Текст книги "Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений)"

Глава шестая
Самый выдающийся из капитанов

Итак, высочайшим приказом № 204 от 24 сентября 1998 года лейтенант Шмидт-3-й был снова зачислен в запас флота. Таким образом, наш герой остался в чине лейтенанта, а не стал капитаном 2 ранга в отставке. Это говорили о том, что большего он, по мнению начальства, не заслуживал. Ну, а что дядя-адмирал? А адмирал Владимир Петрович Шмидт в это время делает все для того, чтобы племяника по выписке из клиники признали «практически здоровым».

И все же сразу после выхода в отставку "психически здорового" П.П. Шмидта, прежде всего, ожидало долгое лечение в лучших психических клиниках столицы, в том числе и в знаменитой Калинкиной. Вообще создается впечатление, что наш герой отметился во всех ведущих психиатрических лечебницах России. В Москве, например, как мы уже писали, он был пациентом не менее знаменитой психической клиники Савей-Могилевича. Одновременно окончательно разладилась и личная жизнь Шмидтов. Жена, громогласно заявив о психической и сексуальной неполноценности мужа, снова вернулась к старому позорному ремеслу. И психически больной Шмидт остался фактически один с малолетним сыном на руках. По биографическим материалам, хранящимся в музее Шмидта в Очакове, следует, что в этот же период Петр Петрович перенес операцию на почках. Но и это не все, именно в это время мачеха Петра и Анны, не моргнув и глазом, прибрала к своим рукам особняк в Одессе, принадлежавший ранее Екатерине Яковлевне Шмидт, а фактическим наследникам, сыну и дочери не досталось ни копейки.

В ту пору Шмидта снова обуревает старая навязчивая идея полететь на воздушном шаре с бомбами во Францию. Почему именно Париж стал целью агрессивных устремлений Петра Шмидта доподлинно неизвестно, но есть все основания предполагать, что столица Франции в его воспаленном мозгу ассоциировалась с мировым центром разврата, достойным разорения в первую очередь. С этого момента, потребность в перевоспитании падших женщин, уступила место маниакальному стремлению к самоутверждению и мировой известности, любыми средствами, даже ценой собственной жизни. Всепоглощающая цель – достичь мировой славы и известности, потребность жертвенного подвига будет теперь сопровождать Петра до конца жизни. Новая «воздушно-бомбическая» идея приобретения европейской известности, наряду с не менее оригинальной идеей массового перевоспитания проституток всего мира, отмечены в его лечебном деле. Не понятый сослуживцами и знакомыми, Шмидт, как одержимый, мечтает о подвиге и о славе! Все симптомы шизофрении на почве мании величия налицо. В какой-то момент в болезни Шмидта наступает ремиссия (период ослабления заболевания), и он выходит на свободу. Что делать, чем заниматься?

Пётр Петрович с женой и сыном

На сей раз, в связи с явной психической неполноценностью Шмидта, его судьба могла бы закончиться весьма печально: увольнением с диагнозом «шизофрения» и как следствие этого невозможность работать по специальности. Однако снова (в который уже раз!) на выручку племяннику пришел всесильный дядя. Он не просто добивается увольнения непутевого племянника со службы без «волчьего билета», замяв все дела с психическими клиниками, но и устраивает его на весьма доходную и престижную службу в Добровольный флот, о которой мечтали тогда многие.

Суда Добровольного флота в то время обслуживали океанскую линию Одесса – Владивосток. Служащие на них отставные офицеры получали весьма неплохие деньги и могли жить на широкую ногу. Так Шмидт во второй раз попал в Одессу, где, по-видимому, вновь встретился со своими старыми знакомыми. В Одессу приезжает и его супруга с сыном.

О годах пребывания Шмидта в Одессе известно не много. Плавания плаваниями, но только ли этим ограничивался круг его интересов? Известно, что в начале ХХ века в Одессе происходили забастовки моряков РОПиТа (российского общества пароходства и торговли). Именно туда через несколько лет переходит на службу из «Доброфлота» и Шмидт.

Впоследствии Шмидт будет рассказывать, что, будучи в Одессе, он, якобы, впервые познакомился с некими социалистами из рабочей организации, которые во многом и изменили его взгляды. Что же это была за организация, и что это были за социалисты? На тот момент в Одессе существовала всего одна подобная организация – «Южнорусский рабочий союз». Настоящих рабочих там, как выяснили историки, отродясь не было, всем заправляли недоучившиеся студенты из местных купеческих семей и среди них некто Лейба Бронштейн – будущий Лев Троцкий. На Лейбу, Шмидт, видимо, должное впечатление произвел. Пройдет три десятка лет, и именно Троцкий прикажет поэту Пастернаку написать поэму о славных подвигах друга своей юности Шмидте.

Впрочем, общаться с отпрысками местной купеческой элиты, Шмидту довелось недолго. В 1898 году социалистов скопом, в том числе и выгнанного из университета Лейбу, арестовали. Шмидта, однако, не тронули. Возможно, в момент ареста он просто был в море.

Вот как описывает одесский период жизни своего отца Евгений Шмидт-Очаковский: "В 1898 г. он (П.П. Шмидт – В.Ш.) вышел в запас и поступил на службу в Добровольный Флот, где получил место 2-го помощника капитана на пароходе «Кострома» (командир – кн. Маврокордато). «Кострома» совершала рейсы между Петербургом и Владивостоком, с заходом в Одессу, куда я с матерью и переехал. В августе 1900 г. я поступил в 1-й класс Реального Училища св. Павла. Мы поселились в Стурдзовском переулке, против того самого дома бабушки Екатерины Яковлевны, который мачеха мошеннически себе присвоила. Одесса, родина отца, мне чрезвычайно понравилась; солнце, близость моря, мною страшно любимого, красочная, международная толпа, кипуче-жизнерадостный пульс большого торгового порта, темпераментные нравы подвижных, как ртуть, южан – все соответствовало моим симпатиям и душевному складу.

В конце 1899 года, в море, с отцом случился острый припадок болезни почек, мучивший его уже много лет и сделавший неспособным к несению службы. «Кострома» находилась тогда у берегов Англии. Отца высадили в Портсмуте и отправили в морской госпиталь, где ему пришлось пролежать около месяца. Отношение англичан к отцу было, по его словам, необычайно теплым и внимательным. Россией англичане очень интересовались, но насколько фантастические понятия имелись у них о нашей родине, явствует из того факта, что отца спрашивали о фамилии спикера русской нижней палаты (дело происходило за 6 лет до августовского манифеста о законосовещательной Думе!). Отец чрезвычайно симпатизировал англичанам. Особенным его одобрением пользовалась английская система воспитания юношества, заключавшаяся в закаливании с малых лет тела ребенка самыми разнообразными видами спорта и во внедрении в него чувства собственного достоинства, понимания своих гражданских прав и обязанностей и гордости от сознания принадлежности к гражданам самой свободной в мире страны. Более же всего отцу нравилась английская конституция. По возвращении в Россию отец, по советам врачей, решился на операцию почек. Операция прошла благополучно, но существенного облегчения не принесла, и до конца жизни отец страдал от периодических мучительных припадков своей болезни – прохождения камней.

В начале 1900 г. отец получил назначение на «Орел» (командир – капитан 2 ранга Скальский) и принял косвенное участие в Китайской кампании 19001901 гг. После «Орла» отец проплавал несколько месяцев на «Тамбове» (командир – лейтенант Остолопов). Служба в Добровольном Флоте тоже, в конце концов, не улыбнулась отцу, так как порядки там мало чем отличались от тех порядков на военных судах, из-за которых он и ушел с военной службы. В декабре 1900 г. он бросает Добровольный Флот и поступает в Русское Общество Пароходства и Торговли, где прослужит до начала Русско-Японской войны, когда его призывают из запаса. В Русском Обществе его сперва назначают старшим помощником на роскошный пассажирский пароход «Королеву Ольгу» (командир – отставной мичман Деме), делавший рейсы от Одессы до Петербурга и обратно. В этой должности отец пробыл 8 месяцев, после чего получил в командование крошечный полубуксирный, полугрузовой пароходик «Полезный». На нем отец служил не более недели, затем последовательно командовал небольшим грузовым пароходом «Игорь», пассажирским, кавказской линии, пароходом «Святой Николай» и, наконец, большим грузовым океанским пароходом «Диана», на котором отец оставался до конца своей службы в Русском Обществе и с которым у меня связано множество дорогих воспоминаний. И в военном, и в коммерческом флоте отец пользовался вполне заслуженной славой талантливого, опытного моряка, блестящего офицера и человека идеальной честности. Сослуживцы относились к нему с величайшим уважением, матросы же его положительно обожали и были готовы за него в огонь и воду. Это не фраза с моей стороны и не вполне понятное пристрастие сына; если из читающих эти строки найдется кто-нибудь, служивший вместе с отцом хотя бы в продолжении самого короткого времени, он подтвердит слова мои.

Безумная вспыльчивость деда отчасти передалась отцу, и некоторые явления на службе и в жизни, которые он считал недостойными и возмутительными, совершенно выводили его из себя, заставляя часто терять всякое самообладание. Случалось, что отцу приходилось и несправедливо вспылить; надо было после этого видеть его горе и раскаяние! Он не находил себе места, чувствовал себя несчастнейшим человеком, пока, чуть не со слезами на глазах, не выпрашивал прощения у обиженного им, какого бы ничтожного положения ни занимал последний. В море от подчиненных отец требовал полного и беспрекословного повиновения; здесь он не допускал ни малейшего послабления, и солоно приходилось тому, кто покушался на его капитанский авторитет. Но в то же время, отец, всей душой уходил в заботы о своих помощниках и матросах и никогда не задумывался сцепиться в защиту их интересов с каким угодно начальством, не обращая внимания ни на последствия для себя лично, ни на заранее очевидную бесполезность, иной раз, своего заступничества.

– Под его благородием, папашенькой вашим, как у Христа за пазухой, можно сказать, живем, – говорил мне в 1905 г. один из матросов отцовского миноносца. – Вечно Бога буду молить за него и детям своим накажу, потому не было такого человека и не будет! – закончил мой собеседник с таким горячим и сильным чувством, что даже слезы выступали у него на глазах от волнения.

Но не одни матросы любили отца. Его любили все, кто только знал, кто хоть на короткое время сталкивался с ним в жизни.

Обаяние отца действовало неотразимо. Даже жандармский ротмистр, стороживший отца в очаковском каземате, даже прокурор, добивавшийся для него смертного приговора, говорили о нем не иначе, как с удивлением и восторгом.

Летом 1903 г. я совершил с отцом путешествие на «Диане» из Одессы в Петербург. Это путешествие явилось нашим последним совместным плаванием, если не считать таковым перехода в качестве политических арестантов из Севастополя в Очаковскую крепость.

Осенью того же года с отцом произошло большое несчастье: на обратном рейсе в Одессу, около острова Мэн по недосмотру старшего помощника «Диана» наскочила на камни, получив большую пробоину. Пароход сняли с камней и отвели в док, но директор Общества, капитан 1-го ранга О.Л. Радлов, отставил отца от командования и вызвал его к себе для объяснений. Отец взял всю вину на себя, выгородив настоящего виновника, и, в результате оказался в своего рода «резерве» служащих Общества, попавших в директорскую опалу и ожидающих назначения на должность. Неизвестно, чем бы окончилась эта неприятная история, если бы грянувшее объявление войны с Японией не призвало отца из запаса на действительную службу".

Но сын есть сын, поэтому он всегда будет стараться писать об отце только хорошее, а, во-вторых, сыновья зачастую не слишком много знают или просто не желают знать о реалиях службы своих отцов, если эта реальность не совпадает с их идеалистическим восприятием родителя. Так уж устроен наш мир. Нам же небезынтересно, как проходила реальная служба Петра Петровича Шмидта в Одессе.

* * *

Деятельность Шмидта во время службы его в коммерческом флоте по существу замалчивается. Зато хватает общих восторженных фраз, не подкрепленных никакими фактами. Уже известный нам шмидтовед Г.К. Даниловский: «Шмидт был исполнительным командиром и этого же качества требовал от своих подчиненных. На коммерческих пароходах, на которых он плавал, поддерживались идеальная чистота и порядок. Лучшие стороны военной организации с успехом применялись им и на судах коммерческого флота. Прежде чем отдать приказание, Шмидт тщательно взвешивал все условия, обеспечивающие его осуществимость, а затем настойчиво требовал его выполнения. Других правил на этот счет придерживались насквозь пропитанные бюрократизмом начальствующие лица царского флота…» Кто бы сомневался, что на коммерческих пароходах, где плавал Шмидт всегда идеальный порядок в отличие от других, где плавали все остальные «пропитанные бюрократизмом начальствующие лица царского флота»! Если бы к этому, Шмидт еще и обладал морскими знаниями, цены бы ему не было! Итак, сразу после увольнения с военного флота, несколько лет Шмидт плавает ревизором, потом вахтенным начальником на пароходе «Кострома», который совершает рейсы между Одессой и Владивостоком, затем служит на пароходе «Игорь». Кажется, Шмидт все же нашел, наконец-то, свое призвание. Болезнь в эти годы несколько отступает, и здоровье Шмидта заметно улучшается. Спустя несколько лет его повышают в должности, и теперь Шмидт плавает уже помощником капитана на пароходах «Орел» и «Королева Ольга». Затем, уже в должности капитана плавает на небольших каботажных пароходиках «Святой Николай» и «Полезный», что ходили вдоль черноморского побережья на линии Одесса – Батум. Почему Шмидт ушел с куда более престижных океанских пароходов на каботажные неизвестно. Может быть, причиной этому были все те же скандалы или приступы эпилепсии, возможно, что сделать это он был вынужден из-за того, чтобы надолго не оставлять сына без отцовского присмотра. С 1899 года в семье Шмидтов живет племянник жены Шмидта Сергей Павлов. Зная о страшной бедности его семьи, Доменика упросила мужа взять его к себе. Шмидт неплохо относился к племяннику жены и тот даже называл его «папой Петей». Однако при чтении воспоминаний сына Шмидта Евгения, возникает впечатление, что фактически Сергей исполнял у Шмидтов роль прислуги, этакого «мальчика за все». По злой иронии судьбы, семья Шмидта, как пишет его сын, в эти годы живет в Одессе, в доме, расположенном напротив бывшего дома матери Петра, покойной Екатерины Яковлевны Шмидт, который отобрала предприимчивая мачеха. Не думаю, что это действовало на него успокаивающе.

Вообще с капитанством Шмидта много вопросов. Прежде всего, каким образом, человек, постоянно лечащийся в психиатрических клиниках, вообще попал на капитанский мостик?

Как бы то ни было, но Шмидт становится капитаном новейшего океанского парохода РОПиТа "Диана". Видимо, опять же в данном случае не обошлось без протекции дяди, так как в Одессе было немало куда более опытных и достойных претендентов на это место. Капитанство на «Диане» – это вершина одесской карьеры Шмидта. Разумеется, что и она закончилась так же, как заканчивались в жизни нашего героя все его предприятия – полным крахом.

Первый же рейс на «Диане» в качестве капитана стал для Шмидта и последним. В конце ноября 1903 года «Диана» шла из Риги в Одессу. При прохождении Датских проливов, несмотря на сложную навигационную обстановку и штормовую погоды, Шмидт совершенно спокойно покидает капитанский мостик и удаляется спать в каюту. Впрочем, вполне возможно, что покинул капитанский мостик Шмидт не из-за прихоти, а из-за очередного нервного приступа. Вообще припадки с ним происходили, едва наш герой попадал в экстремальную ситуацию и слишком много волновался. Так будет и в дальнейшем, и с этой особенностью Петра Петровича мы еще не раз столкнемся.

Итак, в самое ответственное время прохождения проливной зоны капитана на ходовом мостике не было. Итогом этого самоустранения от командования судном стала ошибка в счислении и как ее результат – посадка «Дианы» на каменную гряду у острова Мэн. Судно каким-то чудом остается на плаву. Снять с камней океанский пароход удалось ценой огромных усилий лишь через 18 дней. «Диану» ставят в длительный ремонт. Шмидта снимают с должности и отдают под суд.

Удивительно, но полная несостоятельность Шмидта, как капитана, подтвержденная документальными фактами, нисколько не умерила пыла его биографов, Ничтоже сумяшеся они объявляют Шмидта лучшим из лучших капитанов. В журнале «Морской сборник» № 3 за 1941 год была опубликована целая статья Г. К. Даниловского «Лейтенант П.П. Шмидт как моряк». Но напрасно в этой статье вы будете искать упоминания о портовых судах и блокшивах, на которых «героически» служил Шмидт. Ничего этого там нет. Зато полным-полно голословных восхвалений о Шмидте, как о лучшем капитане всех времен и народов, без упоминания где, когда и в каком качестве служил герой очерка, сколько наплавал миль, имел ли аварийные ситуации по своей вине и т. п.

Из публикации о Шмидте: «Мужество и отвага П.П. Шмидта не раз спасали судно и команду от гибели. Поздно осенью пароход «Диана» под командованием Шмидта шел из Риги в Одессу. Был шторм, и Шмидт в течение двух суток не смыкал глаз. В подобных случаях он бывал неутомим, и не любил делить с кем-нибудь ответственность. На третий день погода улучшилась, и Шмидт передал управление судном помощнику, приказав разбудить себя в случае изменения обстановки. Но скоро нашел туман, вахтенный помощник по беспечности не разбудил Шмидта, и «Диана» наскочила на каменную гряду у острова Мэен (Дания). Удар о камни заставил всех выскочить на палубу; удары повторялись, среди команды началась паника. И вот с мостика раздалась спокойная команда Шмидта. Не прошло и минуты, как паника улеглась, и все в точности выполняли приказания капитана. Когда положение «Дианы» стало особенно опасным, Шмидт приказал команде и помощникам спасаться на остров Мэен на шлюпках. Сам он отказался сесть в шлюпку, категорически заявив: «Я остаюсь, я не покину «Дианы» до конца». И вместе с четырьмя добровольцами из команды, которых он оставил в качестве сигнальщиков для связи с проходящими судами, Шмидт спас судно от гибели. Высокое чувство ответственности командира побудило Шмидта снять вину за аварию со своего помощника и полностью принять ее на себя. «Я капитан, – говорил он, – значит, я один виноват».

Итак, защитники Шмидта утверждают, что когда судно село на камни, Шмидт спал в каюте, на вахте стоял его помощник, а потому он и не виноват. Более чем странное утверждение! Когда же «Диану» спасали, Шмидт был все время на ее борту, а посему он настоящий герой. То, что Шмидт спал в каюте во время прохождения узкости, да еще в штормовую погоду, не делает ему чести как капитану. Если обстановка в море сложная капитан обязан находиться на мостике столько, сколько этого потребует обстановка и сутки, и двое, и трое. Именно так поступают тысячи капитанов во всем мире – это аксиома капитанства. Если Шмидт знал, что его помощник плохо подготовлен к самостоятельному несению вахты, то должен был сидеть рядом с ним или подготовить его. В том, что Шмидт «геройски» оставался на борту «Дианы» до тех пор, пока ее не стащили с камней, ничего геройского на самом деле нет. Если бы он только попробовал оставить судно, которое еще можно было спасти, и сбежал, то он не просто попал бы под суд, а как капитан, погубивший судно и груз, да еще сбежавший с него, однозначно угодил бы в тюрьму, причем на приличный срок. Так что, оставаясь на «Диане», Шмидт вовсе не геройствовал, а спасал, прежде всего, самого себя.

* * *

Во время судебного процесса в Одессе со Шмидтом опять происходят психические припадки, однако лейтенанту (возможно не без помощи своих старых одесских друзей) удается доказать, что эти припадки вызваны лишь сильным переживанием от пережитого. Согласно другой легенде, он положил на стол перед судьями бумагу о своем диагнозе, которая должна была снять с него всякую ответственность за происшедшее. Какие могут быть претензии к припадочному капитану-шизофренику? Но Одессу не так легко было обмануть и местные судьи толк в своем деле знали, а потому Шмидта из-под суда не освободили, а продолжили заседания.

Впрочем, главным виновником аварии признается стоявший на вахте помощник капитана. По одной версии в отношении Шмидта (возможно, не без помощи дяди) дело все же старались замять, тем более, что судно спасли, и люди не погибли.

В связи с аварией "Дианы" весьма примечательно письмо Шмидта к своей бывшей жене и сыну от 17 декабря 1903 года: "Дел у меня бездна, в бегах вот уже два дня, очень много официальностей. "Диана" так мало сравнительно пострадала, что я сам пришел своей машиной в Копенгаген, это после того, что она была вся полна водой и 16 суток билась о камни… Трудно мне было бы жить на свете, если бы я знал, что мой пароход погиб. В те страшные минуты, когда я спасал людей на шлюпках, выкидывая их на берег, знал, Дина, что останусь на пароходе один без шлюпок, но не покинул бы парохода никогда, я похоронил бы себя вместе с ним. Сыночка мой, мальчик, голубчик, когда я решился погибнуть вместе с "Дианой", я знал, что оставлю тебе имя честного моряка…"

Письмо это любопытно по нескольким причинам. Во-первых, из письма, явствует, что из семьи ушел не Шмидт, а его жена. Очевидно, что Петр Петрович пытается наладить порванные отношения при этом явно "бьет на жалость" к себе, описывая свой героизм. Кроме этого, он зачем-то принимается пугать своим неосуществленным самоубийством малолетнего сына. Запомним это письмо, где явно прослеживается самолюбование автора игрой со смертью. Спустя годы, он почти слово в слово будет то же самое писать о своем "геройском" поведении на "Очакове". Все та же навязчивая идея самопожертвования и славы героя, причем для Шмидта не слишком важно, где и как. Самое главное, чтобы им восхищались, пусть даже посмертно!

Самое странное, что многочисленные биографы Шмидта стараются выдать серьезнейшую аварию «Дианы», в которой однозначно виноват, как капитан, именно Шмидт (капитан судна, как известно, несет полную ответственность за все, что происходит на его судне) за его подвиг.

Разумеется, нельзя серьезно относиться к утверждениям, что Шмидт был даже не просто хорошим капитаном, а самым великим из великих! Г.К. Даниловский, во все том же номере журнала ВМФ СССР «Морской сборник» за 1941 год, пишет: «П. П. Шмидт на долгие годы связал свою жизнь с коммерческим флотом, плавая капитаном на океанских пароходах Русского общества пароходства и торговли (РОПИТ). Он был отважным, смелым и решительным командиром, и эти необходимые для моряка качества выработались у него, прежде всего, благодаря прекрасному знанию морского дела, навигации, астрономии, над изучением которых он не прекращал работать всю жизнь настойчиво и упорно. О лейтенанте Шмидте знал весь русский торговый флот, где на него смотрели не только как на большого знатока морского дела, но и как на опытного учителя. Попасть на судно под командование П.П. Шмидта считалось большим счастьем. «Он пользовался новейшими приемами в навигации и астрономии (любопытно, какими именно? – В.Ш.), – вспоминает о нем один из его сослуживцев (почему-то пожелавший остаться безымянным – В.Ш.), – и плавать под его командованием это была незаменимая школа, тем более что П.П. всегда, не жалея сил и времени, учил всех, как товарищ и друг. Один из его помощников, долго плававший с другими капитанами и назначенный затем на «Диану», сделав один рейс с П.П., сказал: «Он открыл мне глаза на море» (увы, фамилию восторженного помощника, которому Шмидт «открыл глаза», биограф так же почему-то скромно умалчивает. – В.Ш.). Эти слова, как нельзя лучше, показывают, как относился Шмидт к кораблевождению и как умел и любил передавать свои обширные познания морского дела». Отвага моряка лейтенанта Шмидта имела под собой крепкую базу – обширные и разносторонние познания в области морских наук, многолетнюю плавательную практику, отличное знание судна. Шмидт считал, что командир должен «слиться в единое целое с судном», которым он управляет. Без этих качеств лучше и не подниматься на командирский мостик».

Зная предшествующую морскую службу Шмидта на владивостокских блокшивах, сложно понять, откуда у него вдруг взялись столь «обширные и разносторонние познания в области морских наук, многолетняя плавательная практика и отличное знание судна». Непонятно где и когда успел Шмидт «выработать», как пишет Даниловский, столь необходимые качества моряка, как «прекрасное знание морского дела, навигации, астрономии». Возможно, он познавал все это, поглощая депрессанты в психиатрических клиниках, а может, был настолько гениален, что все знал и сам, без абсолютно не нужной ему морской практики, так сказать, был озаряем свыше!

* * *

В некоторых биографиях Шмидта встречается информация, что после аварии «Дианы» он, якобы, был назначен начальником Морского училища в Одессе, но никаких документальных подтверждений этому нет. Перед нами еще одна легенда. Почему так можно утверждать? Да потому, что снятого за аварию судна и не имеющего никакого педагогического опыта капитана вряд ли назначили бы со столь большим повышением (это за какие же заслуги?) на ответственную должность руководителя одного из самых лучших морских заведений России. Может быть, в Одессе тогда других капитанов не было? Отметим и то, что имени Шмидта нет и в перечне имен начальников Одесской мореходки. Да и кто, вообще, мог назначить на одну из престижнейших должностей в Одессе человека, состоящего под следствием. Кроме того, если бы Шмидт на самом деле был назначен начальником мореходного училища, то с началом русско-японской войны его никто никогда не призывал бы рядовым лейтенантом. Шмидт остался бы на своей должности готовить командные кадры для торгового и вспомогательного флота. Призывников хватило бы и без него. Поэтому можно утверждать с большой долей уверенности, что история с «назначением Петра Шмидта начальником одесской мореходки» – это еще одна из многочисленных легенд вокруг его имени.

Вполне возможно, что грянувшая как раз в это время русско-японская война, позволила дяде спасти своего племянника от весьма неприятного судебного разбирательства, срочно призвав его в военно-морской флот.

Крушение «Дианы» как мы знаем, произошло в ноябре 1903 года, расследование по делу аварии происходило в декабре 1903, а суд должен был произойти в январе-феврале 1904 года. Именно в том же январе 1904 года Петр Шмидт вдруг стремительно покидает Одессу и мчится в Петербург к дядюшке, с мольбой о спасении от судебной расправы. Дядюшка ждать себя, как всегда, не заставил. Да и возможность для помощи племяннику у него в тот момент была реальная. 10 апреля 1904 года циркуляром штаба Черноморского флота за № 197 лейтенант П.П. Шмидт, по случаю мобилизации, в связи с началом войны с Японией, был вновь призван из запаса на действительную службу, с зачислением в 23-й флотский экипаж. Отметим, что Шмидта зачисляют не в Черноморский экипаж, а в Балтийский.

Почему? Может все по той же причине, чтобы как можно дальше убрать его с Черного моря, где непутевому капитану грозит суд? Как бы то ни было, но Шмидт в третий раз становится военным моряком, чтобы теперь защищать морские рубежи России уже на реальной войне.

Отметим, что призыв на действительную службу происходит вопреки медицинскому диагнозу и, не смотря, на только что происходившие со Шмидтом на первых судебных заседаниях нервные приступы! Прямо мистика какая-то! Каким образом, дядя-адмирал, даже имея весьма большие связи, мог снова забрать своего припадочного племянника в военно-морской флот? Это притом, что Шмидта с его болезнью знал весь флот и что с этого флота его уже дважды изгоняли! Скорее всего, дядя мог все смог устроить из-за царившей, в первые месяцы русско-японской войны, неразберихе с призываемыми из запаса офицерами. При этом призыв Шмидта из запаса давал ему реальную возможность увильнуть из-под суда.

Неизвестно, как сложилась бы дальнейшая судьба нашего героя, удалось бы ему добиться оправдательного приговора и получить снова какую-нибудь должность в Доброфлоте, не случись в ту пору война с Японией. Вполне возможно, что его дальнейшая жизнь сложилась бы весьма заурядно, и мы никогда ничего не узнали о нем. Но все случилось, как случилось…