Автор книги: Владимир Солонарь
Жанр: Политика и политология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Название цитирует меморандум С. Мануилэ, представленный Иону Антонеску в октябре 1941 г.: ANI, Fond Sabin Manuilă, f. XII/211, f. 2.
[Закрыть]
В 1930-х гг. внешняя политика Румынии эволюционировала от союза с Францией к позиции равноудаленности по отношению к западным державам и Германии, а потом ко всё большему сближению с последней, вплоть до лета 1940 г., когда Румыния стала практически сателлитом Берлина. Хотя эти изменения произошли под контролем Кароля, они не были результатом его идеологических предпочтений и тем более его долгосрочной стратегии, как предполагали Ю. Маниу и его соратники[181]181
Об отношении Национал-царанистской партии к внешней политике Кароля см.: Hudița, Jurnal politic, [1938–1939], pp. 19–24; [1940–1940], p. 85; [1941–1942], pp. 23–24, 62, 217, 362, 382.
[Закрыть]. Согласно убедительной трактовке Ребекки Хайнс, постепенно и с колебаниями сближая свою страну с Германией, Кароль руководствовался следующими соображениями. Во-первых, он принимал в расчет важность экономических связей с этой страной для развития Румынии. Во-вторых, он надеялся убедить немцев предоставить Румынии гарантии территориальной целостности, в первую очередь против реваншистских требований венгров в отношении Трансильвании. В-третьих, король надеялся, что немцы смогут защитить страну от нарастающей советской угрозы (здесь главной заботой была Бессарабия, поскольку Советы никогда не признавали ее аннексию Румынией). Внешняя политика Кароля по всем этим аспектам отражала господствующие настроения румынской политической элиты[182]182
См.: Rebecca Haynes, Romanian Policy towards Germany, 1936–1940 (New York: St. Martin’s Press, 2000), особенно pp. 167–169, 177.
[Закрыть].
Если бы Кароль действовал по своему усмотрению, он предпочел бы не сближать Румынию с Германией настолько, насколько это в конце концов произошло летом 1940 г. По этой причине, хотя румынская внешняя политика стала постепенно переориентироваться на Берлин с августа 1936 г., когда Кароль отправил в отставку прозападного министра иностранных дел Николае Титулеску, она скорее плелась в хвосте событий, чем предупреждала или вызывала их своими инициативами. Румыния заключила экономический договор с Германией (которого последняя добивалась годами) лишь 27 марта 1939 г., одновременно запросив у французов и британцев гарантии западных границ Румынии, которые и были ей предоставлены 13 апреля 1939 г.[183]183
Ibid., pp. 67-101; Balta, Rumănien und die Grofimăchte, in der Ara Antonescu, 19401944 (Stuttgart: F. Steiner, 2005), pp. 60–63.
[Закрыть]
В конце апреля 1939 г. Кароль выразил свое согласие с мнением своего премьер-министра Арманда Кэлинеску, согласно которому «не может быть никаких сомнений насчет результата будущей войны: победа [западных] союзников. Следовательно, необходимо проводить ту же политику, что и в 1914 году, то есть длительный, насколько возможно, нейтралитет, с конечной целью перехода в определенный момент на сторону союзников». 23 августа того же года, после того как стало известно о советско-нацистском пакте, который опрокинул все их предыдущие расчеты, Кароль и А. Кэлинеску вновь обсудили сложившуюся ситуацию, которая, по их мнению, ухудшалась с каждым днем, и пришли практически к тому же выводу, который они сформулировали в апреле[184]184
Carol al Il-lea, Între datorie și pasiune, vol. 1, pp. 305, 329, 338, 409 (цитата на p. 338).
[Закрыть]. Даже 20 мая 1940 г., после первых десяти дней германского блицкрига на Западе, Кароль выразил несогласие с мнением Г. Тэтэреску, который считал, что Германия уже практически выиграла войну и что настала пора переориентировать румынскую внешнюю политику на победителя[185]185
Ibid., vol. 2, p. 171.
[Закрыть].
Только 28 мая 1940 г., узнав о капитуляции бельгийской армии, король прислушался к советам Г. Тэтэреску, министра иностранных дел Григоре Гафенку, а также маршала двора (и «друга» Лупеску) Эрнеста Урдэряну, настаивавших, что переориентация на Германию неизбежна. Но и тогда он всё же не хотел спешить, записав в дневнике:
Опасность оказаться привязанным к Германии велика, но если рок толкает нас в этом направлении, лучше сделать это в 12-м часу.
Хотя Кароль «восхищался немцами и признавал их достоинства», он не выносил их «брутальности»[186]186
Ibid., vol. 2, pp. 171, 176–179 (цитата на p. 177).
[Закрыть].
После отставки Г. Гафенку, который воспринимался как слишком прозападный, чтобы пользоваться доверием при решении новых задач, Кароль назначил на должность министра иностранных дел богатого предпринимателя Иона Джигурту, имевшего обширные деловые интересы в Германии и известного германофила. По прошествии нескольких недель после того как немцы вошли в Париж (14 июня), непосредственно накануне капитуляции Франции, 21 июня, Кароль издал указ о реорганизации Фронта национального возрождения в «Единую и тоталитарную партию Нации», в которую доступ евреям был запрещен внятным образом[187]187
Указ о преобразовании ФНВ в Партию нации был опубликован на следующий день после подписания капитуляции Франции в Monitorul Oficial (см. MO, nr. 2056). Указ опубликован также и в Scurtu et al., eds., Documente privind istoria României, p. 474.
[Закрыть]. Сторонники правых в окружении короля всё же чувствовали, что для того чтобы убедить Гитлера в смене Каролем курса, этих символических действий недостаточно. Валер Поп так писал в своих мемуарах:
Поп, разумеется, имел в виду, что реальную власть следовало передать подобным ему людям, известным своей непримиримой ксенофобией и симпатиями к фашистам и нацистам. Другие сторонники правых, включая Александру Вайду-Воевода, Георге Брэтиану и даже Хорию Симу (новый лидер легионеров, который в 1939 г., когда его партия подвергалась репрессиям, сбежал в Германию, а теперь, вернувшись в Румынию, симулировал «сближение» с королем), давали Каролю те же советы[189]189
О Вайде смотри его меморандум королю от 9 июля 1940 г. в: ANI, Fond Alexandru Vaida-Voevod, f. 265. О Георге Брэтиану см.: Hudița, Jurnal politic, [1938–1939], p. 333; Carol al II-lea, Între datorie și pasiune, vol. 2, p. 232. О Хории Симе см.: ibid., pp. 191–192, 235; Bordeiu, Mișcarea Legionară în Dobrogea, p. 211.
[Закрыть].
Однако Кароль продолжал колебаться, и лишь дальнейшее быстрое ухудшение международного положения Румынии заставило его еще сблизиться с Германией. 26 июня 1940 г. Советский Союз ультимативно потребовал от Румынии немедленно уступить Бессарабию и Буковину; отчаянная попытка Румынии получить помощь в Берлине потерпела неудачу, поскольку немцы «посоветовали» пойти на уступки Советам (Берлину всё же удалось убедить Москву ограничить свои требования севером Буковины, оставив южную часть провинции в руках Румынии). Румыны последовали данному совету, но отказом от Бессарабии и северной Буковины их проблемы не закончились. В начале июля Венгрия и Болгария усилили давление на Румынию, требуя вернуть под свой контроль Трансильванию и юг Добруджи соответственно[190]190
Об обстоятельствах уступки Бессарабии и северной Буковины и последующих событиях см.: Ioan Scurtu, Constantin Hlihor, Complot împotriva României. Basarabia, nordul Bucovinei și ținutul Herța în vâltoarea celui de-al doilea război mondial (București: Editura Academiei de înalte studii militare, 1994), pp. 7-31. О заседании Коронного совета, на котором было принято решение об уступке территорий, см.: Carol al II-lea, Între datorie și pasiune, vol. 2, pp. 198–205,
[Закрыть].
В новой ситуации Кароль сделал еще один шаг в сторону Германии. 3 июля он сформировал новое правительство, главой которого стал Ион Джигурту. В него входили: Михаил Манойлеску – министр иностранных дел, Хория Сима – министр культуры, Никифор Крайник – министр по связям с общественностью, вместе с другими менее известными лицами, ценными своими связями в Германии и Италии, или же неоднократно и публично выраженными симпатиями к фашизму и нацизму[191]191
См.: Hudița, Jurnal politic, [1940], pp. 227–288.
[Закрыть]. Первым актом нового кабинета стало декларирование нового кредо внешней политики: «искреннее интегрирование в систему, созданную осью Берлин – Рим». 2 июля Румыния «отказалась» от британских гарантий, а 7 июля без каких-либо объяснений вышла из Лиги наций[192]192
Valer Pop, Bătălia pentru Ardeal, pp. 31–35; Hitchins, Rumania, 1866–1947, pp. 445447; Mihail Manoilescu, Dictatul de la Viena. Memorii iulie-august 1940, ed. Valeriu Dinu (București: Editura enciclopedică, 1991), pp. 46–49.
[Закрыть].
К тому моменту Румыния действительно была в очень сложной ситуации. Постоянно циркулировали слухи о передвижении советских войск вдоль Прута, новой советско-румынской границы; эти движения зачастую воспринимались как доказательства скорого советского вторжения. Широкое распространение получили страхи перед возможным нападением на страну со стороны Венгрии и Болгарии при вероятной поддержке со стороны нацистской Германии и Советского Союза. Поскольку Франция, главный союзник Румынии, с военной точки зрения была уничтожена, а Великобритания была изгнана с европейского континента, существовала ли альтернатива попытке заключить альянс с Германией? Ю. Маниу и самый влиятельный эксперт НЦП по вопросам внешней политики, Иоан Худицэ, считали, что существовала. Они опровергали слухи о неизбежном советском нападении, считая их выдумкой правительства, и настаивали, что дальнейшие территориальные уступки невозможны, пусть даже это означало бы оккупацию страны Германией и ее союзниками. Ю. Маниу и И. Худицэ утверждали, что Румыния ни в коем случае не должна отказываться от ориентации на Великобританию. Поскольку они никогда не сомневались в том, что Гитлер в конечном счете войну проиграет, то придерживались мнения, что оккупация Румынии Германией предпочтительней любой политики, которая превратила бы Румынию в ее союзника: временная потеря независимости в войне против Гитлера и его союзников, считали они, гарантировали бы Румынии лучшие позиции на переговорах в конце войны, чем любые временные преимущества, которые мог бы дать союз с фашистскими государствами[193]193
См., например: Hudița, Jurnal politic, [1940], p. 202, запись от 22 июня 1940 г.
[Закрыть]. Отстаивая такую позицию, эти политики демонстрировали такую способность политического предвидения и твердость убеждений, которыми обладали очень немногие румынские государственные деятели того времени. Хотя неприязнь и недоверие к немцам в румынской элите были сильны (Румыния традиционно была франкофильской страной), ненависть и страх перед Советами были еще сильнее. Стоя перед выбором: немцы или Советы, – большая часть румынской политической элиты сделала выбор в пользу немцев и против Советов. Иными словами, внешняя политика Кароля была ближе к румынскому общественному мнению (или по крайней мере мнению румынских элит), чем политика оппозиции[194]194
См.: Ibid., [1938–1939], pp. 19, 24, 67, 93, 343; [1939], pp. 131, 171, 190, 238; [1940], pp. 14, 84–85, 91, 202, 205, 237, 265, 279–280, 304. Весьма проамерикански и профранцузски настроенный Георге И. Дука (George I. Duca) в тот момент также чувствовал, как явствует из его дневниковой записи от 7 июня 1940 г., что у короля не было иного выбора. См.: Duca, Cronica unui român în veacul XX, vol. 2, pp. 269–270.
[Закрыть].
Непродолжительное правление И. Джигурту было отмечено целым рядом решений, которые заложили основы румынской внутренней политики на годы вперед, пережив не только премьерство И. Джигурту, но и самого короля. Важнейшими из них были два закона от 8 августа 1940 г., направленные против евреев. Автором этих двух законов был министр юстиции и профессор права Бухарестского университета Ион В. Груя. Первый вводил юридическое определение еврея и жестко ограничивал гражданские и политические права лиц, подпадающих под данное определение. Второй закон запрещал браки между «румынами по крови» и евреями. Оба закона сознательно и явно следовали в русле Нюрнбергского антисемитского нацистского законодательства с некоторыми, весьма незначительными, отличиями. Румынский закон предлагал более широкую, чем немецкое законодательство, дефиницию «евреев», включая в эту категорию и лиц «смешанной крови». В отличие от германского варианта, румынский закон делил евреев на три категории, в зависимости от времени получения румынского гражданства. Евреи, которые натурализовались при строгом ограничительном законодательстве в Старом королевстве, в наименьшей мере подвергались дискриминации. Самой обширной дискриминации подвергались евреи, ставшие румынскими гражданами после 1918 г.[195]195
Тексты законов вместе с пояснениями министра Груя см.: Benjamin, Stanciu, eds., Legislația antievreească, pp. 37–51.
[Закрыть]
В долгосрочной перспективе важными оказались не детали этих законов, а их дух. Как убедительно показала румынский историк Лия Бенджамин, в 1940–1944 гг., т. е. на протяжении всего периода официального преследования евреев, разделение румынского еврейства по категориям оставалось пустым звуком, поскольку после выхода закона Груи ни законодатель, ни администрация, проводя антисемитскую политику, не обращали внимания на такие юридические тонкости[196]196
Lya Benjamin, „Studiu introductiv”, Ibid., pp. xxx и след.
[Закрыть]. Установив для румынских граждан иного, чем румынское, этнического происхождения неполноценный юридический статус, режим сделал решающий шаг в сторону, противоположную либеральному конституционализму, на котором зиждилась румынская политическая и юридическая система Нового времени, в сторону государства, основанного, по словам Г. Груи, «на <…> биологической концепции Нации». С этого момента, заявил Г. Груя, «Нация <…> стала в меньшей мере юридическим сообществом, или политическим коллективом, [и] в большей – духовным и органическим сообществом, основанным на праве крови, из которого проистекает иерархия политических прав»[197]197
Ibid., pp. 39, 51. Чрезвычайный указ о преобразовании ФНВ в Партию нации опубликован в Scurtu et al., eds. Documente privind istoria României, doc. 125, p. 474.
[Закрыть]. Такой язык был чреват самыми дурными последствиями, прежде всего для евреев, а затем и для остальных национальных меньшинств. В этом плане Г. Груя выразил дух новый политической эпохи, зачинавшейся в Бухаресте.
Новое отношение к румынским гражданам иного этнического происхождения со всей очевидностью проявилось в ходе румынско-венгерских переговоров по Трансильвании. Более того, именно в ходе этих переговоров правительство всерьез задумалось о полном «очищении» нации от меньшинств путем обмена населением с соседними странами. По этой причине стоит обратить больше внимания на историю этих переговоров. Вопреки тому факту, что ответ Гитлера на обращение Румынии в начале июля 1940 г. о гарантиях ее территориальной целостности был обескураживающим, многие сторонники правых в Румынии тешили себя надеждой, что мнения германских лидеров по этому поводу разделились и что сам Гитлер не был склонен поддерживать Венгрию в ее территориальных притязаниях. И в самом деле, в 1936–1937 гг. Гитлер отправил несколько посланий бухарестскому правительству, в которых заверял, что Германия никогда не поддержит территориальные требования Венгрии к Румынии. Не исключено также, что среди нацистских руководителей и вправду существовали разногласия по данной теме и что позиция нацистов определилась только к концу переговоров[198]198
См.: Haynes, Romanian Policy towards Germany, pp. 23, 154–156; Argetoianu, Însemnări zilnice, vol. 1, pp. 17–20, 96–97, și ibid., vol. 2, pp. 291, 364.
[Закрыть]. До лета 1940 г. Кароль с презрением отзывался о заверениях Гитлера насчет добрых намерений в отношении Румынии, теперь же король ухватился за них как за свою единственную надежду.
В конце концов, под давлением Гитлера Кароль 6 июля 1940 г. дал согласие на начало переговоров с Венгрией и Болгарией по территориальному вопросу, но подчеркнул, что в основе урегулирования должен был лежать «этнический принцип». Вопреки семантическому сходству, синтагма «этнический принцип» в 1940 г. понималась румынами весьма отлично от «принципа национальности», сформулированного в 14 пунктах президента США Вудро Вильсона и положенных западными державами в основу определения границ в Центральной и Восточной Европе после Первой мировой войны. Согласно «принципу национальности», как он понимался во время Парижской мирной конференции, простое большинство жителей той или иной этнической группы на данной территории служило достаточным основанием для передачи этой территории соответствующей нации-государству (хотя, разумеется, на практике этнографические данные зачастую дополнялись соображениями безопасности, доступа к путям сообщения и др.).
«Принцип национальности» никогда не означал, что государство, границы которого были основаны на нем, должно было быть «чистым» с этнической точки зрения[199]199
Очень полезную дискуссию о присущих «принципу национальностей» рисках см.: David Laitin, „Ethnic Cleansing, Liberal Style, MacArthur Foundation Program”, Transnational Security Working Paper Series, nr. 4 (Cambridge: Massachusetts Institute of Technology, 1995).
[Закрыть]. В отличие от такого подхода, «этнический принцип», как его понимали румыны в 1940 г., предполагал, что любое территориальное изменение должно сопровождаться обменом населением таким образом, чтобы конечным результатом стало создание «чистых» с этнической точки зрения государств. И наоборот, если территориальные изменения не сопровождались обменом населения и не приводили к этнической «чистоте» вовлеченных государств, то их следовало признать незаконными.
Идея определить стратегию переговоров с Венгрией и Болгарией в таких терминах принадлежала, похоже, министру иностранных дел М. Манойлеску, или же главному переговорщику с Венгрией Валеру Попу, или же обоим одновременно, и была одобрена Каролем 6 июля. Вот как они объясняли свою позицию. Поскольку Гитлер ранее объявил себя сторонником этнического принципа (какое значение он придавал этому термину, М. Манойлеску и В. Поп предпочли не разъяснять) и поскольку он уже «решил» территориальный спор Рейха с Италией по поводу Южного Тироля (так называемое соглашение Гитлер – Муссолини от 23 июня 1939 г.) через «поощрение» немцев, проживавших в этой области, к «возвращению» в Рейх и отказа от претензий на эту область, то если румыны заявят о своей готовности следовать той же логике, Гитлер склонится на их сторону[200]200
О соглашении Гитлера – Муссолини и перемещении немцев из Тироля, которое во всех отношениях было очень похоже на принудительный обмен, см.: C. F. Latour, „Germany, Italy and South Tyrol, 1938-45”, HistoricalJournal, 8, nr. 1 (1965), pp. 95-111.
[Закрыть]. В действительности тайная надежда М. Манойлеску и В. Попа состояла в том, что им удастся подменить территориальные уступки обменом населением. Они рассчитывали, что, поскольку в Румынии было больше этнических мадьяр, чем этнических румын в Венгрии (особенно если включить секеев в число мадьяр), так же как в Румынии было больше этнических болгар, чем этнических румын в Болгарии, то в случае, если бы соглашение было заключено на основе «этнического принципа», румыны уступили бы только ту часть своей территории, которая была необходима для колонизации на ней «избыточного» числа этнических «чужаков», которых предстояло вывезти из Румынии в соответствующую страну.
Сторонники правых в Румынии и поклонники нацистов, которые на тот момент преобладали в окружении короля, убедили себя, что этот план давал единственную надежду выбраться из международного кризиса с наименьшими территориальными потерями. Вдобавок они считали, что этот план имел и иные преимущества, выходящие за рамки территориального спора с Венгрией и Болгарией, поскольку мог способствовать продвижению страны по пути этнической гомогенизации, которую они считали абсолютно благотворной. В послании, адресованном фюреру 26 июля 1940 г., Кароль объяснял позицию своей страны следующим образом:
М. Манойлеску, который редактировал послание короля, выразился на Коронном совете 23 августа, согласно своим мемуарам, еще яснее:
Разумное решение нашего спора с Венгрией путем обмена населением может принести нам некоторые выгоды, ведь как было бы хорошо избавиться от секеев, торчащих, как гвоздь, в сердце страны. Является ли секейский край румынским? – спросил я, и не получил ни одного ответа, ни одного возражения[202]202
Ibid., p. 170.
[Закрыть] (выделено в оригинале. – В. С.).
Идея сразу же распространилась в более широких политических кругах. 2 августа И. Джигурту и М. Манойлеску организовали встречу с видными представителями трансильванских румын, на которой 7 из 16 присутствующих одобрили как идею переговоров с венграми, так и принцип обмена населением как основу для соглашения с ними, а остальные высказались либо за вооруженное сопротивление (четверо), либо отказались занять определенную позицию. В частности, Секстил Пушкариу (Sextil Pușcariu), знаменитый филолог из Клужского университета, заявил, что, «вырезав сегодня секейский гнойник путем выдворения секеев, мы не уменьшимся».
Среди энтузиастов данной стратегии числились также А. Вайда-Воевод и ректор Клужского университета доктор Юлиу Хацеган, который заявил, что «формула правительства по этнической гомогенизации страны замечательна, и она начинает нравиться широким народным массам» (выделено в оригинале. – В. С.)[203]203
Ibid., pp. 146–147.
[Закрыть]. План Манойлеску – Поп получил поддержку даже внутри НЦП. Согласно дневниковым записям И. Худицэ, группа лидеров НЦП обсудила 17 августа стратегию правительства и решила поддержать территориальные уступки, если они будут осуществляться на основе этнического принципа и обмена населением. Даже Ю. Маниу, позднее осудивший передачу Венгрии севера Трансильвании и сваливший вину за это на правительство, на том этапе, похоже, считал, что стратегия правительства не совсем лишена логики и что общественное мнение не поймет его партию, если она сразу же ее осудит[204]204
Ibid., pp. 279–281. В переписке с Валером Попом в июне – июле 1942 г. Ю. Маниу обвинил последнего в утрате севера Трансильвании. Он также утверждал, что сам факт обсуждения этого вопроса с венграми являлся «предательством». С копиями этих писем можно ознакомиться в AIH, Dimitri G. Popescu papers, box 2.
[Закрыть].
26-27 июля И. Джигурту и М. Манойлеску были приняты Гитлером в Зальцбурге и Муссолини в Риме. Во время этих аудиенций они объяснили новым правителям Европы стратегию Румынии. Манойлеску сказал своим собеседникам, что «основой переговоров [должны были быть] обмены населением» с целью достичь такого решения, при котором «ни один венгр не должен остаться под властью румын и ни один румын под властью венгров» (выделено в оригинале. – В. С.). Румыны считали, что оба диктатора согласились с ними. У них даже сложилось мнение, что Гитлеру не только понравилась эта формула как основа для переговоров, но он даже придал ей всеобъемлющий характер как базовому тезису для урегулирования всех подобных споров в будущем: «Этническую субстанцию следует сберечь любой ценой», – якобы заявил он. Муссолини был также воодушевлен: «Нет ничего более ценного для народа, чем национальная гомогенность его территории» (выделено в оригинале. – В. С.)[205]205
Manoilescu, Dictatul de la Viena, pp. 105–124, mai ales pp. 118–119, 124.
[Закрыть].
Воодушевленный этим, казалось бы, неплохим началом, М. Манойлеску проинструктировал Валера Попа вести переговоры на этой основе. Переговоры с Венгрией начались 16 августа в румынском городе Турну-Северин. Румынская тактика состояла в том, чтобы вначале уговорить венгров принять за основу компромисса принцип обмена населением, и лишь после этого раскрыть свои расчеты в отношении уступаемой Венгрии территории, на которой должны быть «размещены» выдворяемые из Трансильвании этнические венгры, для которых не хватило бы свободного пространства в Венгрии после выдворения оттуда этнических румын. (Поскольку, согласно румынским данным, в Румынии имелось около 1475 тыс. этнических мадьяр, и лишь около 45 тыс. этнических румын в Венгрии, число «дополнительных» этнических мадьяр должно было быть воистину огромным; в 1939 г. население Венгрии оценивалось в 8,7 миллионов[206]206
См.: Manuilă, Studiu etnografic, p. 34; ANI, Fond Sabin Manuilă, XII/211/1941, f. 10.
[Закрыть].) Согласно этим расчетам, если страну покидали все этнические мадьяры, Румынии нужно было уступить 10 тыс. кв. км, а если депортации подлежали только этнические мадьяры из сельской местности, то уступить надо было только 7 тыс. кв. км[207]207
Manoilescu, Dctatul de la Viena, p. 194.
[Закрыть]. По сравнению с требованиями венгров – 67 тыс. кв. км, как и с той территорией, которую Гитлер и Муссолини в конце концов отдали 30 августа Венгрии в Вене – 42 243 кв. км – это действительно были незначительные цифры[208]208
См.: Pop, Bătălia pentru Ardeal, p. 96; Hitchins, Rumania, 1866–1947, p. 450.
[Закрыть].
Но эта тактика желаемых результатов не принесла. Венгры хоть и не отвергли идею обмена населением и «этнической гомогенизации», сразу дали понять, что готовы приступить к «гомогенизации» населения лишь после того, как будут осуществлены территориальные уступки, и ни в коем случае не до того. Что касается «репатриации» секеев, то венгерское правительство ясно указало, «что оно ее не желает, да и не может заставить секеев эмигрировать от своих очагов, никогда и ни при каких условиях»[209]209
Венгерский меморандум от 24 августа 1940 г. цит. по: Pop, Bătălia pentru Ardeal, pp. 130–131.
[Закрыть].
Венгерский меморандум завел переговоры в тупик. Хотя конференция формально продолжалась, ни малейшего прогресса достигнуто не было.
Гитлер решил разрубить гордиев узел одним ударом и 26 августа пригласил румын и венгров на встречу в Вене, которая должна была состояться 29 августа. В Вене И. Риббентроп и Г. Чиано попросту продиктовали условия соглашения. Они начали с того, что обязали обе стороны принять германоитальянский арбитраж, не поставив их в известность относительно того, каким же будет окончательное решение территориального спора, пригрозив Румынии, что в случае отказа она подвергнется нападению. Риббентроп добавил, что решение по Трансильвании будет основываться не на одном только этническом принципе, а на синтезе территориального и этнического принципов, обмен же населением будет не обязательным, а добровольным[210]210
Pop, Bătălia pentru Ardeal, pp. 171–172.
[Закрыть].
В ночь с 29 на 30 августа Коронный совет 21 голосом «за» и 10 «против» принял решение признать арбитраж[211]211
Среди тех, кто выступил и проголосовал «против», числились Дину Брэтиану, два лидера НЦП – Михай Попович и Ион Михалаке (Маниу отсутствовал, поскольку ему не удалось вовремя вернуться из Трансильвании) и Хория Сима. Н. Йорга, К. Арджетояну, все члены правительства и даже два легионера высказались «за». См.: Carol al Il-lea, Între datorie și pasiune, vol. 2, p. 249; Hudița, Jurnal politic, [1940], p. 299; Pop, Bătălia pentru Ardeal, pp. 181–184.
[Закрыть]. Во второй половине того же дня Риббентроп и Чиано объявили о своем решении подавленным румынам и изумленным венграм: Румыния должна была уступить Венгрии 42 243 кв. км с населением в 2,6 млн человек, среди которых насчитывалось, по румынским данным, 1,3 млн румын (почти 50 % от общего количества) и 975 тыс. мадьяр (37,1 %)[212]212
Pop, Bătălia pentru Ardeal, p. 190; Golopenția, „Populația teritoriilor”, Opere complete, vol. 2, pp. 551–556. Венгры провели в 1941 г. свою перепись на данной территории, и данные их переписи очень отличались от данных румынской: 1343 тыс. мадьяр и 1069 тыс. румын. Эта разница могла возникнуть вследствие перемещения беженцев. См.: Daniel Csatâri, Dans la tournemente: Les relations hungaro-roumaines de 1940 à 1945 (Budapesta: Akadémiai Kiadó, 1974), p. 39, Nr. 1.
[Закрыть]. Венский диктат, как его назвали румыны, никого не удовлетворил, но румыны восприняли его как национальную катастрофу.
Историки высказывали различные мнения относительно того, обманывал ли Гитлер румын с самого начала, или же, как считали М. Манойлеску и В. Поп, внезапно пересмотрел свою политику в отношении вопроса о Трансильвании в пользу венгров в августе 1940 г.[213]213
Для плодотворной дискуссии см.: Haynes, Romanian Policy towards Germany, pp. 154–159.
[Закрыть] Хотя этот вопрос имеет первостепенное значение для понимания германской политики на Балканах, он гораздо менее значим для целей данного исследования. Более важен тот факт, что идея массивного обмена населением, изначально задуманная как средство решения частной проблемы – территориального спора с Венгрией, – была немедленно объявлена новым принципом государственного строительства в Румынии. Так, М. Манойлеску, вернувшись 27 июля из Зальцбурга и Рима в Бухарест, в своем радиообращении к нации заявил, что обмен населением с Венгрией и Болгарией, который правительство в то время подготавливало, был лишь частью более широкой концепции этнического очищения. После двадцати лет чрезмерно великодушной политики в отношении меньшинств, продолжал М. Манойлеску, новое правительство решило «приступить более радикальными средствами к окончательному решению проблемы меньшинств, единокровных с нашими соседними народами, посредством мер, соответствующих духу нашего времени».
Среди таких мер обмен населением привел к очень хорошим результатам во всех странах <…>.
Таким путем сохраняется и укрепляется то, что является самым ценным для народа, а именно его этническая субстанция <…>.
Собрать внутри румынского государства всех румын из-за его пределов <…>, не оставляя ни одного румына за рубежом, и сократить, в максимально возможной мере, численность меньшинств в Румынии, – вот те два идеала, для достижения которых любое усилие желательно и любое средство пригодно.
С другой стороны, <…> Румыния не сможет стать совершенно гомогенной, и румыны не смогут добиться выполнения своего страстного желания быть хозяевами в своем доме, если мы не решим проблему еврейского элемента при помощи самых решительных и жестких мер[214]214
См., Evreii din România între anii 1940–1944. Izvoare și mărturisiri referitoare la evreii din România (serie specială), vol. 2: Lya Benjamin, ed., Problema evreească în stenogramele Consiliului de Miniștri (București: Hasefer, 1996), pp. 52–53.
[Закрыть].
Выступая по радио 9 августа с обращением к нации, Ион Джигурту высказался в том же ключе:
Правительство полно искренней и твердой решимости приступить к выполнению болезненного, но необходимого плана действий, по завершении которого наша нация укрепится, обретя национальную гомогенность на всей своей территории, обретет добрые отношения со всеми нашими соседями, а также обеспечит себе прочный и достойный мир[215]215
AMAE, E.9/71, vol. 234, f. 98.
[Закрыть].
Эта программа была одновременно абсолютно новой, в том смысле, что до тех пор ни одно румынское правительство не заявляло ничего подобного по своей дерзости, амбициозности и варварскому характеру задуманного, так и традиционной, поскольку полностью соответствовала давно уже высказывавшимся целям румынских радикальных националистов. Достаточно сравнить заявление М. Манойлеску с программой этнократического государства, изложенной Н. Крайником в 1936 г., чтобы заметить, что никакой существенной разницы между ними не было. Изменилась лишь политическая обстановка: с позиций на периферии румынской политики радикальные националисты переместились на самую вершину власти. Союз с нацистской Германией создавал, как они считали, «благоприятные исторические условия» для осуществления их самых дерзких мечтаний.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
