Текст книги "Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда"

Глава девятая

Между тем англичане тоже имели виды на среднеазиатские ханства. Для решения этого вопроса Лондон решил прибегнуть к помощи эмира Афганистана Дост Мухаммада. В свое время эмир немало потерпел из-за английских интриг, но это было в прошлом, и теперь англичане активно соблазняли Дост Мухаммада новыми территориальными приобретениями. Ну, а какой восточный властелин устоит перед таким соблазном?

Дело в том, что в высоких кабинетах Лондона возникла идея объединить Хиву, Коканд и Бухару в единое мощное ханство, которое могло бы остановить русскую экспансию в регионе. Суперханство, разумеется, должно было находиться под английским протекторатом. Главным объединителем ханств, по замыслу англичан, должен был стать Афганистан.

В 1859 году в Оренбурге стало известно, что Дост Мухаммад, опираясь на англичан, выступил против маленького приграничного Кундузского ханства, но неожиданно встретил ожесточенное сопротивление. Потерпев неудачу у кишлака Меймене, афганский эмир увел войско к Кабулу, чтобы подготовиться к повторному вторжению. Одновременно Дост Мухаммад направил посольство в Бухару, чтобы подписать мирное соглашение. В состав посольства вошли и английские офицеры. Во время переговоров афганский посол вел себя дерзко и требовал за мир передачи Дост Мухаммаду городов Карши, Каракуль и Чарджуй.

«Эмир (эмир Бухары Насрулла. – В. Ш.) такими требованиями поставлен в самое затруднительное положение, не знает, что ответить послам… – писал в Петербург генерал-губернатор Оренбурга. – Можно предполагать, что англичане решились образовать в Средней Азии сильное ханство».

Города-крепости Чарджуй и Каракуль, которых столь настойчиво домогались англичане, имели стратегическое значение для обороны подступов к Афганистану, а, следовательно, и дальних подступов к Индии. Города прикрывали западные подступы к Бухарскому ханству. Особенно важное значение имел Чарджуй, расположенный несколько в стороне от основных крепостей ханства, на левом берегу Амударьи. Опираясь на Чарджуй и Каракуль, Лондон мог подчинить Бухарское и Хивинское ханства, то есть добиться господствующего положения на значительной территории Средней Азии.

Еще со времен экспедиции в Бухару Александра Бернса, который мечтал открыть на реке судоходство, английские политики вынашивали планы использования Амударьи для военно-политического проникновения в глубь Средней Азии. В этом случае Чарджуй можно было легко превратить в опорную базу. При этом надежды на успех у Лондона были реальными. К этому времени в ряде районов Южного Туркестана афганские отряды уже вышли к берегу Амударьи.

Однако далеко идущие планы Лондона провалились. Несмотря на все угрозы и посулы, незадолго до своей смерти эмир Бухары Насрулла отклонил притязания посольства и выгнал афганцев с англичанами.

Но англичане на этом не угомонились. Вскоре в Бухарское ханство была отправлена очередная миссия, которая выдвинула еще более наглые требования. Теперь Лондон требовал выделить из состава эмирата Шахрисабзский округ и предоставить ему независимость под англо-афганским контролем. Помимо этого, уже эмир Бухары Насрулла должен был отдать Кокандскому ханству город Ура-Тюбе, а Афганистану важнейшие крепости на Амударье – Керки и все тот же вожделенный Чарджуй.

– Но для чего вам Керки с Чарджуем? – мрачно поинтересовался Насрулла, обращаясь к очередному английскому переговорщику.

– Эти крепости нужны как опорные базы в скорой и неизбежной войне против России в Средней Азии! – без тени смущения ответил ему переговорщик.

– Если я удовлетворю ваши желания, то я своими руками уничтожу собственный эмират! – всплеснул руками Насрулла. – Но я пока еще в своем уме!

Последующие заверения англичан о том, что взамен эмирата они отдадут Насрулле огромное ханство, которое создадут в центре Азии, эмира не убедили.

– Я не верю ни одному слову инглизов! Наверное, лучше всего было бы отрубить им головы, – рассуждал эмир вечером в кругу советников. – Но это означает войну с Афганистаном, а большая война мне сейчас не нужна!

Однако конфронтации с Кабулом избежать не удалось. Тогда, стремясь положить конец английским провокациям, Насрулла отправил в Ахчинский округ Южного Туркестана двенадцатитысячное войско. Однако отряды Дост Мухаммада разбили бухарские войска, заняли город Ахча, после чего снова двинулись против ханства Кундуз.

Между Афганистаном и Бухарой назревала серьезная война. Готовясь к ней, Насрулла попытался заручиться союзом со своим вечным антагонистом – кокандским ханом, который пообещал прислать ему несколько отрядов. Готовился к решительному столкновению и Афганистан, куда из Калькутты прислали современное вооружение, полтора десятка пушек и более двух десятков офицеров-инструкторов.

К этому времени афганцы заняли Кундузское ханство, правитель которого бежал в Бухару к Музаффару. Все еще пытаясь избежать большой войны, Насрулла послал к Дост Мухаммаду миссию, предлагая вывести войска из Кундуза, являвшегося законным вассалом Бухары.

– Своими мольбами Насрулла показал себя последним трусом, – рассмеялся Дост Мухаммад, выслушав просьбу бухарских послов. – А трусам не место на престоле!

После чего с позором изгнал послов. В ответ на это в начале 1860 года Насрулла направил свое войско в Южный Туркестан.

Весной 1860 года бухарские отряды перешли Амударью у крепости Керки. До серьезных столкновений, однако, не дошло. В бухарском войске, составленном из разрозненных ополчений, вскоре началось разложение. Разумеется, это произошло не само по себе, а было щедро профинансировано англичанами. Первым увел свой шеститысячный отряд за Амударью хисарский бек. За ним, польстившись на золото майсурских рудников, другие. Сумели англичане вбить клин и в отношения Насруллы с его кокандским союзником. Все это заставило Насруллу отозвать оставшиеся у него войска из Южного Туркестана. После этого Кундуз полностью перешел под власть Дост Мухаммада. Вслед за этим под руку Кабула перешла и большая часть левобережья Амударьи, населенная узбеками, таджиками и туркменами.

А в октябре того же, 1860 года грозный эмир Бухары Насрулла неожиданно скончался. По одной из версий, он был отравлен собственной женой, которая являлась дочерью правителя Шахрисабза и отомстила жестокому мужу за унижения отца. После этого на бухарский трон сел Музаффаруддин ибн Насрулла (которого русские генералы и дипломаты даже в официальной переписке именовали более просто – Музаффар). Эмир Музаффар являлся единственным сыном знаменитого своей жестокостью и вероломством эмира Насруллы. Удивительно, но отец не желал видеть его преемником. Вместо него Насрулла хотел назначить престолонаследником внука Сеид Абдулмумина. Однако, несмотря на волю отца, Музаффар после его смерти смог прийти к власти. Как и все его предки из династии Мангытов, Музаффар короновался на тимуридском тронном камне Кукташе дворца Куксарай в священном Самарканде.

О Музаффаре по всей Азии ходили легенды. Говорили, что он за один присест съедает трех баранов. Было так на самом деле или нет, неизвестно, но живот у эмира Бухары был на самом деле преогромных размеров. При этом толстяк был весьма плодовит. Семейство его состояло из многочисленного гарема, тринадцати признанных сыновей и многочисленных дочек, которых никто не считал. При этом новый эмир был неглуп, хитер и предприимчив. Мечтой Музаффара было объединение всех среднеазиатских ханств под своей властью.

* * *

К началу 60-х годов XIX века Россия смогла твердо укрепиться и на Сырдарье, потеснив кокандцев в их казахских и киргизских владениях. Русские переселенцы осваивали Семиреченский край всерьез и надолго. Строилась и укреплялась будущая крепость Верный. За каких-то пять лет укрепление Верный выросло до уездного города. Теперь в нем было более пяти тысяч жителей (вместе с гарнизоном, станицами и слободкой) и более шестисот домов. В Верном находилась и квартира окружного начальника Алатавского округа Колпаковского, который подчинялся военному губернатору Семипалатинской области.

В городе шла оживленная торговля, переселенцы-казаки в окрестных станицах занимались огородничеством и садоводством. Верному предрекали большое будущее. «Наше укрепление растет не по дням, а по часам, – сообщалось в одном из номеров «Санкт-Петербургских ведомостей» за 1859 год. – Поверьте, что не пройдет и десяти лет, как наше Верное превратится в обширный город, которому будут завидовать не только сибирские, но и русские города».

Но не все было столь радужно, как думалось в Петербурге. В 1859 году снова возникла угроза со стороны кокандского ханства, пытавшегося натравливать местных жителей на русских переселенцев. Последние жили под постоянной угрозой нападения со стороны кочевников. Те воровали скот, похищали тех немногих женщин, которые прибыли сюда со своими семействами, а нередко и убивали.

Что касается Кокандского ханства, то к этому времени оно выродилось в классическую химеру, в которой этническая надстройка не имеет ничего общего с основным населением государства. Почувствовав, что ханство не так уж и всесильно, один за другим начали подниматься порабощенные им племена. Надо сказать, что Кокандское ханство представляло собой коктейль из подвластных народов – сарты (оседлые узбеки), кочевые узбеки, казахи, киргизы, таджики, туркмены и многие другие. Народности, в свою очередь, делились на племена и роды, также враждовавшие между собой хуже заклятых врагов. При этом каждый султан или вождь всех этих племен мечтал залезть на ханский трон. Естественно, ханство то и дело потрясали гражданские войны и этнические конфликты. Только за последние три с половиной десятилетия в Коканде сменилось 25 ханов. Кто-то правил год, кто-то полгода, а некоторые и месяц. Некий Мурад-хан процарствовал всего одиннадцать дней. А самый короткий срок ханства был у Абдулла-бека – три дня. В результате этой долгой резни власть захватил казах из рода кипчаков Мусульманкул, который начал сажать на ханский престол своих марионеток, раздавая все главные должности своим родственникам, одновременно притесняя и убивая ненавистных ему конкурентов-сартов. Но сарты не растерялись. Их ставленник Худояр-хан в 1852 году сверг и казнил Мусульманкула. Затем началось массовое истребление казахов. Тем временем киргизы, воспользовавшись борьбой казахов и узбеков, продвинули своего претендента на трон, одновременно начав резать и сартов, и казахов… В этой бессмысленной бойне больше всего, разумеется, страдал простой народ, будь то оседлые узбеки или кочевые казахи и киргизы. Непомерные налоги больше походили на обычный разбой. Кроме этих налогов (скотоводы платили т. н. зекет, а земледельцы – харадж), существовали еще самые невообразимые вымогательства: за камыш, за степные колючки, за пиявок, которых вылавливали в прудах… В дополнение ко всему не получавшие жалованья воины-сарбазы тоже грабили население, отбирая все, что понравится. Широкое распространение получил насильственный сгон людей на работы, причем методы применялись весьма суровые. Так, например, однажды земледельцев, не пришедших в страду на прокладку ханских арыков, живьем закопали в землю.

Ободрав своих подданных до нитки, кокандские властители обратили внимание на север, в казахское Жетесу (Семиречье). Несмотря на смуты в ханстве, именно тогда в районе нынешней Алма-Аты была возведена крепость Тоучубек, служившая опорным пунктом для кокандских отрядов, более похожих на разбойничьи шайки.

Естественно, кокандские порядки не нравились никому – ни рачительному хозяину-баю, ни купцу, ни простому скотоводу-кочевнику, у которых зачастую отбирали все имущество, за несколько дней богатый человек превращался в нищего. А бывало и хуже – самого человека и его семью обращали в рабство. Недовольство выражалось в народных волнениях и восстаниях. Так, локальные, стихийные выступления казахов вылились во всеобщее восстание.

В 1857 году выступили казахи, кочевавшие около Аулие-Ата (ныне Джамбул). Причиной послужил произвол и насилие ханского наместника Кул-датха. Во главе алайцев встал некий Садык-Серкер. Вскоре к алайцам присоединились жители соседних районов. Выступление быстро ширилось. Вскоре Садык-Серкер взял приступом кокандское укрепление Кызыл-Курган, а его коменданта Кул-датху убил.

В этих условиях Худояр счел за благо помириться со своим братом Малля-беком, с которым враждовал много лет. Малля-бек подавил мятеж и в награду снова стал правителем Ташкента. Многие участники, в том числе Садык-Серкер, были схвачены и казнены. В назидание кокандцы сожгли аилы и ушли, оставив за собой пепел и трупы. Но на этом в Коканде тише не стало.

В мае 1858 года в казахских степях началось уже более массовое восстание, охватившее южную часть Кыргызстана и предгорные районы Ферганской долины. Число повстанцев доходило до пятидесяти тысяч. Причиной восстания стал произвол и насилие кокандских вельмож во главе с Худояр-ханом. Первым выступило племя адыгине, населяющее Алай и Гульчу. Вскоре к нему присоединились другие казахские племена и роды, а также часть узбеков. На стороне повстанцев стал авторитетный правитель Андижанского вилайета Алымбек-датха (датха – значит справедливый), бывший визирем при восьми ханах. Причиной ссоры Алымбек-датхи с Худояр-ханом стало нежелание датхи воевать с русскими.

Повстанцы были вооружены палками-союлами, плетьми и боевыми топорами-айбалтами. Решающее столкновение восставших с кокандской армией произошло в местности Самгар, расположенной между Маргеланом и Ярмазаром. Повстанцы приметили хитрость. Большая часть их скрылась в оврагах и ямах, а меньшая выступила навстречу кокандцам. Завязав сражение, повстанцы бросились бежать. Кокандцы начали преследование. В это время со всех сторон на преследователей бросились сидевшие в засадах. В последующей схватке кокандцы были полностью разбиты и с позором бежали. Одержав победу, повстанцы заняли город Маргелан, жители которого присоединились к восстанию.

Одновременно в Ура-Тюбе появился некий Рустам-бек, заявивший о своих претензиях на кокандский престол. Разгневанный Худояр немедленно направил в Ура-Тюбе войско, но взять город не смог. Более того, во время отступления он был атакован Рустам-беком и разбит.

Одновременно в борьбу за власть в Коканде вступил и прощенный Малля-бек, не простивший Худояру былых обид. В начале 1858 года Малля-бек занял кишлак Риштан восточнее Коканда. Вскоре туда начали стекаться все недовольные властью Худояра батыры, а таковых, учитывая крайне жестокий и сварливый характер хана, было немало. Поддержку на трон Малля-беку обещал и эмир Бухары, но реально помочь не мог – его войска все еще осаждали непокорный Ходжент.

Затем у стен Коканда произошло решающее сражение между двумя братьями, в котором Малля-бек наголову разгромил войско Худояра, после чего вступил в столицу ханства и был провозглашен ханом. Свергнутый Худояр с горсткой приверженцев в надежде на спасение бежал к своему старому недругу эмиру Бухары. Забегая вперед, скажем, что из своей эмиграции Худояр вернется лишь через семь лет с помощью бухарской армии. После одержанной победы новым ханом Коканда был провозглашен старший браг Худояра, Малля-хан. Киргизы и кипчаки возвратились в свои кочевья, а их вожди заняли места изгнанных вельмож Худояра.

В 1859 году подняли мятеж кочевники Центрального Тянь-Шаня, их манапы-вожди отказались платить налоги ханским сборщикам податей и объявили себя независимыми от Коканда. Особо агрессивно действовало племя черик во главе с манапом Турдуке. К нему присоединилось племя Тынымсеит. Повстанцы захватили и разрушили укрепление Куртка, а гарнизон разогнали. В течение четырех лет кочевники не признавали власти кокандского хана и его чиновников. Лишь в 1868 году английскому карательному отряду, состоявшему из полутора тысяч сипаев, удалось подавить население Тянь-Шаня. Крепость Куртка была восстановлена, а гарнизон усилен. Часть кочевников бежала в высокогорные районы, начав партизанскую войну.

В отличие от своего кровожадного старшего брата, Малля-хан проявил себя здравомыслящим правителем, умевшим быть милостивым. Так, заняв в 1860 году мятежный Ура-Тюбе, он не устроил там традиционной резни. Желая сплотить своих подданных, новый правитель издал закон, обязывавший сартов вернуть кипчакам часть их земель, отобранных во время недавней племенной резни. Впрочем, в его правление сильное влияние приобрели киргизские рода и кипчаки.

Малля-хан неудачно пытался наладить отношения с Китаем – кокандский посол был казнен властями пограничного Яркенда. В отношении России Малля-хан занял позицию откровенно враждебную, мечтая вернуть себе утраченные территории на севере. Правление Малля-хана длилось недолго. Уже в 1862 году Малля-хан был убит в ходе заговора и на престол был возведен пятнадцатилетний сын Сарымсака Шахмурад. До совершеннолетия хана его регентом-аталыком ханства стал киргиз-кипчак мулла Алимкул, кипчак по происхождению.

Все эти бесконечные мятежи расшатывали и без того не слишком крепкую кокандскую химеру.

* * *

Тем временем, содействуя дальнейшему развитию торговли со Средней Азией, российское правительство отменило пошлину на вывозимые в Бухару товары. После этого наш экспорт, по данным одной лишь Оренбургской таможни, за один год увеличился почти на 377 тысяч рублей. Особенно расширился вывоз металла и текстильных изделий. Казалось, все с азиатской торговлей будет прекрасно и впредь, но внезапно для всех ее рост прекратился, а затем и вообще упал.

Это серьезно взволновало оренбургского генерал-губернатора Безака, ведь явных причин для столь резкого падения торговли не имелось. В Средней Азии не было ни войн, ни особого разбоя, но объемы продаж с каждым месяцем падали. Никто не знал, в чем дело. Купцы пребывали в панике, чиновники пожимали плечами.

– Что ж, придется мне на старости лет стать еще и экономистом, – вздохнул Безак и, нацепив на нос очки с желтыми линзами, придвинул к себе отчетные бумаги и бухгалтерские счеты.

К осени 1861 года Безак разобрался в непростой проблеме и подготовил пространную записку, в которой доказывал: «…главное средоточие нашей торговли со Средней Азией – это самое обширное и населенное Бухарское ханство. Но с 1858 года бухарские рынки в такой степени переполнились русскими и английскими мануфактурными произведениями, что ценность их если не упала ниже, то сделалась равной стоимости тех же произведений на ярмарках в мешхедском базаре, с которого английские изделия идут в Среднюю Азию посредством бухарских и персидских караванов».

Перенасыщение рынков Бухары иностранными товарами Безак объяснял тем, что местные торговцы ранее выгодно сбывали заграничные товары в густонаселенный Кашгар. Хотя маньчжурское правительство Китая, утвердившее сто лет назад свою власть над Кашгаром, закрыло его границы для русских товаров, они все же проникали туда при помощи бухарских купцов.

Провоз среднеазиатскими купцами русских изделий в Кашгар облегчался развитыми торговыми связями между Китаем и Кокандом. Однако после восстания в Кашгаре в 1857 году, которым воспользовались представители местной династии ходжей при поддержке кокандского хана, китайская империя Цин прекратила всякое сношение с Кокандом.

– Именно в этом причина не только затаривания и потери ценности нашей продукции на среднеазиатском рынке, но и огромного упадка там курса нашего рубля! – грамотно разобрался в происходящем Безак. Он советовал для развития русской торговли добиться расширения торговых связей с западными провинциями Китая, «установить вместо кружного торгового пути через Сибирь более короткий – через Оренбургский край и Коканд… и занять удобнейший пункт на этом пути – Ташкент».

– Кашгар – это регулятор среднеазиатской торговли! – утверждал Безак.

В письме военному министру он писал: «В среде разных азиатских владений, примыкающих к нашей границе, Кашгар менее, чем всякий другой пункт, пользуется изолированным положением, и все его внутренние смуты нередко отражаются на окружающих его местностях. Поэтому, если принять в расчет те невыгоды, которые происходят для главного среднеазиатского рынка от перерыва торговых транзитных сношений с Кашгаром и происходящего отсюда застоя в торговых операциях с Россией, если обратить внимание на отражение всех малейших потрясений в Кашгаре на Коканд… и на истекающую отсюда затруднительность наших торговых сношений из Троицка с Ташкентом и далее вверх по Сыру… то очевидно, почему известия о внутренних событиях такого отдаленного пункта, как Кашгар, могут быть необходимы для соображений начальника Оренбургского края».

Но Безак первым увидел и еще одну грозящую опасность, причем эта опасность была куда серьезней первой. Дело в том, что к этому времени Англия, продвинувшись далеко на север Индии и подчинив Кашмир, настойчиво торила путь в западные районы Китая. Английские разведчики уже начали проникать в Яркенд и Кашгар, старательно изучали горные проходы, ведущие в Памир и Тибет, искали наиболее удобные дороги в эти области Китая. Английская агентура успешно действовала и в Кашгаре, и в Средней Азии. Об этом сообщали Игнатьев и Валиханов. Об этом бил теперь тревогу и Безак.

Вызванный в Петербург, он старался убедить своих столичных оппонентов:

– Если мы хотим спокойствия в Азии, мы должны опередить Англию! Именно поэтому я настаивал на захвате кратчайшего пути в Западный Китай – через Оренбург и Кокандское ханство.

– Что это нам даст? – скептически скривился престарелый дипломат барон фон Мейендорф.

– Прежде всего, движение товаров по этому пути будет способствовать резкому развитию нашей торговли с ханствами Средней Азии, а русские пароходы смогут доставлять товары вверх по Сырдарье до самого Ходжента. Кроме этого, наши купцы, ведущие торговлю с Кульджей, также направят свои караваны на Сырдарью, по уже существующему торговому пути между Кульджей и Ташкентом. Англичане просто не выдержат такой конкуренции и Азия будет наша!

– Как же нам всего этого добиться? – поинтересовались столичные чиновники.

– Очень просто! – передернул плечами оренбургский генерал-губернатор. – Следует только добиться беспрепятственного плавания наших пароходов по судоходной части Сырдарьи и создания торгового опорного пункта в Кокандском ханстве, из которого мы смогли бы принудить кокандского хана к мирным сношениям!

– И какой вы видите подходящий пункт? – заинтересованно спросил директор Азиатского департамента Ковалевский.

– Ташкент! – коротко ответил Безак. – Я еще раз хочу напомнить, что английское правительство стремится сейчас ослабить Бухарское ханство, для чего и предполагает образовать из Афганистана мощное государство, присоединив к нему ряд областей Бухары, Хивы и Коканда. Медлить больше нельзя. Мы должны действовать быстро и решительно!

– Но это же гарантированный международный скандал! – снова подал голос кто-то из мидовских чиновников.

– Ежели англичане успеют в своем прежде нас, то вскоре мы будем иметь с ними дело под Оренбургом. Ежели же мы раньше утвердимся в Ташкенте и обеспечим сообщение через Коканд с Китайским Туркестаном, то мы, а не они сделаемся полновластными властителями Средней Азии. Ну, а что касается скандала? То одним больше, одним меньше! Что от этого изменится?

С совещания все разъехались недовольными – и Безак, и сотрудники Министерства иностранных дел. Утром придя на службу, директор Азиатского департамента Ковалевский вызвал к себе секретаря:

– Соберите мне все, что у нас имеется по Ташкенту! – приказал он. – А карту города и его окрестностей распорядитесь повесить у меня в кабинете.

Выйдя от директора, секретарь шепнул своему коллеге:

– Кажется, нас скоро ждут большие изменения!

* * *

Как хорошо известно, после реформы 1861 года в России начала развиваться быстрыми темпами промышленность. Возникали новые заводы и фабрики, расширялась железнодорожная сеть. Ведущее положение по-прежнему занимала хлопчатобумажная промышленность, но увеличивался объем выпуска металлургии и машиностроения. Бурное промышленное развитие требовало и новых рынков сбыта. Одним из таких рынков виделась в Петербурге Средняя Азия. Это понимали и промышленники, и купцы, которые постоянно подавали петиции и докладные записки в министерства финансов и иностранных дел с ходатайствами о «создании в Средней Азии благоприятных условий для деятельности русского купечества». На это их подталкивала экономическая ситуация. Начавшаяся в 1861 году в США Гражданская война резко сократила импорт хлопка в Россию. Перебои в получении американского хлопка заставили русских предпринимателей по-иному взглянуть на превращение среднеазиатских ханств в источник поставки столь нужного хлопка.

Первыми на зов промышленников и купцов откликнулись журналисты. Что ж, так будет в дальнейшем всегда – одни платят, другие пишут. Надо признать, что, хотя наша пресса и заметно уступала английской в освещении среднеазиатской темы, кое-что ей все же сделать удалось.

В российской прессе главным выразителем идей бизнеса стал чрезвычайно влиятельный публицист (а также вождь т. н. «русской партии») Михаил Катков. В своем официозном журнале «Русский вестник» он привечал всех толковых людей, кто интересовался проблемами Средней Азии. Так, известный российский финансист Юлий Гагемейстер, к мнению которого прислушивался сам император Александр II, поместил в «Русском вестнике» статью: «О торговом значении Средней Азии в отношении к России». В ней Гагемейстер утверждал, что среднеазиатские рынки важны для русской торговли, но для их развития надо осуществить серьезные военно-политические мероприятия. Азия нужна нам как поистине бездонный рынок сбыта нашей мануфактуры. Обратно мы получим еще большее количество сырья. Гагемейстер был финансистом, а не генералом, поэтому и мыслил исключительно финансовыми категориями.

На вопрос Каткова о необходимости военной экспансии в Средней Азии Юлий Андреевич лишь замахал пухлыми руками:

– Зачем пушки и ружья, когда всего легко можно добиться одной угрозой разрыва торговых отношений.

– Ох уж эти мне кабинетные фантазеры, не бывавшие в своей жизни дальше Обводного канала! – узнав о гагемейстерской концепции покорения Азии, кривились генералы в Военном министерстве.

На самом деле программа лучшего финансиста России была не так уж плоха. Например, Гагемейстер предложил занять верховья Сырдарьи, что обеспечило бы плавание по ней судов учрежденного пароходства и снабжение войск Сырдарьинской линии, добиться прекращения вражды между Кокандом и Бухарой, что обезопасило бы перевозку товаров между Россией и этими ханствами. Гагемейстер предлагал стать твердой ногой и на Амударье, дабы прекратить торговлю невольниками в Хиве и усмирить через это буйные туркменские племена, кочующие на восток от Каспия. Гагемейстер вполне резонно выступал за связывание новыми фортами Сырдарьинскую с Киргизо-Сибирской пограничной линией, а, кроме этого, отправить консулов в те азиатские владения, с которыми Россия будет находиться в торговых сношениях и содействовать учреждению там русских факторий.

Со взглядами Гагемейстера отчасти перекликалась «Краткая записка о невыгодном для России положении торговли ее с Средней Азией», написанная тогдашним председателем Оренбургской пограничной комиссии, известным востоковедом и участником Большой Игры Василием Григорьевым. Ссылаясь на отчеты таможен Оренбургской линии, Григорьев указывал на дискриминацию русских купцов в среднеазиатских ханствах, в то время как азиатские партнеры по торговле пользовались в России равными правами и их товары облагались одинаковой таможенной пошлиной. На словах он говорил так:

– Какого лешего мы перед ними лебезим, когда они от наших купцов морды воротят! Азия куда больше нуждается в наших товарах, чем Россия в среднеазиатском хлопке, не говоря уже о паршивых сухофруктах! Сии товары среднеазиатцы не могут сбывать с выгодой никуда, кроме нас. Ни персам, ни афганцам, ни англичанам с индусами этого добра не надо и даром, ибо его они сами производят в изобилии. Наоборот, от нас среднеазиатцы вывозят такие товары, которых не могут они получать более ниоткуда, – железо и медь, чугун и изделия из них; товар кожевенный и деревянный. Без наших произведений среднеазиатцу не в чем будет даже сварить себе пищу, не во что ноги обуть!

– Что же вы предлагаете конкретно? – спрашивал его неутомимый Катков.

– Добиться уменьшения таможенных пошлин в Азии с русских купцов в Средней Азии или ограничить права среднеазиатских торговцев у нас! Взгляды Григорьева мне нравятся куда больше, чем взгляды Гагемейстера! – подвел Катков итог заочной дискуссии. Григорьев проникнут большим беспокойством за судьбы нашей торговли на Востоке, чем его оппонент!

Сам Катков чутко прислушивался к настроениям в правительственных сферах. Как вспоминал один из его современников, «тогда с одобрительными или отрицательными отзывами Каткова сообразовывалась вся наша высшая администрация, и стоило только Каткову выразить насчет чего-либо свое неудовольствие, как у высших наших сановников, к ведомству которых относились слова Каткова, подымался страшный переполох».

Между тем ободренный Катковым Григорьев опубликовал в «Северной пчеле» статью «О бухарском хлопке и возможности разведения хлопчатника на Сырдарье», а затем в «Торговом сборнике» – другую, под названием «Бухарцы и хлопок».

«Вестник промышленности» в редакционном «Обозрении промышленности и торговли России» писал, что война в США может способствовать увеличению на мировом рынке спроса на промышленные изделия России, «в которых Америка – наша сильная соперница», и призывал закрепить это «честностью сделок и добросовестностью продаж». Но, отмечали авторы обозрения, этому может помешать нехватка сырья для ткацких фабрик. Далее они выражали надежду, что в России «побольше подумают о хлопке в тех странах Азии, которые у нас под рукой».

Автор «Заметок о Бухаре и ее торговле с Россией», опубликованных в «Современнике» под псевдонимом «Казенный турист», отмечал, что в результате сокращения привоза хлопка из США и увеличения доставки его из Бухары «сбор и вывоз хлопка поглотил в Бухаре всю ее прежнюю производительность, заменил почти весь ее вывозной товар: канаус, выбойку, готовые халаты и даже фрукты». Автор призывал быстрее осуществить давний план переноса таможенной черты от Оренбурга «на границу государства – на Сырдарью», ибо Россия в течение долгих лет «ожидала больших выгод от торговли с Азией».

Много внимания уделяла Средней Азии и ежедневная политическая и экономическая газета «Москва». В истории Большой Игры «Москва» заняла особое место. Издателем ее являлся известный славянофил Иван Аксаков, близко стоявший к московскому купечеству. Ну а кто платит деньги, тот, как известно, заказывает и музыку. Поэтому уже с первого номера «Москва» провозгласила, что в ней будет отведено «почетное место интересам русской промышленности и торговли», призывая закрепить за Россией господство на среднеазиатских рынках. При этом «Москва» заняла» ярко выраженную антианглийскую позицию, став, таким образом, серьезным агитатором за русское политическое влияние в Средней Азии. Так, газета, в частности, предостерегала от учреждения в Бухарском ханстве английского консульства. Вслед за консулом, отмечала «Москва», в ханства понаедут английские торговцы и деловые люди-бизнесмены, «и тогда нетрудно предвидеть, что станет с этим драгоценным, по невозможности встретить нам еще теперь конкуренцию, рынком». По сути, «Москва» стала рупором сторонников активной наступательной политики в Средней Азии. Увы, выходила «Москва» менее двух лет – с 1867 по 1868 год. За это время газета получила десять предостережений и трижды ее выпуск приостанавливался на несколько месяцев.