Текст книги "Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений)"

делать нечего, и, взяв годичный отпуск «для поправки здоровья», Шмидт поехал в Москву на консультацию в клинику доктора Могилевича. В марте 1889 года с диагнозом «депрессивный и неврастенический синдром» он был помещен в знаменитую московскую психиатрическую лечебницу А. Савей-Могилевича. Однако, пройдя курс лечения, все же вынужден был подать рапорт об увольнении. Следом за рапортом об отставке, Шмидт пишет и личное прошение на имя Александра Третьего: "Болезненное мое состояние лишает меня возможности продолжать службу Вашему Императорскому Величеству, а потому прошу уволить меня в отставку". 24 июня 1889 года просьба Шмидта была удовлетворена. По истечению отпуска, без лишней огласки, Шмидт был уволен от службы по болезни.

Записи о наличии нервной болезни значатся в послужном списке Шмидта. Анализ послужного списка нашего героя в данный период весьма любопытен. Так там значится, что с 18 января 1888 года по 18 мая 1888 года Шмидт находился в отпуске, который затем ему было разрешено, по домашним обстоятельствам, продлить еще на три месяца. С 14 ноября 1888 года по 24 июля 1889 года он снова находится в шестимесячном отпуске, но уже по болезни.

24 июля 1889 года Шмидт 4-й был уволен со службы. Так бездарно закончилась первая попытка военно-морской службы нашего героя. Проведя несложный подсчет, мы видим, что в первый год службы (ноябрь 1886 конец 1887 года) Шмидт просто числится при Кронштадтском порту, причем из этого времени на портовом судне «Невка» он пробыл всего каких-то два месяца! Дальше он вообще демонстративно манкирует службой. Так в 1888 году Шмидт служит всего только два месяца, причем и из них, не меньше месяца ушло на переезд и обустройство в Севастополе. Все остальное время Шмидт пребывает в нескончаемых домашних отпусках.

В следующем 1889 году он вообще, не прослужил ни одного дня, пролежав полгода в психиатрической клинике, после чего и покинул флот. Таким образом, реальная флотская служба нашего героя в течение трех календарных лет, фактически составила не более года, да и то проведенных не на боевых кораблях, а исключительно в портовых конторах.

Из воспоминаний сына нашего героя: "В сентябре 1886 г. отца произвели в мичмана и назначили в 8-й Балтийский Флотский Экипаж, откуда перевели в Черноморский Флотский герцога Эдинбургского Экипаж. В 1888 г. отец женился и вышел в отставку; мать моя была петербургской мещанкой, а, по действовавшим во Флоте положениям, офицеры Флота ограничивались в выборе невест лицами дворянского и купеческого (1-й гильдии) происхождения".

Итак, военная служба закончилась и началась, так называемая "первая отставка" Петра Шмидта.

Глава четвертая
Под облаками

Что ж, флотское пальто и сюртук сняты и повешены вместе с мундиром в платяной шкаф. Отныне бывший мичман, согласно правилам тогдашнего увольнения, становился отставным лейтенантом.

Где проживал и чем занимался Петр Шмидт в это время? И здесь у нашего героя с устройством в жизни ничего не получилось. Первоначально семья Шмидта проживала в Таганроге (где отец Шмидта служил в свое время начальником порта и, следовательно, оставались кое-какие связи), затем переехала в Бердянск (где отец нашего героя был губернатором).

Шмидт очень хочет прославиться, но пока не знает как. Некоторое время он работает в Азово-Черноморском банке в Таганроге, но это для него слишком обыденно. К этому периоду относится фотография маленького Жени на детском велосипеде. Спокойная, размеренная жизнь простого обывателя показалась Петру Шмидту слишком обыденной и не героической. Имеются определенные (но не подтвержденные документально) рассказы, что с банком у Петра Петровича также вышли какая-то проблемы, он там что-то, то ли занял, толи взял просто так, а отдать "позабыл". Однако, коль нет документов проливающих свет на этот эпизод жизни нашего героя, мы на нем останавливаться не будем.

Ряд биографов нашего героя пишут о неком наследстве его тетки Анны Яковлевны Эггер (сестры матери) в 20–30 тысяч рублей, которое, якобы, было завещано именно Пете Шмидту. Любопытно, почему тетя все деньги завещала только ему, а не всем детям умершей сестры. Он что был самый несчастный и обездоленный, этот молодой парень с офицерскими погонами? Куда более обездоленной была младшая сестра Анна, которой надо было бы и приданного подсобрать. Это еще одна странность в семейных делах нашего героя. И опять возникает мысль, уж не присвоил ли Петр Шмидт, по своему обыкновению, и эту сумму? Как бы то ни было, но Шмидт со своей супругой дружно и весело проживают теткин капитал вначале в Бердянске. Потом молодожены перебрались в Одессу, где было повеселее. Петя Шмидт всегда любил швыряться деньгами, а фантазии его никогда не знали границ.

Из воспоминаний сына нашего героя: "…Отец получил небольшое наследство от своей тетки Анны Яковлевны Эггер (сестры бабушки Екатерины Яковлевны), что-то около 20–30 тысяч".

Этот первый, т. н. "одесский" отрезок жизни нашего героя еще никем тщательно не исследовался, а зря, ведь, возможно, именно тогда в Одессе произошли знакомства Шмидта с представителями еврейских сионистских кругов, которые многим позднее приведут его на палубу "Очакова".

А пока Шмидт отправляется с женой в Париж. В Париже Шмидт отдыхает. По словам биографа раннего периода жизни П.П. Шмидта писателя-мариниста В.Г. Гузанова: "Пока водились деньги, Петр и Дина могли себе позволить прогулки на Елисейских полях…"

* * *

В Париже у Шмидта появилась новая мания – он возомнил себя аэронавтом Леоном Аэром! Придумав себе «небесный» псевдоним, Шмидт не был излишне скромен. «Лион», в переводе с французского – «лев», а «аэро» – «воздух». Таким образом, в одно мгновение никому не известный Петр Шмидт-4-й, превратился в «Воздушного Льва»!

Одесский исследователь жизни Шмидта Геннадий Черненко пишет: «В те годы в моду входило воздухоплавание. Начало этой моде в России положил американский аэронавт-парашютист Шарль Леру. Он приехал в Петербург в июне 1889 года, как раз в то время когда Шмидт вышел в отставку. Отставной морской офицер с женой и маленьким сыном отправился в Париж к известному воздухоплавателю Эжену Годару. Обучение продолжалось недолго. Во Франции Шмидт совершил всего восемь полётов, а с парашютом, похоже, не прыгал вообще. В начале мая 1890 года Шмидт-Аэр возвратился в Россию. Его дебют как воздухоплавателя-парашютиста должен был состояться в Петербурге. Стремясь использовать громкую славу своего предшественника, он объявил себя в афишах «известным преемником Шарля Леру» и даже свой шар назвал его именем, хотя известности, разумеется, не имел.

Первый полёт Аэра был назначен на воскресенье 20 мая в Озерках. На невнимание зрителей новоиспечённый герой пожаловаться не мог. В саду «Озерки» в день представления их собралось не меньше, чем в «Аркадии» при выступлении Леру. Шар наполнили водородом с пяти часов дня. Публика уже начинала скучать. Устроители зрелища суетились вокруг шара. Но вот все увидели и героя дня, неустрашимого Леона Аэра. Он галантно раскланялся перед публикой, картинно приподняв фуражку-американку с кокардой в виде летящего воздушного шара, сел на трапецию и дал команду отпустить шар. Но тот вместо того, чтобы взлетать, вдруг… лёг на бок. Водород начал вытекать из него. За несколько минут подъёмная сила шара настолько уменьшилась, что о полёте не могло быть и речи. Публика зароптала. Раздались возмущённые голоса: «Обман! Деньги назад!». Пришлось деньги за входные билеты вернуть, а устроителям неудавшегося воздушного аттракциона – подсчитывать убытки. Шмидт попробовал было организовать вторую попытку полёта в «Озерках». Но устроители зрелища уже потеряли веру в «преемника Леру». Пришлось ему перебираться в другой город".

О приезде Аэра в Ригу было объявлено заранее. В назначенный день 27 мая в живописном Верманском парке в центре города народу собралось много. Увы, ожидания рижан не оправдались. Как и в Петербурге, шар начали наполнять за несколько часов до полёта. Но почему-то процедуру эту Шмидт-Аэр прекратил слишком рано. Даже неискушённые зрители заметили: аэростат далеко не полон. Тем не менее, воздухоплаватель решил лететь. Однако, почуяв свободу, шар устремился не ввысь, а пошёл в сторону и налетел на стоявший неподалёку музыкальный павильон.

Отталкиваясь от павильона ногами, Леон ушёл от препятствия, однако ненадолго. Одна из верёвок шара зацепилась за карниз эстрады. Купол парашюта оторвался от шара. Аэр успел спрыгнуть на крышу павильона, где был подхвачен стоявшими там зрителями. Облегчённый аэростат, кувыркаясь, полетел дальше и запутался в ветках деревьев.

Полёт аэронавта Эжена Годара

«Г. Аэр разбил себе лицо и руку, – писала газета «Рижский вестник». – Вообще вчерашнее зрелище и помимо его неудачного исхода, было неутешительного свойства. В противоположность своему отважному оригиналу Шарлю Леру молодой воздухоплаватель до того трусил перед полётом, что дрожал как осиновый лист. Тут же находившаяся его жена была заплакана и, прощаясь с мужем, способна была разбередить нервы хоть кого. Больше полётов г. Аэра в Верманском саду допущено не будет».

Словно злой рок тяготел над Шмидтом-Аэром. В Москве (неделю спустя после Риги) антрепренёр А.Ф. Картавов снял для его полётов площадку в саду «Эрмитаж». Шар наполняли светильным газом, поступавшим с газового завода. Публика внимательно следила за приготовлениями к полёту. «Сам г. Аэр и бывшая тут же его супруга, – писал «Московский листок», – проявляли невероятное волнение, которое мало-помалу сообщилось и всем руководившим работой».

Заиграл оркестр, раздались негромкие аплодисменты. Аэронавт, сев на полочку трапеции, скомандовал: «Раз, два, три. Пускайте!». Рабочие, державшие шар, отпустили его. И какой конфуз! Баллон остался на месте. Воздушное представление отменили. Зрители, поругивая его устроителей и бесстрашного воздухоплавателя, спешат к кассе, где уже начали возвращать деньги.

Аэр решил ещё раз попытать счастье, для чего в середине июня того же 1890 года, вместе со своим антрепренёром, женой и громоздким багажом отправился на юг в Киев. Здесь был, наконец, раскрыт псевдоним «преемника Леру». Газета «Киевлянин» сообщила: «Г. Аэр – отставной лейтенант П.П. Шмидт, 24 лет от роду. Издавна чувствуя неодолимое влечение к воздухоплаванию, он около года назад решил оставить морскую службу и посвятить себя исключительно любимому делу». К вечеру на место предстоящего полёта стала прибывать публика. Наполнение шара, как и прежде, шло небыстро, но к семи часам эту хлопотную операцию всё же удалось закончить.

«Шар наполнился прекрасно, – отмечал «Киевлянин», – и, казалось, что он готов в любую минуту ринуться в необозримое воздушное пространство». Но когда Аэр занял своё место под аэростатом, последний опять лететь не пожелал, «а только неистово кувыркался из стороны в сторону». Заметно было, что он теряет газ, вероятно, через какие-то прорехи. Не прошло и получаса, как оболочка шара съёжилась. Конечно, подъём стал невозможен, о чём и сообщили разочарованной публике. Дело снова закончилось шумным скандалом.

Газеты писали, что Шмидт-Аэр собирается ехать на полёты в Одессу и далее – в Константинополь. Поездка эта, однако, не состоялась. Горе-аэронавт продал свой шар и навсегда распрощался с воздухоплаванием. После неудачи в Москве одна газета писала: «Если правда, что г. Аэр был когда-то моряком, то можно ему посоветовать и впредь быть мореплавателем, а не аэронавтом». Одесский биограф Шмидта В. Римкович пишет: «Но на этом поприще ему просто не повезло, хотя попытки покорения воздушного океана на воздушном шаре с прыжками с парашютом им предпринимались с 1889 года. Его примером в этой области стал американский аэронавт Шарль Леру, который в июне 1889 года в Петербурге демонстрировал редкое зрелище. Прикрепив к сетке воздушного шара купол парашюта, Леру поднялся на высоту 500 метров, отцепился, и спустился на парашюте в Большую Невку, где его подняли лодочники, дежурившие на воде. И Шмидт решил стать «русским Леру», что вполне соответствовало его характеру, и взглядам на жизнь… Решение стать аэронавтом было смертельно опасным. Это показала гибель американца в Таллине (в ту пору Ревеле – В.Ш.) осенью того же года.

Он спустился с парашютом в море и утонул. Но Шмидт твердо решил стать воздухоплавателем-парашютистом и отправился с женой и сыном в Париж к известному воздухоплавателю Эжену Годару, которому было уже 63 года, и который совершил сотни полетов и прыжков, первый перелет из Франции в Испанию через Пиренеи. У него было чему поучиться, и Шмидт совершил около 8 полетов. Вернулся в Россию он под псевдонимом Леон Аэр в начале мая 1890 года и объявил себя преемником Шарля Леру, назвав свой шар «Шарль Леру». Но полеты в Петербурге, Риге, Москве, Киеве окончились неудачами, а в Одессе и Константинополе не состоялись. Аэр продал свой шар…»

Вся история с воздухоплаванием Леона Аэра достаточно мутная, а потому большинство биографов нашего героя просто обходят ее стороной. Действительно ли Шмидт вдруг возлюбил небо и полеты? Ни в письмах, ни в воспоминаниях современников этого не видно. Любовь к небу была у нашего героя, по-видимому, столь короткой, что не оставила после себя следов даже в его обширном эпистолярном наследии.

Казалось бы, для чего Шмидту было вообще залезать в плетеную корзину? Не хватало средств к существованию? Но, имея морское образование, он всегда мог найти себе неплохую работу на этом поприще. Неистребимая любовь к небу? Но, ни раньше, ни позже за Шмидтом таковой любви не наблюдалось. Стремление к опасности, желание выплеснуть адреналин, почувствовать дыхание смерти в свой затылок? Но, как мы увидим дальше, в реальности Петр Шмидт никогда особенно не любил рисковать своей жизнью. Тогда что же? Ответ может быть только один – желание прославиться! Это, никогда не прекращающееся, поистине маниакальное желание великой славы и невероятное самолюбование и толкало Петра Шмидта на самые, казалось бы, не похожие внешне, но невероятно близкие по своей сути, поступки. Не важно, как, неважно кем, но он обязательно должен быть велик. Отсюда и шар с громким названием «Шарль Леру» и выспренний псевдоним.

* * *

Увы, как и все начинания Шмидта и эта его затея тоже закончилось провалом. Удивительного в том ничего не было. В каждом деле надо быть профессионалом, а наш герой к этому не привык. Отсюда и позорные неудачи всех его полетов. Шмидт был в бешенстве – мечты о славе обернулись новыми издевками и насмешками в его адрес. Виновником своей неудачи Шмидт определил Эжена Годара и некоторое время даже вынашивал мысль полететь на воздушном шаре во Францию, чтобы сбросить на Париж несколько самодельных бомб. При всей абсурдности данной мести, не может не вызывать болезненное стремление добиться известности, даже идя путем Герострата. Разумеется, столь ярко выраженная мания – это болезнь, но что самое удивительное, в конечном итоге, как мы уже с вами знаем, Петр Шмидт своего, все же, добился! Вот уже на протяжении более ста лет о нем снимают кино, пишут книги и статьи, ему ставят памятники и в его честь открывают музеи.

А затем в семью Шмидтов пришло новое горе. Старшая сестра Пети и Ани Мария, заменившая им обоим мать, влюбилась… в своего двоюродного дядю. Тот являлся отставным гвардейским офицером и был намного старше ее. Необходимо заметить, что Мария отличалась почти неистовой религиозностью и таким же фанатичным аскетизмом. Однако супружеская жизнь у Марии не сложилась. Что в точности произошло между супругами так и осталось неизвестным, но в один из дней 1890 года Марию покончила жизнь самоубийством.

Из воспоминаний Евгения Шмидта-Очаковского: "Семейная жизнь старшей сестры, Марии Петровны, сложилась трагически. Муж, старше ее тридцатью годами, черствый и ограниченный гвардейский офицер – ее двоюродный дядя, – занятый исключительно службой и приобретением состояния, обращал на жену довольно мало внимания. Какая драма происходила в душе несчастной тети Маруси – никто никогда не узнал. В один из августовских дней 1890 года ее нашли повесившейся в своей спальной". Что и говорить, но с наследственностью в семье Шмидтов все обстояло весьма и весьма неблагополучно…

…Итак, отцовские и теткины деньги были промотаны «в чистую», воздушный шар продан, банковская карьера не задалась, наследство было промотано и перед Леоном Аэром встал вопрос: а что дальше? Из воспоминаний сына: "Наследства хватило отцу на 4 года. В течение этого времени отец с матерью жили частью на Кавказе, частью в Новороссийском крае. В 1889 г. родился автор воспоминаний".

Делать было нечего и Аэр, снова став Петром Шмидтом, решил вернуться обратно на флот. Почему именно туда? Да потому что не имеющий никакого опыта морской службы отставной лейтенант был нигде не нужен и не мог найти себе хорошего места, а средства к существованию мог дать только военно-морской флот. Но как вернуться обратно, ведь отец уже умер и не может ходатайствовать за своего сына. Однако в живых оставался еще влиятельный дядюшка, который и взвалил на себя заботу о непутевом племяннике. Любопытный нюанс, дело в том, что дядя нашего героя вице-адмирал Владимир Петрович Шмидт с 1 января 1892 года стал членом Адмиралтейств-совета Морского министерства, и его влияние возросло. Шмидт пишет слезное письмо дяде с просьбой оказать ему помощь в возвращении на флот, и 27 марта 1894 года обращается с прошением на высочайшее имя «о зачислении на военно-морскую службу («…здоровье мое позволяет мне продолжить службу Вашему Императорскому Величеству, а, посему, представляя при сем медицинское свидетельство, всеподданнейше прошу: дабы повелено было определить меня на действительную службу…»).

Основная трудность, по-видимому, была у дяди-адмирала с прохождением племянником медицинской комиссии, но связи осилили и это. Петра Шмидта признают здоровым и он опять готов служить в императорском флоте.

Вице-адмирал В.П. Шмидт не замедлил откликнуться на просьбу своего незадачливого племянника: «Я выхлопотал тебе зачисление в 18-й флотский экипаж в Петербурге…».

Из воспоминаний сына нашего героя: "Наследство подходило к концу, и необходимость заставляла подумать о заработке. Отец стал хлопотать об обратном приеме его на службу во флот, и, благодаря ходатайству перед морским министерством его дяди, адмирала Владимира Петровича, отца в 1892 г. зачислили на службу с прежним чином мичмана, назначив в 18-й Флотский Экипаж, в Петербурге".

Фортель с внезапным заболеванием, как и со столь же внезапным выздоровлением так понравиться нашему герою, что он еще не раз будет весьма умело им пользоваться в своей дальнейшей жизни. 22 июня 1894 года отставной лейтенант 2-го флотского Черноморского экипажа П.П. Шмидт приказом по Морскому ведомству за № 94 был определен на службу прежним чином мичмана с зачислением в 18-й флотский Балтийский экипаж.

Глава пятая
Зигзаги флотской службы

Итак, Петр Шмидт снова надевает флотский мундир. К этому времени история с женитьбой Шмидта уже несколько позабылась и снова появилась возможность сделать вполне нормальную офицерскую карьеру.

Первые два месяца Шмидт служит на крейсере 1 ранга «Князь Пожарский», который все это время стоит в Кронштадте. Затем там происходит скандал с участием нашего героя. После этого Шмидт сразу же списывается на берег и просто числится в экипаже, получая деньги, но, не перетруждая себя службой. Из воспоминаний сына нашего героя: "Я помню себя с 3-х лет, а с 4-х события запечатлелись в моей памяти с вполне последовательной хронологическою точностью. Петербургская жизнь 1893–1894 гг. отчетливо стоит перед моими глазами. Мы жили в Галерной Гавани, по Весельной улице, № 8, в небольшом одноэтажном деревянном доме, с маленьким запущенным садом. Отец, когда не дежурил в Экипаже, к обеду уже возвращался со службы и целый день проводил в семье. Он увлекался тогда живописью, и у его сестры, Анны Петровны Избаш, по сей день хранится несколько картин отца петербургского периода. По отзыву знатоков, у отца был большой талант к рисованию. Отца, вообще, чрезвычайно богато одарила природа. Он обладал порядочным слухом, пел, играл на нескольких инструментах (скрипке, виолончели, гитаре, мандолине и цитре), очень недурно писал и был превосходным математиком. По вечерам к отцу приходили его друзья, сослуживцы по 18-му Флотскому Экипажу. В памяти уцелели фамилии четырех из них: лейтенантов Головнина и Коргуева и мичманов Лесли и Матисена. Квартира наша состояла из 4-х комнат и кухни; одну комнату мы сдавали, со столом, лейтенанту Николаю Николаевичу Лосеву, огромному, заросшему густой черной бородой, мужчине, с застенчивой и незлобивой душой очень сильного физически человека. Все свободное от службы время он просиживал, запершись на ключ, у себя в комнате, выходя только к чаю, обеду и ужину.

…С родней у отца, в описываемую эпоху, сношения, прерванные его женитьбой, еще не возобновлялись; исключение представляла только младшая из сестер отца, Анна Петровна (старшая, как я упомянул, умерла еще в 1890 г.), вышедшая замуж за сослуживца деда по пароходству Русского Общества, штурмана дальнего плавания Владимира Захаровича Избаша, участника турецкой войны 1877 года. Сжалившись над отцом, которого тетка Анна очень любила, несмотря на происходившие между ними частые недоразумения, она приехала в Петербург и познакомилась с его женой. Постепенно, с течением времени, впечатление от женитьбы отца стало сглаживаться, его родные мало-помалу начали признавать мою мать, которая приобрела, так сказать, права гражданства, а в 1899 г., по возвращении из Сибири, родители были приняты «главой рода», адмиралом Владимиром Петровичем".

Вообще период военно-морской службы нашего героя с 1894 по 1898 год всегда скромно умалчивался биографами Шмидта. Обычно они ограничивались лишь общими фразами, что будущий «буревестник революции» в этот период героически служил на Тихом океане, где много плавал, штормовал, осваивал просторы Мирового океана, приобретая уникальные морские навыки, и в результате этого стал известен всему флоту, как выдающийся моряк и благороднейший человек. Что ж, думается, настала пора выбросить подобные вирши в урну, и узнать правду о тихоокеанском периоде жизни и службы Петра Шмидта. Для этого мы познакомимся с материалами Центрального государственного архива ВМФ. Чтобы облегчить поиски истины для всех желающих, сообщу и точные координаты послужного списка лейтенанта Петра Шмидта: РГА ВМФ, фонд № 967, опись № 1, дело № 52. Уверяю вас, уважаемые читатели, вы найдете там много весьма интересного и главное весьма неожиданного о нашем герое!

Мы же с вами сейчас бегло ознакомимся с поистине выдающейся службой Петра Шмидта на Дальнем Востоке с 5 марта 1894 года по 10 июля 1898 год. Так сказать, вспомним основные героические вехи. Право, они того стоят!

* * *

Итак, с помощью дяди Петра Шмидта пристраивают на новейший броненосный крейсер «Рюрик», уходящий на Тихий океан. Почему дядюшка отправляет племянника на Дальний Восток? Причин тому могло быть несколько. Прежде всего, потому, что несколько лет назад сам вице-адмирал Шмидт командовал Тихоокеанской эскадрой. Там его помнили и любили, а, следовательно, и отношение к его племяннику должно было быть более снисходительным, чем где-либо. Во-вторых, отдаленность от столицы, делало службу на востоке более демократичной. На Дальнем Востоке офицерам зачастую сходили с рук такие проделки, за которые в Кронштадте и Севастополе сорвали бы погоны. Наконец, в-третьих, и денежное содержание, и плавательный ценз, и выслуга на Тихом океане были значительно выше, чем на Балтике и на Черном море, а это давало возможность Пете Шмидту догнать своих сверстников, от которых, из-за отставки, он значительно отстал по службе.

Вот как печально и драматически выглядит дальневосточная служба Петра Петровича Шмидта в воспоминаниях его сына Евгения Шмидта-Очаковского: "Выехали мы на Дальний Восток через Одессу, на пароходе Добровольного Флота «Москва», и путешествие через экзотические страны Суэц, Коломбо, Сингапур, Шанхай – произвело на меня неизгладимое впечатление, сохранившееся на всю жизнь. Во Владивосток мы приехали в конце апреля 1894 г. и пробыли там до декабря 1898 г. Служба отца проходила, большею частью, на ледоколах («Силач», «Надежный») и на берегу, в Сибирском Экипаже. В 1895 г. отца произвели в лейтенанты. В 1897 г. отец получил назначение на канонерскую лодку «Бобр», под команду капитана 2 ранга Моласа (бывшего в Японскую войну командиром «Петропавловска»). «Бобр», однотипный знаменитому впоследствии «Корейцу», плавал в японских водах, и мы с матерью переехали в Нагасаки. Своеобразная прелесть японской природы, оригинальные нравы и быт ее обитателей не могли не поразить моего детского воображения и не оставить следов в миросозерцании.

Эскадрой в японских водах командовал тогда (в 1897 г.) младший флагман, контр-адмирал Г.П. Чухнин, заклятый враг дяди отца, адмирала В.П. Шмидта, которого он возненавидел в бытность моего grand опсlе'а командиром Тихоокеанского Флота. Владимир Петрович обошел тогда капитана 2-го ранга Чухнина, служившего старшим офицером на одном из кораблей эскадры деда, очередной наградой за обращение своего подчиненного с матросами, неслыханно-жестокое даже в те суровые времена.

Мелочно-мстительный и злопамятный адмирал Чухнин перенес всю ненависть с дяди на племянника и скоро сделал отцу службу под своим начальством совершенно невыносимой. Отца преследовали придирки, несправедливые выговоры и грубые «разносы» на виду у офицеров и команды, с очевидной целью вызвать его на дерзость и подвести под суд. Отец не выдержал систематических преследований и издевательств и решил оставить военную службу".

Григорий Павлович Чухнин

Однако давайте не поверим на слово сыну, а ознакомимся с реальным послужным списком его отца.

Итак, сразу же, по приходу "Рюрика" на Дальний Восток, в кают-компании крейсера происходит серьезный скандал, в результате которого Шмидта с треском списывают в Сибирскую флотилию. Это произошло 5 марта 1894 года, когда мичман Петр Шмидт 3-й был переведен из 18-го флотского экипажа, в котором состоял с 22 июня 1892 года, в Сибирский флотский экипаж, находящийся во Владивостоке. Как говорится, нет худа без добра. На Сибирской флотилии в то время (из-за ее отдаленности), еще быстрее зачислялся плавательный ценз, чем на Тихоокеанской эскадре, да и на оклады там не скупились. Это подтверждает в своих воспоминаниях и сын Петра Петровича: "В марте 1894 г. отец получил перевод в Сибирский Флотский Экипаж. Этот перевод представлял большой плюс в материальном отношении. Из послужного списка отца видно, что в 18-м Флотском Экипаже, на должности младшего офицера в роте, он получал 1083 рубля в год, т. е. 90 рублей в месяц. Плавание же в заграничных водах оплачивалось «золотом», что давало, в мичманском чине, около 200 рублей в месяц".

Опять не остался в стороне и дядя, препоручив племянника своему бывшему подчиненному контр-адмиралу Федору Петровичу Энгельму.

Мичман Шмидт 3-й прибывает во Владивосток 21 апреля 1894 года и, в соответствии с назначением, поступает в Отдельную съемку Восточного океана производителем работ (низшая офицерская должность). Командиром Владивостокского порта был в то время контр-адмирал Энгельм, командиром Сибирского флотского экипажа являлся капитан 1 ранга Вадим Матвеевич Григораш, а начальником Отдельной съемки Восточного океана – корпуса флотских штурманов полковник Эдуард Владимирович Майдель. Все весьма достойные, опытные и уважаемые офицеры.

С 22 апреля по 9 сентября 1894 года мичман Шмидт 3-й работает в составе первой партии, под началом штабс-капитана Я.М. Иванова 3-го и занимается промерными работами в заливе Посьет и в Славянском заливе. В частности, с 6 августа он производит работы в бухте Миноносок, где были сделаны мензульная съемка и промер. Партия закончила свою работу 30 сентября, однако Шмидт отбыл из нее раньше, поскольку еще 2 сентября циркуляром Главного Морского штаба был отчислен от занимаемой должности. Что и говорить, толкового гидрографа, судя по всему, из него не получилось! Да и то, гидрографическое дело требует любви к своей профессии, неторопливости, скрупулезности и тщательности. Все эти качества, как мы понимаем, у нашего героя отсутствовали. 7 сентября приказом командира Владивостокского порта Шмидта 3-го назначили вахтенным начальником на миноносец «Янчихэ», которым командовал его однокашник по Морскому корпусу лейтенант Н.Ф. Кудрицкий. Что ж должность вполне достойная, и на ней можно показать всем какой ты есть моряк. Однако и в этой должности Шмидт состоит всего месяц. На миноносце тоже Шмидту, по какой-то причине, служба не понравилось. Может миноноска показалась старовата, может было слишком много беспокойства, а может и командир-однокашник вызывал зависть, кто знает! Как бы то ни было, но Шмидт с миноносца быстренько списался.

Далее с назначениями нашего героя начинается непросто какая-то чехарда, а самая настоящая вакханалия.

Скажу честно, прослужив в отечественном флоте более тридцати трех лет, я ни разу не слышал, что бы кто-нибудь где-нибудь менял должности с такой скоростью. Думаю, что перечень должностей Шмидта – это абсолютный рекорд в истории нашего флота, уже одним этим он мог вписать свое имя в ее анналы.

Крейсер «Адмирал Корнилов»

Итак, 19 октября – 22 октября 1894 года – Шмидт – вахтенный офицер крейсера «Адмирал Корнилов», под командой капитана 1 ранга П.Н. Вульфа 1-го, во внутреннем плавании, т. е. в данное время крейсер не находился в море, а стоял в порту. Однако когда «Адмирал Корнилов» собирается уходить в продолжительное плавание, Шмидт сразу же его покидает. Возможно, это произошло не по воле нашего героя. От бестолкового и скандального мичмана просто избавились. Итого стаж службы Шмидта на «адмирале Корнилове» составил целых три дня!

С 22 октября – 4 ноября 1894 года – Шмидт уже вахтенный начальник транспорта «Алеут», под командой капитана 2 ранга И.И. Подъяпольского, опять же «во внутреннем плавании», то есть опять в порту. На «Алеуте» Шмидт прослужил уже вдвое больше, чем на «Корнилове» – целую неделю!

С 4 ноября 1894 года по 1 января 1895 года Шмидт состоит вахтенным начальником на портовом судне «Силач», которым командует опытнейший дальневосточник, известный ученый-гидрограф, добрейший капитан 2 ранга П.С. Павловский. Лучшего командира для Шмидта трудно и придумать… Разумеется, что и «Силач» находится в тот момент «во внутреннем плавании». На портовом судне Шмидт задержался несколько подольше, чем обычно, аж на два месяца и даже получил повышение по службе. С 1 января 31 декабря 1895 года он числится уже штурманским офицером на том же «Силаче» (судном к этому времени уже командовал капитан 2 ранга А.Я. Соболев). Разумеется, новая должность звучит куда солидней, хотя, честно говоря, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы «штурманить» на портовом судне, находящемся «во внутреннем плавании», когда весь район этого плавания ограничен исключительно акваторией порта. Отметим, что 1895 год в жизни Шмидта был самым морским, так как он в течение этого года как-никак был при деле. Впрочем, насколько реально служил Шмидт на буксире, мы не знаем. Анализируя военно-морскую биографию нашего героя, скажем, что именно портовый буксир «Силач» был тем судном, на котором Шмидт прослужил больше всего в своей жизни. Это, так сказать, вершина его военно-морской карьеры.