Текст книги "Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда"

Глава четвертая

Как мы уже говорили выше, помимо экспедиции Игнатьева в Хиву и Бухару, глава Азиатского департамента Ковалевский отправил еще одну научно-политическую экспедицию в Герат. Возглавил ее сотрудник Азиатского департамента, сорокалетний востоковед Ханыков.

Николай Владимирович Ханыков происходил из семьи флотских офицеров. Но в моряки его не отдали. После окончания Благородного пансиона при Петербургском университете он был принят в Царскосельский лицей. Там навсегда увлекся Востоком, самостоятельно изучив несколько восточных языков. Поэтому после окончания лицея был направлен в распоряжение оренбургского генерал-губернатора Перовского. В 1839 году принимал участие в неудачном Хивинском походе, а затем участвовал в экспедиции подполковника Бутенева в Бухару. В конце 40-х годов Ханыков служил при графе Воронцове на Кавказе, исполняя различные дипломатические поручения. При этом не прекращал заниматься и разведкой. Поэтому в 1851 году был определен помощником председателя кавказского отдела Географического общества.

Следует сказать, что, когда в апреле 1849 года по доносу провокатора были арестованы петрашевцы, выяснилось, что основным очагом противоправительственной «заразы и крамолы» является Министерство иностранных дел, и прежде всего его Азиатский департамент. Члены кружка обсуждали политические проблемы и попытались пропагандировать социал-утопистские идеи Фурье. Руководитель «возмутительного кружка» титулярный советник Буташевич-Петрашевский служил переводчиком в департаменте внутренних сношений Министерства иностранных дел. Его соучастниками являлись младшие помощники столоначальника в Азиатском департаменте Кашкин и братья Дебу, а также сотрудник этого же департамента Ахшарумов.

13 мая 1849 года управляющий III отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии (тогдашний высший орган политической полиции России) Леонтий Дубельт сообщил председателю следственной комиссии Набокову, что по распоряжению тогдашнего директора Азиатского департамента Сенявина был произведен обыск у одного из братьев Дебу, где среди официальных документов обнаружена «частная бумага противозаконного содержания и несколько книг». Вместе с петрашевцами был арестован, как мы знаем, и будущий великий писатель Федор Достоевский. Что касается Ханыкова, то он спасся только потому, что в это время находился на Кавказе. В ссылку, однако, был отправлен его младший брат Яков, также имевший отношение к петрашевцам. В 1853 году Николай Ханыков получил должность управляющего генеральным консульством в Тавризе. Там, помимо дипломатической и разведывательной работы, продолжал научные изыскания, устроил метеорологическую станцию. В 1857 году Ханыков был назначен драгоманом при Азиатском департаменте с откомандированием к наместнику кавказскому. Именно тогда, будучи в командировке в Петербурге, подал великому князю Константину Николаевичу записку о снаряжении ученой экспедиции в Хорасан, одобренную Российским географическим обществом. И вскоре был назначен ее начальником.

Для отвода глаз англичанам Ханыков много писал и выступал о научной необходимости своих будущих исследований. Официальные инструкции экспедиции Ханыкова были изготовлены в Географическом обществе, оно же формально финансировало и само предприятие. Однако основные задачи экспедиция Ханыкова, как и экспедиция Игнатьева, должна была выполнять в интересах министерств иностранных дел и военного.

Поэтому, помимо научных задач, Ханыкову ставилась задача ознакомиться с политической обстановкой в соседних восточных странах, способствовать укреплению в них влияния Российской империи. Кроме этого, имелось отдельное поручение МИДа – провести переговоры с правителями афганских провинций о создании союза «среднеазиатских ханств», направленного против Англии.

Директор Азиатского департамента Ковалевский говорил прямо:

– Нам следует не ослаблять ханств, а, наоборот, усиливать их, сколько возможно, чтобы поставить оплот завоевательным стремлениям Англии… Мы не можем оставить в Средней Азии обширное пространство ничейных земель. Если мы останемся спокойными и равнодушными в своих границах, то Англия, подвинувшись из Индии до Лагора, вот-вот поставит своего комиссара в Афганистане, распространив влияние свое уже за Герат!

В случае удачных обстоятельств Ханыков должен был посетить Кабул, вступить в переговоры с эмиром Дост Мухаммадом, разъяснив тому политику России в Азии и, в частности, в отношении Афганистана. Кроме этого, Ханыков должен был убедить эмира в том, что Россия заинтересована в сильном и независимом Афганистане, и отвратить его от Англии. Причем ссылаться в этих переговорах на императора было запрещено, так как мог произойти конфликт с Англией. Поэтому председатель Российского географического общества великий князь Константин Николаевич вручил Ханыкову личное письмо «знаменитому и высокочтимому владетелю Кабула», в котором призывал к союзу с Россией против Англии. С одной стороны, письмо вроде бы было неофициальным, но с другой, его написал брат императора…

На экспедицию Ханыкова имелись и другие виды. Их лоббировал секретарь Географического общества Безобразов, заявлявший:

– Сведения, которые будут собраны Хорасанской экспедицией, находятся в тесной связи с предприятиями Каспийского товарищества и, без сомнения, будут для него полезны. Наши промышленные компании нуждаются в новых рынках.

Обстановка на Среднем Востоке была на тот момент действительно сложной. Попытка Англии в 1841–1842 годах утвердиться в Афганистане вооруженным путем потерпела крах. После уничтожения английской армии на кабульский престол вернулся свергнутый эмир Дост Мухаммад. Боясь окончательно потерять Афганистан, англичане в 1855 году заключили с ним договор о мирных отношениях и взаимном обязательстве не посягать на территорию друг друга.

Что касается Герата, который был главной целью экспедиции Ханыкова, то он являлся в то время полусамостоятельным владением, под протекторатом Персии. Так как Лондон боялся усиления влияния России в регионе, то начал против Персии войну, которая завершилась Парижским договором, подписанным в марте 1857 года. Согласно договору, персидский шах признавал независимость Афганистана и Герата. Одновременно для Дост Мухаммада было объявлено, что если он останется союзником Англии, то в перспективе получит себе Герат, если же предпочтет дружить с Россией, не получит ничего…

* * *

В начале 1858 года экспедиция двинулась в путь. Николай Ханыков вспоминал: «До Тифлиса я тащился с медленностью черепахи по отвратительности дорог. Три раза я менял сани на колеса, несколько раз ночевал в степи, заметаемый снегом. Приехавши в Тифлис, я убедился, что все-таки приехал рано, т. к. из Тегерана не было еще ответа о согласии персидского правительства допустить нашу экспедицию, и ответ прибыл только через три недели после моего приезда в Тифлис».

В Баку обещанного Морским министерством казенного парохода не оказалось. Впрочем, удалось договориться с частным судном «Русь Православная».

«Сильный нордовый шторм задержал нас до 19 марта. Через 43 часа мы бросили якорь на Ашурадинском рейде», – сообщал Ханыков Ковалевскому.

Несколько дней члены экспедиции занимались топографическими и геологическими изысканиями на каспийском побережье. Затем, получив приглашение персидского шаха Насер ад-Дина, из Астрабада, экспедиция двинулась в Тегеран уже на лошадях и верблюдах, где провела более месяца в переговорах с шахом.

В Тегеране Ханыков неожиданно для себя получил поддержку влиятельного шахского вельможи Султан Ахмед-хана, который выступал за сближение с Россией. Там же Ханыков познакомился и с представителем гератского правителя Абул Хасан-шахом.

Вполне предсказуемо, что к миссии Ханыкова проявили интерес англичане. «Стивенс пытался выведать мой будущий маршрут и долго ли я останусь в Тегеране», – писал Ханыков о встречах с английским послом.

Визит в Тегеран оказался плодотворным. Дипломатические способности Ханыкова, познания в области языка и местных обычаев привели к тому, что власти Персии выразили готовность оказать ему помощь. «Шах и первый министр приняли живое участие в успехе нашей экспедиции. Садразам снабдил меня такими горячими рекомендациями ко всем хорасанским властям, что можно сказать, что ни один европеец до нас не был поставлен в такое выгодное положение для изучения страны, как мы», – писал Ханыков руководителю общества географов адмиралу Литке.

Покинув Тегеран, через Шахруд, Нишапур и Мешхед, экспедиция направилась в Герат. Так как на персидских дорогах было неспокойно, русских по распоряжению шаха эскортировали полсотни всадников с пушкой. К шахскому эскорту местные власти добавляли еще по сотне охранников. Ханыков писал, что «видели туркмен издали, но они скрылись, увидев огромный караван, сотню всадников и пушку. Мы ехали спокойно, как в Калужской губернии».

В Мешхеде экспедиция провела семь недель, дождались извещения о высылке навстречу правителем Герата конвоя. Вскоре Ханыков с сотоварищами прибыл в Герат – главную цель своей поездки.

Правитель Герата султан Ахмед-хан принял наших достойно. Членов экспедиции разместили в одном из лучших домов близ резиденции Султан Ахмед-хана. Облачившись в «полные мундиры», путешественники нанесли официальный визит. Их встретили почетным караулом, барабанным боем и преклонением знамен. После этого Ханыков имел несколько встреч с Султан Ахмед-ханом и его вельможами.

В августе 1858 года в Герате Ханыков встретился с английским разведчиком Генри Роулинсоном, только что назначенным послом в Тегеран. Ведущие игроки Большой Игры встретились не только для того, чтобы познакомиться друг с другом, но и попытаться как можно больше узнать о планах собеседника. Такова была старая и незыблемая традиция Большой Игры. На просторах Центральной Азии непримиримые политические противники при личной встрече всегда демонстрировали друг другу самое джентльменское отношение. Поэтому Ханыков с Роулинсоном провели несколько вечеров в беседах, выяснив друг у друга немало интересного. Известно, что Роулинсон придавал разговорам с Ханыковым исключительное значение и подробнейшим образом писал о них в Лондон. Ханыков обошелся лишь констатацией самого факта встречи в своем дневнике.

До конца января 1859 года Ханыков и его спутники всесторонне изучили Гератский оазис и детально ознакомились с состоянием и особенностями местного рынка. Приближалось время окончания длительной поездки. Из-за отсутствия денег возникла опасность роспуска экспедиции прямо в Персии. Ханыков вынужден был ходатайствовать о материальной поддержке членов экспедиции. Одновременно он отправил курьера к афганскому эмиру Дост Мухаммаду с просьбой разрешить посещение Кабула. Попытка эта, однако, успеха не имела. К этому времени афганский правитель уже заключил союзный договор с Англией, к тому же он был благодарен англичанам за то, что те изгнали персов из Афганистана. Кроме этого, Дост Мухаммад помнил также и болезненные последствия, которые принесла ему ранее благосклонность к посетившему Кабул предыдущему российскому эмиссару капитану Виткевичу. Кроме этого, Дост Мухаммад был прекрасно информирован англичанами о недавней их победе над русскими в Крыму. Поэтому эмир предпочел не нарушать договор с англичанами.

10 декабря 1858 года нарочный Тахир-бек сообщил, что Дост Мухаммад отклонил предложенную встречу, ссылаясь на то, что она «может отрицательно повлиять на его отношения с Англией, налаженные с большим трудом».

Таким образом, разработанные правительством Российской империи планы укрепления связей с Афганистаном провалились. Стремление создать в Центральной Азии мощный барьер в борьбе против Англии на южной границе Средней Азии потерпело неудачу.

Через несколько лет Дост Мухаммад будет вознагражден за свою верность. В 1863 году при молчаливом одобрении англичан он захватит некогда утраченную провинцию Герат. Однако уже через девять дней после этой победы эмир Афганистана умрет, так и не узнав, что через пятнадцать лет Англия снова обрушится войной на его народ…

* * *

Между тем средства на содержание экспедиции закончились, и в июне 1859 года она была официально распущена, хотя отдельные ее участники продолжали исследования. Чтобы охватить научными исследованиями новые земли, в обратный путь экспедиция направилась другим путем, через Северный Сеистан, Южный Хорасан и Керман. Вскоре перед путешественниками простерлась безводная пустыня Деште-Лут. Об этом Ханыков напишет: «Проезд через Лут, где шли три дня и три ночи по сплотившемуся крупнозернистому песку не только без воды, но даже без малейшей травки, я считаю географическим подвигом, на который вряд ли кто решится».

Свыше двух месяцев крайне тяжелого пути понадобилось российским разведчикам, чтобы добраться до крупного персидского города Кермана, где была сделана остановка. 7 июня 1859 года, совершив объезд всего Восточного Ирана, Ханыков с коллегами добрались до Зергенде – загородной резиденции российского посланника и полномочного министра при персидском дворе Николая Аничкова. К этому времени экспедиция испытывала огромные материальные трудности. Ее участники фактически жили впроголодь. Аничков соотечественников накормил и обогрел, но обеспечить их возвращение на Родину у него средств не было. Посол сделал запрос в Петербург, откуда после некоторой задержки прислали 350 голландских червонцев. После этого участники экспедиции начали группами уезжать в Россию. Последними покинул Тегеран сам Ханыков и геолог Гебель. Перед отъездом Ханыкова в своей летней резиденции Султанийе принял шах Насер ад-Дин. Правитель Персии и русский разведчик поговорили вполне доверительно.

– Скажу вам откровенно, английский посол буквально извел меня обвинениями за содействие, которое я оказывал вам в путешествии по моей стране! – признался шах Ханыкову.

Послом, как мы помним, был в то время уже известный нам «джентльмен» Генри Роулинсон.

В конце 1859 года Ханыков и остальные благополучно возвратились в Россию, проведя в странствиях почти полтора года.

* * *

Научные достижения экспедиции Ханыкова были серьезными. Исследования охватили территории, превышавшие по площади 350 тысяч квадратных верст.

«…По своему счастливому составу, объему, разнообразию исследований и обилию собранных научных материалов экспедиция была одним из успешных и даже блистательных предприятий Географического общества», – считал член правления РГО Петр Семенов-Тян-Шанский. Но с политической точки зрения были осложнения.

Благодаря трудам топографов Жаринова и Петрова резко изменились представления о карте Восточного Ирана. Были достигнуты важные результаты в изучении климата, собраны этнографические и археологические коллекции.

Экспедиция Ханыкова оказала реальную помощь и в развитии русской торговли в Хорасане. Так, Закаспийское торговое товарищество значительно расширило свои торговые операции. Следует сказать, что в экспедиции Ханыков проявил себя как заботливый руководитель, делавший все возможное для того, чтобы научные заслуги его подчиненных не были забыты.

Увы, никаких серьезных политических успехов экспедиция Ханыкова не добилась. Осенью 1859 года в Оренбурге стало известно, что афганский эмир Дост Мухаммад, окончательно помирившись с англичанами, потребовал от эмира Бухары передать ему город Карши. «Эмир таким требованием, – сообщал в Петербург генерал-губернатор Оренбурга Катенин, – поставлен в самое затруднительное положение, не знает, что ответить послам».

Что ж, таким образом, зоны влияния противников по Большой Игре обозначились четко. Россия обеспечила свое влияние на Персию и Бухару. Англия подчинила Афганистан с Гератом. Что касается Хивы и Коканда, то они все еще оставались ничейной территорией, хотя и тяготевшей к англичанам.

* * *

Что касается дальнейшей судьбы Ханыкова, то она достаточно любопытна и необычна для российских игроков Большой Игры. Вскоре после возвращения из экспедиции у Ханыкова обострились отношения с Российским географическим обществом. В советское время историки объясняли это исключительно демократическими взглядами востоковеда. На самом деле все было несколько иначе. Дело в том, что самой большой ценностью экспедиции Ханыкова было составление не имевших тогда равных по точности карт Южного (Иранского) Азербайджана и Хорасана, которые, безусловно, представляли собой государственную тайну. Как мы уже говорили, это была заслуга не столько лично Ханыкова, сколько топографов Жаринова и Петрова!

Именно поэтому, ссылаясь на секретность и цензуру, и глава Азиатского департамента МИДа Ковалевский отказался издавать работы Ханыкова. Но Ханыков желал публикации карт, считая, что они принесут ему европейскую известность. Все это, мягко говоря, попахивало изменой. По этому поводу с Российским географическим обществом занималось даже III отделение. Именно после скандала в Географическом обществе Ханыков спешно и, как оказалось, навсегда и покинул Россию.

В каком же качестве выехал Ханыков? «Научных командировок» Россия тогда не знала. Это был хорошо организованный побег. В октябре 1860 года исправляющий должность управделами III отделения Гулькевич попросил Азиатский департамент уведомить, «с какой целью командирован Н. Ханыков за границу». Ответ был шокирующим: «…отправлен в Париж курьером и потому состоит в распоряжении тамошнего посольства». Статский советник (чин, почти равный генерал-майору!) в роли курьера? И тем не менее это было так. По версии самого Ханыкова, он отправился в официальную командировку в Париж для «обработки собранных материалов». Как будто нельзя было заниматься этим в России!

Результаты экспедиции Ханыков впоследствии опубликовал в ряде европейских журналов, удостоившись большой золотой медали Парижского географического общества. Срок пребывания за границей у Ханыкова должен был закончиться в феврале 1862 года, но возвращаться не пожелал. В 1866 году Ханыков был уволен от службы с пенсией в тысячу рублей. Семьей Ханыков так и не обзавелся.

За границей Ханыков сблизился с антирусской демократической эмиграцией во главе с Герценом. Они были настолько дружны, что Герцен даже написал в честь Ханыкова один из своих памфлетов – «Письма к путешественнику».

Ханыков вообще очень легко обжился на Западе. Общался он и с приезжавшими в Париж соотечественниками: декабристами и писателями Тургеневым, Достоевским, Салтыковым-Щедриным, путешественником Федченко, драматургом и актером Каратыгиным.

Следует сказать, что европейской известности Ханыков тоже добился. Хорасанские статьи Ханыкова превратились в классику западной иранистики, некоторые впоследствии были даже… переведены на русский язык. В 1874 году Ханыков выпустил капитальный труд «Иран».

Свои труды он издавал во Франции только на французском языке. Увы, все попытки руководителей Русского географического общества собрать воедино для издания материалы экспедиции так не увенчались успехом…

Со временем Ханыков был избран в состав Азиатских обществ Германии, Франции, Соединенных Штатов, Парижского географического общества. В последнем он пользовался особым авторитетом. Осенью 1864 года Ханыковым предметно занялись англичане. Он был приглашен в Бристоль на сессию Британской ассоциации развития науки. Разумеется, это было ширмой. На самом деле англичане хотели заполучить секретные карты Персии и Хорасана. Ханыков был записан в откровенно шпионскую секцию географического и этнографического отделений. Занявшиеся с Ханыковым разведчики-географы четко сыграли на тщеславии своего недавнего противника. Из письма Ханыкова: «Мурчисон, увидев меня, объявил, что я тот, кто прежде Вамбери описал Самарканд. Сейчас же за мной прислали депутацию секретарей, и мое появление было встречено громкими рукоплесканиями…» И Мурчисон, и Вамбери являлись кадровыми английскими разведчиками и активными участниками Большой Игры. Ну, а «громкие рукоплескания» в честь перебежчика дорогого стоят… Постепенно в зарубежных изданиях Ханыков опубликовывал всю доступную ему информацию о Хорасанской экспедиции. Умер перебежчик в 1878 году в Рамбуйе под Парижем. На его могильном памятнике была изображена карта Персии и стопка книг…

Глава пятая

Третьей экспедицией, отправленной в неизвестность, руководил совсем еще юный поручик Чокан Валиханов. Свершения этого сына казахского народа были столь блестящи, что сегодня в Казахстане его почитают как национального героя. При этом забывая, что Валиханов являлся, прежде всего, русским офицером, а затем уже ученым-этнографом.

Судьба Валиханова была удивительной, хотя и предельно скоротечной. Словно метеор, промелькнул он на небосклоне Большой Игры, оставив в ней свой неповторимый след…

Отец Чокана султан Чингис Валиханов являлся наместником Кушмурунского округа, при этом он являлся внуком знаменитого Абылай-хана и потомком самого Чингисхана. Будучи человеком умным и практичным, он определил своего двенадцатилетнего сына на учебу в Сибирский кадетский корпус. Российское правительство было заинтересовано в привлечении на службу элиты восточных окраин империи. Через шесть лет Чокан вышел из корпуса уже вполне европейски образованным офицером со знанием нескольких восточных и западных языков. Сразу по выпуску корнет Валиханов был назначен адъютантом генерал-губернатора Западной Сибири Густава Гасфорда. Оценив знания Чокана, Гасфорд определил ему круг обязанностей:

– Будете составлять и отправлять письма от моего имени, а также исполнять дела историографа Западно-Сибирской области!

Благодаря решению генерал-губернатора юный корнет получил неограниченный доступ в Омский архив, где весьма преуспел в изучении истории, географии и экономики тюркоязычных стран.

Однако в жилах Валиханова текла кровь кочевника, и из душных архивов он всегда с радостью вырывается в родные степи. Вместе с губернатором Гасфордом он посещает Центральный Казахстан, Семиречье и Тарбагатай. Вместе с экспедицией полковника Хоментовского добирается до озера Иссык-Куль. Во время этого путешествия Валиханов записал эпическое произведение киргизов «Манас». Знания местных обычаев, сообразительность, расторопность и старание молодого офицера было замечено и отмечено начальниками.

В августе 1856 года Валиханов уже в качестве официального представителя русского правительства был отправлен в западнокитайский Кульджу, для улаживания инцидента сожжения русской торговой фактории местными жителями. При этом Валиханов не ограничился только выполнением задания, а собрал много информации по военным и политическим вопросам. Чего стоят только составленные им карты, вклеенные в путевой дневник! Итогом этой поездки стала рукопись: «Хой-юань-чэн и Си-юй. Западный край Китайской империи и город Кульджа» – исчерпывающее описание Илийской провинции и города Кульджа. После этого уже не только в Омске, но и в Петербурге стало ясно, что на русском небосклоне Большой Игры взошла новая звезда.

В том же 1856 году, по ходатайству Гасфорда Валиханову был досрочно («за отличие»!) присвоен чин поручика. Одновременно молодой офицер был принят в действительные члены Русского географического общества. В это время Валиханов познакомится и подружился в Омске с только что освобожденным из острога Федором Достоевским. Позднее они встретятся в Семипалатинске, куда Достоевский был сослан рядовым в линейный батальон.

* * *

Дело в том, что весной 1857 года, воспользовавшись антикитайским мятежом, власть в Кашгаре захватил ходжа Велихан-тора. Увы, вчерашний освободитель от китайского ига после прихода к власти сам стал деспотом. Из хроники событий: «Средства страны скоро были истощены, остановка торговли и всякой промышленности сильно чувствовалась. Лошади, ослы были взяты для войска, медные котлы, тарелки и всякая медная посуда отбирались для отливки пушек. В продолжение ста дней весь народ находился при осадных работах, оставляя свои домашние заботы и обыденные занятия. Ко всему этому подозрительность и жестокость ходжи перешла всякие границы… Жизнь всех и каждого находилась в опасности. Такое напряженное состояние не могло продолжаться долго…»

Ходжа оказался подвержен постоянному курению гашиша, вследствие чего дошел почти до полного безумия. Манией его стала жажда крови, и теперь он не мог пропустить и дня, чтобы собственноручно не зарубить несколько человек. На берегу реки Кызыл Велихан-тора воздвигнул пирамиду из человеческих голов и постоянно увеличивал ее в размерах. Всех европейцев Велихан-тора воспринимал как шпионов и поступал с ними соответственно. Например, оказавшегося в Кашгарии агента Британской Ост-Индской компании Адольфа Шлагинтвейта без лишних разговоров обезглавили. А нечего ездить туда, куда тебя не приглашали!

От всего происходящего народ был в ужасе. Поэтому известие о подходе к Кашгару китайского войска местное население восприняло с радостью. Поняв, что все кончено, Велихан-тора бежал, но не в Коканд, а к памирским таджикам. Однако на подступах к памирским горам правитель Дарбаза Исмаил-шах разбил отряд ходжи, забрал все богатство и его самого под конвоем отправил в Коканд. Китайцы, заняв Кашгар, неистовствовали не менее ходжи – забирали хлеб, сено, скот. Приверженцы повстанцев были схвачены и казнены. Головы казненных, собранные в особых клетках, украшали дорогу к воротам Кашгара. Но гражданская война в Кашгарии на этом не закончилось, соратники ходжи жаждали реванша…

Все происходящее в Кашгарии вызвало озабоченность в Петербурге. Если стабильная китайская власть в этом регионе служила гарантом нейтральности дальнего восточного приграничья, то во время смуты следовало опасаться проникновения в Кашгар англичан. Так уже было в Афганистане и в Герате, в Пенджабе и в Кашмире.

В аналитической записке «О положении дел в Кашгаре и наши к нему отношения» на имя Александра II директор Азиатского департамента Ковалевский отметил важность географического положения Кашгара, «обширной и плодоносной провинции, расположенной между Китаем, Индией, Афганистаном и Кокандом, и кочевьями русско-подданных дикокаменных киргизов» и необходимость вмешательства в тамошние дела. После изучения записки и состоялось совместное заседание Военного министерства и Министерства иностранных дел, на котором было решено командировать в Кашгар толкового офицера-разведчика для сбора сведений о положении на местах и одновременно усилить наши отряды на кашгарской границе.

В политическом плане было решено действовать осторожно – если в Кашгаре будет восстановлена власть прежней местной династии, независимой от Китая, и ее представители обратятся за содействием к генерал-губернатору Западной Сибири, то тот должен будет, «не отвергая их просьбы и приняв благосклонно посланцев новой власти в Кашгаре», самому никаких решений не принимать, а запросить инструкции правительства.

Данные решения Александр II утвердил. После этого в ноябре 1857 года министр иностранных дел Горчаков известил генерал-губернатора Западной Сибири: «Правительство наше, не предпринимая наступательных действий, должно быть готово ко всем случайностям…»

Таким образом, Россия явно не желала вмешиваться во внутренние кашгарские склоки, надеясь, что там все образуется само собой. Однако полного единодушия в позициях двух ведущих министерств России не было. Если ведомство Горчакова однозначно хотело закрыть глаза на Кашгар, фактически уступая его англичанам, то военный министр Сухозанет безоговорочной капитуляции там перед Англией не желал. В письме тому же губернатору Западной Сибири Гасфорду он писал: «Ныне нельзя не воспользоваться тем положением, в котором находится Кашгар в отношении к Китаю (имея в виду восстание Велихан-торы. – В. Ш.), а потому правительство наше решилось опять возобновить старание свое к учреждению хотя бы некоторых сношений с названной провинцией».

Сравнив две полученные бумаги, старик Гасфорд почесал лысый затылок:

– Все у нас так: правая нога не знает, что делает левая!

После этого написал большое письмо, требуя увеличить количество войск во вверенном ему Сибирском корпусе: «При настоящем затруднительном положении китайского правительства, можно с большой вероятностью ожидать отторжения Кашгарии, но для упрочения самостоятельности этого владения необходимо, чтобы содействие другой державы было оказано оному вовремя, ибо иначе существование его не может быть продолжительным при значительной несоразмерности сил Кашгарии силам, которые огромная Китайская империя… может противопоставить для установления там своего владычества». В конечном итоге Гасфорд предлагал присоединить к России Илийский край. В Петербурге просьбы Гасфорда не понравились.

Ознакомившись с письмом западносибирского губернатора, Горчаков желчно заметил:

– В своем стремлении утвердить наше влияние в Заилийском крае, Гасфорд может легко рассорить нас с Китаем. Ну, а пока мы находимся с Пекином в дружбе, ссориться из-за каких-то диких племен не резон!

Министр Сухозанет был более лаконичен:

– У Гасфорда слишком преувеличено воображение!

Император Александр, ознакомившись с письмом, тоже остался недоволен:

– Старик стал излишне воинственным. Пожалуй, пора ему и на покой…

В ответном письме Сухозанет сделал губернатору внушение и прозрачно намекнул на возможную отставку. Гасфорд быстро все понял и тут же отрапортовал, что просто был не так понят, а на самом-то деле вся его обширная программа была рассчитана лишь на необходимость «быть готовым к тем случайностям, которые возникнуть могут».

В результате дальнейшей переписки решили ограничиться посылкой в Кашгар толкового разведчика. При этом ему следовало внимательно оценить политическую обстановку в Кашгаре и, если представители старой династии ходжей смогут полностью утвердиться в Кашгаре, только тогда предложить им помощь России. Если же ситуация будет запутанной, никаких шагов не предпринимать, а сосредоточиться на выявлении английских разведчиков.

Из письма военного министра Сухозанета: «Поручение… опасное, и для исполнения оного нужен… человек с большой решительностью, с наблюдательным умом и притом такой, который бы знал татарский язык и восточные приемы, так как приходилось ехать переодетым в азиатское платье».

Вслед за Сухозанетом письмо Гасфорду написал и Ковалевский, прося помочь найти подходящего человека для отправки в Восточный Туркестан, и вскоре получил ответ: «В выборе чиновника для сего поручения я остановился на состоящем при мне для особых поручений поручике Валиханове. Офицер этот – сын достойнейшего киргизского султана Чингиза Валиханова, с очень хорошими дарованиями, и на расторопность его вполне можно положиться. Сверх того, он хорошо ознакомился с историей и нынешним состоянием среднеазиатских владений и, будучи сам мусульманин, скорее русского чиновника может снискать доверие своих единоверцев».