Текст книги "Очищение нации. Насильственные перемещения населения и этнические чистки в Румынии в период диктатуры Иона Антонеску (1940–1944)"

В 1934–1935 гг. атаку против этнических меньшинств и духа конституции возглавил бывший румынский премьер-министр в 1919–1920 и в 19321933 гг. и до недавнего времени близкий соратник Маниу, Александру Вайда-Воевод, известный также как Вайда. Он разошелся с Маниу в вопросе о том, стоит НЦП пойти на сотрудничество с Каролем или же встать в непримиримую оппозицию к монарху и его окружению: Вайда выбрал первое, Маниу – второе. Выбор темы, на которой Вайда собирался обосновать свою кампанию, был продиктован политическим оппортунизмом: он считал, что она привлечет к нему избирателей, и это позволит ему создать самостоятельную массовую политическую партию[103]103
  См. пересказ Константина Арджетояну беседы Вайды с журналистом левоцентристских взглядов Теодореску-Браниште (Teodorescu-Braniște), состоявшейся в мае 1937 г. Ее содержание было пересказано мемуаристу другим журналистом, который при этой беседе присутствовал, см.: Argetoianu, Însemnări zilnice, vol. 2, pp. 231–232.


[Закрыть]. Вайда назвал принцип пропорционального представительства меньшинств numerus valachiqus; он утверждал, что его реализация привела бы к созданию «справедливого равновесия» между этническими румынами и меньшинствами. Хотя современники высказывали сомнение, был ли Вайда в действительности убежденным крайним националистом, или только прикидывался им, в своем новом амплуа он бессовестно эксплуатировал недовольство румынских средних классов преобладанием меньшинств в прибыльных сферах экономики и престижных профессиях[104]104
  См. сборник речей и произведений Вайды-Воевод, Cuvântare către Națiunea Română (Cluj: Ofensiva Română, f. d.).


[Закрыть].

В 1935 г. инициатива Вайды получила значительную поддержку среди различных сторонников правых, как независимых, так и маргинализированных в собственных партиях. Втайне этот проект поддержал и король, который надеялся, используя Вайду, подорвать позиции Маниу в Трансильвании (эти расчеты не оправдались)[105]105
  См. Valeriu Pop, Amintiri politice (București: Editura Vestala, 1999), pp. 86 и далее.


[Закрыть]. Среди самых значимых участников этой кампании был Михаил Манойлеску, возможно, единственный на тот момент румынский экономист, получивший международную известность. Он родился в Молдове в 1891 г., в дворянской семье, о которой говорили, что она была богата не деньгами, а связями с влиятельными лицами. Манойлеску получил образование дорожного инженера. Он прошел Первую мировую войну в рядах румынских войск. Начиная с 1920 г. он работал в различных экономических министерствах, входивших в состав правительств Национал-либеральной партии. В тот период он позиционировал себя как сторонник экономического и политического либерализма, но уже тогда выделялся своим неукротимым энтузиазмом по поводу способности государства перестроить общество на «принципах научной организации», что не вполне соответствовало программе его партии[106]106
  Цит. по: Roberts, Rumania: Political Problems of an Agrarian State, p. 194. Это цитата из брошюры Манойлеску 1922 г., направленной против Национал-царанистской партии и ее доктрины «царанизма».


[Закрыть]. В мае 1926 и январе 1927 г., когда в качестве субсекретаря Министерства финансов Манойлеску был в командировках в Италии, он встречался с Муссолини и был им восхищен[107]107
  Биографические данные Манойлеску см. в: Memorii, vol. 1, pp. 19–80. Про его аудиенцию у Муссолини см.: Ibid., pp. 63–65. Подробнее о Манойлеску и его экономических идеях, см.: Philippe C. Schmitter, „Reflections on Manoilescu and the Political Consequences of Delayed Development on the Periphery of Western Europe”, Social Change in Romania: A Debate on Development in a European Nation, ed. Kenneth Jowitt (Berkeley: Institute of International Studies, University of California, 1978), pp. 117–139.


[Закрыть].

В 1928 г., будучи с составе правительственной делегации в Париже, Манойлеску встретился с Каролем и стал «карлистом»[108]108
  Об отношениях Манойлеску и Кароля см.: Manoilescu, Memorii, vol. 1, pp. 104 и далее.


[Закрыть]. После реставрации в июне 1930 г., в которой он сыграл важную роль, Манойлеску подготовил меморандум для нового короля, рекомендовавший целую программу действий, «предназначенных, – как он напишет в своих мемуарах, – положить конец демократическим фикциям, повсеместно возродить румынизм и его элиту» (выделено в оригинале. – В. С.). Король внимательно изучил и, видимо, остался доволен документом, но не решился немедленного разогнать парламент[109]109
  Manoilescu, Memorii, vol. 2, p. 223.


[Закрыть]. В 1930–1931 гг. Манойлеску был влиятельной фигурой в окружении Кароля и занимал министерские посты: в 1930 г. он был министром путей сообщения и общественных работ, а в 1930–1931 гг. – министром торговли и промышленности, также занимал пост управляющего Центральным банком. Но в октябре 1931 г. он разорвал отношения с Каролем вследствие спора о том, должно ли государство спасти обанкротившийся банк «Marmorosch Blank», владелец которого Аристиде Бланк был влиятельным членом узкого круга приближенных короля, так называемой камарильи. Кароль, имевший в банке финансовые интересы, поддержал идею спасения банка за счет государственного бюджета, тогда как Манойлеску, на тот момент управляющий Национальным банком, высказался против[110]110
  Ibid., pp. 268–303.


[Закрыть].

Потеряв влияние в камарилье и оказавшись в изоляции, Манойлеску стал сближаться с правыми и с лагерем критиков короля, что в конечном счете привело его в Железную гвардию, которую он финансировал через компанию, совладельцем которой был вместе со своими братьями. Манойлеску был избран сенатором по спискам партии Кодряну в декабре 1937 г.[111]111
  Ornea, Anii treizeci, pp. 265–279; Bordeiu, Mișcarea Legionară în Dobrogea, p. 75. Услуга, оказанная Манойлеску Железной гвардии, состояла в оказании финансовой поддержки газете Buna Vestire, которая была фактически печатным органом Железной гвардии. См.: Horia Sima, Era libertății. Statul național-legionar (Madrid: Mișcării legionare, 1982), pp. 21–22. Манойлеску всё же проявлял осторожность и никогда окончательно не порывал с Каролем. См., например, его статью от 26 марта 1937 г., в которой он выступал как за Румынию под управлением Железной гвардии, так и за Румынию Кароля II (Scurtu, ed. Ideologie și formațiunile de dreapta, p. 322).


[Закрыть]Две книги, опубликованные на французском, принесли ему европейскую известность. В 1934 г. он опубликовал Век корпоративизма, а в 1937 г. – Единая партия: политическое учреждение новых режимов[112]112
  Первая книга была издана в F. Alcan и вторая в Les reuvres franșaises.


[Закрыть] . Эти книги сразу же были переведены на румынский и другие европейские языки и за очень короткий срок выдержали несколько изданий. Манойлеску стал своего рода звездой в европейских фашистских и национал-социалистских кругах. В Берлине, Риме и Лиссабоне его принимали с распростертыми объятиями, и он встречался с властителями этих трех режимов[113]113
  Manoilescu, Memorii, vol. 2, pp. 313 и далее.


[Закрыть].

Главным аргументом Манойлеску был тезис, который он повторял снова и снова: рыночная экономика и демократия не смогли обеспечить развитие аграрных стран, поскольку они были выгодны лишь промышленно развитым нациям. Но с началом мировой депрессии стало очевидным, что капитализм свободного рынка изжил себя и в промышленно развитых странах.

Следовательно, демократия и рыночная экономика должны быть упразднены и введено новое корпоративное тоталитарное государство. В Румынии такой переворот должен привести к созданию истинного румынского государства, поскольку государство, созданное здесь в середине XIX в. элитой, получившей французское образование, было «заимствованным», не соответствовавшим национальным нуждам страны. Только подобная революция могла «реабилитировать государство и воссоединить его с народной душой» (выделено в оригинале. – В. С.) и таким образом превратить наконец румын в «политический народ»[114]114
  Ibid., p. 378.


[Закрыть].

Одной из главных задач нового, истинно румынского, тоталитарного и корпоративного государства должна была стать румынизация экономики, необходимость которой Манойлеску доказывал следующим нехитрым силлогизмом. Он начинал с постулата, что любая нация, чтобы существовать, должна обладать своим идеалом. Идеалом этим может быть только национализм, т. е. «мощное утверждение своей коллективной личности». Но национальные меньшинства несут угрозу разрушения этой личности самим фактом своего существования. Когда меньшинства доминируют в различных отраслях национальной экономики, теряется национальный характер всей страны:

Итак, если страна, как целостность, хочет защитить свой национальный характер, необходимо, чтобы каждый организм национального коллектива обладал четким национальным характером (выделено в оригинале. – В. С.)[115]115
  Mihail Manoilescu, Le siècle du corporatism: Doctrine du corporatisme intégral et pur (Paris: Librairie Félix Alcan, 1934), pp. 39, 178–180.


[Закрыть].

Решить эту задачу, как настаивал автор, могли бы только корпорации, т. е. объединения работодателей и работополучателей по отраслям экономики, поскольку только они находились в положении, позволяющем обеспечить внедрение румынизации и изгнание нерумын из экономики[116]116
  См.: Z. Ornea, Anii treizeci, p. 274.


[Закрыть].

Манойлеску выступил 3 декабря 1935 г. в Сенате с программной речью по этой теме, которая была, как он впоследствии утверждал в своих воспоминаниях, тепло встречена сторонниками Вайды-Воевода[117]117
  Manoilescu, Memorii, vol. 2, p. 375.


[Закрыть]. В том же году Манойлеску был избран президентом Генеральной ассоциации инженеров Румынии и, получив санкцию Ассоциации, незамедлительно инициировал проведение политики румынизации в данной профессии. Это было первое решение такого рода, за которым в скором времени последовали и другие профессиональные организации, среди которых отличилась коллегия адвокатов, наметившая своей целью полное исключение нерумын[118]118
  Ibid., pp. 372–373. О положении в коллегии адвокатов см.: lancu, Les Juifs en Roumanie (1919–1938), pp. 290–295.


[Закрыть].

Как уже отмечалось выше, в стане румынских правых существовали разногласия относительно того, какие группы должны считаться смертельными врагами румын: только евреи или же все этнические меньшинства. А. К. Куза, одержимый антисемитизмом и мечтавший о всеобщем союзе христиан против евреев, ратовал за первый выбор, в то время как многие другие представители правых, включая Вайду-Воевода, Манойлеску и Крайника, хотя и были антисемитами, выступали за второй вариант, и разработанные ими программы воплощали такой взгляд. Еще один влиятельный правый политик Валер (или Валериу) Поп рассказывал в своих послевоенных мемуарах, как он схлестнулся по данному вопросу с Александру Кузой.

Поп родился в Трансильвании, в семье греко-католического священника. В юности, как и Маниу, он мечтал о политической карьере, но, в отличие от своего великого современника и соперника, не примкнул к Национальной партии и был, похоже, габсбургским лоялистом. В Первую мировую войну он воевал в рядах австро-венгерской армии и сдался в плен итальянцам только в начале 1918 г. Затем он примкнул к отрядам румынских добровольцев и вместе с ними вернулся в Трансильванию, к тому времени уже румынскую провинцию. В начале 1920-х гг., работая юристом в Клуже, Поп пытался организовать различные националистические группы в политическую силу, способную бросить вызов НЦП в Трансильвании. Его эфемерная партия позиционировала себя справа от НЦП, но эти попытки закончились неудачей. В 1923 г., после долгих переговоров по программным и организационным аспектам с партией Кузы, Поп вместе с небольшой группой своих сторонников из Трансильвании примкнул к партии последнего и был избран по ее спискам в мае 1926 г. в палату депутатов. Вскоре после этого, вероятно, в начале 1927 г., он выступил в палате с речью по проблеме румынизации городов, в которой утверждал, что в этом направлении не было достигнуто никакого прогресса, и требовал принять срочные меры. Немедленно после него взял слово Куза и заверил депутатов-венгров, что им нечего опасаться его партии, единственным врагом которой были «жиды». По словам Попа, после заседания многие депутаты и политики, включая видных национал-либералов, приватным образом заверяли его в своей с ним солидарности. Вскоре после этого, в мае 1927 г., Лига Кузы распалась, и Поп был среди тех, кто покинул ее ряды[119]119
  Pop, Amintiri politice, pp. 166–191. О разрыве с LANC см. также: Codreanu, Pentru legionari, pp. 280–291.


[Закрыть].

Несмотря на первую неудачу в политике, Поп вскоре вновь появился на национальной сцене, на этот раз в качестве руководителя организации греко-католиков Трансильвании, чьи интересы оказались под угрозой из-за попыток православного духовенства, поддерживаемого многими политиками Старого королевства, укрепить свои позиции в провинции за счет грекокатолической церкви. В 1931 г. Поп был вновь избран в парламент по спискам весьма неоднородного блока, который создал Николае Йорга, занимавший тогда пост премьер-министра. Вернувшись в парламент, Поп установил близкие отношения с королем, который стал продвигать его на различные государственные должности, самой важной из которых была должность министра юстиции. Поп играл важную роль в интригах Кароля в Трансильвании, которые были направлены на подрыв влияния Маниу и НЦП в провинции. Он был одним из тех, кто в 1935 г. поддержал вайдовскую идею numerus valachiqus, выступив в парламенте с пламенной речью, в которой он вновь подверг критике якобы провалившуюся румынизацию городов[120]120
  Ibid., pp. 190 и далее.


[Закрыть].

Рассмотренные выше деятели румынской правой, в отличие от членов Железной гвардии или даже кузистов, которые были маргиналами в румынской политической и культурной жизни, принадлежали к респектабельному румынскому мейнстриму. Некоторые из них имели значительный опыт работы во власти, другие обладали репутацией состоявшихся писателей, поэтов и ученых. Многие в тот или иной момент входили в окружение короля Кароля II. Среди них лишь Крайник был крайним националистом и правым экстремистом всю свою публичную жизнь, в то время как другие усвоили жесткий националистический дискурс скорее по расчету, чем по убеждению. Их объединяло убеждение, что восхождение фашизма и национал-социализма было несомненным знаком, что агрессивный национализм владел ключами от будущего, и они с энтузиазмом поставили на него. Они готовы были выбросить за борт якобы устаревшую и неэффективную демократию и сделали выбор в пользу авторитаризма как более подходящей для решения насущных проблем формы правления, к тому же адекватно отражавшей дух времени. Они были убеждены, что Румыния должна наладить более тесные отношения с фашистской Италией и нацистской Германией и не слишком рассчитывать на западные демократии. Независимо от того, были ли они идеологическими фанатиками или циничными оппортунистами, эти писатели, публицисты и политики сделали идеи исключения национальных меньшинств из национальной экономики и их удаления из Румынии политически приемлемыми и даже респектабельными. Несмотря на разницу во взглядах и интенсивное личное соперничество, которые помешали им создать сплоченную политическую группировку, все они были согласны с программой Крайника, предусматривавшей создание этнократического государства.

Глава 2
Колонизация и переселение: первые румынские опыты

Программа Никифора Крайника отражала не только общие взгляды румынских правых, но и накопленный румынским государством опыт в том, что касалось колонизации и переселения. В конце 1930-х гг., как будет показано в данной главе, среди сторонников правых в Румынии стало модным считать этот опыт неопровержимым доказательством того, что применение тех же методов в более широком масштабе способно было в скором времени превратить Румынию в этнически однородную нацию.

Колонизацию как средство изменения демографического характера определенного региона румыны применили после войны за независимость 1877–1878 гг., когда Берлинский конгресс закрепил за Румынией северную часть Добруджи, до этого принадлежавшей Османской империи, взамен юга Бессарабии, уступленного Румынией России[121]121
  О дипломатической истории аннексии Добруджи см.: Catherine Durandin, „La Russie, la Roumanie et les nouvelles frontières dans les Balkans: le cas de Dobrogea”, Cahiers du Monde russe et sovietique, 20, nr. 1 (janvier-mars 1979), pp. 61–65.


[Закрыть]. Добруджа для Румынии имела большое стратегическое значение, поскольку обеспечивала более широкий выход к Черному морю, но население в ней было смешанным, причем мусульмане, по большей части турки и татары, в 1879 г. даже составляли относительное большинство – 30 % населения (румыны – 29,2 % и болгары – 26,9 %)[122]122
  См.: Constantin lordachi, „Citizenship, Nation– and State-Building: The Integration of Northern Dobrogea into Romania, 1878–1913”, The Carl Beck Papers în Russian & East European Studies (Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2002), p. 8. Демографические данные по Северной Добрудже на момент ее аннексии всегда были очень спорными. Современные болгарские историки утверждают, что этнические болгары составляли приблизительно половину от общей численности населения, оцениваемой в 100 тыс. человек, в котором румыны составляли меньшинство. См.: Жеко Попов, Българите в Северна Добруджа 1878–1913 (София: Иван Вазов, 1991), с. 81 и след.


[Закрыть].

Румынская элита считала изменение этнического состава населения вновь приобретенной провинции необходимым условием закрепления своего контроля над ней. Согласно законам 1880 и 1882 гг., а также последующим поправкам к ним, румынское государство стало значительным обладателем земельной собственности в регионе, включавшей как бывшую собственность Османского государства, так и владения, оставленные эмигрантами, в основном османскими чиновниками. Румыны воспользовались тем, что большая часть земельных участков ранее была взята гражданами провинции в аренду у Османского государства за ежегодную плату (тип земельной собственности, известной в османском праве как мирие). По вновь принятому закону резиденты, желавшие стать полноправными хозяевами участков, должны были выкупить их по рыночной цене; им также было предоставлено право отказаться в пользу государства от трети своей земли взамен закрепления за ними частной собственности на остальную площадь. Государство, таким образом, постепенно стало обладателем 88 тыс. гектаров земельных угодий, которое оно собиралось распределить между этническими румынами[123]123
  lordachi, Citizenship, Nation– and State-Building, pp. 28–31.


[Закрыть]. Правительство продавало эту собственность участками двух типов: от 3 до 10 гектаров и от 10 до 100 гектаров. Участки первого типа продавались по цене, определенной соглашением с будущим покупателем, и с рассрочкой на 30 лет; участки второго типа продавались на аукционах. Правом на приобретение земельных участков обоих типов пользовались лишь румынские граждане румынского этнического происхождения, в соответствии со статьей 3 конституции 1866 г., гласившей: «Территория Румынии не может колонизироваться чужеродным населением»[124]124
  Ioan lavorschi, Colonizarea în România: Teză pentru doctorat în științele economice prezentată și susținută în octombrie 1937 (Iași: Institutul de arte grafice „Brawo”, 1937), pp. 44–45; lordachi, Citizenship, Nation– and State-Building, pp. 27–38. Как разъясняет Яворски, изначально под «чужеродным населением» понимались кандидаты на колонизацию из-за границы, которые не были этническими румынами. После присоединения Добруджи запрет был распространен на граждан страны – неэтнических румын. В конституции 1923 г. ст. 3 сохранилась в редакции конституции 1866 г.; ее исходный смысл был иным, чем тот, который ему придавали позднейшие интерпретации. См.: lavorschi, Colonizarea în România, pp. 18–20.


[Закрыть].

Посредством серии законов 1888, 1903 и 1916 гг. с последующими поправками государство предоставило льготы при наделении земельными участками младшим офицерам запаса с большой выслугой лет в армии и ветеранам войны 1877–1878 гг., «не имевшим земли для пропитания». Дополнительные привилегии включали наделение более крупными участками (до 20 га) вдоль границы с Болгарией, отмену поземельных налогов и разнообразных сборов, а также прямые правительственные субсидии. Колонисты в свою очередь лишались права отчуждать эти участки и были обязаны проживать «в центрах колонизации». Жители подобных центров официально назывались «колонистами»[125]125
  Ibid., p. 46.


[Закрыть].

Несмотря на значительные ресурсы, выделенные правительством под эту программу, многие современники считали, что она провалилась. Колонисты часто сетовали, что климат Добруджи слишком отличался от того, к которому они привыкли, государство не исполняло свои обещания насчет льгот, а обязательство жить в центрах колонизации было слишком обременительным. Во многих случаях колонисты продавали, вопреки запретам, свои земли либо просто-напросто покидали их. Вследствие этого в 1916 г. в Добрудже проживало лишь 4500 колонистов-ветеранов, на поддержку которых правительство затратило 2,5 млн леев, в то время как еще 3017 бывших колонистов были лишены своих земель государством в 1903 г., когда оно конфисковало у них 38 тыс. га заброшенной земли[126]126
  lavorschi, Colonizarea în România, pp. 147–151; см. также: lordachi, Citizenship, Nation– and State-Building, p. 32.


[Закрыть]. Как выразился Николае Йорга в 1930 г., «пример старой [т. е. северной] Добруджи показывает, как выглядит дурно проведенная колонизация»[127]127
  Цит. по: lavorschi, Colonizarea în România, p. 52.


[Закрыть]

Если колонизация региона ветеранами оказалась неэффективной, то усилия по его развитию, включая строительство моста через Дунай у Чернаводэ (сдан в эксплуатацию в 1895 г.), порта в г. Констанца и железной дороги, связывающей его с остальной Румынией, как и выделение пахотных земель этническим румынам из других частей страны, привели к экспоненциальному росту населения провинции и изменению его этнического состава[128]128
  Об усилиях правительства по развитию Добруджи см.: lordachi, Citizenship, Nation-and State-Building, pp. 43–46; Durandin, „La Russie, la Roumanie et les nouvel – les frontières dans les Balkans”, pp. 66–67.


[Закрыть]. Население возросло до 261 490 человек в 1900 г. и 368 189 в 1912 г. Демографическая ситуация также драматически изменилась: в 1912 г. румыны составляли 56,9 % от общего числа населения, болгары 13,4 %, а турки и татары – 10,8 %[129]129
  lordachi, Citizenship, Nation– and State-Building, p. 36. Болгарские источники, как легко было предвидеть, продолжали подвергать сомнению истинность этих данных и настаивали на том, что этнические болгары составляли большинство населения провинции даже в 1912 г., но в данном случае их аргументы кажутся преувеличенными. См.: Попов, Българите…, с. 85–105.


[Закрыть]. В 1930 г. население северной части Добруджи насчитывало уже 437 131 человека, из которых румыны составляли почти 65 %. Характерно, что их доля в городах (67,3 %) была чуть выше, чем в сельской местности (64,3 %). Это указывает на то, что экономическое развитие само по себе было для этих демографических изменений важнее, чем программы распределения земельной собственности[130]130
  Расчеты произведены по книге Мануилэ: Studiu etnografic, pp. 34–47. Иордаки излагает историю об интегрировании провинции в румынское государство и нацию, включая ее колонизацию и национализацию ее населения. Мое мнение отличается от его точки зрения лишь акцентами: в то время, как Иордаке приписывает успехи румын в данной области целенаправленным действиям государства (см. особенно lordachi, Citizenship, Nation– and State-Building, pp. 2, 36), я считаю, что решающее значение имело спонтанное движение населения и новые экономические возможности.


[Закрыть].

После Второй Балканской войны (1913 г.), в которой Сербия, Греция и Румыния воевали против Болгарии, Румыния аннексировала южную часть Добруджи, отторгнутую от Болгарии по Бухарестскому мирному договору. По своей форме на карте южная Добруджа получила также название Кадрилатер, или Четырехугольник. Площадь Кадрилатера составляла 7695 кв. км, а население насчитывало 281931 человека, из которых румын было всего лишь 2,3 %, а болгар, согласно болгарским данным, 47,6 %, по румынским же 43 % (оба источника указывают один и тот же процент румын). Многие болгары были колонистами, которых поселило там болгарское правительство[131]131
  Jean Nouzille, „La frontière bulgaro-roumaine en Dobroudja”, Revue Roumaine d’Histoire, 35, nr. 1–2 (1996), pp. 36–37.


[Закрыть]. Таким образом, у румын был повод утверждать, что сложившаяся там демографическая ситуация незаконна и подлежит изменению мерами законодательного и административного характера. 1 апреля 1914 г. был принят закон об организации Новой Добруджи, который предусматривал конфискацию части наделов, выделенных болгарским колонистам болгарским правительством, в период от образования независимого болгарского государства в 1878 г. и до 1913 г., когда область была аннексирована Румынией. Так как большая часть наделов, которыми владели эти болгарские колонисты, не принадлежала им на правах частной собственности, а была арендована у болгарского государства, закон 1914 г. предоставлял им право выкупить эти наделы у румынского государства по рыночной цене (румынское государство как правопреемник болгарского стало после аннексии собственником всех государственных угодий) или же уступить треть надела государству, получив остальное в частную собственность. Поскольку выкуп своих участков по рыночной цене могли себе позволить лишь немногие арендаторы, это положение закона открывало широкие перспективы для перераспределения земельной собственности в провинции. Важной особенностью новой провинции было то, что правом получения земельных участков в ней могли пользоваться не только этнические румыны, которые были гражданами Румынии, но и граждане других государств румынской национальности, которые желали переселиться в Румынию. В новой провинции этнические румыны могли стать колонистами, даже не будучи румынскими гражданами[132]132
  См.: lavorschi, Colonizarea în România, pp. 45, 130–131; Constantin Noe, „Colonizarea Cadrilaterului”, Sociologie românească, 3, nr. 4–6 (1938), pp. 120–121.


[Закрыть].

Но эти планы были сорваны вспыхнувшей Великой войной. Уже осенью 1916 г. Добруджа – как южная, так и северная – была оккупирована Болгарией; по Бухарестскому миру мая 1918 г. Румыния потеряла всю Добруджу, но вернула ее в ноябре 1918 г. после поражения Центральных держав. Права Румынии на всю Добруджу были закреплены Нёйиским договором Союзных держав с Болгарией, подписанным в ноябре 1919 г.

После войны в повестке дня румынского правительства стоял целый ряд неотложных вопросов, требующих напряжения всех его административных и финансовых ресурсов. Самой важной – с точки зрения долговременных социально-экономических и политических последствий – была аграрная реформа. Принятая законодательно летом 1917 г. как средство предотвращения социальной революции по российскому образцу, она стала осуществляться в декабре 1918 и продолжалась до конца 1920-х гг. Реформа осуществлялась путем экспроприации (за выкуп) крупных землевладений, принадлежавших по большей части румынским помещикам – боярам (официальный титул румынских дворян) и распределения экспроприированных таким образом земель – на довольно уравнительной основе – румынскому крестьянству. Крестьяне должны были заплатить за землю небольшие суммы денег, которые они могли взять в кредит на льготных основаниях у государства[133]133
  Roberts, Rumania: Political Problems of an Agrarian State, pp. 22–39; Katherine Ver-dery, Transylvanian Villagers: Three Centuries of Political, Economic, and Ethnic Change (Berkeley: University of California Press, 1983), pp. 278–280.


[Закрыть].

Реформа носила прежде всего социальный характер, однако одновременно имела целью создание привилегированных условий для землепашцев румынского этнического происхождения. Во-первых, при проведении так называемой «внутренней колонизации», т. е. расселении крестьян из малоземельных коммун в менее населенные регионы страны, представители национальных меньшинств подвергались систематической дискриминации. Ссылаясь на статью 3 конституции («Территория Румынии не может колонизироваться чужеродным населением»), закон исключил румынских граждан иного этнического происхождения из этих программ. Следует, однако, иметь в виду, что масштаб этих операций был незначительным: до 1930 г. лишь 33093 колониста получили 256095 га земли – ничтожное количество по сравнению с почти 1479 млн крестьянских хозяйств, которые получили землю во время реформы[134]134
  lavorschi, Colonizarea în România, p. 73; Victor Axenciuc, Evoluția economică a României. Cercetări statistico-istorice. 1859–1947, vol. 2, Agricultura (București: Editura Academiei, 1996), p. 107


[Закрыть]. Во-вторых, румынское государство попыталось конфисковать земли у недавних колонистов нерумынского происхождения, поселенных во вновь присоединенных провинциях предшествующими государствами. Но эти попытки противоречили положениям договора о национальных меньшинствах, и когда в 1925 г. венгерские колонисты Трансильвании выиграли в Лиге наций дело против румынского государства, Румынии пришлось выплатить компенсации в сумме 709 тыс. леев. Вследствие этого от подобной практики пришлось отказаться[135]135
  lavorschi, Colonizarea în România, pp. 66, 153. В этом частном случае венгерские фермеры, расселенные на основании венгерского закона 1881 г., обнаружили, что часть их земли оказалась лишней по сравнению с установленным для экспроприированной области максимумом.


[Закрыть]. После этого колонизация использовалась спорадически как средство укрепления новых границ путем расселения вдоль них землепашцев румынского этнического происхождения, как это было, например, вдоль границ с Болгарией, Венгрией и Советским Союзом. Например, неизвестное, но, видимо, небольшое количество румынских беженцев из западной части Баната и Венгрии были расселены вдоль соответствующих границ[136]136
  Ibid., p. 68.


[Закрыть].

В 1924 г. румынское правительство вновь обратило внимание на Кадрилатер, решив ускорить румынизацию провинции более жесткими мерами. Принятием поправки к закону 1914 г. болгарские колонисты были лишены права выкупать свои наделы. Бюрократическая процедура признания их прав собственности была усложнена, а срок подачи всех необходимых документов был сокращен до 90 дней. В случае, если болгарские колонисты не успевали представить требуемые документы или их документы аннулировались специально созданной комиссией, их земля подлежала конфискации. Более того, в рамках аграрной реформы правительство экспроприировало пахотные земли сверх «неприкосновенного минимума», установленного для всей Румынии, даже в том случае, если болгарские колонисты владели ими после уступки государству трети своего земельного участка, как предусматривал закон от 1 апреля 1914 г.[137]137
  Ibid., pp. 131–133; Noe, „Colonizarea Cadrilaterului”, pp. 121–123. Для ознакомления с современным болгарским анализом см.: „Становище на Комисията за проучване на спорни въпроси между България и Румуния относно аграрния режим и поданство на българите в Добруджа”, Петър Тодоров, Косо Пенчиков, Марин Цуцов, Стела Изворска, Антонина Кузманова, ред. Извори за историята на Добруджа 1919–1941 (София: Издателство на Българската академия на науките, 1993), т. 2, с. 264–266.


[Закрыть]

Как и следовало предвидеть, последовавшие масштабные конфискации вызвали враждебную реакцию болгарского населения региона. Болгарская пресса вела непрерывную кампанию по разоблачению румынской политики в Кадрилатере, а болгарское правительство обращалось с многочисленными жалобами в Лигу Наций. Банды комитаджей (comitadji), которые действовали с болгарской территории под командованием Военной Добруджской революционной организации (ВДРО) при поддержке местных болгар, нападали на представителей румынских властей в Кадрилатере и убивали их, а также терроризировали румынских колонистов[138]138
  О ВДРО и ее сложных отношениях с болгарским и международным коммунистическим движением, которое пыталось подчинить ее своему контролю, но преуспело в этом лишь отчасти, см.: Ibid., особенно сс. 75-192. См. также румынские документы в: Dan Cătănuș, ed., Cadrilaterul. Ideologie cominternistă și iredentism bulgar, 1919–1940 (București: Institutul Național pentru Studiul totalitarismului, 2001). О ВРОМ см.: Hugh Poulton, Who Are the Macedonians? (Bloomington: Indiana University Press, 1995), pp. 92–99.


[Закрыть].

Помимо непрекращающихся конфискаций земельной собственности у болгарских колонистов, земельные владения румынского государства в южной Добрудже возрастали вследствие интенсивной эмиграции турок и татар из этой провинции. Их эмиграция началась с момента создания Болгарского государства и усилилась после того, как вновь созданная Турецкая Республика стала активно стимулировать их «репатриацию», стремясь заселить ими территории Малой Азии, опустевшие после изгнания во время войны с Грецией 1919–1923 гг. христиан. Процесс ускорился после подписания 4 сентября 1936 г. конвенции между Турцией и Румынией о добровольной эмиграции мусульманского населения как из старой, так и из новой Добруджи[139]139
  Об этой беседе см. Arcadie Gherasim, Schimbul de populații între state (București: Monitorul oficial și imprimeriile statului, 1943), pp. 69–72. Турки ожидали, что эмигрируют 170 тыс. мусульман, но выехали лишь 70 тыс. человек.


[Закрыть]. Пользуясь преимущественным правом покупателя при продаже земельной собственности, правительство приобрело от покидавших провинции мусульман громадные площади пахотной земли, которые намеревалось колонизировать этническими румынами. Только за последние 9 месяцев 1936 г. правительство купило у мусульманских эмигрантов 3617,5 га земли и рассчитывало в итоге стать обладателем 120 тыс. га, бывших ранее в собственности турок и татар[140]140
  lavorschi, Colonizarea în România, p. 135.


[Закрыть]. Согласно болгарским данным, румынское государство приобрело таким образом или экспроприировало не менее 48 % площадей, которыми ранее владело местное население[141]141
  См.: Todorov et al., eds., Izvori za istoriata na Dobrugia, p. 464.


[Закрыть].

В межвоенный период демографическая ситуация в Новой Добрудже постоянно менялась в пользу этнических румын. Если в 1912 г. их было 6 тыс. (2,3 % всего населения), то в 1930 г. уже 69 тыс. (19 %), а в 1940 г. 86 тыс. (21 %), в то время как численность болгар и их удельный вес в местном населении изменились следующим образом: 1912 г. – 122 тыс. (43 %); 1930 г. – 137 тыс. (37 %); 1940 г. – 152 тыс. (37,2 %). Еще более драматически изменилось демографическое положение турок и татар: с 1912 г., когда они составляли 136 тыс. (48 %), до 137 тыс. (40,6 %) в 1928 и до 96 тыс. (26 %) в 1938 г.[142]142
  См.: Sabin Manuilă, „The Population of Dobrogea”, „Dobrogea”, Studii romanești, 4 (București: Academia Romană, 1940), pp. 187–188; Anton Golopenția, „Populația teritoriilor românești desprinse în 1940”, idem, Opere complete, vol. 2, Statistică, demografie și geopolitică, ed. Sanda Golopenția (București: Editura Enciclopedică, 2002), p. 550.


[Закрыть] В массе переселенцев румынского происхождения были две группы колонистов с особым статусом. Рассмотрим эти группы более внимательно, поскольку именно на них чаще всего ссылались румынские националисты, когда говорили о колонизации Кадрилатера как примере для подражания.

Первой группой были военные колонисты. В июне 1922 г. полковник Георге Расовичяну, командир 9-го горнострелкового полка, воевавший в недолгой кампании 1916 г. в Добрудже, послал военному министру меморандум, в котором предложил превратить в колонистов своих демобилизованных солдат и поселить их вдоль границы с Болгарией, на юге Добруджи. В каждой колонии должно было проживать по 50 семей; колонисты должны были жить под руководством одного из бывших офицеров. Расовичяну подкрепил свой план милитаристской и националистической риторикой, выдавая его за прецедент для всей страны, границы которой должны быть укреплены подобными военно-аграрными поселениями[143]143
  См.: Colonizarea și organizarea frontierelor României Mari (București: Tipografia Ministerului de Război, 1925).


[Закрыть].

Правительство одобрило это предложение и в том же году издало соответствующий указ, во исполнение которого были сформированы 13 колоний с 453 колонистами. Однако и этот эксперимент завершился провалом. Как установила комиссия военного министерства в 1928 г. (когда у власти было национал-царанистское правительство во главе с Юлиу Маниу), колонисты, чьи права собственности не были четко определены, жили в условиях «неокрепостничества» под контролем своих командиров, и большинство из них так и не закрепилось в военных колониях, разрываясь между селами, откуда они были родом, и военными колониями. На основании собранных комиссией сведений правительство распорядилось прекратить создание военных колоний, освободило колонистов от зависимости по отношению к руководителям колоний, а также лишило некоторых из них звания колониста и соответствующих привилегий. Подтверждение прав собственности получили лишь 55 % из первоначального числа колонистов[144]144
  Noe, „Colonizarea Cadrilaterului”, p. 123; lavorschi, Colonizarea în România, pp. 122–123.


[Закрыть].

С 1925 г. в провинции начался новый эксперимент. На этот раз толчок пришел из-за рубежа. Глубокие изменения, произошедшие на Балканах после Мировой и турецко-греческой войн, привели к резкому ухудшению положения арумын, которые известны также как куцовлахи, а в Греции еще и как влахи. Происхождение данной этнической группы спорно. Их язык весьма близок, но не идентичен румынскому языку. Нет сомнения в том, что они являются потомками древнего романизированного населения, однако неясно, жили ли они изначально на территории к северу от Дуная, и тем самым долгое время входили в то же сообщество, что и предки современных румын, а затем мигрировали в направлении к югу от Дуная, или же они были отдельной этнической группой на юге Балкан с момента ухода оттуда римлян. На протяжении веков арумыны вели полукочевой образ жизни, занимаясь скотоводством, караванной торговлей, ростовщичеством и различными ремеслами. Лишь малая часть арумын занималась земледелием, в отличие от большинства других балканских народов. На Парижской мирной конференции представители арумын оценивали численность своего народа приблизительно в 500 тыс. человек; большинство из них проживало в то время в Греции[145]145
  Об арумынах см.: Tom Winnifrith, The Vlachs: The History of the Balkan People (New York: St. Martin’s Press, 1987); Centre d’étude des civilisations de l’Europe centrale et du sud-est, Les Aroumains, cahier nr. 8 (Paris: INALCO, 1989).


[Закрыть].

Своих «братьев» к югу от Дуная румыны открыли в середине XIX в., и с тех пор различные группы националистов периодически разворачивали кампании в прессе по вопросу о преследованиях, которым якобы подвергаются данные группы населения. Румынские правительства предпочитали занимать более осторожную позицию и воздерживаться от политической эксплуатации этой потенциально взрывоопасной темы. Правительства ограничивались предоставлением финансовой помощи арумынским школам и церквям, преследуя, помимо гуманитарной, цель обозначить свое присутствие на Балканах. В самом арумынском сообществе, однако, прорумынские активисты были в меньшинстве, большинство же арумын поддерживало национальные стремления греков (феномен, известный под названием эллинофилии)[146]146
  См.: Jelavich, P. Jelavich, The Establishment of the Balkan National States, p. 210; Georgi Barbolov, „Politika na Bukaresht v Makedoniia po Arumunskiia vopros prez 18781913 godina”, Istoricheski Pregled (Bulgaria), 49, nr. 1 (1993), pp. 148–163.


[Закрыть]. Ситуация резко изменилась после Первой мировой войны вследствие обмена населением между Грецией и Турцией с одной стороны и между Грецией и Болгарией с другой. В 1920–1925 гг., 1,3 млн христиан, изгнанных турками из Малой Азии, въехали в Грецию. В это же время около 90 тыс. болгар и 355 тыс. турок переселились из этой страны на свои «этнические родины»[147]147
  См.: Stephen Ladas, The Exchange of Minorities: Bulgaria, Greece and Turkey (New York: Macmillan, 1932); Charles King, The Black Sea: A History (Oxford: Oxford University Press, 2004), pp. 122–123, 439, 644–660.


[Закрыть]. Как показывают эти цифры, Греция должна была разместить на своей территории гораздо больше переселенцев, чем выехало из нее. Греческое правительство вынуждено было принять меры, серьезно ущемлявшие интересы арумынских общин.