Текст книги "Тайна сабаев"

Все трое покачали головами и поклонились. Одеры Оккуна и Тату что-то непрерывно шептали им в уши. Диш вышел вперёд и отправился к краю ритуальной площадки. За ним последовал малолетний юбур с панцирем илы в руках, наполненным камнями. Сабаи разошлись в разные стороны, образовав живой коридор. У края площадки Диш взял в руку камень и несколько раз подбросил его на ладони, не сводя глаз с далёкой и маленькой глиняной фигурки, олицетворяющей собой противника. Его худенькое тело напряглось. Потом молниеносным движением правой руки он запустил камень в цель. Ллою показалось, что в гробовой тишине он услышал свист, с которым камень приближался к маленькой глиняной фигурке. Не хотелось бы ему оказаться на его пути. Гуабонга удивило, с какой силой на вид худощавый юбур выпустил из руки камень. Немногие куда более крепкие его бывшие сородичи, да и он сам тоже, могли бы повторить такое. Острый осколок породы врезался в глиняное изваяние и разнёс его на мелкие крошки. Сабаи разразились радостными криками. Дейб выставил на ритуальный камень ещё одну фигурку, и бросок юбура повторился. И эта цель была поражена. А следом за ней и остальные три. Радостный Диш высоко подпрыгнул и бросился к Агру – своему одеру. Этот гур радовался успеху юбура не меньше его самого. Ллою казалось это странным. Однако он вместе с остальными выкрикивал приветствия и размахивал руками. Рядом с ним искренне радовалась первой победе Диша Ула. Она громко кричала, но не прыгала – её большой живот не позволял ей этого делать. Первое испытание так же безукоризненно прошли и двое других юбуров. Ллой в очередной раз поразился апшелокам. Никто из них не мог сравниться силой с гуабонгами. Разве кто-нибудь из этих тощих юбуров смог бы противостоять сабаю в схватке, пусть даже в его руке оказался бы патруг? А любой молодой гуабонг мог бы порвать пасть этому зверю. Однако Ллой усвоил для себя, что никто из членов его прежнего рода, включая опытных гунгов, не смог бы так точно поразить камнем маленькую цель с такого расстояния. Когда же Ллой увидел, как трое юбуров выполняют второе испытание, он был удивлён ещё больше. Молодые апшелоки метали трот с одного конца ритуальной площадки на другой. Им предстояло попасть этим оружием с расстояния во много шагов в небольшой кусок мяса, лежавший на полу, и сделать это несколько раз подряд. И Диш, и Оккун, и Тату с заданием справились безукоризненно. Гуабонги вообще не умели метать троты, для них это было оружием только ближнего боя, поэтому умение молодых апшелоков поразило Ллоя ничуть не меньше, чем умение их взрослых сородичей изготавливать великолепные патруги. Третьим испытанием для юбуров было спрыгнуть с края площадки к входу в пастою и при этом не разбиться. Гуабонг, как и его сородичи, боялся не только глубоких водоёмов, но и высоты, поэтому был искренне поражён умению его теперешних сородичей летать. А именно полётом, что под силу стрилам, и никак иначе, мог назвать Ллой прыжок с высоты. Ничего не страшась, юбуры один за другим спрыгнули с края ритуальной площадки и целыми и невредимыми вернулись на неё. Только Тату немного прихрамывал при этом. Ллой в очередной раз был поражён. Он подумал о том, как хорошо, что его, гура, никто не заставил спрыгнуть вниз, а то бы ему непременно пришлось бы распрощаться с жизнью и не увидеть маленького гуабонга, которого скоро должна была родить его Ула. На ритуальной площадке тем временем апшелоки ликовали. Все трое юбуров прошли чугу и теперь по праву могли считаться гурами. Выше всех подпрыгивали Коч, Эйк и Агр, чьи обри только что стали охотниками. Холдон, стоявший с невозмутимым и даже серьёзным видом около жертвенного камня, подозвал торжественным голосом троих молодых апшелоков к себе. Дейб к тому времени положил на жертвенный камень три небольших кости, окрашенные в красный цвет, и рядом с ними узкие полоски коры липкого дерева. Всем новоиспечённым гурам вождь самолично собрал длинные волосы на макушке и вплёл в них по кости, обвязав их лентами из коры. Украшение на голове делало недавних юбуров неузнаваемыми для Ллоя и придавало им мужественности, хотя все они по-прежнему оставались долговязыми и на вид немощными великовозрастными детёнышами апшелоков. Мбир, стоявший рядом с Ллоем по другую руку от Улы, пояснил, что кости на голове молодые гуры будут носить до того, пока каждому из них ни удастся убить на охоте зверя. Это украшение будет до того момента напоминать остальным опытным охотникам, что рядом с ними новички.

– Ты, Ллой, обошёл этот обряд, победив маунта, – пояснил старый гур.

Ллою нравились украшения на головах молодняка, и он сам не отказался бы от такого же, но его теперешнее положение лишало его этой возможности.

Затем Холдон начал выписывать какие-то совсем непонятные Ллою пируэты. Он крутил растопыренными ладонями со всех сторон вокруг своей головы и то приближался к троим юбурам, прошедшим только что чугу, то удалялся от них. Потом, продолжая кого-то изображать – Ллой в этом не сомневался, – он приблизился к жертвенному камню и взял с него двумя пальцами тонкую маленькую палочку или колючку. После этого вождь медленно обошёл Тату, Оккуна и Диша и встал за их спинами. Этой палочкой-колючкой он прикоснулся к лопатке каждого из них. Сабаи дружно выкрикнули: «Хой Маре!» Ллой с интересом наблюдал за необычным ритуалом. Он не сомневался, что теперь у всех троих молодых гуров под лопатками будет след от укола. Этот след скажет всем, что каждый из них прошёл чугу. Одна из тайн апшелоков была разгадана!

Той по случаю приёма в ряды охотников молодых сородичей был очень скромным. Апшелоки угощались небольшими порциями мяса, кореньями и фруктами, а также жареными насекомыми. Цвёла не было, так как жжоки не успели его ещё заготовить – объяснила Ллою Ула. Зато было больше ритуальных хороводов вокруг жертвенного камня у костра и разговоров на полуголодный желудок. Одним словом, было весело, и Ллой получил от тоя ничуть не меньше удовольствия, чем в ту ночь, когда он завладел Улой. Одно его расстроило – он не увидел на спинах принятых в ряды охотников юбуров никаких следов от укола колючкой. Тайна осталась неразгаданной.

Апшелоки веселились допоздна и, уставшие, разошлись по своим местам в пастои. В эту самую ночь под утро Ллой стал одером маленькому черноволосому созданию мужеского пола, которого произвела на свет его элоя. Весь, проснувшийся от криков Улы, род называл гуабонга одером, хотя он сам, кроме того, как охотником, никем себя не считал. У родившегося младенца был, как и у него, покатый лоб, развитые, хотя и лишённые зубов, челюсти, широкий нос и короткая шея. Он был, без сомнения, гуабонгом, хотя и светлоглазым. Одна из вар откусила новорожденному пуповину и прижгла ранку углем из аяка. Младенец кричал, но своим криком не раздражал Ллоя, а умилял, и только потому, что его произвела на свет не какая другая вара, а та, что принадлежала ему.

Перед собравшимися сородичами Холдон дал имя младенцу, назвав его Нъяном, потому что давно уединившийся мамош Нъян, которого многие в роду ещё помнили, когда-то, будучи ещё молодым, в одиночку сумел одолеть у-рыка. Этот подвиг до сих пор был жив в памяти сабаев. Вождь посчитал, что если имя героя будет носить обри Ллоя, он вырастет таким же сильным и храбрым. С этим доводом нельзя было не согласиться. Надувшиеся тугие груди Улы кормили маленького Нъяма досыта молоком, и он редко беспокоил своим криком сородичей. Ула не могла налюбоваться на своего первенца и проявляла к нему нежную заботу. Иногда она давала понянчить малыша Сеи, и та с удовольствием это делала. Ллой тоже несколько раз держал на своих могучих руках младенца, которого все в роду считали его обри. В эти минуты он боялся, что уронит или раздавит кроху, а ему очень бы не хотелось, чтобы тот погиб. Каждый раз, разглядывая маленькое беспомощное создание, он всё больше и больше видел в нём самого себя, да и Ула твердила то и дело, что оба они, как две капли крови. Ллой даже как-то сходил к подземному озеру и зачерпнул тайком в панцирь речной илы воды из него, чтобы незаметно от остальных разглядеть своё отражение. Он отметил, что у маленького Нъяма были такие же черты лица, как и у него самого. Это сходство почему-то нравилось ему. Малыш креп день ото дня, вскормленный молоком своей ётэ.

Ложась на подстилку рядом с Улой и Нъямом, Ллой каждую ночь спал плохо, он опасался своим телом придавить маленького гуабонга, к которому с каждым днём становился всё более привязанным. В нём просыпались чувства к этому крошечному созданию, о которых он раньше даже не подозревал. Казалось бы, что его, сильного гура, могло связывать с беспомощным существом? – однако какая-то связь существовала. Мало того, эта самая связь существовала между новорожденным и Мбиром с Сеей. Материнские чувства вары к своему детёнышу Алоя не удивляли – у гуабонгов они были тоже очень сильны, но только в течение нескольких хавоев.

Шло время, Ярк всё ниже возвышался над горизонтом, Нъям подрастал, питаясь только молоком Улы, и это радовало хлою Мбира, как и остальных членов рода. Благань уже заканчивался, однако ушедшие из лесов и полей животные так и не вернулись. Чувствовались изменения в природе. Лес начал раньше сбрасывать свою листву, а трава засыхать, и становилось прохладно, даже холодно, хотя Ярк был ещё довольно высоко на небосводе. Охота по-прежнему оставалась тяжёлым делом, и в пастою гуры не часто возвращались с добычей. Однако пока пищи хватало, и было достаточно тепло, чтобы не кутаться в шкуры. Всё бы ничего, да вот только один инцидент расстроил Алоя и заставил его по-другому посмотреть на своих нынешних сородичей. Виноватой во всём, по мнению Алоя, была Агира – юная, но уже сформировавшаяся вара. В один из дней недавний юбур, а теперь гур Оккун трудился рядом с Мбиром и Алоем над изготовлением патруга. Хотя другие вары занимались своими делами, Агира каждый раз находила какое-нибудь занятие рядом с тремя гурами: то она подбирала около них мелкие камни, то предлагала им пить, то проходила рядом, навещая рой жжоков. И Ллою, и Мбиру был виден интерес, который юная вара проявляет к Оккуну, но каждый из них помнил про аху на вар, и оба они надеялись, что про аху помнит и Оккун. Тем временем Агира продолжала кружить вокруг занятых своим делом гуров. Ллой несколько раз заметил заинтересованный взгляд Оккуна, когда тот смотрел на гибкое тело молодой вары, но не придал этому серьёзного значения. Когда же Агира будто невзначай несколько раз повела из стороны в сторону своими круглыми бёдрами, а потом нагнулась за кокой-то безделицей, даже Ллой возбудился, не говоря уже о молодом Оккуне, не познавшем пока ещё вары. Что испытал от зрелища престарелый Мбир, осталось тайной. Трое охотников смотрели на Агиру, не отрывая взглядов, пока та не разогнулась и не отправилась на женскую половину пастои. Апшелоки, как ни в чём не бывало, продолжили своё занятие. Оккун, как и остальные, сосредоточенно трудился над своим патругом. Всё случилось поздним вечером, когда Ярк заходил за горизонт. Ула занималась с маленьким Нъямом, а Ллой решил окунуться в подземное озеро. За ним увязался Коч, пожелавший тоже искупаться. Продвигаясь по коридору с горящей палкой в руке, Ллой первым вышел в залу с озером, вышел и оторопел. У самого берега Оккун, не замечая появившегося света, занимался любовью с Агирой на каменном крошеве, которое им совсем не мешало. Помня об аху, и испугавшись увиденного, гуабонг дёрнулся назад в проход, но столкнулся с Кочем за своей спиной. Тот тоже увидел, как молодой гур овладел такой же молодой варой, как и он сам. Оба они были сабаи. В свете огня было видно, как лицо Коча аж побелело, челюсть отвисла, а глаза расширились. Он хотел что-то сказать, но не мог – его душил спазм. Ллой понял сразу, какая опасность нависла над Оккуном, к которому он уже привык, работая изо дня в день рядом с ним. Гуабонг своей огромной ладонью зажал рот Коча, который намеревался что-то выкрикнуть, и прошептал тому в ухо:

– Мы с тобой ничего не видели.

После этих слов он швырнул далеко в проход горящую палку и сбил тем самым с неё пламя. Его сильные руки удержали голову Коча, которого теперь не было видно в кромешной темноте.

– Мы не будем никому ничего говорить. Из нашего молчания мы получим выгоду: Оккун не будет наказан. Он только недавно стал гуром и не успел ещё проявить себя на охоте. Пусть попробует. Мы стараемся обхитрить свою добычу, мы хитрим перед кыпчанами, так почему бы нам не схитрить друг перед другом?

Коч что-то мычал в ладонь Ллою и пытался вырваться из его крепких рук, но это ему не удавалось. Гуабонг вывел гура из коридора в пастою, не дав тому сказать ни слова. Он отпустил его, когда на них стали бросать удивлённые взгляды другие члены рода.

– Мы никому ничего не скажем, – было повторено чуть слышно.

Ллой отправился, низко опустив голову, к своему месту, а Коч какое-то время продолжал стоять, пытаясь осознать то, что произошло. Потом он медленным шагом двинулся к аяку, вокруг которого сидело несколько гуров вместе с вождём.

– Ты так быстро вернулся с озера? – удивилась Ула, когда её бакар опустился рядом с ней на подстилку. Маленький Нъям в это время с закрытыми глазами с жадностью сосал грудь. – Почему твоё тело сухое?

– Я не стал заходить в озеро, я передумал, – соврал Ллой.

– А Коч?

– Он тоже.

Со стороны аяка донеслись возбуждённые голоса гуров.

– Что-то случилось, – забеспокоилась Ула и крепче прижала к себе младенца.

Ллой увидел, как Холдон направился быстрым шагом в дальний конец пастои с горящей палкой в руке, а за ним гуры, что сидели до этого около него. Среди них был и Коч. Беспокойство Улы передалось и Мбиру, что отдыхал, лёжа на подстилке, и глядел в потолок. Старый охотник быстро поднялся, хотя и прокряхтел при этом.

– Пойду, посмотрю, что там такое. Не хочешь со мной, Ллой?

– Нет, я останусь здесь, займусь своим патругом, – гуабонг сказал это тихо и ни на кого не посмотрел. Его руки крепко сжали заготовку будущего орудия и крош. Он держал их перед собой и не двигался. Со стороны могло показаться, что мастер обдумывает, с какого края лучше приступить к работе, но это было не так. Гуабонг пытался понять Коча, он не сомневался, что тот всё рассказал Холдону. Почему гур так поступил? Ведь тем самым он подверг опасности жизнь молодого сородича. Ллою казалось, что он понял, что такое хитрость, которой пользовались апшелоки, но, как видно, не совсем. Уле тоже казалось, что её бакар сидит молча, потому что весь сосредоточился на работе, и она не решалась ему помешать. В это время из тёмного конца пастои донеслись громкие выкрики, и вскоре вождь с гурами вытолкнули к аяку мокрого Оккуна, а остальные охотники такую же мокрую Агиру. Оба они стояли и молчали, понурив головы.

– Как ты, гур, посмел нарушить аху, завещанное нам предками и самой Марой?! – кричал Холдон на всю пастою. Вокруг них начали собираться сородичи.

– Что сделал Оккун? Чем он нарушил аху? Ответь нам, Холдон! – послышалось из толпы.

– Ответь сабаям ты, Оккун, чем вы занимались с этой глупой варой на берегу озера? – вождь толкнул в плечо недавнего юбура. Тот не ответил. За него это сделала Агира. Она встряхнула мокрыми волосами, и, глядя прямо в глаза Холдону, тихо, но твёрдо сказала:

– Мы просто купались в озере. Разве это запрещено?

– Закрой рот, тебя я не спрашиваю! – вождь грозно сжал кулаки.

– Вы же видели, гуры, что мы просто плавали в воде, – молодая вара не собиралась молчать, как это делал её дружок.

– Я видел, как Оккун лежал на ней и владел ею! – выкрикнул Коч, что стоял рядом с вождём. – Мы это вместе видели с Ллоем!

– Ты овладел Агирой! Вы оба сабаи, и тем самым нарушили аху! – вынес свой вердикт Холдон. – Вы знаете, что вам грозит?

Юная вара не собиралась сдаваться. Она дотронулась до руки Оккуна и обратилась к нему:

– Почему ты молчишь? Почему не скажешь всем, что мы просто купались? Разве ты не понимаешь, что нас с тобой лишат жизни? Ты хочешь позорной гибели от руки вождя, а не почётной смерти на охоте от клыков зверя? Ты хочешь, чтобы позор лёг на твою хлою? Хотя бы пожалей своего одера и свою ётэ. Мы просто купались и аху не нарушали. Скажи, что это было именно так.

До молчавшего всё это время Оккуна, видимо, дошли слова его подружки. Как и любой апшелок, он не хотел умирать позорной смертью. Молодой гур сейчас даже сам бы не смог объяснить, почему нарушил аху. Нарушил, и всё тут. Умирать он не хотел. Поэтому он подтвердил тихим голосом слова Агиры.

Ллой находился на своём месте и по-прежнему держал в руках патруг и крош.

– Какой ужас! – сидевшая рядом с ним и продолжавшая кормить малыша Ула положила свою тёплую руку ему на спину. – Холдон теперь убьёт их обоих! Коч кричал, что ты тоже видел, как эти двое нарушили аху, почему ты никому не сказал, даже мне?

Ллой не ответил, он медленно положил камни на пол и сжал с силой челюсти, от чего они стали казаться ещё шире. Он вспомнил, как Эйк радовался во время недавней чуги успехам своего обри, над которым теперь нависла угроза. Он повернулся и посмотрел на маленького Нъяма, которого сжимали руки Улы. Нъям тоже когда-то вырастет, пройдёт чугу и станет гуром. Он будет охотиться рядом с ним, с Ллоем. Он также может возбудиться от фэи какой-нибудь вары, которая, возможно, ещё даже не родилась. Гуабонг путался в собственных мыслях и противоречивых чувствах. Казалось, какое ему должно быть дело до судьбы Оккуна, но смерти его не хотелось, тем более позорной. От мыслей его оторвал громкий голос вождя, который выкрикнул его имя.

Ллой встал на ноги и расправил своё могучее тело. В это время все члены рода расступились перед ним, пожирая его взглядами. Гуабонг подошёл к аяку, и кольцо из сородичей позади него сомкнулось. Оккун стоял, опустив голову, казалось, он смирился со своей судьбой, чего нельзя было сказать о его подружке. Та наоборот смотрела с надеждой на Ллоя и всем своим видом старалась показать, что никакого аху она не нарушала.

– Расскажи, Ллой, сабаям о том, что мы с тобой видели у озера? – Взгляд Коча метался между гуабонгом, Оккуном и вождём.

Ллой молчал, играя желваками.

– Да, расскажи нам, что ты видел? – торжественно произнёс Холдон, абсолютно уверенный в ответе своего гура.

– Я видел, как эти двое молодых сабаев купались.

– А-а-х! – выдохнули разом апшелоки.

– Хой Маре! – едва услышал Ллой тихий голос, почти шёпот, Эйка, что стоял поблизости.

– Ты видел, как Оккун и Агира купались, и только? – Не сразу понял то, что услышал, вождь. – Ты не видел, как обри Эйка овладел Агирой?

– Я видел, как они купались.

От таких слов Ллоя Коч аж подпрыгнул, будто наступил на колючку.

– Ты же был рядом со мной, когда этот паршивый лай нарушил аху, овладев хитрой обри самого Хавоя!

– Твои глаза, Коч, подвели тебя, – медленно тихим голосом ответил гуабонг. – У озера было темно, и ты не понял, чем заняты Оккун и Агира. Они просто купались.

– Да, мы купались! – ещё более уверенно выкрикнула молодая нарушительница аху.

– Мы купались, – подтвердил Оккун и с благодарностью посмотрел в глаза Ллою.

Вождь задумался, потом произнёс:

– Двое гуров говорят, что аху нарушено не было, один говорит, что было. Слова вары не в счёт. Выходит так, что эти двое молодых сабаев на самом деле просто купались в озере. Твои глаза, Коч, стали хуже видеть. Попроси свою элою протереть их собственной мочой, тогда в будущем ты не станешь поднимать панику почём зря.

Гур сжал кулаки и с ненавистью посмотрел на Ллоя. Холдон развёл руки в разные стороны, и члены рода стали расходиться по своим местам. Направляясь к Уле, которая нянчила маленького Нъяма, гуабонг почувствовал, как чья-то рука сжала его запястье. Он обернулся. Рядом с ним стоял Эйк. Охотник не сказал ни слова, а только прикрыл глаза и несколько раз кивнул головой. Слов было не нужно, Ллой и так понял, что хотел ему сказать одер Оккуна.

После встряски жизнь в роду сабаев потекла своим чередом. Вары занимались собирательством, приготовлением пищи и уходом за детьми. Гуры почти ежедневно выходили на охоту, но не всегда возвращались с добычей. Эйк и его элоя Алма проявляли к Ллою повышенное внимание. Вара каждый раз, возвращаясь из леса, старалась угостить гуабонга какими-нибудь вкусными, собственноручно поджаренными ею, насекомыми, а её бакар и обри на охоте не отходили от спасителя одного из них. Оккун уже не носил красную кость в волосах, так как собственноручно сумел убить эсель и молодого лабса. Не отличались теперь от остальных охотников и двое его молодых сородичей Диш и Тату, которые тоже успели проявить себя. Коч старался не общаться с Ллоем после инцидента, он несколько вечеров подряд по совету вождя протирал глаза мочой своей элои, и теперь уже никто из сабаев не посмел бы усомниться в остроте его зрения. В один из дней, возвращаясь с пустыми руками с охоты, гуры пересекали поле, покрытое вьерами, цвета огня аяка. Все они шли понурыми, и разговоры между ними не клеились. Ллой наколол ногу, наступив на колючку, и присел, чтобы выдернуть её. Опустившись на траву, он занялся своим делом. Когда колючка была извлечена из ступни, гуабонг к своему удивлению обратил внимание на вьеры, среди которых он сидел, и которых до этого как бы не замечал. Их запах смешался с запахами сочной травы и влажной земли и заставил гуабонга несколько раз подряд глубоко вздохнуть. Отсюда, с земли, вьеры казались ему большими крылатыми блюмами, которые не только были вкусны, но и почему-то радовали глаз. Ллой вспомнил, как когда-то давно вьеры, похожие на эти, принесла в пастою Ула и дала их ему. Он вспомнил, как даже сравнил с вьером свою будущую элою, и как это сравнение ей понравилось, как оно понравилось также Мбиру и Сее. Мбир тогда ещё сказал, что в своей Сее тоже видит вьер, и он ему нравится по-прежнему, хотя уже и увял. Охваченный каким-то новым чувством, Ллой нарвал небольшой букет и взял его с собой. Когда он догнал остальных охотников, те были удивлены его виду. Гуабонг по-прежнему выглядел устрашающе: обросший густой черной щетиной на скуластом лице, в шкуре, прикрывавшей такое же волосатое сильное тело, и с охапкой ярких вьеров в руке. Вьеры и этот полузверь-полуапшелок так не сочетались друг с другом, что невольно поразили гуров и ввели в некий ступор.

– Ты это чего? – Первым пережил шок Холдон. – Думаешь, эти вьеры заменят твоей Уле кусок сочного мяса? Не знаю, как там гуабонги, а апшелоки не едят вьеров. Брось их, или ты так проголодался? Ха-ха-ха!

За вождем рассмеялись и остальные охотники. Однако Ллой не бросил букет и не стал никому объяснять, зачем он его прихватил с собой, он просто продолжил свой путь. Смех за его спиной прекратился, однако охотники стали тихо переговариваться между собой, обсуждая странный поступок одного из них. Когда все они вернулись в пастою, их поджидали на ритуальной площадке кыпчаны. Они крикнули сабаям сверху, что сегодня полный Сун, и они пришли за элоями. Соседи так давно не навещали род из-за тяжелых и голодных времен, что все сабаи-охотники удивились, что в эту ночь на самом деле Сун будет полным, а никто из них даже об этом не вспомнил. Особенно удивлялся самому себе Холдон. Предстояли скорые сборы – не стоило заставлять кыпчанов ждать себя. В роду все уже знали, что их навестили соседи. Чувствовалось возбуждение, особенно среди молодых вар, созревших для того, чтобы стать кому-нибудь из охотников элоей. Появление гостей даже смягчило разочарование от неудачной охоты. Женская половина рода занялась приготовлениями к предстоящему тою, так как никто не сомневался, что кому-то из молодух сегодняшней ночью предстоит быть отданной одному из охотников-кыпчанов. Предстоящий той Ллоя мало интересовал, он недолюбливал кыпчанов, пожелавших когда-то отнять у него Улу. А та была искренне удивлена, завидев своего бакара с вьерами в руке, однако не подала вида. Бакар же подошёл к ней и протянул букет.

– Тебе нравятся вьеры, – скупо выдавил он, не зная как повести себя дальше, и что сказать. Ула пришла ему на помощь. Она взяла букет из его рук и с наслаждением вдохнула аромат.

– Я никого не смог сегодня убить, нам не повстречалась дичь, – попытался Ллой хоть как-то оправдать свой нелепый поступок. – Вьеры, конечно, не заменят тебе мяса, но ты не будешь сильно печалиться, когда получишь от меня то, что тебе нравится, – на суровом и грубом лице Ллоя мелькнула едва заметная тень смущения. – Как Нъям? – попытался он сменить тему.

– Наш обри спит. Я недавно его покормила. Правда, он тоже чем-то напоминает вьер?

Гуабонг бросил взгляд на своего спящего первенца. Этот маленький тихий комочек на самом деле показался ему похожим на вьер. Ула прижалась к бакару всем телом, и Ллою показалось, что по его грубой душе растёкся сладкий цвёл. Охваченный каким-то неведомым до этого порывом, он выдернул один самый большой вьер из букета и воткнул его в пышные спутавшиеся волосы Улы. Потом отстранил её от себя и полюбовался тем, что получилось. А яркий вьер цвета огня аяка на самом деле сильно изменил знакомую внешность вары. Её привлекательная для гуабонга внешность стала ещё более привлекательной. Он был поражён. Чувства взыграли в нём с новой силой, и Ллой сжал свою вару в крепких объятьях. Потом потёрся волосатым лицом о её нежную щеку, и отправился к остальным гурам, что собрались у аяка.

С вьером в волосах, пока спал малыш, Ула подошла к остальным варам, чтобы помочь им в их приготовлениях к тою. Однако, завидев её, вся женская половина рода оставила свои занятия. Всеобщий интерес вызвал вьер, обычный вьер, в волосах одной из них. Никому раньше не доводилось видеть ничего подобного. Надо же – вьер в волосах! Первой оправилась от удивления Хоху – элоя вождя. Она, ни слова не говоря, отправилась к месту хлои Мбира, где лежал на травяной подстилке рядом с младенцем Нъямом букет вьеров. Вара выдернула из него один и воткнула в свои волосы, потом с гордым и невозмутимым видом вернулась к остальным, которые оценили изменения и в её внешности. Эти изменения даже придали, на первый взгляд, Хоху молодости. Из оставшихся ненаряженными вар самой сообразительной оказалась Агира – она небольшое расстояние до вьеров преодолела бегом. Теперь в её волосах красовались сразу два украшения с обеих сторон головы. Только после этого дошло до всех, что букет небольшой. К нему ринулась целая толпа, и Ула едва успела подхватить на руки спящего Нъяма, иначе бы он был раздавлен. На всех вьеров не хватило, и это вызвало ссору. Когда дело стало доходить до рукоприкладства, вмешались гуры. Они сразу оценили перевоплощение, которое смог сотворить со знакомыми им варами всего лишь какой-то маленький вьер в их волосах. Холдон был в восторге от новой внешности своей элои, и та восторг этот в его глазах увидела. Вождь сразу понял, в чём кроется причина конфликта, поэтому в преддверии будущего тоя отправил в лес за вьерами двух своих охотников и с ними одну из вар. Пока шли приготовления к тою, Холдон с гурами поднялись на ритуальную площадку, где их поджидали кыпчаны. Между представителями обоих дружественных родов прошла спокойная беседа. Отвечая на вопросительные взгляды сабаев, брошенные на тушу лабса, что лежала здесь же на площадке, Бека-Чир пояснил, что сейчас времена не те, что раньше, и мясо на тое не будет лишним. А что той состоится, вождь ничуть не сомневался.

– Давно мы у вас не были, – протянул старший кыпчан, – давно. И вы у нас давно не были. В наших родах появляются охотники и созревают молодые вары, их нужно соединять друг с другом. Хавои могут длиться долго, долго, но апшелокам нужно жить и производить на свет других апшелоков.

– Ты прав, Бека-Чир, ох, как прав, – согласился Холдон. – В нашем роду есть вары, которые с радостью станут элоями вашим гурам, и у нас за это время прибавилось охотников. Вот сразу сколько! – Вождь выставил перед собой раскрытую ладонь с двумя подогнутыми пальцами.

– В таком случае кыпчаны ждут ваших молодых гуров у себя в следующий полный Сун. Они оценят наших вар, которым пришло время стать элоями.

– Сабаи с благодарностью принимают ваше предложение, – довольный Холдон покачал головой и пригладил бороду. – А теперь скажи, Бека-Чир, почему не видно среди вас Вояра? он уже не хочет взять себе в элои одну из наших вар?

– он уже ничего не хочет, – грустным голосом ответил Бека-Чир. – Вояр больше не сумел подняться, он мог только говорить. Но разговорами, как мы все знаем, нельзя прокормить ни себя самого, ни остальных членов рода. Мне пришлось лично отправить его в уединение. Теперь он лежит рядом с предками и уже в элое не нуждается.

– Печальное известие, – произнёс Холдон и повторил: – Печальное. Вояр был сильным и ловким охотником, и кыпчаны много потеряли с его уходом.

– Ты прав, вождь, – мы понесли потерю. Но, хой Кыпче, вместо одного ушедшего гура мы получили сразу их столько, сколько и вы. Вот они, – Бека-Чир указал рукой на трёх молодых апшелоков. – Это Риз, Имлар и Иек. Они хотят стать бакарами вашим варам и соперничать за них с теми гурами, что приходили со мной в прошлый раз.

Холдон слегка поклонился кыпчанам.

– А я представлю вам наших молодых охотников. Это Диш, Оккун и Тату.

В ответ Бека-Чир поклонился новоиспечённым гурам-сабаям.

– Я вижу, что Мара не послала вам больше никого из гуабонгов. Это меня радует. Я не позволил бы покалечить кого-нибудь ещё из кыпчанов, – вождь бросил короткий взгляд на тушу лабса, и Холдон этот взгляд поймал. Он едва заметно усмехнулся.

Скажу тебе, Бека-Чир, что с тобой пришло охотников много, а вар, что могли бы стать им элоями, у нас, у сабаев, мало. Их возьмут сильнейшие. Ты знаешь, что на охоте погиб Эб, и его элоя Тэза с малолетним юбуром остались без кормильца. Если кто-то из твоих охотников пожелает стать ей бакаром, и я, и мои гуры не будем возражать. Её можно взять даже без схватки.

– Кыпчаны знают, что Эб уединился. Это печально. Но никто не пожелал стать Тэзе бакаром и кормить её вместе с юбуром. Может быть, потом кто-нибудь изъявит желание.

– Плохая новость, – Холдон нахмурился, поглаживая себя по бороде. – В таком случае придётся держать совет всего рода и решать, как с ней поступить.

– Да, вам придётся это сделать, на всё воля Кыпчи, – пожал плечами Бека-Чир.

– Об этом после. А сейчас самое время оттащить тушу лабса в пастою, чтобы вары её поджарили. У нас впереди той.

– Конечно, это время пришло, – вождь кыпчанов указал рукой на принесённую им и его охотниками добычу.

– Оккун и Тату, займитесь этим делом.