Текст книги "О носах и замка́х"

– Миссис Фрункель, – сказал тем временем доктор Доу, – мы пришли к вам, поскольку нас интересуют куклы.

– О, тогда вам нужно пройти в зал «Игрушек для девочек», у нас лучшая коллекция в городе.

– Речь идет о кукле по имени Миранда.

– О, Миранды! Дивные творения! – Хозяйка лавки с подозрением уставилась на посетителей. – И кому из вас они понадобились? Вряд ли мастеру Джасперу… – Она покосилась на доктора Доу, посчитав заинтересованность взрослого джентльмена в куклах как минимум странной.

– Что вы! – возмутился Натаниэль Доу. – Мы здесь не для того, чтобы что-либо покупать. Миссис Фрункель, эти куклы задействованы в некоем крайне неприятном деле. Нам нужно, чтобы вы сообщили все, что вам о них известно.

– Что? Какое еще дело? И почему вы разговариваете со мной в подобном тоне?

Миссис Фрункель кивнула своей помощнице, полной девушке с всклокоченными русыми волосами, и та занялась покупателями: джентльмены и дамы в сопровождении своих чад выстроились в очередь, в то время как сама хозяйка лавки прошла вдоль заставленной игрушками стойки и принялась поправлять вечно путающиеся нити шутов-марионеток под табличкой «Дешево!». Всем своим видом женщина давала понять, что ее больше не интересуют назойливые посетители, которые даже ничего не собираются покупать.

Натаниэль Доу поглядел на Джаспера, тот угрюмо кивнул, и они сдвинулись вдоль стойки следом за миссис Фрункель.

– Боюсь, я вынужден настаивать, мэм, – сказал доктор, – и уверяю вас, для вас же будет лучше, если вы все расскажете. Это… – он выдержал паузу, – полицейское дело.

Миссис Фрункель была не из тех, кого можно запугать этой фразой. Она продавала игрушки в том числе и тем, кто в разное время служил в полиции, и для нее жуткие злобные констебли были всего лишь повзрослевшими Бобби, Томми и Гарри. Она даже не обернулась к доктору Доу, делая вид, что их с племянником и вовсе больше не существует.

Доктор Доу решил рассказать этой женщине все в открытую:

– Миссис Фрункель, дело, о котором идет речь, – это не просто полицейское расследование. Куклы Миранды связаны с недавним ограблением «Ригсберг-банка». Уверен, на площади Неми-Дре будут счастливы узнать, что вы и ваша лавка причастны к ограблению.

– Ни к чему я не причастна! – Миссис Фрункель резко обернулась. Старая игрушечница по-настоящему испугалась – банкиров с площади Неми-Дре боялась даже она. – Вы ничего не должны им говорить, потому что я ни при чем! Моя лавка ни при чем!

– Тогда вам нечего скрывать, так ведь?

– Что ж, ладно! Что вас интересует?

– У меня есть грузовая декларация из Паровозного ведомства. – Доктор Доу достал бумагу из саквояжа. – Здесь значится, что в Габен в день туманного шквала по вашему заказу из Льотомна прибыли десять ящиков кукол Миранда из коллекции для послушных девочек. Это так?

– Это так, – проскрежетала хозяйка лавки игрушек.

– Расскажите поподробнее об этих ящиках…

В лавке было шумно. Не замолкая, из витых рожков, висящих под выкрашенным в звездное небо потолком, раздавалась веселенькая музыка, в которой проскальзывало нечто злое и нетерпеливое. Тут и там что-то жужжало, звенело и смеялось громким механическим смехом. К этому всему добавлялись восхищенный гомон детей и «Нет, мы это брать не будем, Колин!» от кого-то из родителей. Разговор миссис Фрункель с доктором Доу никого не волновал.

Хозяйка лавки поспешила в этом убедиться, бросив пару резких взглядов по сторонам, – судя по всему, она не хотела, чтобы то, о чем она собиралась рассказать, услышал кто-то посторонний.

– Я стараюсь быть в курсе всего происходящего в мире игрушек и слежу за кукольными новинками, – важно начала она. – Конечно же, я не могла упустить последнюю коллекцию, которую выпустили в начале сезона на всемирно известной фабрике игрушек «Скрудженс» в Льотомне. Я и прежде заказывала их игрушки. Как и всегда, я обратилась к мистеру Бренвику из «Дормут-уэй. Логистика и сообщения». Через него я и оформила заказ на моих милых Миранд. Через два месяца, а именно в день туманного шквала, мой заказ прибыл. Их доставили сюда, в эту лавку. Миранды разошлись очень быстро – недаром они держатся на пике моды в Льотомне до сих пор. Вот и вся история!

Доктор Доу покачал головой.

– Боюсь, это не так. Вы, мэм, забыли упомянуть о том, что один ящик был украден еще на вокзале. Учитывая это, к вам никоим образом не могло поступить десять ящиков.

Взгляд миссис Фрункель, которым она одарила Натаниэля Доу, назывался: «Проклятье! Вы и об этом знаете!» Она тряхнула головой и поджала губы.

– Все верно, – вынужденно признала хозяйка лавки. – К моему глубокому сожалению, один из ящиков был украден. И сюда пришли лишь девять ящиков. Я рассказала все, что вас интересовало?

– Вы упустили то, что ящики кое-кто сопровождал, – подсказал доктор Доу.

Миссис Фрункель до скрипа сжала в руке ручку лорнета.

– Верно, – сказала она. – Сопровождал. Вместе с куклами в Габен прибыл также и агент фабрики игрушек «Скрудженс». Этот джентльмен привез мне новые каталоги, еще он хотел разведать, какие игрушки пользуются в нашем городе спросом. Также он отвечал за доставку груза в целости. В этом он… гм… не слишком преуспел.

– Что вы можете рассказать об этом агенте?

– Его зовут Фредерик Фиш. Он настоящий джентльмен: пообещал мне компенсацию за утерянный ящик в виде двух дополнительных ящиков прямо со складов «Скрудженс».

– А его спутник?

– Спутник? – удивленно спросила миссис Фрункель.

Доктор Доу вздохнул. Ему откровенно надоело хождение вокруг да около.

– Я огорчу вас этим известием, мэм, но ваши куклы использовались для контрабанды.

– Что? Контрабанды?

– Именно. Внутри каждой перевозили запрещенных существ, гремлинов из Льотомна.

– Что за вздор?! – возмутилась хозяйка лавки игрушек.

– Вы сказали, что продали всех кукол. Могу я увидеть вашу книгу учета проданных игрушек?

– Нет, вы не можете!

– Мэм…

– Ни за что!

– Тогда я буду вынужден сообщить в «Ригсберг-банк», что вы чините препятствия в поисках грабителей.

Доктор Доу намеренно пошел на угрозы. Обычно он себе подобного с дамами не позволял, считая угрозы недостойными джентльмена, но именно миссис Фрункель, сама не зная того, спровоцировала его на столь нехарактерный для него шаг. Сперва своим допросом о его детстве, а после и тем, как высокомерно говорила с Джаспером. При этом хозяйка лавки игрушек знала что-то важное и постоянно лгала – заставить ее говорить правду мог лишь страх.

– Как, спрашивается, связаны контрабанда гремлинов и ограбление?! – спросила она дребезжащим голосом.

– А помимо банка, – продолжил доктор, проигнорировав ее вопрос, – мне не останется ничего иного, кроме как сообщить обо всем во Вред-ведомство, которое занимается в том числе и гремлинами. Боюсь, в таком случае они закроют «Тио-Тио» на время разбирательства, а быть может, и навсегда.

Миссис Фрункель яростно сложила свой лорнет и вставила его в специальную ложбинку на серебряном браслете, который охватывал витой змеей ее сухое запястье.

– Неудивительно, что вам не покупали игрушки, – отчеканила она. – Вы – злобный, черствый…

– Мэм, вашу книгу учета, пожалуйста.

Миссис Фрункель, вскинув подбородок, положила ладонь в кружевной перчатке на толстенный гроссбух на стойке. Она уставилась в пустые глаза доктора Доу и вдруг осознала, что ей его не перезлобить.

– Я все расскажу. – Миссис Фрункель поджала губы. – Ко мне дошло только пять ящиков – общим счетом двадцать пять Миранд. Вынуждена признаться, что я ничего не слышала о новой коллекции кукол, которую выпустили на «Скрудженс», – журналы и каталоги сюда доходят с сильным опозданием. Но ко мне пришел некий джентльмен – примерно за два месяца до туманного шквала, – у него было деловое предложение. Он знал, что в последние пару лет мои дела идут не очень и конкурировать с «Жу-жуэ» из Старого центра становится все сложнее. Этот господин пообещал предоставить мне новую коллекцию совершенно чудесных кукол, которых в «Жу-жуэ» нет и не будет.

– Что вы должны были сделать взамен?

– Я должна была оформить заказ, заплатить кукольные налоги и подтвердить указанное в бумагах количество. А если потом кто-то станет спрашивать, сообщать, что куклы проданы.

– То есть сделать то, что вы и пытались, когда мы только пришли, – констатировал доктор Доу. – Прошу вас, продолжайте.

– Как я уже сказала, в день шквала прибыл поезд, а вместе с ним – и мои куклы. Груз сопровождал человек из Льотомна, мистер Фредерик Фиш. Вечером, незадолго до начала шквала, сюда доставили девять ящиков. Мистер Фиш забрал свои четыре, после этого я его не видела. Я не знала, что он перевозит… гремлинов, вы сказали?.. Какая мерзость…

– Но что-то вы все же подозревали. Миссис Фрункель, отвечайте, будьте добры, честно. Мы не из полиции, никто вас арестовывать не станет. Более того, если вы все расскажете и это поможет в расследовании, ваше имя во всей этой истории будет опущено. Даю вам свое слово.

Хозяйка лавки пристально поглядела на доктора, а затем потупилась.

– Разумеется, я понимала, что это что-то незаконное. Но это ведь Габен! Здесь часто объявляют незаконным то, что может составить конкуренцию каким-либо заинтересованным влиятельным людям. Чего только стоит гуталин «Лайонелла», который запрещено ввозить. Все знают, что на введение этого запрета повлиял сэр Брюгг, владелец фабрик «Вакса Брюгга». Но я не спрашивала, что именно затеял мистер Фиш. Меня это не слишком-то волновало. Как только я увидела первую Миранду, все остальное перестало иметь значение. Я знала: эти куклы захочет приобрести своей дочери каждая дама из Сонн, Набережных или Старого центра – это произведение игрушечного искусства!

– Я верю вам, мэм. Скажите: мистер Фиш оставлял какой-то адрес? Говорил о том, куда собирается отправиться?

Миссис Фрункель выдвинула из стойки продолговатый ящик и выудила оттуда несколько картонок. Одну из них передала доктору. На ней значилось: «Апартаменты “Доббль”. Мансарда».

– Он оставил это на всякий случай.

– Благодарю, мэм.

– Не стоит. Прошло уже много времени. Если вы говорите, что Фредерик Фиш причастен к ограблению «Ригсберг-банка», то, вероятно, он уже давно исчез из города. Он ведь не дурак, чтобы оставаться здесь, когда все его ищут. И, скажу вам по секрету, дураком он мне точно не показался.

Миссис Фрункель задвинула ящик и отвернулась, всем своим видом давая понять, что больше ничего не скажет.

Доктор Доу удовлетворенно кивнул: полученных сведений и без того уже было предостаточно, а куклы прочно связались с гремлинами. История их появления в городе прояснилась.

– Благодарю за сведения, мэм, – сказал доктор. – Не будем вас больше отвлекать. Хорошего дня.

Миссис Фрункель не ответила.

Доктор и его племянник направились к выходу из лавки, но у самой двери Натаниэль Доу вдруг остановился. Его неожиданно посетила тревожная мысль, и он вернулся к стойке.

– Прошу прощения.

– Что еще? – сердито спросила миссис Фрункель.

– Меня мучает один вопрос, мэм. Если мистер Фиш приехал в город лишь в день туманного шквала, то как он мог к вам прийти с предложением за два месяца до того?

Хозяйка лавки игрушек пронзила доктора колючим взглядом.

– А я и не говорила, что ко мне приходил Фредерик Фиш. Ко мне пришел совершенно другой джентльмен.

– И кто же это был?

– Я прежде его не встречала. Вел он себя очень таинственно, лица не показывал. Просил называть его мистер Блохх.

– Фиш, сдавайся! – крикнул констебль Бэнкс, выглядывая из-за угла в коридор. – Сдавайся! Нас больше!

– Ты уверен, что нас больше? – громким шепотом уточнил констебль Хоппер. Он стоял по другую сторону коридора и осторожно выглядывал из-за своего угла. Револьвер в его руке дымился, некогда белая перчатка была серой от пороха.

– Тихо, Хоппер, он не знает, сколько нас!

– Как и мы не знаем, сколько там их, – проворчал Хоппер.

– Фиш, выходи!

В ответ на это еще несколько пуль прошили дверь номера в глубине коридора.

– Я уже вышел! – раздался смех из апартаментов. – Из себя, глупые флики!

Полицейские в Тремпл-Толл не слишком-то любили, когда их называли фликами, но сейчас это было меньшее из зол. Несмотря на столь ловко проведенную уловку с Граймлем и перехваченным предупреждением, застать Фиша врасплох не удалось…

Бэнкс и Хоппер отправились в апартаменты «Доббль», которые располагались тут же, на площади Неми-Дре, сразу, как добыли адрес.

Апартаменты занимали сливовое пятиэтажное здание и, по сути, являлись чем-то вроде гостиницы, в которой останавливались лишь состоятельные (по меркам Тремпл-Толл, разумеется) джентльмены и дамы. «Доббль» славились хорошим обслуживанием номеров, в вестибюль-ресторане подавали неплохую еду; обед и ужин также могли доставить прямо в апартаменты – к каждому номеру был подведен кухонный лифт. Сами же номера больше напоминали недурно обставленные просторные квартиры: освещение яркое, никаких вредителей, коридоры осенены парфюмом. В общем, констебль Бэнкс такие места не любил, поскольку в них водились сугубо снобы.

Действовать констебли договорились решительно – согласно почти никогда не подводившей методике «Нахрап». Они ворвались в апартаменты «Доббль» как два смерча, пронеслись на самокатах через вестибюль и резко затормозили у регистрационной стойки.

Испуганный портье за ней побледнел, как будто его обсыпали пудрой. Бэнкс и Хоппер тут же потребовали ключи от комнат, занятых неким мистером Фишем, но служащий апартаментов сбивчиво сообщил, что запасных ключей у него нет – особое требование постояльца, который также забрал и ключ-от-всех-дверей, – за те деньги, что он платил, никто не спорил. Тогда констебли схватили несчастного портье и потолкали его к лифту, чтобы тот никоим образом не смог предупредить Фиша об их прибытии.

Нетерпение и тревожное предчувствие так сильно овладели Бэнксом, что он даже притопывал в кабинке вяло поднимающегося лифта и сквозь зубы пытался подгонять его: «Ну сколько можно! Ну давай! Давай же!»

Вскоре констебли наконец прибыли на последний этаж. Портье указал им на дверь в дальнем конце коридора, но не успели полицейские подойти к ней, как прямо через нее начали стрелять.

Бэнкс с Хоппером едва успели укрыться в проходах по сторонам коридора, а портье, вжав голову в плечи, понесся к лифту.

– Отставить пальбу! – заревел Бэнкс и принялся нашаривать свой револьвер. Согласно уставу, констеблям в городе не полагалось огнестрельное оружие, за исключением самых отчаянных ситуаций, но Бэнкс с Хоппером просто «забыли» сдать свои «рединги» и патроны к ним сержанту после окончания предыдущего дела.

– Да, отставить пальбу! – громогласно поддакнул Хоппер и, высунувшись из-за угла, принялся стрелять в дверь. Он продолжал самозабвенно нажимать на спусковой крючок, пока в барабане не закончились патроны.

Коридор этажа заполнился пороховым дымом.

– Мимо! Все мимо! – раздался из апартаментов задиристый голос, когда растаяло эхо от выстрелов. – Бездарные стрелялы! Мой парализованный прадедушка так же стреляет! Хотя постойте-ка!.. Прадедушка, это ты там?

– Это полиция! – рявкнул Бэнкс и жестом велел напарнику обождать «с подачей второго блюда», хотя у него и самого руки чесались. Причем чесались буквально – такое с ним частенько приключалось из-за волнения. – Фиш, выходи с поднятыми руками!

– Да, или мы тебя изрешетим, как старый носок!

Бэнкс уставился на напарника и яростно прошептал:

– Что? Какой еще носок?!

– А что, они всегда дырявые, – пробормотал покрасневший Хоппер. – Вот я и подумал…

Фиш рассмеялся из-за двери.

– Еще поглядим, кто здесь носок! – воскликнул он. – И вообще, попрошу уважительнее! Для вас я – мистер Носок!

– Ну все… – сквозь крепко сжатые зубы процедил Бэнкс, выставил из-за угла руку с револьвером и принялся стрелять.

Хоппер, успевший перезарядить барабан, поддержал его. В ответ тоже полетели пули, подгоняемые раздражающим смехом.

Констебли еще не успели как следует свести знакомство с этим Фишем, но они оба его уже отчаянно ненавидели…

…Незадолго до перестрелки в апартаментах «Доббль» на этажи медленно поднимался еще один лифт.

Автоматон-лифтер в сливовой форме и шапочке коридорного мертвой хваткой вцепился в рычаг управления; стоял рычаг на отметке «Мансарда». Доктор Доу и Джаспер оба, задрав головы, неотрывно глядели на стрелку над дверью, медленно передвигающуюся между полированными латунными номерами этажей.

Вместе с ними в лифте поднимался молодой веснушчатый коридорный Джереми Бейкер. Болтал он без умолку:

– …И, представьте, нога с тех пор больше не болит! И все благодаря вам, доктор!

– Рад слышать, – ответил Натаниэль Доу.

Доктор и его племянник решили не идти через главный вход – минуя вестибюль и докучливого портье, можно было сэкономить больше времени и избежать ненужной шумихи. В апартаментах «Доббль» служил коридорным один из бывших пациентов доктора, и тот решил воспользоваться этим удачным стечением обстоятельств.

Начинался дождь, доктор не взял зонтик, и идти до станции пневмопочты желания не было, поэтому они с Джаспером отыскали ближайший уличный приемник. С него Натаниэль Доу отправил в «Доббль» послание для коридорного Джереми Бейкера, в котором попросил его встретить их у черного хода и провести наверх, на этажи. Джереми все выполнил в точности, поскольку считал себя обязанным доктору: как-то тот вылечил его хромоту, что позволило ему претендовать на хорошую работу в «Доббль».

К некоторому удивлению доктора, выяснилось, что мистер Фиш все еще квартирует в апартаментах, несмотря на то что говорила миссис Фрункель.

– Вы рассказывали о вашем постояльце, Джереми.

– Да! Мистер Фиш! – воодушевленно подхватил Джереми. – Прекрасный, отзывчивый, невероятно щедрый на чаевые господин. Персонал апартаментов просто обожает его.

– Он снимает апартаменты один?

– Да.

– Вы не заметили за ним ничего подозрительного?

– Подозрительного? Нет уж! Мистер Фиш очень обаятельный, так и хочется с ним подружиться. Все горничные от него без ума. И это несмотря на его… гм… эм-м… кхм… нос. А еще он это… как оно… экстра… экспра…

– Экстраординарный? – хмуро предположил Натаниэль Доу. Этот Фиш, кем бы он ни был, ему уже не нравился.

– Нет, я этого слова даже не слыхивал. Оно точно существует? А мистер Фиш, он… ну, странный немного.

– Говорит сам с собой? – предположил Джаспер.

– Нет, это дело обычное. Тут у нас половина номеров занята теми, кто говорит сам с собой. А мистер Фиш… странный, но в хорошем смысле. Он любит выскочить из-за угла и испугать коридорных, но всегда дает нам за это чаевые. А еще Гиббси рассказывал, что мистер Фиш иногда ходит по столу. И ест один шоколад. И вообще ведет себя экстра… экспра…

– Экстравагантно, – по-прежнему хмуро подсказал доктор Доу.

– О! Точно!

– В чем еще, помимо шоколада, выпрыгиваний из-за угла и прогулок по столу, выражается его экстравагантность?

– Ну, мистер Фиш не позволяет горничным убираться в его комнатах, хотя регулярно дает им чаевые за уборку. А еще он вообще никогда не покидает апартаменты «Доббль» – иногда спускается в вестибюль-ресторан, но чаще еду ему доставляют наверх кухонным лифтом. Пару дней назад он заказал, вы не поверите, автоматона, и, когда мистер Соболл, метрдотель, поинтересовался, зачем тот ему понадобился, сказал, что «на ужин».

– Да, это очень… экстравагантно. Сразу видно, что он из Льотомна.

– А, так он из Льотомна! – подивился Джереми. – Тогда все ясно. Все странные оттуда.

Судя по выражению лица простоватого коридорного, на этом сведения о Льотомне и его жителях у него заканчивались.

– К нему кто-то приходил?

– Ни разу за все время.

Доктор задумался. Постепенно у него в голове выстраивалась крайне занимательная картина. Было ясно, что мистеру Фишу даже не пришлось рвать на мелкие кусочки краденые деньги и превращать их в пыль, чтобы пускать ее недалеким служащим апартаментов в глаза. Еще Натаниэль Доу понял, что наглости этому человеку не занимать: ограбить банк – и преспокойно продолжать себе жить едва ли не по соседству с ним. Да уж, весьма наглый субъект…

Джереми меж тем все продолжал восхищаться:

– …Просто прекрасный постоялец! Едва ли не лучший из всех, кто на моей памяти останавливался в «Доббль». Никогда не ведет себя надменно, не придумывает унизительных заданий, не бьет коридорных и горничных. Даже не позволяет себе ругательств по отношению к персоналу, представляете?

Натаниэля Доу уже порядком утомила болтовня коридорного, но тут лифт наконец доехал до последнего этажа. Звякнул колокольчик, и двери раскрылись. Тут-то и раздались выстрелы…

…Констебль Бэнкс гневно рычал.

На этаже творилась неразбериха. Тучи едкого дыма ползли по коридору, мелькали вспышки выстрелов, пули вонзались в деревянные панели, которыми были обшиты стены снизу, вспарывали обойную ткань сверху. Кто-то кричал, кто-то – ясно кто! – смеялся.

Бэнксу было не смешно, он выглянул из-за угла и жестами показал Хопперу, чтобы тот следовал за ним.

Толстый констебль уловил последовательность в поведении наглого Фиша. Тот не скупился на оскорбления и всякий раз, принимаясь поливать полицейских унизительными сравнениями и обидными прозвищами, на время прекращал стрелять – он был весьма самодовольным типом, а такие не любят, когда грохот выстрелов заглушает их голос. И вот когда Фиш снова взялся за свое и начал разглагольствовать о том, что констеблям шлемы слишком сильно сдавливают головы, Бэнкс и Хоппер воспользовались возможностью, чтобы подкрасться к апартаментам, которые занимал опасный преступник.

Проявив невиданные для себя чудеса скрытности, констебли подобрались к номеру и замерли, вжавшись в стену по обе стороны от двери.

– …И ничто так не улучшает день, – продолжал беспечно разглагольствовать Фиш, не замечая подкравшейся угрозы, – как возможность щелкнуть по сопливым носам парочку глупых фликов!

Бэнкс бросил на Хоппера взгляд, намекая ему приготовиться, тот коротко кивнул.

Толстый констебль высунул голову и, закрыв один глаз, глянул в одну из проделанных в двери дырок от пуль. В комнатах никого не было видно – наверное, Фиш затаился.

– Как говорят рыбы в рыбной лавке «Пуассон и стая», – продолжал глумиться преступник в засаде, – тухлые флики воняют хуже тухлой селедки.

Как констебль его ни выглядывал, обнаружить так и не смог. При этом он увидел кое-что странное. Неподалеку от двери, но так, чтобы в него не попали пули, на стуле стоял граммофон – его рог был направлен прямо на дверь, пластинка крутилась…

– Вам меня ни за что не взять! – звучал голос Фиша. – Куда вам, с вашими опухшими и искусанными осами задницами!

И тут до Бэнкса дошло.

– Проклятье! – взревел толстяк. – Его там нет, Хоппер! Это обманка!

Он встал напротив двери во весь рост и со всей силы пнул ее ногой. Дверь с грохотом отворилась – судя по всему, она была даже не заперта, – и оба констебля ринулись в проем с револьверами наперевес.

Но тут произошло непредвиденное. Стоило двери открыться, как в комнате сработал какой-то механизм: раздался щелчок, и помещение осветила яркая фотографическая вспышка. Запахло жженым магнием, и полицейские на мгновение ослепли.

Граммофонная запись все еще что-то вещала, но ее никто уже не слушал. Бэнкс отошел от вспышки довольно быстро. Он успел заметить, как из установленного под потолком и нацеленного точно на дверь фотографического аппарата выдвинулась стеклянная пластина. Пластина эта тут же опустилась в набитую ватой капсулу пневмопочты. Крышка капсулы захлопнулась, и сам контейнер пришел в движение – заскользил по тонким рельсам, спускающимся спиралью из-под потолка.

Бэнкс завороженно наблюдал, как капсула соскальзывает все ниже и ниже, будто тонет в водовороте, но, вмиг опомнившись, бросил упредительный взгляд – туда, куда рельсы вели. Оканчивались они у стены слева, подходя к чернеющему отверстию приемника пневмопочты. Догадка озарила мозг констебля…

– Нет! – закричал он. – Стой!

Но было уже поздно: капсула с легким шорохом проехала последние пару футов и, соскользнув в отверстие, с хлопком исчезла. Механизм выключился. Пластинка граммофона остановилась. Все затихло…

– Что это было? – спросил сбитый с толку Хоппер. – Нас сфотографировали?

– Да. И пластину куда-то отправили… – добавил Бэнкс.

– Но зачем?

– Я… не… знаю… – проскрежетал толстый констебль, багровея.

Он понял, что фотография была очередной насмешкой этого гадкого, отвратительного человека и тот просто хотел посмеяться над глупыми выражениями их лиц, когда они проникнут в апартаменты и увидят, что все это было лишь уловкой и розыгрышем.

– Фи-и-иш! – в ярости закричал Бэнкс.

…В это же самое время Фредерик Фиш быстро шел по узкому «прачечному» коридору, направляясь к заднему лифту. Не сбавляя шага, он надел на спину кожаный кофр-ранец, просунул руки в лямки и закрепил все пряжки, включая пряжку поясного ремня. Убедившись, что кофр закреплен намертво, Фиш проверил карманы пальто. Шоколадная конфета оказалась в правом – одним движением избавив ее от пестрой одежки, грабитель банка зашвырнул конфету в рот.

От мысли, как ловко он обставил этих недотеп, на губах появилась улыбка. Вероятно, они до сих пор полагают, что он в номере – тратит время на во всех смыслах глупую и опять же во всех смыслах перепалку с ними. Но нет, он не там, а здесь, и до его успешного побега осталось всего несколько шагов и…

Выйдя из-за угла, Фиш резко остановился.

– Вот ведь свинство!

Двери лифта в другом конце коридора были открыты. Перед ними стояли двое: высокий джентльмен с докторским саквояжем и мальчишка с почти полностью закрывающими лицо волосами. В глубине кабинки испуганно застыл коридорный Джереми, во все глаза глядя на «самого щедрого и приятного на его памяти постояльца». Там же поблескивало латунное лицо автоматона-лифтера, замершего в ожидании приказа запустить лифт. Вот только Фишу до него, очевидно, было не добраться.

Судя по широко распахнувшемуся рту мальчишки и сузившимся глазам джентльмена с саквояжем, они поняли, кто он. Что ж, не стоило забывать о манерах…

Фиш театрально приставил палец к губам – тсс! – и приветливо приподнял цилиндр. После чего сорвался с места и нырнул в боковое ответвление коридора…

…Доктор Доу бросился за Фишем. Джаспер побежал следом.

Тесный и темный ход, в котором скрылся грабитель банка, упирался в низкую дверь с табличкой «Чистильный чулан». В пропахшей моющим средством «Пуртцмиттль» и заставленной ровными рядами бронзовых пневмоуборщиков каморке беглеца не оказалось, зато в глубине помещения обнаружилась служебная лестница, ведущая к проделанному в потолке люку. Крышка люка была отброшена в сторону – косые струи дождя проникали вниз через большой круглый проем.

Недолго думая, доктор взбежал по лестнице, его племянник не отставал.

На крыше дул пронизывающий ветер. За то короткое время, что Натаниэль Доу и Джаспер провели в апартаментах «Доббль», дождь заметно усилился. Тучи над Габеном чернели и нависали низко-низко. Меж ними поблескивали красные огни аэробакенов, оповещающие о том, что все полеты над городом из-за непогоды приостановлены.

Джаспер ткнул рукой, указывая на кого-то у самого края крыши.

Человек в полосатом пальто и цилиндре стоял на парапете к ним спиной, дождь будто пытался его стереть. Бежать дальше было некуда.

– Мистер Фиш… – начал доктор Доу, шагнув к человеку на краю крыши, но тот даже не обернулся.

– Машина Счастья, – сказал Фиш. В его голосе прозвучала какая-то застарелая тоска – казалось, этого человека с ног до головы вдруг затопили меланхолия и безысходность.

– Что?

– Реймонд Рид. – Фиш опустил голову и глянул вниз. Доктор Доу и Джаспер двинулись было к нему, но, все также не оборачиваясь, он вдруг вскинул руку, останавливая их. – Спросите у Ригсбергов, что сделал Реймонд Рид. Отисмайер. Пять… девять… два… четыре… один… три… пять… один… один… Машина Счастья.

– Что? – недоуменно спросил Джаспер.

Фиш быстро повторил свои странные цифры:

– Пять, девять, два, четыре, один, три, пять, один, один… Спросите у них…

Со стороны лестницы послышались топот и крики. Загромыхали кем-то неловко задетые бронзовые пневмоуборщики.

– Стоять!

– Стоять, Фиш!

Доктор Доу обернулся, узнав эти грубые рокочущие голоса, – только вокзальных констеблей здесь и не хватало! И тут вдруг Джаспер закричал.

Натаниэль Доу вздрогнул и повернул голову. На том месте, где только что стоял Фиш, больше никого не было. Он прыгнул!

Доктор и мальчик бросились к парапету, выглянули из-за него. Где-то там, внизу, на тротуаре у здания апартаментов «Доббль», должно было лежать изуродованное и изломанное тело в полосатом пальто, но ни Натаниэль Доу, ни Джаспер все никак не могли его обнаружить.

И тут в небе над площадью раздался задорный и отчаянно беззаботный смех.

Джаспер распахнул рот. Доктор Доу приложил неимоверные усилия, чтобы не последовать его примеру.

Этот до невозможности странный человек, прорезая дождь, летел над Неми-Дре, довольно быстро отдаляясь. Из пыхтящего и изрыгающего сизый дым кофр-ранца за его спиной вырастали два механических крыла, под кофром багровело пламенеющее сопло.

Фиш повернул голову к доктору и его племяннику: глаза под стеклами больших летных очков сузились, губы растянулись в самодовольной улыбке.

Он приподнял цилиндр, прощаясь, после чего тут же надел его обратно. Через мгновение Фиш уже исчез в навалившейся на площадь, будто пуховое одеяло, низкой туче.

Человек из Льотомна сбежал.