Текст книги "Княжеский крест"

11

Ярослав Всеволодович проснулся рано. Он долго лежал с открытыми глазами, перебирая в уме все, что произошло с ним с тех пор, как он поехал на поклон к татарским ханам. Все оказалось очень непросто. Кроме русских князей, к татарам в милость пробивались правители многих народов, княжеств и государств, которые месяцами, а некоторые даже годами жили при татарских ханах, добиваясь их расположения. Ему еще повезло, что хан Батый принял его сразу, и они провели переговоры, поклялись в вечной дружбе друг с другом. Но сам Бату-хан не мог дать ярлык князю, так как ханша Туракина-ханум потребовала от него, чтобы за этим он направлял всех к ней. И он вынужден это делать, чтобы не попасть к ней в немилость. Из всех разговоров с ханом князь понял, что хан Бату не намерен идти войной на Русь и занимать княжества. Единственное, что он хотел, чтобы русские князья в срок собирали дань и отправляли в Орду. Ему нужно было кормить огромную армию, чтобы держать в повиновении народы на большой территории своей Орды. Но в то же время недвусмысленно намекнул, что за непокорность он пошлет свою армию, тогда Русь будет проучена огнем и мечом.

Отправляя князя в далекое путешествие, Бату его предупредил: «Когда будешь в Каракоруме, будь внимателен и осторожен» – а в чем быть осторожным, так и не сказал.

Более двух месяцев длилось его путешествие в столицу татар. Труден был путь через леса, горы, пустыни и бесконечную степь.

А сейчас более трех недель он живет в Каракоруме, а ханша Туракина так его и не приняла. Что замышляет капризная женщина? Что там у нее в татарской головушке? Одному Богу известно.

Великий князь медленно встал, немного посидел в своей постели, затем накинул на себя легкую соболиную шубу. Мягкий мех грел и ласкал своей нежной теплотой.

Ярослав потихоньку прошел к выходу из шатра, чтобы не разбудить слугу и подаренную ханом жену Анастасию, которая оказалась на редкость красивой и доброй женщиной. К ней он относился как к сестре, за что она ему отвечала своей заботой. Ярослав частенько исподволь поглядывал на Анастасию, и ему в ней нравилось все, но приблизиться к ней как к женщине он стеснялся, не мог преодолеть барьер своей неуверенности, задавая себе один и тот же вопрос: а ответит ли она ему тем же? Он не хотел, чтобы женщина была взята им силой, а скорее безысходностью. Зная, сколько она пережила унижения и страдания в татарском плену, боялся ее обидеть.

Как князь ни старался тихо выйти из шатра, но слуга Ефим все-таки услышал его шаги и приподнял голову. Ярослав махнул ему рукой, чтобы тот не беспокоился, и вышел из шатра.

Рассвет только чуть-чуть забрезжил на востоке. Кругом, насколько хватало глаз, стояли круглые юрты, различные по величине и высоте, а некоторые находились на колесах. Кое-где в верхние отверстия юрт тянулся дым. В воздухе пахло гарью. Это татары топили свои очаги кизяками – соломой, смешанной с пометом животных, – разрезанными на прямоугольные кирпичики и хорошо просушенными на солнце. Рассвет наступал быстро. На востоке небо становилось все светлее и светлее. И вот началась заря. Вначале горизонт стал легко золотиться, постепенно охватывая все больше и больше неба на востоке. Затем в золотистый цвет стали добавляться розовые оттенки, постепенно усиливаясь. И вот уже ярко-оранжевое зарево охватило полнеба. Подул легкий ветерок, принося из степи незнакомые запахи. Солнце начало медленно всходить из-за горизонта. Оранжевый свет стал светлеть, и когда на землю полились яркие лучи светила, все вокруг заиграло золотистым цветом, который пробежал по круглым юртам и полился на бескрайнюю степь.

Начинался новый день. Послышался рев скота. Пастухи выгоняли на пастбища верблюдов, лошадей, овец. Мужчины и женщины спешили подоить кобылиц и коров. Проскакал куда-то татарский отряд, сверкая на солнце своим оружием и доспехами.

Оживала жизнь в столице огромной империи. В этот момент Ярославу особенно остро захотелось на Родину, увидеть родных ему людей. Услышать до боли милое и желанное щебетание птиц, полюбоваться раскидистой березкой. Лечь в траву и вдыхать запах полевых цветов, взять в руки простенький цветок ромашки, понюхать его терпкий запах. Но до этого было еще далеко. Он понимал, что только к зиме сможет вернуться в свое княжество. Ярослав прошептал:

– Если Бог даст и капризная ханша Туракина соизволит принять меня.

И самое обидное было, что он никак не мог повлиять на события, которые происходили при дворе ханши. Даже Алан, ученый писарь, которого с ним отправил в Каракорум Батый, и тот, побывав при дворе, печально качал головой, отвечая на вопросы князя:

– Я уже всех важных ханов обошел. Никто не может повлиять на эту женщину. Пока она не желает встречаться с тобой. Велено тебе сообщить, светлый князь, ждать. Зато католиков она приняла сразу же и почти каждый день встречается с ними и подолгу беседует. О чем говорят, никто не знает. Все у них держится в тайне.

– Во имя Аллаха! Да сохрани нас всевышний!

И покачав головой, задумчиво говорил:

– Ох, неспроста все это! Что-то задумала коварная женщина!

Великий князь долго задумчиво смотрел на восток, откуда взошло солнце, подумал про себя: «Эх, оказаться бы сейчас на своем подворье, да собрать бы свою дружину и разгуляться в ближайшие леса на охоту. А затем, добыв вдоволь дичи, устроить пир на берегу реки».

Он любил эти летние вечера, когда в котлах варилась уха из свежей рыбы, а на вертелах жарилась дичь. Ему нравилось прилечь на охапку свежего сена и глядеть на реку, наблюдать, как уходит заря, играя последними отблесками солнца на ровной глади воды. В то же время краем уха слышать, как его дружинники, ожидая ужина, рассказывают друг другу различные байки и сказания. А потом, когда пища уже сготовлена, дружинники стелили прямо на землю скатерти, раскладывали жареную дичь по блюдам, разливали в деревянные чашки и ендовы уху и меды, открывали бочонок хорошего вина. И начинался пир, с доброй дружеской беседой. Все знали, что великий князь не любит буянов и драчунов, и вели себя прилично, а провинившийся будет жестоко наказан и изгнан из дружины.

Оторвавшись от приятных мыслей, вполголоса проговорил:

– Многое я бы сейчас отдал, чтобы хоть на некоторое время вернуть все это! – Последнее время его мучило плохое предчувствие, приходили мрачные мысли. И чем дольше его посольство не принимала ханша, тем больше он нервничал и подчас даже не находил себе места.

Ярослав прошелся около своего шатра, остановился. В это время ему ничего не хотелось делать. Все надоело, было отвратительно видеть эти узкоглазые татарские лица и пить их кислый кумыс, который он и на дух не мог переносить, от которого его тошнило. Но ему приходилось, хоть и, давясь, его пить, уважая их обычаи. И все это ради Руси, ее будущего он должен был терпеть. Он хотел быть великим князем. Но, по всей видимости, ханше этого не хотелось, и она что-то замышляла. Ярослав с Батыем крепко уговорились помогать друг другу. Но так как хана Угэдэя не стало, то на получение ярлыков русским князьям по требованию ханши необходимо было ехать в Каракорум. А Батый пока не мог противиться ее желанию, боясь разлада с ханшей. Не очень-то она его жаловала. Батый сам переживал большие сложности в связи с вступлением ханши Туракины на престол обширной империи. Но Ярослав решил для себя идти до конца: или он получит ярлык на правление русскими княжествами и останется великим князем, или сгинет в этих бескрайних равнинах.

Откинулась пола шатра, к Ярославу вышла даренная князю ханом Батыем Анастасия. Она оказалась русской и на редкость красивой и нужной для князя: и лекарем, и служанкой. Она хорошо знала травы и заговоры и умела лечить болезни. Великий князь вначале был очень недоволен, что хан навязал ему женщину. Но когда присмотрелся к ней, стал мысленно благодарить хана Бату за то, что он сделал ему такой подарок. Эта женщина его просто притягивала к себе. Ему всегда хотелось быть с ней рядом. Но он никак не мог перейти грань от простых отношений к более близким, хотя он очень этого желал. Ясный взгляд ее голубых проникновенных глаз сводил его с ума. В походе Анастасия для него стала незаменимым советчиком и лекарем. Она лечила его от простуды и от болей в спине. Добрая женщина помогала не только князю, но и всем, кто к ней обращался. Вот и сейчас она подошла к князю, улыбнулась и, ласково поглядев на Ярослава, сказала:

– Светлый князь Ярослав Всеволодович, что-то ты сегодня рано поднялся. Все заботы тебя одолевают? А отвар трав забыл принять. И спину тебе не лечила. Пойдем, великий князь, в шатер, там у меня все готово, чтобы поправить твое здоровье.

Князь посмотрел в лицо Анастасии, в ее лучистые необыкновенные глаза, и на душе у него отлегло. Суровое его лицо посветлело. Он заулыбался и покорно пошел за своей целительницей.

Женщина заставила князя раздеться до пояса, уложила его на шубу лицом вниз и стала легкими движениями разминать спину, смазывая какой-то душистой маслянистой смесью. С каждым разом движения ее рук становились все энергичней и даже вызывали легкие болевые ощущения. Спина у Ярослава стала красной, а приятное жжение распространялось по всему телу. От удовольствия он закрыл глаза, наслаждаясь энергичными прикосновениями рук женщины. Лечение заканчивалось, и целительница стала легко поглаживать нежными руками спину князя, затем накрыла его толстым верблюжьим одеялом, прошептала:

– А теперь, светлый князь, немного вздремни, встанешь как будто ничего у тебя и не болело.

Анастасия наклонилась над Ярославом, желая поправить одеяло. Но неожиданно даже для себя самого князь притянул ее к себе и страстно поцеловал в губы. Анастасия от неожиданности растерялась, но не сопротивлялась. Она просто не знала, как себя вести. А князь обнимал и целовал ее в губы, в щеки, глаза. Потянул Анастасию к себе, снимая с нее одежду. Женщина неожиданно для себя стала отвечать на его ласки и помогать снимать с себя одежду. И вот они уже сплелись в страстных объятиях, шептали друг другу ласковые слова.

Ярослав, нежно обнимая женщину, торопливо целовал ее в упругие груди, шею. Он как будто спешил, боясь, что это мгновение его неожиданной любви уйдет. Анастасия же лежала с закрытыми глазами, но ресницы ее подрагивали. Она стонала, всхлипывая, слезы ее катились по щекам.

Наконец князь освободил возлюбленную из своих объятий и надолго замолчал. Анастасия, стыдливо закрывшись одеялом, всхлипывала, смахивая рукой набегавшие слезы.

Ярослав повернулся к женщине, погладил ее по золотистым волосам, прошептал:

– Ты что, милая, слезы-то льешь? Неужто я тебя чем обидел? Или недовольна чем?

Анастасия молчала, продолжая всхлипывать.

Великий князь поцеловал женщину в губы и опять спросил:

– Ну что, милая? В чем беда?

Анастасия счастливо улыбнулась сквозь слезы. Нежно обняла князя руками за шею и, глядя ему прямо в глаза, тихо сказала:

– Это, князюшка, слезы счастья. Я ведь даже в мыслях не могла допустить, что мы станем с тобой так близки. Я ведь думала, что ты меня презираешь за то, что я была в руках татар.

– За что же тебя, любушка, презирать? В чем же ты виновата? Много сейчас наших русских женщин маются в татарском плену. За что же их винить? Мы, прежде всего, должны сами себя винить за то, что мы, воины, не смогли защитить наших жен, сестер и матерей! За то, что не смогли отстоять Русь! Не смогли усмирить свою гордыню. Не смогли объединиться и стать единой крепкой стеной против нашего врага.

Анастасия, тяжело вздохнув, сказала:

– Правду говоришь, князь ты наш светлый. Будучи в плену, нахлебалась я всего такого, что в страшном сне не приснится. Сколько русских женщин гибнет от голода, непосильного труда и издевательств поганых.

Из-за перегородки шатра послышался голос слуги Ефима:

– Великий князь, только что пришел ученый писарь Алан. Он просит тебя выйти к нему. У него какое-то важное сообщение.

Князь быстро оделся и вышел к писарю. За столом на лавках сидели ученый писарь Алан и переводчик Борислав. Они живо что-то обсуждали. Завидев великого князя, все встали и поклонились в пояс.

Затем Борислав радостно произнес:

– Ханша Туракина через два дня желает тебя видеть в своем большом шатре.

Князь радостно улыбнулся, сказав:

– Наконец-то скоро кончатся наши муки! И скоро мы отправимся в обратный путь. – Затем, вглядевшись в невеселые лица своих слуг, сказал:

– Что вы такие грустные? Тут радоваться надо! А вы?

Ярослав пригласил своих собеседников присесть и еще раз спросил:

– Что же вас так встревожило?

Алан произнес:

– Дело в том, что ханша тебя, светлый князь, приглашает не на переговоры, а на пир, там всего можно ожидать: и насмешек, и издевательства, и даже хуже…

– Что хуже-то? Договаривай.

– Да всякое бывает, – уклончиво ответил Алан.

12

Еще не занималась заря. Только-только забрезжил рассвет. Еще степь не стряхнула с себя ночную дрему. Еще спали птицы и зверье, а уже отряд нукеров в сотню человек мчался в сторону Каракорума с посланием от хана Батыя к Ярославу со строгим наказом грамоту передать только в руки русского князя.

Быстро мчались татарские нукеры, меняя лошадей, как вихорь неслись по степи. Уже много дней мчался отряд, загоняя лошадей. Лишь на короткий срок останавливались воины, чтобы считанные часы отдохнуть и поесть.

Знал сотник Айкур, что за невыполнение приказа хана его ждет страшная кара, поэтому не жалел ни лошадей, ни людей.

Совсем уже немного – несколько дней пути – оставалось до столицы татарской империи. Люди уже еле держались в седле, лошади всхрапывали от усталости. Совсем уже немного осталось до ямской станции, где их ждали свежие лошади. Но под сотником Айкуром зашаталась лошадь и на всем скаку упала в придорожную пыль. Воин резво вскочил на ноги, благо, что падение было удачным и его не придавил упавший конь. Оскалив в злобе зубы, Айкур выдернул из-за пояса секиру и одним махом срубил лошади голову. Ему тут же подвели запасного коня, сотник молча сел в седло, стегнул изо всей силы плетью и помчался впереди отряда.

Строгий был приказ Батыя доставить вовремя послание русскому князю, и эти слова постоянно крутились в его голове:

– Если князь Ярослав погибнет от рук врагов моих, тебе, Айкур, не сносить головы!

Короткий ответ был сотника хану:

– Слушаю и повинуюсь!

Железная дисциплина в татарской армии не давала рассуждать, высказывать свое мнение. Нужно было немедленно исполнять.

Молча он взял из рук Батыя грамоту, упал перед ним на колени, поцеловал его сапоги. Бегом побежал к своему отряду, который с нетерпением ждал сотника. И как только он вскочил в седло, отряд галопом помчался в степь, подняв клубы пыли.

Знал сотник, что сейчас решается его судьба, будет он жить или ему сломают хребет багатуры за невыполнение задания самого хана Батыя.

Нукеры вскоре увидели ямскую, где они должны были сменить лошадей. Вихрем влетели всадники к юртам станции. Из одной из них выскочил в полосатом халате татарин. Еще не успел он что-нибудь спросить, как Айкур грозно потребовал:

– Срочно давай свежих лошадей! – и, показав пропускную грамоту от хана Батыя, закричал:

– Что стоишь, старый шакал! Быстрее шевелись!

– Вы бы немного отдохнули, пока мы готовим вам лошадей. Испейте свежего кумыса и восстановите свои силы. В путь еще успеете, а до Каракорума уже недалеко осталась. Это последняя станция.

Сотник отправил своих нукеров готовить лошадей, а сам уселся в юрте на ковре, подобрав под себя ноги. От усталости его клонило ко сну. Все тело ныло от бешеной скачки на лошадях.

Айкур взял пиалу в руки, которую ему подала женщина, закутанная, как кукла, в ткани. Сотник стал медленно пить прохладный резкий кумыс. Приятное тепло наполнило его тело, снимая усталость.

Воин задумался, рассуждая про себя:

– Если я не успею вовремя предупредить русского князя, что ему угрожает опасность, что он сейчас находится между жизнью и смертью, что ханша задумала его извести по наущению католиков, если я не успею предупредить Ярослава и не передам ему послание от Бату-хана, то меня, как и князя, ждет смерть. Тогда уж лучше не возвращаться в Орду. Жалко, что Батый поздно узнал от хана Орду, что князю угрожает опасность. Хан Батый об этом узнал от Орду, когда они вместе пили вино. Изрядно нагрузившись, старший брат признался Батыю в том, что задумали католики с ханшей Туракиной.

Выпив пиалу с кумысом до конца, сотник вдруг почувствовал слабость во всем теле, глаза закрыла пелена, а потом все потемнело. Айкур повалился на ковер и заснул непробудным сном.

В юрту вошли двое монахов, они аккуратно положили Айкура и закрыли ковром. Один из них, усмехнувшись, сказал:

– Вот и успокоился посланник… – он запустил руку за пазуху к Айкуру, вытащил свиток пергамента, засунул его себе под грубый холщовый плащ. Спросил у своего спутника:

– Как там остальные воины?

– Всем уже поднесли по пиале кумыса, и они тоже отдыхают.

Тут в юрту зашел начальник ямской станции и со страхом заговорил:

– Он же когда проснется, живо мне голову секирой срубит.

– Не срубит, – ответил один из монахов и добавил: – Скажешь, что он сам приказал его и воинов не будить. Он все равно ничего не будет помнить.

– Так это ж посланники хана Батыя.

– Ну и что? Здесь его власть кончилась. Над тобой стоит ханша Туракина, и поэтому ничего не бойся, – ответил все тот же монах.

* * *

Князь Ярослав и ученый писарь Алан сидели за столом в шатре, обсуждали события, которые произошли в последнее время.

Великий князь был задумчив. На лице его была печать усталости. В последнее время ему плохо спалось, терзали какие-то тревожные предчувствия. На душе просто скребли кошки. Он не понимал, что с ним происходит. Вся его жизнь, проведенная в битвах и борьбе за сохранение собственной власти на Руси, его закалила. Даже перед самыми жестокими битвами он ничего не боялся, всегда был бодр и решителен. А тут еще эти тревожные сны, которые просто терзали его. Почти каждую ночь снилась его покойная жена Феодосия, то она звала его за собой, то предупреждала не ходить в черную бездну, на которую указывала рукой. А сегодня и вовсе приснилась она вместе с сыном Федором. Снилось ему огромное поле, и на нем его любимые ромашки, которые кивали ему белыми головками с желтой серединкой. И по этому полю навстречу ему шла его жена Феодосия с сыном Федором. Они улыбались и протягивали к нему руки для объятия. Он рванулся навстречу жене с криком:

– Жена моя! Сын мой!

Но как он ни старался бежать им навстречу, так и не мог приблизиться к ним.

Жена печально улыбнулась ему и сказала каким-то не своим, а мужским голосом:

– Не торопись, князь. Мы потом придем за тобой. И стала вместе с сыном удаляться. Он упал грудью на землю, подмяв ромашки, и зарыдал, крича:

– Феодосия! Феодосия, не уходи!

Услышав стоны и крики во сне, его разбудила Анастасия, и он какое-то время не мог понять, где находится.

– Светлый князь, что случилось? Или заболел ты, или сон дурной приснился? – ласково поглаживая его по плечу, спросила женщина.

Князь встал с постели, вытер рукавом вспотевший лоб, сказал:

– Фу, надо же такому присниться!

Но ласковые объятия Анастасии князя всегда успокаивали, и он снова засыпал тревожным сном.

Алан внимательно посмотрел на своего собеседника, затем потряс его за плечо и спросил:

– Да слышишь ли ты меня, светлый князь?

Ярослав, оторвавшись от своих мыслей, виновато улыбнулся, ответил:

– Задумался я о своих делах.

Ученый писарь нахмурился и попросил:

– Слушай внимательно меня, светлый князь, я тебе буду говорить важное, и ты должен делать так, как я тебе сейчас скажу. Дело в том, что ханша внесла кое-какие изменения в вашу встречу. Будешь разговаривать с Туракиной один на один.

– Что же так? То принимать не хотела, а теперь решила со мной лично поговорить? – с удивлением спросил князь.

– Уж этого я, светлый князь, не могу знать, это ее прихоть. Придется тебе объясняться с ней самому, да и по-татарски ты уже неплохо научился говорить. Я думаю, что вы с ней договоритесь.

– Что же, вообще в юрте никого не будет? – с удивлением спросил князь.

– Не будет никого, – подтвердил писарь и продолжил: – Но самое главное, Ярослав Всеволодович, будь внимателен. И то, что она тебя попросит сделать, выполняй. Иначе накличешь на свою голову беду и на нас тоже. Я чувствую, что она тебе приготовила какой-то сюрприз. Еще раз прошу, будь внима-телен и усмири свою гордыню. Когда войдешь в юрту, упади на колени перед ханшей и поцелуй ей полу халата.

От этих слов Ярослав вспылил. Лицо его даже стало багровым, и он выпалил:

– А может, ей еще что-нибудь поцеловать?

– А если попросит, будь добр, исполни, – сказав это, писарь заулыбался.

Князь не на шутку вспылил и долго не мог успокоиться.

Алан стал ему объяснять:

– Ты, светлый князь, сильно-то всякие мысли не бери в голову. Веди себя степенно и, самое главное, спокойно, и все твои желания, которые ты задумал, исполнятся. И не вздумай перечить ханше или показывать свое недовольство. Улыбайся. Если не хочешь говорить, кивай головой.

* * *

Кардинал Иоанн де Поликарпо и монахи Григорио, Густаво и писарь Азат были в это время приглашены в шатер ханши Туракины, для беседы.

Служители церкви основательно подготовились к встрече с татарской властительницей. Все было продумано до мелочей, что и как будет говорить каждый из них, и какие вопросы необходимо обсудить. Но самое основное, нужно было натравить ханшу на русского князя Ярослава.

Католиков к шатру ханши привел Азат из Багдада. Он был еще в Золотой Орде приставлен к католикам, чтобы помогать им во всех делах.

У входа в шатер стояли суровые, как высеченные из камня, крепкого телосложения воины. Их латы и оружие холодным блеском сверкали на солнце. Монгольский сотник внимательно осмотрел гостей, забрал оружие и по пути все, что было в их карманах ценного.

Приглашенные медленно вошли в шатер. Там был полумрак. Монахи не могли определить вначале, где же находится ханша, и от этого даже растерялись, так как не знали, кому кланяться. Но вот прозвучал грубоватый женский голос. Гости все разом повернулись в ту сторону, откуда он раздался, и в полумраке увидели довольно полную женщину в вышитом золотом халате. Она восседала на возвышенности в огромном золотом кресле и приветливо улыбалась.

Католики разом упали на колени перед ханшей, ожидая, что она скажет.

Туракина сделала знак Азату встать и произнесла:

– Усади гостей.

Писарь, обращаясь к приглашенным, попросил:

– Садитесь вон на тот ковер, – и первый пошел на указанное место. Сел, поджав под себя ноги, его примеру последовали другие.

Не успели кардинал и монахи рассесться, как женщины принесли им пиалы с кумысом.

Ханша внимательно разглядывала служителей церкви. На лице ее изобразилось то ли разочарование, то ли презрение, в полумраке было сложно разглядеть. Видимо, произошло это из-за того, что монахи неумело и с трудом подогнули под себя ноги. И по всему было видно, что сидеть в таком положении им очень неловко.

Туракина усмехнулась, глядя, как монахи испытывают муки от непривычного сидения на ковре, затем спросила:

– С чем пожаловали, служители католической церкви?

– Мы пришли выразить тебе, великая Туракинханум, свою преданность и уважение. Мы хотим мира и дружбы с татарским народом. Мы уважаем ваши обычаи и чтим их. Но хотим тебя предупредить, чтобы ты, великая царица, не верила русским князьям. Они добиваются ярлыка, для того чтобы сплотить свои силы против вас, – ответил кардинал Иоанн.

Сменив суровое лицо на улыбку, а затем, усмехнувшись, повелительница строго молвила:

– Моя империя так велика, что у русских не хватит никаких сил, чтобы воевать против нас. Чтобы воевать с нами, надо быть сумасшедшим или полным дураком.

– Но, тем не менее, это так. По нашим сведениям, князь Ярослав и его сын Александр собираются воевать с вами.

Правительница империи совсем развеселилась и, захохотав, спросила у кардинала:

– В то, что ты говоришь, что русские хотят с нами воевать, я не верю. Лучше скажи, старый лис, что вы со своей братией задумали?

Этот неожиданный вопрос сразу же сбил с толку служителя церкви. Он даже поначалу растерялся и не знал, что ответить ханше. В голове лихорадочно вертелись всякие мысли, нужно было как можно убедительнее истолковать свое сообщение. Иоанн все-таки нашелся что ответить:

– Эти сведения верные, их сообщили наши иезуиты, которые тайно живут среди русских.

– Ладно, монах, с русскими я как-нибудь сама разберусь, – и хитровато улыбнувшись, огорошила католиков: – Знаю, что вы хотите отобрать у русских князей часть их земель. Но русский князь Искандер не дал вам этого сделать. И теперь вы хотите, чтобы мы вам помогли. И на это я вам вот что отвечу и повелеваю. Русские земли мы вам не отдадим. Если мы будем так разбрасываться завоеванными государствами, то нам дань негде будет собирать, чтобы кормить свою огромную армию. Поэтому сейчас и впредь велю: на русские земли даже не думайте наложить свою лапу, иначе пошлю к вам свои несметные полчища, сами все потеряете. А теперь идите. Подарки я от вас получила. Они мне очень понравились.

Ханша, утомленная беседой, зевнула, махнула рукой, требуя, чтобы гости удалились.