Текст книги "Кавказская слава России. Шашка и штык"

К Несвижу корпус Ланжерона подошел утром двадцать четвертого октября и атаковал с ходу. От информантов граф знал, что городок защищает небольшой отряд генерала Косицкого, а потому сразу погнал егерей на штурм. Бой получился короткий, александрийцам, отставшим версты на четыре от авангарда, даже не пришлось браться за сабли.

В городке Ланской решил не задерживаться, а провел полк мостом через реку Уша, где оставил у берега на полчаса. Проскакал за красные стены замка Радзивиллов, где уже копошились штабные, конвойные, интенданты, и вернулся с приказом двигаться по возможности дальше. Вывел эскадроны в предместье, но там ему не понравилось: узкие, кривые улочки, стиснутые покосившимся заборами, кое-как сколоченными из почерневших досок.

– Нечего здесь кавалерии делать, – объявил он батальонным командирам. – Подкрадется пехота и перережет аки цыплят. Пусть егеря с мушкетерами обустраиваются, а наше дело – чистое поле, марш!

Махнув плеточкой, приказал идти по большаку к лесу. Туда уже порысила разведка – два взвода под командой Фомы Чернявского.

Валериану эти места не нравились вовсе. Плоская и сырая равнина раскинулась на все четыре стороны света, топкие луга, мрачные леса с густым подлеском. Даже осенние краски бледнели под тяжестью низкого, белесого неба. Косматые тучи брели, не торопясь, к горизонту, приоткрывая время от времени оранжевый кругляшок солнца. Первый снег выпал почти месяц назад и хотя сразу истаял, но все уже ощущали скорый приход зимнего холода. Когда грянут морозы, никто не знал, но дыхание зимней угрозы каждый чувствовал на шее, на руках, по тому, как липли по утрам к пальцам стволы пистолетов, клинки сабель.

Три всадника выскочили на опушку, понеслись к полковой колонне, безостановочно понукая коней. Ланской заторопился навстречу, Приовский с Мадатовым остались при эскадронах. Разговоры смолкли, каждый почувствовал, что готовится дело.

– Будет где ночевать! – весело крикнул генерал, дождавшись, когда с ним поравняются знаменщик и батальонные. – Усадебка за перелеском, в ней французы. Отогнали нашу пехоту, перестреливаются с егерями лениво. Двумя эскадронами зайти с тыла, и – домишки все наши. Валериан Григорьевич! Там уже твой Чернявский торчит, так пошли к нему Бутовича с остальными взводáми да еще кого-нибудь порасторопней. Пусть разомнутся, а мы как раз вовремя и дойдем…

Усадебка – одноэтажный дом и несколько служебных строений – стояла у небольшого овального озера. Полк как шел колонной по три, так и втянулся в ворота. За оградой лежали два мертвых тела с босыми ногами. Мадатов подъехал ближе, склонился с седла. Синий с желтым мундир, подкрашенный уже запекшейся кровью, и незнакомая кокарда на кивере – белая с красным.

– Странный француз перед нами, господин полковник. – Раскрасневшийся от хмеля и драки Бутович все еще держал обнаженную саблю, не мог расстаться с оружием. – Обидные слова кричит, причем, знаете, совершенно по-русски.

– Это не французы, не саксонцы и не австрийцы. Это – поляки. – Подъехавший Новицкий тоже внимательно оглядывал трупы. – Думаю, Северный легион. Нет, нет, скорей – Вислинский. Северный остался у саксонского короля. Хорошо они дрались, ротмистр?

– Славно стояли. – Бутович помрачнел и принялся вкладывать клинок в ножны. – Двоих у меня из седла выбили, одного насовсем, другого надолго. Да еще три лошади. Ну, мы тоже около десятка успокоили, когда они к лесу кинулись. Этих-то егеря достали. Ну, поехали, господа. Пора уже обустраиваться. Темнеть сейчас будет быстро.

У самых сеней Валериан спешился, бросил поводья вестовому, похлопал Проба по шее.

– Выведи, разотри и почисти.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, – отозвался, улыбаясь, рябой Николаев. – Такого коня, да с превеликим нашим удовольствием. Тут же уже прибегал Петро от Фомы Ивановича, говорит, нашли и сена, и немного овса. Небогато, конечно, живут здесь люди, да и французы уже почистили. Ну, а что осталось…

– То мы заберем, – закончил Валериан повисшую в пепельном воздухе фразу и осторожно попробовал носком ненадежную ступеньку крыльца. Та чуть проскрипела, подвинулась, но устояла.

В прихожей в нос ударила струя зловонного воздуха справа, от двери в нýжное место. Валериан задержал дыхание, быстро прошагал по расшатавшемуся полу и толкнул дверь в жилые комнаты. Хозяева жили совсем бедно, об этом говорили и незашитые, необитые, закопченные бревенчатые стены; стволы, некогда мощные, теперь уже осыпались мелкой трухой.

Внутри уже было шумно, пахло потом и сыростью. Пробежал мимо гусар с охапкой полешек, а где-то уже и трещали дрова в невидимой пока печке. Офицеры разбирались по комнатам, снимали амуницию, намеревались ночевать в тепле и уюте. Последние четыре ночи проводили они у костров, не высыпались, мерзли и теперь хотели добрать упущенное и запастись наперед. Валериан подумал, что за крышу над головой он бы со своими людьми тоже бы дрался отчаянно.

– Не нагрянули бы сюда панове поляки где-нибудь к полночи, – загудел справа голос Ланского. – Распорядись, Анастасий Иванович, твоя нынче очередь.

– Пикеты выслал, часовые поставил. Но очень быстро бежали, вряд ли вернутся. – Приовский говорил в своей обычной манере, не слишком доверяя знанию чужого языка: коротко, не очень правильно и только по делу.

В самой большой комнате, служившей хозяевам, должно быть гостиной, расположились генерал, батальонные, несколько штаб-офицеров и ротмистр Новицкий как полковой адъютант.

– Подсаживайся, Мадатов. Сейчас выпьем, поговорим, тепла надышим. Не стой, проходи. Эскадронные у тебя хорошие, сами распорядятся.

Валериан отстегнул саблю, поставил к стене и сел, почти повалился на свободное место у самой спинки кровати. И только сейчас почувствовал, как занемело туловище после долгого дня в седле.

– Что, князь, и железо иногда устает? – прозвучал голос Новицкого от противоположной стены. Огарок свечи едва мог даже не разогнать, а слегка подсветить вечерний сумрак, и лица ротмистра Валериан не увидел, но по тону понял, что старый знакомый слегка улыбается.

Мадатов знал, что в полку иногда называют его «железным», и втайне гордился этим дружеским прозвищем. Но сейчас он ощущал, что может вдруг и сломаться. Сознание своей усталости было ему неприятно. Горячий ужин с чаркой да пара часов дремоты были сейчас просто необходимы. В самом деле, не пришло бы в голову отступившим гренадерам противника вернуться, чтобы отвоевать сухой и теплый ночлег.

– Так что, говоришь, Новицкий, Вислинский легион перед нами?

Валериан уже полуприкрыл глаза, но представил, как адъютант привстает, отвечая на вопрос генерала.

– Могу ошибиться в названии части, Николай Сергеевич, но одно определенно – перед нами поляки. Может быть, Вислинский легион – они давно под началом Наполеона. Дрались еще в Испании. Может быть, войско Варшавского Великого Герцогства. У этих умения должно быть поменьше, но стойкости хватит.

– Да, это мы уже видели. Впрочем, ты ведь и сам же поляк.

– Наполовину. – По голосу Валериан почувствовал, что Новицкий несколько подобрался. – Мать полячка. Отцовский полк стоял у Гомеля. Там они и нашли друг друга.

– То есть места эти тебе не совсем чужие.

– Я родился здесь. Но отец сразу увез мать в свое поместье. Так что вырос я под Смоленском. Родных у матери не осталось, вспоминать детство она не любила. И на родину ни она, ни я не возвращались.

– Язык-то знаешь?

– Мать выучила. Говорю, понимаю. Кое-что могу прочитать.

– Отец, ротмистр? – спросил Приовский. – Отец где воевал?

– Погиб на Кавказе. Вместе с генералом Гуляковым, когда зашли в горы.

О генерале Гулякове Валериан знал из писем дяди Джимшида. Это его полк встретил многотысячную разбойную партию лезгин, в который раз рвавшихся через Алазань, через Кахетию на Гянджу, и разбил их у речки Иора. Значит, с Новицким они связаны не одной только службой.

– А что же здешние? – продолжал допытываться Ланской. – Почему убежали?

– Хозяева поместья, наверное, поляки, шляхтичи. Русских они не любят, французам же были рады. Когда же услышали, что мы приближаемся, решили не дожидаться. Я спросил одного из дворовых, говорит – недели полторы как уехали. До Варшавы.

– Но деревенька там недалеко стоит, вроде бы и жилая.

– Крестьяне здесь, Николай Сергеевич, не поляки, а белорусы. Помещики свои им не слишком-то по сердцу, нам же, напротив, рады. Егеря как раз туда отошли.

– Да-а-а! – раскатил междометие генерал Ланской. – Ну и держава! Так посмотреть – те. Над ними же – эти. А что там справа и слева, так вовсе не разберешь. Ну да, нам, гусарам, голову себе забивать нечего. У нас просто: где полк, там и родина. Что скажете, батальонные?

– Точно так, – откликнулся венгр Приовский.

– Согласен, – подтвердил армянин Мадатов.

– Новицкого не спрашиваю, знаю, что и он под этим подпишется. А коли согласны, сейчас мы за это и выпьем. Игнатьев, душа моя, раскрывай уже погребец, видишь, офицеры томятся…

После ужина, превозмогая сытую и хмельную дремоту, Валериан все же поднялся, решив посмотреть, как устроились люди и офицеры его эскадронов.

Лошадей поставили под навесы, запалив костры по периметру; гусары, кому повезло, улеглись вповалку на полы домиков, загнав хозяев на печки, остальные забрались в палатки. Полотняные укрытия подвез полковой обоз, сумевший нагнать эскадроны. К ночи еще подморозило, рядовые и унтеры согревались у импровизированных жаровен: дежурные калили камни в кострах и заносили внутрь.

Молодые офицеры, как обычно, собрались у Бутовича. Мадатов сначала хотел скомандовать отбой, но одернул себя, вспомнив, что в двадцать лет тоже мог не спать сутками, выстаивая дежурства в карауле или маршируя на учениях гвардии. Постоял у двери и собрался уже уходить, как вдруг выхватил из общего шума зацепившую его фразу:

– …егеренок стоит дурак-дураком…

Он задержался, стал у двери, прислушиваясь. Сгрудившиеся в комнатке молодые люди не заметили, как подошел батальонный, и говорили свободно, подначивая друг друга, соревнуясь в широте взглядов и остроте речи. Корнет Алексей Замятнин, это он вспомнил о «егеренках», был куда моложе товарищей, недавно появился в полку. В июле, вспомнил Валериан, уже после дела при Кобрине. Мальчик смелый, но еще слишком зеленый. В суматохе тогдашней определили корнета в эскадрон к Бутовичу, где больше других ощущалась нужда в офицерах, но где нужен был и другой командир. Хороший парень Павел Бутович, наездник и рубака не из последних, собутыльник из первых рядов, но за тридцать лет жизни командовать не научился даже собой. Выпить, перебрать семь медных струн, вывести пару романсов несильным, но верным тенорком, отыскать верхним чутьем свободных, веселых женщин, кинуть эскадрон в лихую атаку он умел не хуже других. Но как провести сотню гусар долгим, утомительным маршем, не растерять людей по дороге, а, напротив, сплотить их, помочь сохранить им энергию, стойкость и силу, как, собственно, командовать эскадроном, оставалось для него неразрешимой загадкой.

– … я, представляется, поручик такой-то сякой-то, моя полурота готовилась атаковать… Какое там атаковать! Вы, говорю, бежали от этих французов, только что ружья не побросали. Он бледнеет, начинает тут же выдумывать маршальскую стратегию: мол, отозвал людей, чтобы не терять понапрасну, а взвод один послал обойти усадьбу с задов, чтобы через сады их достать без лишних потерь…

– Какие сады, Замятнин? – Этот голос Мадатов не распознал.

– Те самые, Петров, откуда ты яблоки трескаешь. – Сейчас говорил уже Павел Бутович, а Петрова Валериан тоже вспомнил – его же батальона кругленький, мешковатый поручик, державший, впрочем, свой взвод исправно. – Мы же через них и заехали.

– Так я ему и сказал. Мы их выгнали, стало быть, наша усадьба. Он было в крик – мой полк, мой генерал! Я и объяснил пехоте, где их полк, а где наш. Он еще думал сопротивляться, но увидел, как эскадроны подходят, повернулся, позвал своих людей и повел к озеру. Наверно, топиться.

Товарищи Замятнина захохотали. Валериан тяжело, с усилием выдохнул. Его с первых же услышанных слов начала раздражать эта барчуковая интонация, визгливое тявканье щенка, знающего, что за спиной стоит стая мощных кобелей. Тон, слова, манеры, все было взято напрокат у Бутовича. Штабс-ротмистра уже не исправить, а корнета следовало учить.

Мадатов оттолкнулся от косяка и шагнул в комнату.

– Господа офицеры! – подал команду сидевший напротив входа Петров.

Все вскочили приветствовать батальонного.

– Что за история с егерями, корнет?

Замятнин, напрягшись и несколько побледнев, в нескольких словах повторил незамысловатую историю своей стычки с пехотным поручиком. На этот раз мальчик не хвастал, докладывал только существо дела, и, кажется, сам уже понимал, что поворачивается оно не к его выгоде.

– Двумя эскадронами опрокинули два взвода? Герои.

– Одним взводом, – почтительно поправил командира Бутович. – Остальные со мной за французами к лесу гнались.

«Сначала гнались, – подумал Валериан, – а потом повернули. Тогда-то егеря отступились». Спорить, однако, не стал, спросил только:

– Какой полк?

Замятнин и Бутович одновременно пожали плечами. Вместо них ответил Чернявский.

– Седьмой егерский, – услышал Мадатов за спиной голос поручика; как компаньоны Бутовича пропустили его появление, так и он не почувствовал шагов Фомы. – Седьмой егерский. Думали здесь остановиться, да мы их… потеснили немного. Поручик тот с квартирьерской командой шел. Теперь отошли они севернее по берегу озера, стали там в деревушке. Нам опять-таки лучше: знаем, что оттуда прикрыты надежно.

Пока Фома говорил, Валериан успел расслабить тело и собрать мысли. Поначалу, только он услышал номер полка, ярость застучала в его висках, колом стала в горле. Он готов был всеми полковничьими громами обрушиться на мальчишку, растереть наглого корнета по полу, выгнать из теплой, дымной комнаты на холод, в разъезд. Но рассудительный голос Чернявского остудил его, дал время размыслить и сообразить положение.

– Поедете со мной, Замятнин! – бросил он, уже поворачиваясь к Фоме. – Далеко деревушка?

– Версты полторы-две.

– Покажешь. Людей возьми, десятка хватит. Выбери тех, кто меньше устал.

– Всем досталось, – политично заметил Чернявский, но заторопился исполнять приказание.

Когда они подъехали к околице, было уже, наверное, к полуночи. Луна поднялась над лесом, но ей едва удавалось бросить узкую дорожку по стылой воде, как ее тут же заслоняли тучи, бегущие на юго-запад. Пока еще ветер был не силен, не колюч, но уже нес обещание скорого холода.

Дымом, жильем, кухней пахнуло еще где-то за полверсты, а вскоре гусары увидели и острые язычки кострового пламени, услышали гомон. А метров через пятьдесят их остановил первый секрет.

– Полковник Мадатов к генерал-майору Земцову. Верного слова не знаю.

– Ждать здесь. – Офицер, командир поста, был хмур и неразговорчив.

Валериан подумал, что александрийцы сегодня здесь гости не слишком желанные. Та же мысль одолела, видимо, и засопевшего сердито Чернявского. Замятнин и вовсе затесался в середину колонны.

Ждать пришлось около четверти часа. Затем от деревни отделилась темная масса, скоро обернувшаяся быстро шагавшим взводом. Подошедший офицер приблизился к самой морде Проба. Мадатов чуть повернул кисть, натягивая поводья, чтобы вороной не вздумал даже оскалиться.

– Капитан Рогов. Здравствуйте, князь, давно мы не виделись.

– Здравствуйте, капитан. После Слободзеи, пожалуй, не встречались. Нас весной в третью западную отправили, а вы, верно, вместе с Дунайской пришли?

Последний раз Рогова Валериан видел в турецком лагере у Слободзеи, когда они провожали бывшее войско великого визиря. При Буткове они вместе почти не служили, но все равно ему приятно было видеть бывшего однополчанина.

– Генерал ждет вас. Пожалуйста, поезжайте за мной.

Рогов повернулся и легким привычным шагом направился прямо к деревне. Проб потрусил следом, не рысью, но не вразвалку. Боковым зрением Валериан заметил, что взвод разделился и двумя цепочками движется рядом с александрийцами, то ли охраняя их, то ли конвоируя. Земцов – командир строгий, подумал он, и поежился, представляя будущий разговор.

Генерал принял его в избе. На придвинутом к печи столе горели две свечи, лежали бумаги, карты, пистолеты и шпага. Земцов казался недовольным, но не потому, что разбудили, а оттого, что оторвали от нужной работы.

– Рад видеть вас, князь! – сказал он и махнул рукой в сторону лавки напротив.

Голос его был совершенно безрадостным. Валериан сел, снял кивер.

– Я сразу к делу, – начал он, глядя собеседнику прямо в глаза.

– Да уж, пожалуйста, без обиняков. Времени у нас обоих немного…

Александрийцы, спешившись, стояли тесной кучкой посреди лагеря егерского полка. Никто не приглашал их к костру, никто не предлагал кипяточку, да и никто с ними не заговаривал, будто бы вовсе не любопытствуя: что за люди и зачем пожаловали незваными?

Замятнин положил руку на шею своего сивого, надеясь, что к нему перетечет от мерина толика живого тепла. Хмельная бесшабашность, которой он так хвалился рядом с Бутовичем, успела выветриться за час ночного пути. Корнет не очень понимал, что же он натворил, чем так недоволен полковник, но уже понял, что по его вине дюжине его однополчан не придется, может быть, сегодня вздремнуть и вовсе.

Егерский унтер выскочил на крыльцо.

– Кто здесь корнет Замятнин?.. Пожалуйста, ваше благородие, вас генерал-майор приглашают.

– Идите, – буркнул Чернявский. – И смотрите, чтобы там не полковнику…

Конец фразы Алексей не расслышал, потому как заторопился в избу. Внутри он умудрился плечом задеть печку, шатнулся, и эдакая незадача расстроила его окончательно. Он увидел Мадатова, который кивнул ему в сторону стола, за которым, опираясь подбородком на руки, сидел егерский генерал.

Замятнин доложил о прибытии. Генерал молча оглядел его, потом крикнул:

– Летошнева сюда!

Вошел тот самый офицер, с которым Алексей несколько часов назад столкнулся в усадебке.

– Здесь полковник Мадатов и корнет Замятнин Александрийского гусарского. Поручик Летошнев был послан мной сегодня с заданием обеспечить полку ночлег у дома помещика Швейковского. Приказ им не выполнен. Объясните причины, поручик.

Летошнев только раз бросил взгляд на Замятнина, а после смотрел лишь на своего командира. Еще более вытянувшись и сжав кулаки, он принялся, не в первый, видимо, раз, рассказывать о своей неудаче.

– Взяв полуроту, выдвинулся к усадьбе, где натолкнулся на неприятеля. Посчитав его позицию более выгодной, не решился атаковать, чтобы не терять людей понапрасну. Затеяв перестрелку, послал взвод с унтер-офицером, чтобы атаковать французов с тыла, через сады. Но в этот момент появились гусары. Также зайдя через сады, выбили противника и преследовали его к лесу. А корнет… Замятнин… с двумя десятками рядовых подъехал ко мне и потребовал покинуть усадьбу. Я… я мог бы оказать сопротивление. – Поручик вытянул шею, сглатывая слюну. – Но гусар было до двух эскадронов, а у меня лишь полурота. И как же ссориться между своими в виду неприятеля. Я… вернулся, не исполнив приказа.

Валериан смотрел на молоденького егеря, представил себя на его месте и решил, что больше расстроился бы не от гнева начальства, а оттого, что его так унизили перед своими солдатами.

– Корнет Замятнин. – Мадатов старался, чтобы голос его звучал как можно строже. – Что вы можете рассказать о происшествии?

Алексей судорожно пытался сообразить, что же ему ответить пускай не егерям, но командиру своего батальона, человеку, которым он восхищался, на кого мечтал походить хотя бы отчасти. И только одну мысль мог ухватить он за самый кончик.

– Я… у меня не было приказа. Я… поступил самовольно. – Теперь он вдруг понял, что хотел сказать ему напоследок Чернявский. – Я приношу извинения поручику Летошневу. И всему егерскому полку.

По тому, как двинулся вдруг егерский генерал, Замятнин понял, что сказал правильно. Сказал то, что от него ждали старшие офицеры.

Мадатов поднялся.

– От имени Александрийского полка я тоже, ваше превосходительство…

Вскочил и Земцов.

– Не надо более, князь. Я уже не чувствую себя оскорбленным. Что до поручика…

– Я принимаю извинения корнета Замятнина, – отозвался Летошнев.

Валериан смотрел на молодых офицеров и удивлялся их сходству. Похожи они были и друг на друга, и на него самого, каким он был еще лет тринадцать тому назад. Он взглянул на Земцова, и ему показалось, что и генерал видит в этих мальчиках себя, двадцатилетнего, пылкого, страстного, ждущего немедленных подвигов, почестей, уважения товарищей, славы.

– Корнет, поручик, можете быть свободными. Летошнев, посмотрите, чтобы гусар обогрели у костерка, кипятком угостите.

Когда младшие офицеры вышли, Мадатов подсел к столу. Земцов уже разворачивал карту.

– Хорошие мальчики, – сказал он, не поднимая, впрочем, головы. – Надо бы их пообтесать, и славно будут сражаться… Так что же вы предполагаете, князь?

– Я не знаю планов командующего. Но думаю, что теперь, когда мы прошли Слоним и Несвиж, естественным будет направиться к Минску.

– Разумеется. Там у Бонапарта огромный магазин, запасы продовольствия, на которые он рассчитывает. Если мы успеем туда раньше, чем его главные силы, нанесем ему удар больший, чем выигранное сражение. Французы ушли из Москвы где-то в начале месяца. Потом Кутузов дал ему несколько сражений – Тарутино, Малоярославец, Вязьма… Сейчас Наполеон, думаю, уже подходит к Смоленску.

– Я слышал, – осторожно заметил Валериан, – что он умеет двигаться быстро.

– О да! Чертовски быстро, скажу вам, князь. И появляется там, где его не ждут вовсе. Но сейчас ему нет другого пути, кроме как к Минску. Значит, адмирал пошлет нас по этой дороге. Возьмем Минск… – Земцов вел палец по карте, и Валериан с трудом оторвал взгляд от искалеченной кисти Петра Артемьевича: два пальца и часть ладони отрубила семь лет назад французская сабля. – Дальше… Дальше сомнений нет. Здесь одни только болота, и единственный путь – дорога к Березине. Неширокая, думаю, речка, впадает в Днепр. А за ней город Борисов. Тоже, уверен, ничего примечательного – маленький, грязный. Но, если довериться карте, именно там мы все встретимся. Третья армия подойдет с юго-запада. Первая и вторая с востока. Еще же с севера подступит Витгенштейн. А в середине Наполеон! Загоним французского зверя, а, князь?!

– Если судить по карте, то, наверно, загоним.

Земцов засмеялся.

– А вы становитесь осмотрительны. Капитаном или же ротмистром давно бы с ротою, с эскадроном кинулись на всю старую гвардию. Полковником думаете уже дальше?

– Пока в пределах своего батальона. А генерал-майор?

– Генерал-майор, как видите, метит на место командующего. Решает стратегические вопросы. Но что делать, Валериан Григорьевич? В любой момент обстоятельства могут потребовать от каждого из нас принимать решения на ином уровне. И надо быть к этому максимально готовым. Да, да, думаю, совершенно даже в этом уверен: ключевым пунктом всей операции будет этот городочек Борисов…

Своих гусар Мадатов нашел у костра, где они уже вовсю болтали с егерями. Скомандовал на конь, заторопил кавалеристов, разомлевших от жара, надеясь, что успеет, вернувшись на место, еще прилечь часа хотя бы на три – три с половиной.

Проехав последний пикет, подозвал Замятнина.

– Хорошо, корнет, хорошо, что вы извинились сами. Нам же завтра на противника вместе идти, а мы сегодня друг на друга кидаемся. Правильно поступили, Замятнин. Не днем, в перестрелке, а сейчас у Земцова. Хвалю, доволен.

– Ваше сиятельство, я… – У Алексея перехватило дыхание.

– Вот именно. А теперь пристраивайтесь за последней шеренгой, в замóк, где и есть ваше место младшего офицера. Смотрите внимательней за окрестностями, очень надеюсь на вас, Замятнин…