. С собой взял только маузер, убрал его в карман за неимением ремня, даже кобуру-приклад оставил. Два ножа при мне, один от СВТ, и я пополз по небольшой ложбине к немцам. Эта ложбина находилась между двух постов. Я планировал обойти один из них и, напав с тыла, уничтожить его, что позволит вывести группу из леса.

– Ага, значит, про ложбину вы всё-таки знаете, – пробормотал я, когда приметил перед собой усики мины.

Первая мина была обнаружена мной в ста метрах от опушки. До этого не попадалось. Кстати, хорошо знакомая противопехотная немецкая мина. Мы такие на полигоне использовали для проверки ходовой на повреждения минами. Лягушка. Выстреливает заряд на метровую высоту, и тот, взорвавшись, даёт большой разлёт стальных шариков. Опасная штука. Вздохнув, я стал штыком от СВТ откапывать мину, чтобы добраться до взрывателя. Мне эти мины самому пригодятся. Нужно все собрать.

Убрав взрыватель в нагрудный карман френча, я откопал мину и отложил её в сторону, после чего пополз к следующей. Это была того же типа, но уже натяжного действия. Когда немецкий сапёр её поставил, замаскировал хорошо, но натягивая проволочку, не поправил наклонившуюся траву, и та привлекала взгляд. Эту тоже обезвредил и откопал. Проверив овраг, я определил, что на небольшом пятачке еще шесть штук. То есть небольшая низина так перекрыта, что не инициировать мину невозможно.

Детонаторы в кармане, мины лежат одной кучей, а я пополз дальше. Задержали те меня всего на полчаса, но думаю, парни не волнуются, снайпер на дереве должен видеть мои действия и понять, чем я занимаюсь.

Наконец посты остались позади, я выбрался на дорогу и, пригибаясь, направился к своему посту, напротив которого и расположилась моя команда. В небольшом, но неплохо оборудованном окопчике было два немца. Один полусидя дремал, обняв карабин в углу, другой, изредка откусывая от плитки шоколад, наблюдал за лесом. Моё приближение он не заметил.

– Тихо, руки вверх, – приказал я ему, наставив ствол маузера.

Наблюдатель дёрнулся, отпустив бинокль, который закачался на его шее на длинном ремешке, и, подняв руки, медленно обернулся и испуганно поглядел на меня. Моё неожиданное появление его явно ошеломило. Соня так и не проснулся.

– Теперь отстегни ремень и отбрось его вместе с кобурой в сторону. Свой автомат и карабин напарника следом… Теперь сними замок с пулемёта.

Тот выполнял все мои приказы. Только с напарником вышла заминка, еле вырвал карабин из рук, отчего тот проснулся, зашарив руками по стенкам окопа, потом замер, увидев меня.

– Когда у вас смена?

– Два раза в сутки. Утром перед рассветом и вечером после заката, – негромко сказал рыжий ефрейтор. – У нас дневная смена.

– Снимайте сапоги и форму.

Один из них был обер-ефрейтором – тот, что наблюдатель, невысокий, худой и рыжий, второй, соня, рядовой. Более крупный, но с простоватым крестьянским лицом. В общем, оба выполнили мой приказ, оставшись в нательном белье, оставлять их в живых мне смысла не было, поэтому из-за голенища я достал нож, временно позаимствованный мной у Минского. Вот тут оба немца поняли, что шансов у них не было. Рядовой бросился к стенке и пытался выбраться из окопчика рядом с пулемётом, а вот рыжий, попытавшись заорать, бросился ко мне и сам налетел на клинок. Его крик меня не испугал, до следующих постов слишком далеко, чтобы другие солдаты его услышали. Этот хоть умер как настоящий солдат. Честно говоря, я впервые так убиваю, и надо сказать, мне не доставляет удовольствия видеть, как глаза убитого тускнеют, но стряхнув его с ножа, прыжком обрушился на спину рядовому, который уже выбрался из окопа и готовился встать с колен. Клинок вошёл под лопатку, отчего тот весь содрогнулся. Встав с тела, я быстро осмотрелся и, стащив его в окоп, спрыгнул сам. После этого помахал рукой снайперу и показал на низину. Пусть так же, как и я, идут по ней. Знаками показывать, чтобы прихватили оставленные мины, я не стал, всё равно не поймут, если сами не догадаются, пошлю кого-нибудь за ними.

Взяв лежавший на бруствере бинокль, я убрал его в чехол и повесил на пояс. После этого забрал ремень ефрейтора с кобурой, там оказался натуральный «Парабеллум» артиллерийской модели с удлинённым стволом, и застегнул на поясе, согнав складки френча назад. Вытерев клинок о нательную рубаху рядового, убрал его обратно за голенище сапога. Изредка я выглядывал, но так и не заметил, чтобы кто-то уходил в низину. Однако всё же бойцы оказались на дороге – значит, проползли. Старший сержант Минский с Бабочкиным подползли ко мне, остальные укрылись в пшенице с той стороны дороги.

– Мины забрали? – первым делом спросил я.

– Опасались, вдруг взорвутся, – ответил сержант.

– Ясно. Бабочкин, держи немецкий ранец. Я всё из него выкинул. Сползай, собери мины. Всё ползком, не вставая. Можешь их не опасаться, я разминировал, не взорвутся. Хоть в футбол ими играй. Ясно?

– Ясно, товарищ майор.

Боец пополз обратно к низине, а сержант стал мне помогать. Пулемёт мы забрать не могли, тяжеловат, тем более на треноге, а был бы на пехотном станке с колёсами… Однако оружие и форму собрали, как и документы убитых солдат с поста. Форму с трудом, но запихали во второй ранец, сержанту я передал всё продовольствие солдат: пару банок, шмат сала и целую краюху, да еще двухлитровый солдатский термос. Не пустой, понюхал, вроде какао. Тот всё к себе в сидор убрал. Нагрузившись, мы поползли к нашим, где нас догнал Бабочкин с явно тяжёлым, плотно набитым ранцем. С пулемёта я снял замок, выведя его из строя, а кроме этого забрал два немецких котелка. Они отличались от наших. Не у всех бойцов была посуда, вот и увеличил ее на две единицы.

Распределив груз между всеми, отправил двух бойцов налегке вперёд. Пригибаясь – пшеница была по пояс, – мы на максимальной скорости направились дальше. Когда я видел, что некоторые машинально пытаются принять вертикальную позу – идти, согнувшись, было неудобно, – шипел. Так и выдать могут. Удалившись от вырезанного поста на пару километров, я объявил остановку на десять минут, все устали. Когда отдышались, я достал из трофейного ранца аккуратно свёрнутую форму и, отцепив висевшие по бокам сапоги, подозвал Минского.

– Мне нужно два бойца, которым подойдёт эта форма и обувь.

Самому мне ни один комплект не подходил, поэтому я и решил задействовать разведчиков, пять из них походили по комплекции на ефрейтора и рядового.

– Форма ещё ладно, а вот как с обувью угадать? Может, в наших пойдут?

– Нет, видишь, у немцев голенища шире и сами сапоги короче. Спалятся. Кстати, из твоих кто по-немецки говорит?

– Нет, никто.

– Плохо. Ладно, давай подбирай ребят.

Носителя формы ефрейтора мы быстро подобрали, да и сапоги ему подошли как влитые. Я вручил бойцу пояс с кобурой и подсумками к автомату, тот его как раз изучал. Потом передал бойца на попечение Лосеву. Все разведчики давно не брились, щетина так и бросалась в глаза, вот ординарец, налив в плошку воды из фляги, и взбивал пену для бритья. Нужно наших «немцев» привести в нормальный внешний вид. Вот со вторым не совсем так получилось, как хотелось бы. Форма подошла, фактически его размер. Только сапоги на его лыжи никак не налезут, на три размера меньше.

– Ладно, иди пока в своих, на месте разберёмся. Сейчас к Лосеву на бритьё, напарник твой уже закончил. Да и остальные побриться успели, один сержант остался. Вон, Лосев уже бритву о ремень закончил править.

Боец перебрался ближе к ординарцу, и тот занялся им. Брился он сам, Лосев только подавал, что нужно. Также он ополоснул им лица, чтобы чистые и вымытые были. Мы проверили, как сидит форма, ремни, амуниция и оружие, чтобы строго по уставу были. Нормально. Со стороны кажутся настоящими немцами. Даже каски на голову надели. Форму, что они сняли, мы убрали в трофейный ранец, сапоги снова закрепили сбоку. Ну, и поползли дальше. Останавливались на десять минут, а задержались почти на час.

Через сорок минут разведчики, что шли впереди, сообщили, что вышли на другую полевую дорогу. Визуально немцев они не наблюдают, пустая дорога. Заметили только наш брошенный танк «Микки-Маус» и два грузовика. Ещё на горизонте что-то пятном выделяется, но без оптики разглядеть, что это, они не смогли.

– Ясно, идём по полю к танку. По пути посмотрим грузовики.

– Товарищ майор, один сзади останется, другой за танком. Надо специально к ним идти, – пояснил боец-дозорный.

– Хорошо. Вы с напарником проверите грузовик, что останется позади, а танк и вторую машину мы уже сами осмотрим. Разойдись.

До танка пришлось топать почти триста метров. Дозорные не ошиблись, на обочине действительно стоял БТ-7, прозванный немцами за люки на башне «Микки-Маусом». Когда мы до него добрались, я повернулся к обоим «немцам».

– Значит, так, выходите и спокойно встаёте у танка, как будто вы пост тут. Тебе, боец, надо снять свои сапоги, будешь босиком ходить, вот эти трофейные, что тебе малы, на броню танка поставишь, чтобы видно их было, как будто снял, чтобы ноги подышали. Ясно?

– Ясно, товарищ майор, – хором негромко ответили те.

– Вперёд.

Бойцы спокойно вышли на дорогу, поправляя обмундирование и осматриваясь. Тот, что играл рядового, поставил трофейные сапоги на броню танка и, делая вид, что ему скучно, облокотился о борт, укрывшись в тени, а вот «ефрейтор» встал посередине дороги, осматриваясь. Я тоже посмотрел в бинокль, что это там дозорные рассмотрели на горизонте.

– Хм, КВ стоит. «Единичка», – пробормотал я себе под нос. В моём голосе явно прослеживалась заинтересованность.

– Товарищ майор, никого, – шепнул ефрейтор.

– Группа на месте, отдыхать, – приказал я остальным и вышел на дорогу. Проходя мимо, вручил «ефрейтору» бинокль и велел ему забраться на броню танка, чтобы осматривать горизонт.

Одним слитным движением я нырнул в открытый командирский люк танка. Что ж, немецкие трофейщики тут побывали, машину не эвакуировали, видимо, времени не было, но всё, что было, сняли, ни замка, ни прицела, пулемётов нет, все боеприпасы забрали. Вообще пустое боевое отделение. Правда, сам танк в порядке. Баки сухие, бросили машину без капли горючего. Машина была переведена на автоход, стояла на колёсах, а гусеницы разложены на специальных полках и закреплены.

– Товарищ майор, – услышал я доносившийся снаружи возглас «ефрейтора». – Пыль на дороге, кто-то сюда едет.

– Далеко? – спросил я и, выглянув, увидел за кормой танка столб пыли.

Так пыль может поднять только техника с гусеницами, поэтому забрав у бойца бинокль, я присмотрелся. Угу, два мотоцикла и «Ганомаг». Рубль ставлю, что это патруль фельджандармерии.

– Бойцы, внимание! – громко сказал я. – К нам приближается патруль противника. Там не больше полутора десятка человек. Рассредоточиться вдоль обочины, замаскироваться в пшенице. По технике не стрелять, только по солдатам. Техника нам целой нужна. Тщательно целиться. Как только они остановятся и повылазят, мой выстрел будет первым, это сигнал. Всё ясно?

Оба «немца» и остальные, что укрывались в пшенице, нестройно подтвердили, что всё поняли.

– Товарищ майор, а они остановятся? – спросил «ефрейтор».

– Это патруль, их задача отлавливать таких, как вы, слоняющихся без дела солдат. Ещё как остановятся. Ну, всё, они близко, изображайте безделье. Когда немцы к вам выйдут и начнут орать, вскочите и вытянитесь, поедая их глазами. Дальше наша работа. Как будет первый выстрел, падайте на землю, не мешайте нам. Ясно?

– Ясно, товарищ майор.

Уже отчётливо был слышен рёв бронетранспортёра и треск мотоциклов. Наблюдал я за немцами в командирский перископ. Видно было плохо. Оружия при мне, кроме маузера, не было, я его достал из кобуры-приклада и приготовил к бою. Автомат, прежде чем идти к танку, отдал Лосеву, о чём сейчас жалел. Не хотел, чтобы мешался. Ну, да ладно, из пистолета стрелять, вылезая из люка, куда удобнее, чем с длинным и неуклюжим ППД. Как и ожидалось, немцы остановились, наблюдая картину: двое солдат вермахта спокойно отдыхают в тенёчке у правого борта русской боевой машины. Один, вот наглец, ещё и сапоги снял.

Мотоциклы проехали чуть дальше. На одном было трое, на втором двое, на колясках установлены пулемёты. В бронетранспортёре не десяток, а всего шестеро, судя по каскам, именно из него с пассажирского места вышел невысокий, но широкоплечий фельдфебель с бляхой жандарма на груди. Они у всех мотоциклистов были, вот у солдат в кузове «Ганомага» не видел. Пулемётчика, что стоял у МГ, закрывал бронещиток. Только каску рассмотреть можно, второго номера почему-то не было. Меня взволновали солдаты, что сидели в десантном отсеке бронетранспортёра. Они почему-то не выходили размять ноги. Это беспокоило.

Вышедший фельдфебель действительно стал громко высказывать, что он думает о наших лентяях, причём не орал, но говорил так, что воспринимать ор, наверное, гораздо легче, чем его речь. Умеют же некоторые передать интонацией всю глубину чужого грехопадения. Осторожно выглянул – оба наших «немца» уже стояли по стойке смирно плечом к плечу и поедали глазами фельдфебеля, как я и велел. Вот тот стоял ко мне лицом и сразу уловил движение в люке, глаза его расширились, он открыл было рот, чтобы закричать, но мой выстрел образовал в его лбу красивое такое отверстие. Впервые стреляю из подаренного маузера, но бой хороший, точный. Почти мгновенно я перевёл ствол на пулемётчика, но тот уже исчез в десантном отсеке. Похоже, его кто-то снял до меня. Думаю, рядовой Берёзов, снайпер. Вокруг грохотали выстрелы, наши «немцы», закрыв головы руками, свернулись на дороге калачиками. Ну, а мы стреляли. Мотоциклистов-то сразу положили, тут в упор, да ещё они открыты. А вот тех, что в кузове укрылись, никак не достать. Заметив, что в кузов из пшеницы полетело стальное яйцо, я с облегчением вздохнул. Догадались.

Водитель, что одним ударом успел опустить бронешторки, как раз включил заднюю передачу, чтобы сдать назад, как грохнул разрыв в кузове, и, дернувшись, машина заглохла.

– Вперёд, добить немцев в бронетранспортёре! – заорал я и, покинув танк, тоже побежал к легкобронированной машине.

Добивать пришлось троих тяжелораненых и контуженых немцев, что мы сделали довольно быстро. Вернее, бойцы это сделали, а я вытаскивал из-за руля оглушенного, но целого на вид водилу. Толкнув его к Лосеву, я велел:

– Раздеть, форму аккуратно сложить, немца потом ко мне на допрос. Выполнять.

Заняв место водителя, я провёл необходимые манипуляции и завёл бронетранспортёр. Мотор легко схватился, отчего я с облегчением улыбнулся и, заглушив, выбрался наружу.

– Минский, немцев раздеть, снять уцелевшее. Детали обмундирования сдавать Лосеву. Десантный отсек бронетранспортёра почистить, убрать там всё и отмыть. Посмотрите канистры на борту, там одна должна быть с водой. Раздеть всех мотоциклистов, собрать оружие. Сержант, из твоих бойцов кто умеет управлять мотоциклами?

– Я могу, товарищ майор, – уверенно ответил тот, после чего уже не так уверенно: – Ещё Майский может. Вроде.

– Совсем чуть-чуть, товарищ майор, – ответил боец, когда я на него посмотрел.

– Значит, на ходу будешь учиться. Я тебе покажу, как управлять трофейной техникой. Сержант, переодевайся в трофейную форму, на головном мотоцикле поедешь. Ещё одного бойца в коляску, к пулемёту. Также подбери форму для двух других мотоциклистов и для пулемётчика в десантный отсек. Я надену форму фельдфебеля, мой размер. Всё, не стоим, работаем. Через пять минут нас тут уже не должно быть.

Посмотрев, как по дороге к нам бегут оба дозорных, они в бою не участвовали, узнал у них, что грузовик, как и ожидалось, пуст. На всякий случай отправил проверить второй, хотя и был уверен в результате. Тут как раз привели водилу для допроса, поэтому велел Лосеву подготовить для меня форму фельдфебеля и стал вести допрос.

Немец упорный попался, а бить его при Ольге, которая вышла на дорогу осмотреть раненых, было как-то не к месту. В общем, мы оттащили немца с Бабочкиным подальше в поле, где я смог спокойно вести допрос. Планшет с картой уже сняли с трупа фельдфебеля и передали мне, так что о чём спрашивать, я знал. Всё же немец сдался и стал отвечать на вопросы, пришлось одно и то же для проверки спрашивать по нескольку раз. Тот повторялся, не сбиваясь. Значит, не врал, не запинался. Узнав всё о частях вокруг, где находятся посты жандармов, которые они как раз объезжали, лично отправил водилу на тот свет, после того как убил первых, это уже легче прошло, и мы вернулись к дороге. Все следы боя уже были убраны, тела немцев оттащили с дороги и спрятали. Десантный отсек, который немного покоробила граната, отмыли. Кстати, десантники, что находились в боевом отсеке, пытались встать за пулемёт, но снайпер, а стрелял он, сначала снял пулемётчика, а потом двух следующих немцев, что пытались его заменить, именно поэтому ответного огня мы так и не дождались. Неожиданное нападение было. Наш «ефрейтор» занял место у пулемёта, он и так был в форме, его напарник сел в коляску к пулемёту на машине сержанта. Остальные тоже распределились по технике. Всё же пришлось Майскому показывать, как управлять мотоциклом и как тормозить, тот под моим присмотром сделал несколько кругов. Управлял не очень уверенно, слегка вихлял, но главное, ехал. Ещё пришлось показать всем троим пулеметчикам, как управляться с МГ. Они эти машинки видели впервые, но после моего обучения сказали, что вполне освоили. Не растеряются.

Сам я сел за руль бронетранспортёра, остальные в десантный отсек, надев немецкие каски, чтобы не привлекать внимания. Видно, как над бортом покачиваются, но кто это, непонятно. Колонна, которую возглавлял «цундап» Минского, развернулась и последовала в ту сторону, откуда приехали немцы. Идти старались на максимальной скорости, что выдавал бронетранспортёр, примерно километров сорок в час, даже чуть меньше. На ближайшей развилке мы свернули и поехали дальше. Я постоянно сверялся с картой, так что куда ехать, знал. Проехав посадку, мы свернули к роще и, укрыв машины, встали лагерем.

Как только двигатель бронетранспортёра заглох, я покинул кабину и стал отдавать распоряжения:

– Лосев, собрать продовольствие и приготовить ужин. Минский, выстави наблюдателя за дорогой, я видел, что ты бинокль затрофеил, выдай ему. Второго отправь на противоположную сторону рощи. Быстро доберётся. Этому бойцу выдайте сухпай. Всё, работаем.

Ольга по своей инициативе стала помогать Лосеву, а я отошёл в сторону и, присев на поваленный ствол дерева, занялся картой. Бойцы работали, ужин готовился, а я так и эдак прикидывал, что делать дальше. Нужно Смирнову как можно быстрее отправить к нашим. Единственный шанс сделать это благополучно, отправить по воздуху. Координаты трёх немецких аэродромов мне были известны, ещё два – подскока. Но там истребители, нам не подходят. Да и лётчика пока нет, лётчики нам нужны. Пленный при допросе сообщил, что, бывало, брали они сбитых летунов, да мирные жители тех им передавали, но в этот день ни одного не попалось, где взять летуна, тот не знал.

В это время прибежал наблюдатель и с большими глазами сообщил, что немцы гонят толпу наших пленных.

– Отлично, – к удивлению бойцов, обрадовался я. – Лосев, Смирнова, остаётесь в лагере, остальные с личным оружием за мной.

Сняв с коляски мотоцикла пулемёт, я побежал за наблюдателем, который показывал дорогу, к противоположному краю рощи. Прибыв на место, я поставил пулемёт на сошки и, укрывшись за деревом, в бинокль осмотрел длинную колонну понурых пленных. По примерным прикидкам, их тут было не меньше шестисот. Охранял всего взвод, правда, при двух пулемётах на мотоциклах.

– Бойцы, слушаем меня. В колонне находится несколько летунов. Кто из них пилот, а кто штурман, не знаю, а нам нужен именно пилот, лучше два. Поэтому расстреливаем конвой и из тех, кто бежит прочь, выдёргиваем летунов. Тем, кто в форме, приготовиться покинуть опушку и ловить нужных специалистов, остальным нос не казать, чтобы не спугнуть. Всё ясно?

– Ясно, товарищ майор, – нестройно ответили бойцы.

– Тогда мотоциклистов я беру на себя. Остальные цели распределите, кто будет стрелять по конвойным слева от колонны, а кто дотянется до тех, что справа, они скрыты от нас.

– Товарищ майор, разрешите занять позицию на дереве, – попросил снайпер.

– Помогите ему, – приказал я.

Снайпера подсадили, подали винтовку, и стали ждать, когда колонна приблизится. Колонна шла параллельно роще и на развилке свернула к нам, поэтому через поле мы могли наблюдать замыкающих мотоциклистов. Однако впереди идущие пленные скоро скроют их от меня, поэтому, прижав приклад пулемёта, плотнее к плечу, я скомандовал:

– Целься… Огонь!

Пулемёт затрясся. Однако очередь пошла кучно, и экипаж одного мотоцикла был уничтожен, а я уже перевёл прицел на второй. Тот с места стартанул, но было поздно, пуля попала в бак, тот вспыхнул, и объятый огнём мотоцикл, с которого соскочил один из немцев, пытаясь сбить пламя, скатился на обочину, где и замер. Мотоциклист прожил недолго, я срезал и его. В принципе, на этом всё. Конвой был расстрелян, а тех, кого не достали мы, добивали сами пленные. Хотя наш снайпер изредка постреливал с дерева, когда мы уже прекратили стрельбу. Наверное, видел достойные цели. Почти сразу вперёд стартовало трое бойцов в красноармейской форме, выискивая среди разбегающихся пленных тех, у кого были голубые петлицы. Хватали некоторых за руки, расспрашивали, но потом отпускали. Видимо, не те.

– Уходим, – скомандовал я.

В основном пленные убегали в поле. К роще, откуда был открыт такой плотный огонь, идти явно опасались, но не все, около полусотни бойцов, перемешанных с командирами, рванули к нам, но первые ряды, обнаружив людей в немецкой форме – мы как раз собирались отходить, – сразу дунули в стороны по роще, обтекая нас по бокам. Ладно, хоть бы не стреляли, у двоих я приметил карабины убитых конвоиров.

– Товарищ майор, а что это они? – спросил Минский, указывая на дорогу.

До сотни бойцов, где было очень мало командиров, так и остались на месте. Кто-то упал на дорогу, пережидая стрельбу, и не убежал, кто-то просто садился, ожидая, когда прибудут следующие немцы и снова поведут их в тыл.

– Это перебежчики, агитаторы сдаваться в немецкий плен, да и просто уставшие от боёв и смерти. Хотя я бы сказал, что это идиоты, они не знают, что их ждёт в плену. Согласно доктрине немцев, разработанной в Ставке Гитлера, девяносто процентов населения оккупированных территорий и все военнопленные должны быть уничтожены. Так что их ждут болезни, измывательства охраны, постоянный голод и в заключение смерть. Придумать способ смерти для каждого можно во множестве, а тела их сожгут, чтобы пепел использовать как удобрения во фруктовых садах. Кстати, нацисты любят применять газовые камеры. Забивают бетонную комнату людьми, потом шипит газ, и раздаются хрипы умирающих людей. Другие пленные вытаскивают тела под наблюдением охраны и сжигают в печах. Вот это их судьба. Так что не смотри на них так зло. Бедолаги, но они этого ещё не знают. Правда, не все, некоторые наверняка пойдут служить немцам, их ждут большие сроки по приговору трибунала. А некоторых и петля за предательство.

Сержант явно в шоке ошарашенно слушал мои откровения, однако наша заминка с отходом помогла парням, отправленным за летунами привести двоих. Один был в звании капитана, другой старлей. Чувствуя, как мои губы расползаются в улыбке, я поздоровался:

– Здорово, Соломин. Снова мы с тобой встретились.

Эдуард Соломин, которого я спас в начале войны, широко распахнул глаза, увидев меня в форме унтера вермахта, однако улыбнулся и полез обниматься.

– Здорово, чертяка, – похлопал он меня по спине.

– И тебе не хворать, – поставив пулемёт на землю, чтобы не мешал, ответил я. – Значит, снова сбили?

– Уже нет, когда с нашим полком по земле уходил, окружили. Пытались отбиться, да куда там…

В это время в наш разговор влез Минский:

– Товарищ майор, отходить нужно.

– Уходим, – кивнул я.

– Ты, я смотрю, всё по тылам бродишь… Кстати, а почему майор? – спросил Соломин, пока мы шагали прочь от опушки.

– Надо так, потом объясню. Представь своего коллегу.

– А я его не знаю, в колонне не видел. Видимо, в другом месте шёл. Нас по пути постоянно пополняли.

Мы оба с интересом посмотрели на капитана, тот остановился и, поправив пуговицу воротника, хмуро представился:

– Капитан Владик, сто первый бомбардировочный полк. Командир эскадрильи.

– Чего-чего? – удивился Соломин. – А чего это я вас, товарищ капитан, не помню? Мы со сто первым на одном аэродроме дислоцируемся, живём в одной казарме. Только мы на третьем этаже, а они на втором.

Разведчики, что столпились вокруг и внимательно нас слушали, насторожились.

– Как вы это объясните? – достаточно резко спросил я.

– Перевёлся с Дальнего Востока добровольцем. В первый же день сбили во время бомбардировки переправы, – буркнул тот.

Соломин лишь пожал плечами на мой вопросительный взгляд, видимо не в курсе.

– Сообщите имена и фамилии командиров своего полка и полка соседей-истребителей.

Тот спокойно и неспешно начал перечислять фамилии и имена своего полка, насчёт соседей он сообщил только данные комиссара, остальных за те сутки, что пробыл в своём полку, видимо, узнать не успел. Помимо этого описал расположение части и как выглядит общая столовая.

– Всё верно. Только я всё равно его не узнаю, так как, став безлошадным лётчиком, часто назначался дежурным и последнюю неделю был в курсе всего, что происходило как у нас, так и у соседей.

Прищурившись, явно что-то припоминая, капитан спросил:

– А вы не тот дежурный, что в день моего прибытия отправился за двумя техниками к реке, обнаружил, как купаются связистки, и за ними подглядывал из кустов, а они за это отловили и исхлестали вас крапивой?

– Не-е, это точно наш, – под смешки бойцов уверенно сказал Соломин.

– Уходим, – коротко приказал я, и мы, выстроившись в колонну, пустили вперёд разведку и отправились обратно к машинам.

Там было тихо, хотя Лосев сообщил, что к ним выскакивали какие-то очумелые бойцы, но обнаруживая немецкую технику, очень быстро убегали. Также он доложил, что ужин готов. Выставив двух часовых, мы приступили к приёму пищи, с небольшим натягом, но хватило всем, включая явно оголодавших лётчиков. Впрочем, они ели с такой же жадностью, как и разведчики. Те тоже ещё не отошли от долгого голодания, но было заметно, что в силе прибавили по сравнению с тем, что было утром. Чай в трофеях был, Лосев его тоже заварил, вскипятив воду в котелках, так что с кружкой в руке я подошел к летунам, что что-то обсуждали между собой, и спросил у Владика:

– Какой техникой вы управляете?

– СБ, товарищ майор, АР-2, УТ-2 и Дуглас. На СБ больше всего налёта.

– Ясно, а у тебя, Эдуард?

– Ой, я на чём только ни летал, почти вся истребительная линейка, разве что кроме «ЛаГГа» и «МиГа». Что больше всего интересует?

– Немецкая техника, одно– и двухмоторная.

– Ах, вот что тебя интересует… Нет, на немецкой не летал. Заграничный только «Дуглас» был, часов тридцать на нём налетал, а так я истребитель.

– Но на двухмоторном самолёте всё же налёт есть?

– Опыт имеется, – кивнул тот. – А почему такой интерес?

– Тут не так далеко находится немецкий фронтовой аэродром. Мы такой же дня три назад танками подавили, почти сотню самолётов уничтожили, но в этот раз нужно по-тихому. Прийти и угнать самолёт. Требуется отправить рапорт в наш тыл, к советскому командованию, ну заодно и девушку с рапортом отправим. Не место ей во вражеском тылу с нами.

– Слушай, так ты и есть тот самый майор К., про которого по радио передавали в Совинформбюро? – оживился Соломин, да и капитан на меня с интересом посмотрел.

– Да, он самый.

– А где танки? В сообщениях говорили, что ты на танках воюешь.

– Разделились, – коротко пояснил я. – Подразделение принял другой командир.

– Неужто лучше?

– Скорее, званием выше, – криво усмехнулся я. – Так что, как видишь, мне пришлось уходить в новое плаванье. Формирую новое подразделение, пока собрал не так много людей. Зато несколько часов назад технику отбили.

– Ясно, – кивнул старлей. – Хотя не совсем понятно, как ты собираешься самолёт угнать.

– Это тебе и не нужно знать, план операции уже разработан, осталось осуществить. Мне главное, чтобы лётчик был, что сможет чужую машину вести.

– Справимся, – уверенно кивнул Владик.

Выплеснув из кружки оставшуюся муть, я встал и громко скомандовал:

– По машинам! Приготовиться к движению!

Бойцы забегали, Минский стал командовать сбором, помогая Лосеву. В общем, три минуты, и все находятся в технике, кто на мотоциклах, кто в кузове бронетранспортёра. Тут вот пришлось потесниться, два крепких летуна прибавились в пассажирах. Кстати, Ольга ко мне пересела. Пришлось бронешторки опустить с её стороны, чтобы не рассмотрели советского армейского медика.