Текст книги "Отсеки в огне"

Акт одиночки или вражеский заговор

Если подводная лодка была действительно взорвана террористом, то сразу возникает вопрос, а действовал ли этот террорист в одиночку или же являлся членом некой тайной антисоветской группы. Анализируя имеющиеся у нас документы по делу Щ-139, можно с определенной долей уверенности сказать, что поиски возможных единомышленников лейтенанта Ефимова велись, и небезуспешно…

Из спецдонесения: «Расследованием также установлено, что по своим убеждениям Придатко (речь идет об арестованном командире Щ-139. – В.Ш.) был человеком антисоветски настроенным. В сентябре 1942 года Придатко подслушал передачи иностранной радиостанции антисоветского пораженческого характера и распространил их содержание в неоднократных беседах среди офицерского состава…

Находясь под стражей в камере Владивостокской тюрьмы в период май – июнь 1945 года, Придатко среди арестованных проводил антисоветскую агитацию, распространяя клевету на советский строй и материальное положение советского народа, одновременно восхвалял политический строй и жизнь населения в капиталистических странах.

Свидетель Кислицын по данному вопросу показал: “В беседе со мной, в присутствии других арестованных Придатко говорил: “Если бы мне на воле сказали, что в нашей стране так в тюрьмах содержат заключенных, столь безжалостно и при таком режиме, я бы никогда не поверил. Вот когда сам испытал тюрьму свободной страны, оказывается почище любого буржуазного государства, в печати и везде болтает, что в капиталистических странах в тюрьмах невыносимые условия для заключенных, а оказывается, что у нас в несколько раз хуже. Немцы хоть истребляли иностранцев, а у нас своих истребляют, и когда по железной дороге едешь, то одни лагеря. Про нашу страну можно сказать, как про Германию, как страну смерти и тюрем. В СССР сплошная тюрьма. Взял без разрешения банку консервов, получай 3 года и не оправдывайся. Население Советского Союза живет плохо, основная масса народа разута и раздета, внимания на народ правительство не обращает. В капиталистических странах население живет во много раз лучше, чем советское население. СССР – страна тюрем и смерти. В СССР народ голодает, людей ни за что сажают в тюрьмы. За булку хлеба дают 3–10 лет, скажешь правду, тоже сажают. Советские офицеры живут много хуже, чем рядовые в капиталистических армиях”.

Кроме того, среди арестованных Придатко распространял клевету на большевистскую партию и советское государство. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что подавляющее большинство фактов преступно-халатного отношения Придатко к своим служебным обязанностям было известно командованию. Придатко имел большое количество дисциплинарных взысканий (только за 1944 год – 8 взысканий), дважды представлялся на отстранение от командования лодкой. Однако, несмотря на очевидность невозможности оставления Придатко на должности командира лодки, благодаря недостаточной бдительности и плохого знания командного состава со стороны ОКОСа (Отдельные классы офицерского состава) и отдела подплава Придатко не был отстранен от командования лодкой до момента катастрофы, одним из виновников которой он является, до момента ареста Придатко и разоблачения его как преступника.

В процессе следствия по делу вскрыты также факты злоупотребления служебным положением со стороны главного строителя завода № 202 Буль и других. Установлено, при приеме того или иного заказа от кораблей. Буль использовал свое положение, требуя взятку с заказчика. Пример с Буля берут его подчиненные. В результате чего остродефицитные детали (как клапана и т. д.) законным путем на заводе найти трудно, и в то же время, после взятки любые запчасти можно починить.

Из показаний Придатко: “При приеме заказа на установку “Спрута” я обратился к главному строителю завода Буль с просьбой ускорить выполнение заказа. Буль заявил, на заводе нет клапанов, поэтому выполнение задержится. Я стал настойчиво просить Буль достать клапана и ускорить выполнение заказа. Буль заявил: “Если ты сумеешь достать мне четыре мешка картошки, могу быстро выполнить этот заказ”. Одновременно Буль просил достать 600 листов картона или 300 листов листовой фанеры. Я не дал согласия Буль, тогда он заявил: «Ладно, жди!». Механик Уваров договорился с бригадиром завода Сильченко Иваном Петровичем, последний имел у себя клапана, но обещал их дать только при условии, если угостят. Я дал согласие угостить Сильченко, что и выполнил. Клапана Сильченко принес 6 штук, после чего я угостил строителя Федоренко и старшего мастера завода Морозова”».

Отметим, что из докладной следует, что арестованный капитан-лейтенант Придатко считал себя незаслуженно наказанным и не слишком лестно отзывался как и о своих прямых начальниках, так и о руководстве государства в целом. Впрочем, вполне возможно, что все это было инспирировано специально. Примеров подобных случаев немало. В камеру подследственного подсаживают специального агента, который вызывает человека на откровенность (а кто не откровенничает в камере, когда нервы на пределе, а эмоции перехлестывают через край!) и провоцирует его на гадости в адрес власти. Поддался на провокацию, сказал в сердцах лишнее, и это сразу пристегивается, как обстоятельство, отягощающее вину. Вполне возможно, что у сотрудников НКВД не хватало фактуры, чтобы упечь Придатко за решетку, поэтому и был использован старый, как мир, но верный прием с «подсадной уткой», в данном случае «свидетель Кислицын». Теперь Придатко можно было обвинять не только в разгильдяйстве, пьянстве, потери бдительности и стяжательстве, но и в антисоветчине. Тут уж просто за голову схватишься: минер подводной лодки – террорист, а командир – отъявленный антисоветчик! Наверное, следователям искренне хотелось бы связать все воедино. Тогда дело получило бы совсем другой оборот и взрыв подводной лодки был бы уже не делом одиночки, а итогом деятельности группы заговорщиков во главе с командиром субмарины. Тогда сразу возникал вопрос: а все ли члены этой тайной группы выявлены, а не поискать ли еще возможных заговорщиков на других подводных лодках да и вообще на Тихоокеанском флоте? Чем главный строитель завода Буль не единомышленник и подельник Придатко? В 1937 году ведь именно так многие громкие дела и организовывались. Но 1945 год – это не 1937-й и, по-видимому, нашелся кто-то, кто не дал ход такому повороту следствия. Кто был этот человек и что им руководило, мы уже никогда не узнаем. Вполне возможно, что весной 1945 года у тихоокеанских чекистов было столько реальной работы, что просто недосуг было заниматься надуманными делами. Как бы то ни было, но в итоге обвинения в антисоветчине против Придатко прозвучали как-то второстепенно и, судя по приговору, не слишком были поставлены ему в вину.

Ну, а то, что с хранением боезапаса на подводной лодке был полный бардак, видно из следственных документов. Из спецдонесения особого отдела НКВД по Тихоокеанскому флоту: «Придатко, являясь командиром Щ-139, к выполнению своих служебных обязанностей относился преступно-халатно. Отработкой организации службы и укреплением дисциплины на подводной лодке не занимался, подчиненных не учил. Учета боезапаса и подрывного имущества на лодке не вел и контроля за лицами, отвечающими за учет подрывного имущества, не осуществлял. По данному вопросу обвиняемый Ефимов на допросе 5 июня 1945 года показал: “Никакого учета подрывного имущества на лодке не было. Никто хранением подрывного боезапаса не интересовался и никогда у меня не спрашивал”».

Кто он, этот террорист Ефимов?

Из документов расследования: «Ефимов Алексей Алексе евич, 1922 года рождения, уроженец д. Губино, Старицкого р-на, Калининской облаем, происходит из семьи рабочего, русский, кандидат ВКП(б) с 1944 года. До 1940 года жил с родителями и окончил среднюю школу, в 1940 году поступил в ТОВМУ, которое окончил в апреле месяце 1944 года, после чего был назначен на курсы УОПП, где проучился до июля месяца того же года. После окончания курсов УОПП был назначен командиром минной группы пл Л-14. В сентябре месяце 1944 года был назначен в отдел боевой подготовки Тихоокеанского торгового флота и по ноябрь месяц находился в заграничном плавании на теплоходе “Камилес” в Портленд. По возвращении из США, был отозван на подводную лодку Л-14, где прослужил до 19.12.44 года, после чего окончил еще одни курсы УОПП и 23.2.45 года прибыл во 2 ОДПЛ на подводную лодку Щ-139.

По службе всеми окружающими характеризуется как человек замкнутый и ко всему безразличный. До момента диверсии ОКР “СМЕРШ” ТОФ на Ефимова никакими компрометирующими материалами не располагал».

Честно говоря, крайне сложно обрисовать психологический портрет лейтенанта Ефимова. К протоколам допросов получить доступ мне так и не удалось. А по текстам донесений и справок дать исчерпывающую характеристику Ефимова как личности достаточно сложно. И все же кое-что сказать можно.

Прежде всего документы напрочь опровергают все ходившие среди ветеранов и историков флота слухи о том, что Щ-319 затонула в результате действий вражеского агента. Эту версию органы контрразведки “СМЕРШ” Тихоокеанского флота даже не рассматривали, как не упоминалась она и в документах расследования обстоятельств трагедии. При этом факт диверсии в ходе расследования был доказан, как была доказана и причастность к нему командира артиллерийско-минной торпедной части лейтенанта Ефимова. Судя по бумагам, он и сам не слишком отрицал свою причастность, слишком много было против него фактов, как прямых, так и косвенных.

Должен сразу оговориться, что тщательность расследования и доказательная база, на мой взгляд, полностью исключают фальсификацию дела и назначения Ефимова в нем «стрелочником».

Итак, какие же могли быть мотивы столь невероятного по своей бессмысленности и жестокости поступка флотского офицера – уничтожения собственного боевого корабля?

В моей корабельной практике был один весьма необычный случай. Году в 1982-м к нам на МПК-2, где я служил заместителем командира корабля, был назначен некий лейтенант, выпускник училища на должность командира БЧ-3. Тихий и толстый, он с первого дня всем своим видом стал показывать, что ни служба, ни специальность его не слишком интересуют. Во время первого же выхода в море выяснилось, что лейтенант не может стоять вахтенным офицером, так как его укачивает и вообще при виде волн он плохо себя чувствует, у него на корабле все время болит голова и мучает бессонница. Для выпускника военно-морского училища это было более чем странно, к тому же бригада ОВР – это не институт благородных девиц и законы службы там достаточно жесткие. Во время второго выхода в море он как-то странно упал с трапа, ведущего на ГКП, ударился головой и якобы получил сотрясение мозга. По приходу в базу лейтенант был отправлен в госпиталь, откуда уже вернулся с бумагой, гласящей, что он не может служить на корабле из-за усилившихся после падения головных болей. Вскоре болезный командир БЧ-3 был списан на берег в какой-то минный отдел, а через полгода уже с важным видом пришел к нам с проверкой.

Но самое интересное было в другом: вскоре после ухода лейтенанта один из матросов рассказал мне, что случайно видел, как командир БЧ-3 несколько раз забирался на трап и прыгал оттуда на палубу вниз головой. Вначале он все никак не мог решиться, чтобы удариться именно головой, и в последний момент бился спиной и руками, но затем все же довел дело до логического конца. По сути дела, командир БЧ-3 оказался самым настоящим самострелом, которого в военное время следовало тут же вывести на ют и расстрелять перед экипажем. Но время было мирное, да и сам лейтенант от нас уже ушел, так что о рассказе матроса я никому, кроме командира, тогда не поведал.

Уверен, что служившие на флоте читатели вспомнят похожие случаи. О чем это говорит? Да только о том, что трусы, боящиеся кораблей и моря, были во все времена, причем, к сожалению, и среди офицерского состава.

По рассказам ветеранов Великой Отечественной войны я знаю о нескольких случаях, когда офицеры ВМФ, боясь идти в бой, накладывали на себя руки, оставляя соответствующие записки. На первый взгляд это кажется дико, но так было! Как это ни противоестественно, но для труса легче наложить на себя руки, чем идти в бой, пусть даже без особых шансов выйти оттуда живым. Бог им всем судья, но по крайней мере они поступили по-своему честно. Понимая, что могут в решительный момент подвести товарищей, попасть под трибунал и навлечь неприятности на свои семьи, они избирали свое решение этой проблемы. Определенная логика при этом была. По рассказам ветеранов, обычно в таких случаях командование оформляло смерть самоубийц как погибших при защите Отечества и их семьи получали положенные пенсии.

Но командир БЧ-3 Щ-139 поступил совершенно иначе. Он решил выжить, по сути, взяв в заложники собственный боевой корабль и своих боевых товарищей. Случай сам по себе дичайший по цинизму и гнусности. Чем же руководствовался при этом лейтенант Ефимов?

Как мне кажется, во всей истории с Ефимовым весьма показательно то, что сразу после окончания училища он был отправлен на торговом судне в командировку в США. Цель командировки мне не известна. Можно предположить, что таким образом командование ТОФ пыталось познакомить молодых офицеров-подводников с будущим океанским театром военных действий. Как бы то ни было, но Ефимов узнал, что можно служить на торговых судах, где комфорт не чета быту подводной лодки, да и жизнь за океаном куда лучше, чем на родине.

Думается, совершенно не случайно диверсия было осуществлена именно в апреле 1945 года, сразу же после Ялтинской встречи руководителей антигитлеровской коалиции. Там, как известно, было принято окончательно решение о скором вступлении СССР в войну с Японией. Разумеется, от Сталина до командира какой-то боевой части подводной лодки дистанция огромная. Однако, по воспоминаниям тогдашнего начальника Тихоокеанского отдела Главного штаба ВМФ капитана 2-го ранга В.А. Касатонова, сразу же после Ялтинской конференции на Тихоокеанском флоте началась усиленная подготовка к скорым боевым действиям против Японии. Корабли ставились в ремонт и ускоренно ремонтировались, чтобы к установленному времени быть в боевом строю. Встала в такой спешный ремонт и Щ-139.

Итак, Ефимов, видимо, полагал, что вытащил счастливую карту. Окончив Тихоокеанское военно-морское училище, он не попал на воюющие флоты, а получил назначение на тыловой Тихоокеанский. Все вроде бы шло неплохо, Отечественная война заканчивалась, и лейтенант считал себя счастливчиком, которому удалось обмануть судьбу и выжить. К тому же он посмотрел другой мир, который ему очень понравился. И тут, как снег на голову, известие, что скоро грядет война с Японией и их лодка срочно становится в ремонт для подготовки к боевым действиям. К этому времени на Тихоокеанский флот на усиление начали приходить и офицеры-подводники с действующих флотов, в первую очередь с Черноморского и Северного. Они рассказывали не воевавшим тихоокеанцам обо всех перипетиях боевых походов, и разумеется, о многочисленных потерях. Можно представить состояние труса Ефимова! Еще вчера он считал, что обманул судьбу, а тут впереди перспектива погибнуть в боях с японцами. В том, что война будет жестокой, Ефимов не сомневался, о масштабах американо-японского противостояния и на Тихом океане лейтенант не мог не знать.

К тому же командир БЧ-3 понимал, что Щ-139 является уже весьма устаревшей и изношенной лодкой. Что касается квалификации Придатко, то его слабая подготовка ни для кого не была секретом. Идти в бой с опытнейшими японцами, имея столь слабого командира да еще на старой лодке, было почти самоубийственно.

Результатом всех этих размышлений и стал невероятный по цинизму и жестокости план уничтожения собственного корабля. Отметим, что вовсе не случайно был выбран именно момент, когда на борту Щ-139 находилось минимальное количество людей. При этом дело здесь, думается, вовсе не в гуманности Ефимова. Если бы на борту Щ-139 находился весь экипаж, то командиру БЧ-2–3 было бы крайне сложно привести в действие свой план, так как в 6-м отсеке было бы много людей и поджигающий бикфордов шнур офицер, конечно же, привлек бы всеобщее внимание.

Обращает на себя внимание и первоначальная, весьма неуклюжая попытка Ефимова выставить себя неудачным самоубийцей. Поводом к желанию уйти из жизни Ефимов называет свою приверженность к… онанизму. Надуманность такого объяснения очевидна. При том количестве одиноких женщин и тяжелом материально положении большинства из них в 1945 году найти себе если уж не спутницу жизни, то подругу на вечер было для вполне материально обеспеченного офицера-подводника не так уж и сложно. Так что проблема явно надуманная.

Впрочем, эту уловку Ефимова опытные следователи НКВД быстро раскрыли. Уж если Ефимов и хотел покончить счеты с жизнью столь изуверским способом, прихватив с собой на тот свет часть экипажа и уничтожив корабль, то в этом случае он должен был подпалить бикфордов шнур и сесть на ящик с запалами в ожидании взрыва, который бы разнес его в клочья. В этом случае смерть была бы гарантированной и мгновенной. Но лейтенант поступает совершенно иначе. После поджога шнура он прячется в самом удаленном от места взрыва носовом отсеке, явно спасая свою жизнь и рассчитывая пережить устроенный им взрыв. Самоубийцы так не поступают. Так поступают те, кто, совершив преступление, хочет выжить.

Ну а может, Ефимов был просто психически ненормальным человеком? Это также весьма маловероятно. Как известно, офицерский состав ежегодно проходит диспансеризацию, в том числе и у психиатра. Ежегодные медицинские обследования Ефимов проходил, как и всякий курсант в училище. Особая комиссия была и перед назначением на подводные лодки, ведь к здоровью подводников во все времена предъявлялись особые требования. Конечно, во время войны бывало всякое. Но на тыловом Тихоокеанском флоте все старались делать по закону. В ходе расследования Ефимов был так же проверен на психическую вменяемость и признан вполне нормальным.

Честно говоря, разбираться в нюансах психики Ефимова, его сексуальных фобиях и преступных планах избежать войны достаточно противно. Вспомним, что все это происходило на фоне все еще продолжавшейся Великой войны. Именно в это время наши войска, теряя сотни тысяч офицеров и солдат, штурмовали Берлин. А сколько таких же молодых мальчишек в лейтенантских погонах легли на долгом и кровавом пути к уже столь близкой победе! Ровесники Ефимова курсантами стояли на смерть у стен Севастополя, Ленинграда и Москвы, подрывались, форсируя минные заграждения в Финском заливе, гибли в атаках вражеских конвоев у берегов Норвегии, в десантах под Керчью и на Эльтигене, в Петергофе и Линахамари. А он все это время знал о войне лишь по сводкам Совинформбюро, спокойно получая высшее образование. Когда же пришла пора и ему встать в боевой строй, тут-то он и показал себя. Жалости к этому человеку я не испытываю. Кого искренне жалко, так это погибших по его вине четырех ребят.

Вскоре состоялся и суд военного трибунала. Решение суда было следующим: бывший командир минно-торпедной боевой части Щ-139 Ефимов, согласно статье 58.9 УК РСФСР, был приговорен к высшей мере, а бывший командир этой подводной лодки Придатко, согласно статьям 58.10 с. 2 и 193–17 «а» УК РСФСР, был приговорен к 6 годам исправительно-трудовых лагерей.

С минером и командиром Щ-139 все понятно, каждый из них получил, то, что заслужил. Но что же было делать с командиром 2-го отдельного дивизиона подводных лодок капитаном 1-го ранга Трипольским? После трагедии комдива Трипольского надо было как минимум снимать с должности. Еще бы, прямо в базе взорвана лодка! Думается, командующий Тихоокеанским флотом адмирал Юмашев стоял перед нелегким решением. Мы не знаем, что сыграло здесь роль, личные ли симпатии командующего флотом к знаменитому подводнику или просто трезвый расчет. Конечно, Трипольского можно было тихо убрать с должности, но кто тогда будет готовить подводные лодки к предстоящей океанской войне, ведь ни один из командиров лодок на Тихоокеанском флоте не имел никакого боевого опыта! Мне неизвестно, что в точности думал в те дни адмирал Юмашев, но логика подсказывает, что он принял решение ограничиться отдачей под суд командира взорванной лодки, сохранив для флота опытнейшего комдива. В качестве оправдания в пользу Трипольского, возможно, было принято во внимание его непродолжительное нахождение в должности. Листая документы, относящиеся к трагедии Щ-139, приходится только удивляться. Имя Трипольского не упоминается там ни разу, словно его вообще не существовало. Что и говорить, к 1945 году даже сотрудники НКВД научились беречь необходимых для войны боевых офицеров.

Как показали последующие события, решение адмирала Юмашева оказалось абсолютно правильным. Фактически именно Трипольский руководил деятельностью тихоокеанских подводников во время боевых действий против японцев. Заслуги его были оценены (думается, не без участия того же Юмашева) более чем щедро – два ордена Боевого Красного Знамени и орден Отечественной войны 1-й степени. А едва закончилась война с Японией, Трипольский был назначен начальником штаба Порт-Артурской военно-морской базы, тогда же он становится и контр-адмиралом. Однако вскоре легендарный подводник тяжело заболевает. Врачи ставят страшный диагноз – ревматизм сердца. В январе 1949 года Герой Советского Союза контр-адмирал А.В. Трипольский умирает в Москве.

Что касается начальника штаба дивизиона капитана 2-го ранга М.И. Кислова, то после ухода с дивизиона Трипольского, он некоторое время исполнял должность комдива, но так им и не стал. Кислову вспомнили Щ-139 и куда-то убрали, а дивизион принял опытный подводник-тихоокеанец В.И. Савич-Демянюк.

Саму Щ-139 подняли через две недели и поставили в капитальный ремонт. К августу месяцу лодка снова вошла в срой. Начало боевых действий против Японии 9 августа 1945 года Щ-139 встретила в составе своего родного 2-го отдельного дивизиона подводных лодок с базированием на бухту Владимир. «Щуки» Тихоокеанского флота успели в этой войне совершить четыре боевых похода. Щ-134 (капитан-лейтенант А.К. Вдовин) и Щ-135 (капитан-лейтенант Н.Е. Чирков) занимали позиции в зоне ответственности Владимиро-Ольгинской ВМБ. Противник, загнанный ударами союзной авиации, минными постановками и нехваткой нефти в собственные базы, у берегов Приморья, разумеется, не появлялся. Более продуктивным оказалось патрулирование Щ-126 (капитан-лейтенант В.А. Морозов) и Щ-127 (капитан 3-го ранга М.Д. Мельников), действовавших совместно на позиции юго-восточнее Находки. 14 августа Мельников донес, что им обнаружена группа кораблей противника, идущая курсом на запад. Спустя 50 минут командир передал, что соединение идет со скоростью 18 узлов и состоит из линкора и четырех эсминцев! Радиограмма вызвала переполох в штабе ТОФа, поскольку в тот момент к Сейсину двигалось наше десантное соединение. К выходу были подготовлены 12 подводных лодок, но после того, как высланные на разведку самолеты никаких следов загадочного соединения не обнаружили, от их развертывания отказались. Зато Щ-126 встретила не иллюзорного, а реального противника. Вечером 21 августа Морозов обнаружил японский мотобот, который был потоплен артиллерией. Безымянный катерок стал единственным судном, уничтоженным «щуками» в ходе советско-японской войны, и последним в боевой карьере подводных лодок этого типа.

Что касается Щ-139, то в боевых действиях она не участвовала. После произошедшей трагедии на лодку был назначен новый командир, значительно обновлен экипаж. После капитального ремонта Щ-139 еще не успела пройти необходимый курс боевой подготовки, уровень подготовки экипажа тоже желал лучшего. Поэтому командование приняло решение оставить ее в базе, тем более что отработанных лодок хватало. Наверное, если бы боевые действия затянулись, нашлась бы и работа для Щ-139, но все закончилось достаточно быстро, и подводная лодка осталась невостребованной.

12 февраля 1947 года после знаменитого распоряжения Сталина о разделении Тихоокеанского флота на два самостоятельных флота Щ-139 вошла в состав 5-го ВМФ, а после объединения этих флотов снова числилась в составе ТОФ.

В январе 1949 года вместе со всеми другими «щуками» Щ-139 была отнесена к классу средних подводных лодок, а 10 июня того же года получила и новое (уже третье по счету!) обозначение – С-139.

Последующие годы С-139, как и прежде, находилась в боевом составе флота, отрабатывала учебно-боевые задачи, выходила в море. Менялись командиры, менялись экипажи. Ничем примечательным бывшая Щ-139 не выделялась. Шли годы. На флот приходили уже новые подводные лодки послевоенной постройки, по сравнению с которыми старые «щуки» выглядели музейными экспонатами. Наступала эпоха атомного подводного флота.

9 ноября 1956 года С-139 была выведена из боевого состава, законсервирована и поставлена на отстой, а 29 марта 1957 года старую «щуку» исключили из состава ВМФ и разоружили. Тогда же был расформирован и ее последний экипаж. Впрочем, старожилы Тихоокеанского флота утверждают, что корпус старушки Щ-139 еще не был разобран в начале 90-х годов и ее проржавленный остов валялся на осушке в одной из бухт.

В трагедии Щ-139 еще немало темных пятен. Не все документы, относящиеся к взрыву на подводной лодке, и сегодня доступны исследователям. Но все же мы вспомнили об этой трагической странице в истории нашего флота, вспомнили и погибших моряков.