Текст книги "Командир Красной Армии: Командир Красной Армии. Офицер Красной Армии"

– Ясно. Ну ладно, я уехал.

– Давай, – проводив Аделя взглядом, я взял с верстака пустой диск к ППД и стал набивать его модернизированными патронами, через пару минут мое внимание привлекло подозрительное шевеление в кустах. – Антипов?.. А ну стой! Ты где петуха нашел?!

Помощник повара, которого я прихватил на горячем при возвращении из близкой деревушки, сперва застыл, потом понуро пошел ко мне.

Убрав один диск в чехол на поясе, а вторым зарядив автомат, я встал с табуретки и, повесив ППД на плечо, направился навстречу красноармейцу.

– Так купил я его, товарищ комдив… Вернее, обменял на две пары сапог в деревне. Трофейные же.

– Старшина узнает, он тебе знаешь куда этого петуха засунет? – спросил я с усмешкой, знаком показав двум бойцам хозвзвода убрать верстак в одну из машин. За полуторкой кто-то матерился, в ста метрах дальше среди деревьев дымилась кухня, однако народу в лагере было не так много.

– Так он знает.

– Да?

– Говорит, что хочет куриный суп сварить, артистки просили.

– Тогда понятно. Только хватит ли одного петуха?

– Так у меня там в мешке еще три курицы, – обрадованно указал под деревья боец.

– Послушай, Антипов, если сюда прибегут жаловаться деревенские, я тебя им отдам, и ты будешь вместо несушки яйца высиживать и вместо петуха кур топтать. Ясно?!

– Ясно, товарищ лейтенант, – уныло ответил помощник повара.

– Все, свободен, – рассеянно велел я, заметив у трофейного грузовика, рядом с которым стояла кухня, начштаба, командира хозвзвода и старшину первой батареи.

Антипов подобрал в кустах шевелившийся мешок и направился в ту же сторону, что и я, то есть к кухне. Только почему-то выбрал не дорогу, а стал обходить меня по кустам, треща ветками и шелестя листвой.

Проходя мимо палатки, в которой на нарубленном лапнике, накрытом трофейными плащами, спали два десятка человек, посмотрел на часы и велел стоявшему неподалеку часовому с мосинским карабином на плече:

– Вершинин! Объявляй побудку. Пусть приведут себя в порядок и идут к кухне ужинать, им там оставили.

– Есть, – кивнул тот и, взяв тазик и палку, подошел ко входу, молотя по днищу тазика: – Подъем!

Оставив его будить спящих, подошел к своим подчиненным.

– Что у вас?

Непейборода был чем-то недоволен, а вот Майоров, наоборот, улыбался, как кот после сметаны. Батарейный старшина, козырнув, отошел в сторону, к одному из водителей подчиненных машин. Там они о чем-то зашушукались.

– Да вот нашли неучтенные вещи, о которых наш командир хозвзвода «забыл», – ответил начштаба.

– Так пригодятся еще, – уныло ответил Непейборода.

– Что у вас там?

Сверяясь с блокнотом, Саня быстро перечислил:

– Оказывается, с места дислокации мобилизованных мы забрали не две палатки, как думали, а три. Потом нашли две двухсотлитровые бочки с дизтопливом, бочку с машинным маслом. «Лишние» ящики с трофейными гранатами. Вещевое имущество, частью трофейное. Продовольствие, которое у меня не числится… Пока все, но мы еще не закончили. И главное, так все спрятано, что если поверхностно пробежаться, то не найдешь.

– Ну а что ты ворчишь-то? То, что старшина что-то скрыл – это, конечно, неправильно. Так ведь он не ради себя старался, а ради дивизиона. Так ведь, старшина?

– Так, товарищ лейтенант.

– Вот видишь! Подойдет к нему какой-нибудь командир или боец, спросит, а у него есть, хотя по бумагам и нет…. Ладно, я насчет другого узнать. Что там полковник Филиппов, даст стрелков для охраны дивизиона или нет?

Саперов мы у него выбили, аж целый батальон, они нам оборудовали множество запасных позиций, даже у леса создали оборону второй линии. Если немцы прорвутся у брода, то через полтора километра при подходе к лесу наткнутся на хорошо подготовленную оборону.

– Говорит, что у нас и так народу полно, есть кому взять охрану дивизиона. И инженерный батальон у нас тоже забрали, полчаса назад комбат приезжал, их куда-то переводят на тридцать километров южнее.

– Началось, – вздохнул я. – Оборона сыпаться начала, вот они поспешно и сооружают новую. Вернее, пытаются.

– Получится? – надеждой спросил Майоров, старшина тоже навострил уши. Удаляющийся к нам в тыл грохот канонады два часа назад они тоже слышали и выводы сделали правильные.

– Вряд ли… О, слышите? Опять началось, – замерев, я прислушался к снова начавшейся канонаде. – Теперь понятно, почему у нас тут мало летают, Сазанов всего четырежды огонь открывал, а Иванов и вовсе дважды. Похоже, большая часть немецкой авиации на месте прорыва. Как бы нас не дернули прикрывать части при отходе… Ладно, потери есть?

– У нас нет, если только боеприпасы да топливо, а вот у немцев были. Я запротоколировал и подтвердил в штабе дивизии одного сбитого, упал в районе автобата, и двух подбитых. Один ушел, другой сел на вынужденную за речкой. Разведчики уже взяли в плен летчиков. Они сейчас в разведотделе дивизии на допросе. Документы для награждений уже готовы. Осталось только подписать.

– Чуть позже. Что за сбитые, какие системы?

– Сбили небольшой разведчик. Но тут он сам виноват, прямо под орудия Сазанова вылез, вот и получил. А подбитые – «хейнкели», бомбардировщики, там уже Иванов подсуетился.

– Понятно. Что с дивизионом? Заявки отправили?

Майоров кивнул и снова стал перелистывать блокнот.

– Нам подтвердили заявку на шесть тридцатисемимиллиметровых орудий, чтобы довести дивизион до штата. Также на четыре зенитных ДШК и личный состав для дивизиона согласно новым штатам. Наградные и копия боевого журнала дивизиона ушли в штаб армии. Ими политотдел фронта заинтересовался и член военного совета фронта. Особенно их интересовали задокументированные зверства немцев и боевой путь батареи с подтверждающими фотографиями.

– Ну да, по сравнению с другими частями мы действительно воюем, даже при отступлении, – задумчиво протянул я, погладив слегка колющийся подбородок. Меня не удивил интерес политотдела фронта, им нужно было о ком-то писать в газетах. А тут такое.

По штату у нас было всего шесть зениток и три зенитных пулемета, так как «эрликоны» мы в штат не вводили, да и сложно это было сделать. Так что они у нас были не зарегистрированы. Причина банальна, боезапас брать неоткуда. Получалось, что дивизион был укомплектован только наполовину.

– Хорошо. Что там с концертом?

– Не знаю. Там политотдел филипповской дивизии работает. Сцену вроде устанавливают. Должны уже закончить. Дивизионный комиссар артистов обихаживает.

– Пусть занимаются. Старшина, что у нас по дивизиону?

– Все готово к немедленному выдвижению, водители отсыпаются… хотя они уже встали, умываются, – посмотрел Непейборода в сторону палатки, где батарейцы Индуашвили, пограничники Бутова и десяток водителей умывались у импровизированной стойки из тазиков. – Топливо сверх нормы, боеприпасы тоже, те машины, что не числятся в штате, мы перегнали из автобата майора Гусева и загрузили их. Медведева взяла двух бойцов хозвзвода, санинструктора третьей батареи и полтора часа назад уехала к складам на дежурной полуторке. Получать медобеспечение для дивизиона… без прикрытия. По трофеям для обмена пришлось потратиться. Кому офицерскую фляжку с коньяком, кому вальтер, одному начальнику склада эсэсовский кинжал приглянулся. Так что еще немцы нужны, у меня обменный фонд заканчивается.

– Добудем, война еще не закончилась… Что по обеспечению батарей?

– Трофейные дальномеры теперь во всех батареях, командиры уже расписались за изучение нового оборудования и осваивают. За стереотрубы и пехотные перископы тоже. Только людей для них нет. У меня пока все.

– А куры?

– Так из трофеев, что нам не нужны, я отобрал две пары плохоньких сапог и отправил Антипова меняться. Артисты завтра с утреца отбывают в тыл, вот мы и решили побаловать их куриным супом, заодно и дивизион поест.

– Хорошо, занимайтесь по распорядку. Только не забудьте, что артисты приглашали нас на концерт. Он, кстати, начнется через полчаса.

– А Адель? – спросил Майоров.

– Уехал в особый отдел корпуса. Будет поздно, так что можно его не ждать.

– Понятно.

Оставив обоих командиров продолжать осмотр вверенного имущества, я миновал полуторку, в моторе которой копались двое водителей, и вышел на опушку. Тишина, только где-то вдали как будто гром грохочет. Так я и стоял, прислонившись плечом к березе, наслаждаясь тишиной.

Через десять минут меня отвлек топот сапог проходивших колонной по двое бойцов дивизиона. Сбоку шел Майоров, направляя их к деревне, где и должен был проходить концерт под прикрытием батареи Сазанова.

Концерт мне понравился, Лопарева пела красиво, да и сценки, что они разыграли, были тоже ничего. После концерта все разошлись по своим расположениям, артисты же отправились с нами.

На следующее утро они благополучно уехали в сторону ближайшего железнодорожного вокзала, а нас – меня, начштаба, комиссара и Аделя – немного погодя вызвали в штаб армии. В этот раз Музыченко был на месте и, когда нас вызвали в кабинет (штаб занимал поселковую школу у железнодорожной станции), вышел и пожал всем руки. Оказалось, нас вызвали для награждения. Ну, само вручение наград будет не скоро – сколько еще ждать, пока ответ из Москвы придет – но вот звания всем повысили, даже Руссову, хотя он в дивизионе пару дней. Просто попал в один замес. Я, Саня и Адель стали старшими лейтенантами, Руссов политруком. Более того, при оформлении стало известно, когда нам вернули обновленные удостоверения, что дождь наград просыпался не только на нас, но и на подчиненных. Сазанову и Иванову дали лейтенантов, Индуашвили – младшего лейтенанта, благо десятилетку тот закончил Бутову, старшину, да и про других командиров не забыли.

Сделали общее фото на фоне здания штаба армии и отправили обратно.

Заодно нам утвердили штаты дивизиона и пообещали ускорить поступление техники, вооружения и пополнения.

Единственное, что мне не понравилось в штабе армии, так это заметная нервозность.

К вечеру этого же дня – четвертного июля – когда мы часа три как вернулись с награждения и поздравили своих подчиненных, прошел тревожный слух, что фронт рухнул и мы снова в кольце. Но как бы то ни было, дивизион и ближайшие части продолжали находиться на своих позициях, ожидая приказа на прорыв из колечка. За последующие два дня приказа мы так и не дождались. Некоторые части начали потихоньку сниматься и, никому не сообщая, уходить в сторону удаляющегося фронта. При этом бросали технику и вооружение. У Филиппова так пропало три батальона из разных частей, а также несколько тыловых подразделений. Только мои бойцы, имея крепкую веру, что их командир что-нибудь да придумает, были на удивление спокойны. А к обеду шестого июля за речкой появились клубы пыли, и через некоторые время перед бродом встали части второго эшелона одной из пехотных дивизий вермахта. А мы всё ждали приказа…

– …так что на данный момент ситуацию мы не контролируем. Шестая армия Музыченко разрезана пополам, большая часть войск оказалась в окружении, малая спешно отходит, пытаясь создать новую линию оборону. Неизвестно, что стало со штабом Шестой армии. По данным авиаразведки в селе, где он располагался, идут уличные бои, – закрыв папку, закончил свой доклад начальник Генштаба и заместитель наркома обороны СССР генерал армии Жуков.

– Что делается для стабилизации Юго-Западного фронта? – спросил Сталин.

– Нам известны места ударов танковых групп противника. На этих направлениях создаются мощные артиллерийские опорные пункты. Развал Юго-Западного фронта произошел из-за того, что часть дивизий не успела занять свои позиции, в результате немцы, свободно переправившись и к обеду третьего июля нарастив группировку, ударили по подходящим дивизиям Шестой армии, смяв их и вырвавшись на оперативный простор. Тут мы этого постараемся не допустить. Товарищ Сталин, прошу выделить два артполка и две противотанковые бригады из резерва Ставки для усиления артиллерийских группировок Юго-Западного фронта.

– Хорошо, товарищ Жуков, вы получите резервы. Однако я попрошу вас лично вылететь в Киев и помочь товарищу Кирпоносу со стабилизацией фронта. Вылетите завтра, а пока все свободны.

Сталин дождался, когда из кабинета выйдут два десятка представителей старшего начсостава РККА и Флота, после чего посмотрел на задержавшегося, после незаметного вышедшим командирам знака, Лаврентия Павловича Берию.

– Докладывайте, что у нас есть нового по Оракулу.

Прочистив горло, Берия поправил несколько листов перед собой и сидя начал доклад:

– Наша группа осназа под командованием капитана Омельченко, как я вам уже докладывал, была благополучно сброшена в районе Ровно двадцать девятого июня. В течение семи дней они встретили более сорока больших и малых групп отходящих к фронту разбитых частей. При опросе на шестой день им попался красноармеец Петлюра, заряжающий противотанковой батареи, которой командовал лейтенант Петров. Данные и словесный портрет совпадают, Петлюра опознал своего командира как попутчика нашего Оракула. К сожалению, при опросе красноармейца выяснилось, что лейтенант Петров погиб на КП батареи, когда на окоп наехал танк противника и начал крутиться, вминая всех, кто там был, в землю. После боя выжило шесть артиллеристов, при отступлении и ночном бое при переходе через шоссе они потеряли связь друг с другом, и подтвердить слова Петлюры никто не может. Капитан Омельченко, имея новые данные, продолжил поиски. Есть свежие сведения. Час назад была получена шифрованная радиограмма. Вот она, – протянул было лист бумаги Берия, но Сталин махнул трубкой, оставаясь стоять у окна:

– Зачитайте сами. А лучше своими словами.

– Если своими словами, товарищ Сталин, то сегодня днем наша разведгруппа наткнулась на остатки разгромленного сто третьего стрелкового полка, пережидающего день, укрывшись от немецких патрулей в одном из оврагов. При опросе, знает или помнит ли кто лейтенанта-артиллериста Петрова, ехавшего на поезде Москва – Ровно, выяснилось, что командир полка майор Стрельников не только помнит этого Петрова, которого легко опознал по словесному портрету, более того, он ехал с ним в одном купе. Теперь мы знаем всех, кто находился в купе на момент движения поезда от Киевского вокзала Москвы до Ровно. Это вышеназванный майор Стрельников. Вторым был старший политрук Вячеслав Запольский, корреспондент армейской газеты «Звезда». В данный момент по старшему политруку никаких сведений нет. Третий – лейтенант-артиллерист Сергей Петров. Четвертого майор Стрельников описал очень подробно, так как хорошо его помнил, несмотря на контузию. Судя по его описанию, это и есть наш Оракул. Словесный портрет совпадает с тем, что мы выдали капитану Омельченко. Стрельников его тоже опознал. Данные по Оракулу такие. Лейтенант запаса Виталий Фролов, отчество Стрельников не помнил. Командир взвода ПВО-ПТО. При опросе Стрельникова и выжившего начальника штаба полка капитана Ветрова выяснилось, что они встречались с Фроловым утром двадцать третьего июня на дороге Ровно – Броды, когда двигались в сторону УРов. В момент движения по дороге на колонну полка был совершен налет авиации противника. Полк не имел зенитных средств защиты, но им неожиданно помогли. Стоявшая на перекрестке батарея ПВО-ПТО открыла огонь и сбила один штурмовик. Когда Стрельников с командованием полка направился к зенитчикам, чтобы отблагодарить их, то неожиданно встретился с Фроловым, который и командовал этой батареей. Представился он лейтенантом Фроловым, командиром третьей батареи отдельного зенитного дивизиона, входившего в оборону Ровно. Перед совещанием мне собрали материалы, особо информации об этом дивизионе нет, только известно, что он сформирован двадцать второго июня и прекратил существование после сдачи Ровно. Капитан Омельченко продолжает поиски, только теперь уже лейтенанта Фролова или его выживших батарейцев. Предположительно, получившая известность «Методичка Фролова», возможно, написана Оракулом, распространяться она начала именно с Юго-Западного фронта. Это все.

Сталин продолжал молчать, разглядывая ночной пейзаж за окном и о чем-то размышляя.

– Как, вы сказали, его зовут?

– Виталий Фролов, отчества нет.

– Я думаю, его зовут Виталий Михайлович Фролов. Вы читали сегодняшнюю газету о представленных к правительственной награде?

Подойдя к столу, Сталин отложил несколько газет, найдя нужную, бегло просмотрел один из столбиков, чему-то улыбнулся в усы и протянул газету Берии.

Тот быстро нашел знакомую фамилию. Прочтя большой очерк о действиях отдельного зенитного дивизиона под командованием старшего лейтенанта Фролова, нарком поднял изумленные глаза и неверяще спросил:

– Оракул представлен к Золотой Звезде Героя и следующему званию?!

– Думается мне, что представление будет подписано. Действия дивизиона действительно удивительны на фоне отступления, товарищ Берия. Политбюро решило осветить все действия сперва батареи, а потом и дивизиона с момента его создания. Стране нужны герои. Первые очерки уже вышли в двух газетах.

– Но, по предположению моего зама, этот Фролов воспользовался документами одного из убитых командиров, и я склонен считать, что это правда, товарищ Сталин. Мы провели расследование действий немецких прихвостней. Было обнаружено около десяти тел в форме командиров Красной Армии, но без документов.

– Возможно, это и так. Завтра к вечеру я хочу знать все об этом Фролове, а также где он находится. При выяснении его местопребывания немедленно доставить Оракула в Москву. Держи меня в курсе своих действий, Лаврентий.

– Хорошо, товарищ Сталин.

В это же время раздался стук в дверь и после разрешения заглянул Поскребышев:

– Товарищ Сталин, к товарищу наркому курьер.

– Я просил подготовить мне материалы по Фролову, и если будут какие срочные новости, доставить их сюда, – пояснил нарком.

– Пропустите, – велел Сталин секретарю.

Вошедший курьер в звании капитана НКВД четко отдал честь и протянул Берии запечатанный пакет. Расписавшись, нарком отправил курьера обратно и вскрыл конверт. Быстро прочитав присланные бумаги, он выругался по-грузински:

– Получено известие, что дивизион Фролова находится в кольце и уже в глубоком тылу немецких войск. Дивизион входил в состав тридцать седьмого стрелкового корпуса Шестой армии Музыченко. А там сейчас каша.

– Перенаправьте капитана Омельченко в квадрат, где на момент прорыва немцев стояла часть Оракула, пусть там осмотрит все. Если Фролов не дурак, а он так о себе думать повода не давал, то вывернется, – Сталин на секунду задумался. – Оракула не задерживать. Думаю, будет проще, если его вызвать в Кремль на награждение Золотой Звездой Героя. А тут уже можно и присмотреться к нему.

Его дивизион вывести на переформирование и пополнение в глубокий тыл.

– Есть, товарищ Сталин. Разрешите идти?

– Идите.

Собрав все документы, Берия вышел, оставив тяжело задумавшегося Сталина у стола. Вождя мучили сомнения, правильно ли он делает. Конечно, все, что сообщил Оракул в письме, сбылось с поразительной точностью, однако в сверхъестественное Сталин не очень верил. В любом случае следовало посмотреть на этого парня, решившего поиграть в серьезную игру, ставка в которой – жизнь.

– Ну, что скажешь? – спросил начальник штаба дивизии, принявший командование после гибели полковника Филиппова от артиллерийского налета.

– Технику бросать не буду, а ей тут не пройти, – нахмурившись, ответил я.

– Послушай, лейтенант. По-другому не пробиться, они на всех высотках поставили станковые пулеметы и минометы, не прорвешься, все перекрыли, только если по руслу реки вниз, а там уже вырвемся и, пользуясь ночной темнотой, разобьемся мелкими группами и прорываемся к фронту. Слух прошел, что он всего на сто километров откатился, в районе Житомира немцев остановили. Даже вроде как потеснили.

– Откуда информация? – с подозрением спросил я, так как мы были в изоляции. Четвертого прошел слух, пятого он подтвердился, и вот уже второй день мы сидим в полном окружении. Мы – это остатки тридцать седьмого корпуса и несколько небольших подразделений. Сколько точно, не скажу. Но рядом с нами стояли дивизия Филиппова, гаубичный полк и стрелковый полк соседней дивизии. И вот посыльный из штаба корпуса принес приказ на прорыв. Сумел ведь как-то пролезть к нам! Так что теперь даже у меня в планшете был такой приказ. Вот только план, что предложил подполковник Горюнов, мне не понравился.

Дело в том, что немцы мощным ударом разрезали окруженную группировку на несколько мелких очагов сопротивления. В нашем кольце кроме потрепанной дивизии покойного Филиппова был гаубичный полк без боеприпасов (артиллеристы уже начали уничтожать орудия и технику) и несколько отдельных подразделений вроде нашего дивизиона.

Теперь немцы, контролируя все высотки, не давали нам вырваться из кольца, кроме как через пойму реки по берегу. Как я уже говорил, для нас это было неприемлемо, к тому же я ждал отправленного в разведку Бутова. Если пришедшая мне идея подтвердится, то есть шанс дивизиону вырваться из капкана. Более того – на своих колесах.

– Пленного взяли, тот сообщил, что под Житомиром наши наваляли немцам. Вроде как танковую дивизию уничтожили полностью. Друг у этого пленного служил именно в ней, говорил, чудом выжил, хотя ноги лишился. Тот его встретил на пункте пересылки раненых. Так что сведениям суток еще нет.

– Ясно, но я все-таки по-своему попробую.

– Решать тебе. Приказывать не буду. Удачи.

– Вам тоже, товарищ подполковник. Разрешите идти?

– Свободен.

При выходе кивнув знакомому капитану, начальнику особого отдела дивизии, я подхватил под локоть разговаривающего с ним Аделя и шепнул:

– Быстро возвращаемся в расположение.

Мы вышли из землянки и поспешили к машине, укрытой под деревьями.

– Есть новости?

– А то! Горюнов даже не понял, что мне сообщил. Оказывается, наши наваляли немцам.

– И что? Новость, конечно, хорошая, но что нам это дает?

– Резервы, Адель, резервы.

– Ты хочешь сказать, что часть сил, что нас блокируют, снимут? – догадался особист, плюхаясь на пассажирское место нашей «эмки».

– В точку. Они ждут прорыва в сторону нашего фронта, а мы, как все нормальные герои, пойдем в обход.

– Так вот ты почему Максима отправил на разведку за речку!

– Ну да, – коротко ответил я, осторожно, крадучись выезжая на дорогу. Авиации над нами пока не было, в основном она действовала в районе прорыва, а войскам, что удерживали нас в кольце, придали только звено штурмовиков.

Работали те с опаской, и хотя батареи Сазанова и Иванова были укрыты и огонь не открывали по моему приказу, немцам все равно доставалось от батареи Индуашвили. Сейчас же немецких самолетов не было – вечер, вот-вот стемнеет.

– Если заметят, опять долбить начнут, – с опаской посмотрев на холмы за речушкой, на которых немцы создали оборону, сказал Адель.

– Знаю. С их позиций просматривается только двести метров. Пока заметят, пока сообщат на батарею, пока огонь откроют, мы уже за лесом будем.

Тот лесочек, в котором ранее дислоцировался дивизион, после двухдневного артиллерийского обстрела фактически перестал существовать. Так что дивизион стоял замаскированным в глубоком узком овраге. А что? Маскировочные сети сверху натянули да все машины под них и загнали. Только батарея Индуашвили для маскировки использовала стога соломы, открывала огонь и перемещалась под другие. Деревне и позициям стрелков тоже изрядно доставалось.

– Какой у тебя план? Ведь он у тебя есть?

– Конечно, но нужно дождаться Бутова. Если все сойдется, как я предполагаю, то мы сегодня же до двенадцати ночи вырвемся из окружения, возможно, даже без стрельбы.

– Рассказать не хочешь? Вместе обмозгуем – как ты там говоришь: одна голова хорошо, а две?..

– …а две уже мутант. Помню я, помню… Смотри, все не успокоятся.

Нас все-таки засекли, и через минуту прошелестевший снаряд поднял столб земли и пламени в ста метрах левее.

– Пристрелочный… Успеем?

– А то. Держись!

Прибавив скорость, отчего машина, жалобно скрипя подвеской, поскакала по разбитой дороге, мы пролетели просматриваемый участок и заехали за лес, уйдя с глаз наблюдателей. Еще три раза вставали султаны от восьмидесятимиллиметровых мин, потом все стихло.

– Проскочили, – улыбнулся Адель.

– Ты не забывай, что нам через пару часов уже всем дивизионом тут ехать, хоть и ночью.

– Так услышат же.

– Есть у меня задумка, как им праздник испортить и оглушить.

– Давай рассказывай, а то меня любопытство гложет.

– Хорошо. Как придем в расположение, там и расскажу. Да и остальным интересно послушать будет, вдруг что умное скажут. Все, приехали. Вылезай давай.

Оставив машину в небольшом распадке, мы бегом преодолели метров двести и скатились в глубокий овраг, закрытый маскировочной сетью.

Первым встретился мне Непейборода, с помощью бойцов перекладывающий груз в новеньком ЗИС-5. Полуторок у нас в дивизионе практически не осталось. Когда выяснилось, что дивизия, бросая технику, уходит на прорыв, мы договорились, что заберем некоторые машины из автобата. Так что у нас осталась только одна полуторка у старшины Бутова, как более проходимая и легкая, остальные – ЗИСы-пятые. ЗИС-6 у нас было всего четыре машины, с крытыми кузовами и прицепами. Более того, теперь вместо одного топливозаправщика их у нас было три, не считая бочек с горючим в кузовах, да тот, старый подремонтировали. Заварили пробоины. Тут Непейборода с Матвеевым подсуетились и отобрали отличные машины, даже десяток водителей переманили. С тем бардаком, что творился вокруг, люди сами к нам шли.

– Старшина, собери командиров через десять минут, у нас совещание. И подготовь технику и людей, через два часа уходим на прорыв.

– Есть.

Через минуту вместе с облачком пыли в овраг скатился старшина Бутов, придерживая ППД. Обернувшись, я удивленно спросил:

– Мы только что поле проезжали, как тебя не заметили?

– Да я в одной из воронок спрятался, а когда минометы бить перестали, дальше пошел.

– Понятно. Докладывай.

Мы с ним отошли немного в сторону, чтобы не мешать собиравшимся командирам, и там Максим быстро выложил мне новости. Несмотря на то, что они порадовали, я задумался.

Последним в овраг скатился Индуашвили, прибежав от своих зениток, и мы, чтобы не тянуть время, сразу начали совещание.

– Так, товарищи командиры, я собрал вас, чтобы сообщить о том, что в двенадцать ночи мы уходим на прорыв. Поэтому слушайте приказы. Техника у нас и люди уже готовы, но все перепроверить. Части, что находятся с нами в окружении, решили пробиваться через реку, там низина, из пулеметов не достать. Если только минометами… В общем, для нас это неприемлемо, и я решил прорываться на запад, а не как ожидают немцы, на восток, к своим. Причина банальна: как сообщил мне исполняющий обязанности командира дивизии подполковник Горюнов, сутки назад под Житомиром наши войска немцам хорошенько наваляли. Поэтому логично предположить, что все немецкие резервы, какие возможно, включая некоторые части, что держат нас, были брошены на передовую. Так и оказалось. Старшина Бутов вам доложит, что он видел и разведал.

Встав, старшина поправил гимнастерку и, обведя уже плохо видных командиров – солнце еще не село, но в овраге был полумрак – начал докладывать:

– Согласно приказу комдива была проведена разведка передового края немецкой обороны в светлое время суток. Было обнаружено, что немцев стало заметно меньше, перед нами на холмах не больше роты пехоты, да одна минометная батарея сразу за позициями пехоты. Тогда как сутки назад пехоты было до батальона, да минометов дивизион, не считая артиллерии. Также был приказ узнать, пройдут ли машины по заливному лугу, что находится в двух километров слева за бродом. Обнаружено, что из-за жаркого лета русло заметно пересохло, как и луг, поэтому ответ очевиден. Пройдут без проблем.

– Садитесь, старшина, – велел я, поднимаясь. – В общем, действовать будем так. Когда стемнеет, дивизион выезжает из оврага, по ходу движения к нему присоединяются машины младшего лейтенанта Индуашвили, встав во главе колонны – они одни могут вести огонь по ходу движения – и двигается к броду. Там, сразу за ним, пользуясь складками местности, дивизион следом за разведчиками двигается вдоль русла реки, проезжает луг и выезжает на дорогу. Причина, почему ехать лучше так, проста: там немцев, кроме двух постов, нет. О постах позаботятся наши разведчики, которые ожидают нас на той стороне реки. После того как мы вырвемся на оперативный простор, окажемся в некоторой прослойке между передовыми частями немцев и подходящими войсками второго эшелона. То есть в этой пятидесятикилометровой зоне подразделений противника мало, в большинстве это или тылы первой волны, или разведка второго эшелона. Поэтому, вырвавшись из кольца, мы по дорогам преимущественно ночью двигаемся параллельно фронту в ста километрах от него на двести – двести пятьдесят километров и только там уже поворачиваем в сторону фронта. В этом месте наши отступают, пытаясь стабилизировать фронт, а немцы идут у них по пятам. Так что там слоеный пирог. Где наши, где немцы – непонятно, и надо будет двигаться с предельной осторожностью. У меня все. Есть вопросы?

Руку поднял Сазанов:

– Товарищ комдив, но как только мы двинемся, немцы сразу засекут нас по звуку моторов и накроют артиллерией. Звукари у них хорошо работают.

– Я об этом уже подумал. От дивизии Филиппова нам осталось несколько небольших складов с артиллерийскими боеприпасами, поэтому перед выходом мы поджигаем их. Не думаю, что они засекут наше движение при таком грохоте, хотя, конечно, осветительные ракеты, как и вчера, пускать будут, но нас у реки укроют складки местности. Самый опасный участок – это дорога перед бродом, она у немцев как на ладони. Но и тут у меня есть идея, как скрыть наше движение. Ответ прост. Дымовые шашки.

– Ясно, – задумчиво покивал лейтенант. Я плохо видел, уже совсем стемнело, но движение уловил.

В это же время вверх взлетели осветительные ракеты над немецкими позициями. Противник не хотел, чтобы мы вырвались из кольца, и делал вид, что его много.

– Теперь по нашим ближайшим действиям. Горюнов собирается уничтожить всю технику и тяжелое вооружение. В них входит и его зенитное оружие. Это две счетверенные установки «максим» на полуторках и три зенитных ДШК, они переносные. К сожалению, это все, что уцелело. Я уговорил его не делать этого, а под опись вместе с боеприпасами передать нам. Более того, вместе с расчетами. Не все согласились, но три полных расчета у нас теперь к ним есть. Зенитчики собрались вместе у штаба дивизии и ожидают нашего выдвижения, чтобы присоединиться, они сейчас под присмотром политрука Руссова. Поэтому сразу приказываю. Оба счетверенных «максима» входят в состав батареи младшего лейтенанта Индуашвили. По одному ДШК в первую и вторую батареи, им по штату положено. Остальное будет в третьей. Дальше. Уже стемнело, и небо закрыли тучи, поэтому сейчас отправляете своих людей и принимаете зенитки под свое командование. Чтобы во время движения путаницы не было. Майоров в этом старший.