Текст книги "Княжеский крест"

Часть II. Выбор

Тяжел ты крест княжеский!

И не всякому ты по плечу!

П. Косс

1

Наступил октябрь. Стояли ненастные дни. Холодный дождь лил, почти не переставая. Пожелтевшие деревья сбрасывали с себя листву, посыпая дороги и тропинки червонным золотом. Птицы, сбиваясь в стаи, готовились к зиме. Вороны собирались на высоких деревьях, громко каркая, видимо, решая свои птичьи дела, затем неожиданно срывались в полет и тучей кружили над лесом.

Печальный караван с телом Ярослава Всеволодовича медленно двигался по раскисшей от дождей дороге. Кое-где путь превращался в целое испытание. Телеги завязали в грязи почти по самые ступицы, кони не могли их тащить, и тогда дружинники были вынуждены толкать повозки, помогая лошадям двигаться вперед. Уже многие месяцы посольство великого князя находилось в пути. За это время погибло много людей от болезней, поэтому часть телег были пусты или везли в них больных или умирающих дружинников и слуг князя. Нелегок и печален был путь посольства Ярослава. Оставалось уже совсем немного до города Владимира, и люди, проделавшие длинный путь из Каракорума, хоть и устали, но посветлели лицом; даже лошади и те, почуяв, что скоро наступит конец их трудного путешествия, пошли резвее. Вот и знакомые места. Дорога стала шире и тверже. Моросящий дождь прекратился, на небе появились голубые разрывы, выглянуло из-за туч солнце, вдохновляя печальный караван на последний путь к родному городу. Наконец впереди замаячили стены крепости с башенками.

Путники подстегивали лошадей, стремясь быстрее добраться до Владимира. Городские ворота были открыты. Все уже знали, что везут тело великого князя. Вдоль улицы, ведущей к княжескому дворцу, стояли люди. Многие, с прискорбием опустив головы, плакали. Некоторые горожане становились на колени, крестились, провожая в родной город тело великого князя со словами:

– Прими, Господь, нашего князя Ярослава! Пусть его путь на Господний суд будет легким и душа его за великие деяния уйдет в рай!

* * *

Александр Ярославич о смерти своего отца узнал, будучи уже в Новгороде. Он только что пришел из похода на литовцев. После взятия города Торопца князь не ограничился этой победой и решил проучить давних врагов, дабы обезопасить границы. Несмотря на нежелание новгородцев идти с ним в дальнейший поход, он с небольшой дружиною смело стал преследовать непрошеных гостей. Возле озера Живца он настиг и уничтожил литовцев. Затем после небольшой передышки в Витебске, где княжил Брячислав, снова двинулся на литовцев уже в их владения и снова уничтожил их новые отряды. А близ городка Усвята он нагнал на дерзкого врага такой страх, что у них на долгое время отпало желание делать набеги на Русь. Он дал понять западникам, что и разоренная татарами Русь в состоянии защитить свою землю и веру.

После полудня, когда на княжеское подворье прискакал гонец, Александр сразу же сердцем почувствовал, что посланник привез плохую весть. Он прислушался к торопливым шагам гонца и сопровождающего его слуги, а на душе было неспокойно. Дверь в гридницу отворилась, вошел человек, поклонился в пояс и остановился у порога.

Князь сидел за столом и выжидающе смотрел на него. Но гонец молчал, потупив взгляд, стараясь не глядеть в глаза Александру.

Наконец князь с нетерпением спросил:

– Говори, что случилось? Почему молчишь?!

Посланник поднял голову, с волнением ответил:

– Боюсь, Александр Ярославич, что эта весть для тебя будет печальна.

Невский в тревоге привстал и требовательно произнес:

– Да говори же, не тяни! Неужели опять враги пришли на наши земли?

– Нет, пресветлый князь, врагов пока нет, но они нанесли тебе, может, самый большой урон в жизни.

– Так что же произошло?! Говори скорее!

– Я тебе, князь, принес скорбную весть! Мужайся! Твоего отца, великого князя Ярослава Всеволодовича, в проклятом татарском городе Каракоруме ханша Туракина отравила! И сейчас печальная процессия с прахом князя движется во Владимир.

– Что?! – крикнул князь и медленно сел на лавку. Лицо его побледнело, Александр обхватил руками голову, и непрошенная слеза покатилась по щеке. Так он сидел некоторое время, не поднимая головы.

Наконец пристально взглянул на гонца, спросил:

– Как это произошло?

– Ханша пригласила великого князя к себе в шатер для переговоров и из своих рук ему подала вино, якобы за успешное окончание дел. А оно было отравлено.

– Я предчувствовал, что так и случится. Сколько раз я говорил отцу, чтобы в этот раз он не ездил к татарам! Он меня так и не послушал. Спешил уладить все дела с ханами, а тогда уже и браться за восстановление Руси.

Когда князь выговорился, посланник продолжил:

– Следом за мной спешит гонец-татарин из Каракорума, чтобы передать тебе, князь, приказ ханши явиться к ней в татарскую столицу. Он везет тебе ярлык и пропуск в Каракорум – золотую пластинку пайцзу, чтобы ты беспрепятственно приехал в Татарию.

– Да я этого татарского гонца повешу на воротах! – хриплым от горя голосом крикнул Александр и стукнул кулаком по столу так, что стол затрещал. Она еще имеет наглость посылать ко мне гонца. Да я соберу по всей Руси войско и покажу этим поганым, где их место. Сволочи, так предательски отравить великого князя, отца моего!

Невский вцепился руками в край стола да так, что его пальцы побелели. Он понимал свое бессилие, что ничего не сможет предпринять против татар, и от досады заскрежетал зубами, а желваки на его скулах ходили ходуном.

Гонец подошел прямо к столу, за которым сидел князь, и попытался его успокоить и упредить от необдуманных действий:

– Нельзя, Александр Ярославич, даже пальцем трогать гонца ханши. По их законам кто поднял руку на посла, тому никакой пощады не будет. За это татары пошлют на новгородскую землю свои несметные полчища и разорят ее. Поэтому собери все свое мужество и терпение в единый кулак и встреть посла ханши как подобает, а то навлечешь на Русь беды, а их у нас и так хватает.

– Да я эту поганую собаку на кол посажу!

– Это, конечно, немудрено. Только подумай о том, при чем тут гонец. Возможно, ханша специально направила к тебе посланника, чтобы спровоцировать тебя на эти действия, а потом послать на Русь свои войска поганых завоевателей.

– Подниму свою дружину, соберу ополчение в Новгороде, обращусь ко всем князьям земли русской, и пойдем бить эту нечисть! – стоял на своем Александр.

Гонец достал из-под кольчуги свернутый пергамент и передал его Невскому, со словами:

– Это письмо велел передать тебе твой отец, на случай, если с ним что-нибудь случится.

Князь торопливо развернул пергамент и стал просматривать. Закончив читать, он с удивлением еще несколько раз пробежал по написанному, затем с раздражением сказал:

– Да как это так? Даже после смерти он завещает мне завести дружбу с ханом Батыем.

Видя возбужденное состояние князя, гонец молчал, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что и посоветовать ему, как утешить.

В это время князь был далеко от всего происходящего. Он вспоминал своего отца накануне отъезда к татарам. До сих пор в голове Александра звучали его слова, когда они сидели вдвоем и проговорили почти всю ночь:

– Если я не вернусь от татар, погибну в дороге или поганцы меня изведут, тебе, Александр, придется продолжить мое дело. Только ты сможешь объединить и подчинить все княжества под одну сильную руку. Запомни, Александр, татары наши земли не будут захватывать. Они им не сподручны для их жизни. Они не любят леса, реки, озера, топи. Для них мать родная равнина без лесов. Они нас будут обирать. Заставят платить дань. Им надо содержать огромную армию, а для этого нужно ее кормить, вооружить, одеть. Если мы откажемся платить дань и не будем с ними водить дружбу, они станут приходить каждый раз на наши земли и опустошат их. Это обойдется нам гораздо дороже, чем платить дань. В то же время с нами хотят заключить мир и западники, якобы объединиться против татар. Но они хитрят. Стараются одной рукой натравить нас против татар, а другой самим захватывать наши земли и сделать нас всех католиками. Поэтому-то я выбрал татар, хотя они дикие и нам с ними придется нелегко, но я надеюсь, что земли наши останутся за нами и наша вера будет при нас.

В это время в гридницу зашел Михаил. Он внимательно посмотрел на князя и сразу же понял, что Невский получил какое-то плохое известие. Он приблизился к князю, спросил:

– Что случилось, Александр Ярославич?

Тот поднял на своего сотника полные слез глаза, хрипло ответил:

– Отца моего татары в Каракоруме отравили! Будь они прокляты! Придет час, я с ними сочтусь!

Наконец, обратив внимание на уставшего с дороги гонца, распорядился:

– Отведи, Михаил, его к слуге Илье, пусть проводят в баню и накормят. Ему необходимо отдохнуть с дороги. А сам придешь сюда, ты мне понадобишься, и приведи с собой ко мне всех сотников и тысяцкого дружины.

Когда все вышли из гридницы, Александр, облокотившись на стол, задумался. Сейчас его мысли были направлены на месть за смерть отца. Он готов был тут же поднять дружину и мчаться к татарам. И мстить. Но князь прекрасно понимал, что это не так просто. Конечно, свою дружину подымет хоть сейчас, и они все как один пойдут за ним в огонь и в воду. Но он и его маленькое войско всего лишь песчинка против огромной армии татар. А созвать других князей с их дружинами и поднять ополчение по Руси не так просто. На это нужно время. И немалое время, чтобы утрясти все разногласия между князьями, а как это сделать – это вопрос. Горький опыт таких сборов против татар уже был, но из-за разногласий между князьями русские проиграли битву с татарами на реке Калке. Видимо, придется пока ограничиться поездкой во Владимир на похороны отца.

В гридницу вошел архиепископ Спиридон. Сухощавый, высокого роста, седой, с карими глазами. Взгляд его был жестким и приковывал собеседника к себе. Старец медленно прошел к столу, где сидел князь, встал напротив и низким голосом молвил:

– Мужайся, Александр! Так, видимо, Господу было угодно, чтобы Ярослав Всеволодович отдал свою жизнь за Русь, добиваясь этого проклятого ярлыка. Придумали татары ярлык какой-то, брать у них грамоту на правление своими же землями. Будто мы без них не разберемся, кто у нас и где будет править. Вон и тебе пайцзу Туракина прислала, чтобы ты немедленно явился к ней. Как будто это ближний свет. Ехать-то туда надобно больше года. Да еще опасного пути. Вон из посольства твоего отца возвращается меньше половины людей, а остальные погибли в пути от болезней. Сегодня уже прискакал посол из Каракорума и привез тебе пайцзу, пропуск в Татарию. Будь они неладны.

Услышав, что посол от ханши уже в Новгороде, князь соскочил с места и крикнул:

– Так что же вы молчите? Я сейчас прикажу своим дружинникам повесить его на воротах!

Спиридон крепко ухватил князя за руку. Усадил его на место со словами:

– Уймись, князь! Этим поступком ты еще большую беду накличешь не только на себя, но и на всех людей твоего княжества. А они-то при чем? Ведь татары пришлют сюда несметные полчища своих диких воинов, и опять начнутся пожарища и резня ни в чем не повинных людей. Ты этого хочешь?

– Нет, – ответил князь, опустив голову.

– Тогда успокойся. Тебе, прежде всего, надобно достойно, по-христиански похоронить отца своего. Определиться с братьями и дядьями на владения княжеств, а тогда уж решать, как поступить дальше. А завтра по достоинству, как подобает князю, прими татарского посла и обещай ханше, что обязательно приедешь в Каракорум. Пока гонец едет туда, пока она тебя будет дожидаться, много воды утечет. Неизвестно, что за год произойдет. Тебе сейчас, Александр, надо успокоиться и принять потерю отца своего как предначертание Господне.

– Трудно мне свыкнуться с мыслью, что отца нет. Что теперь не с кем будет даже посоветоваться в трудных делах, и знать, что его поддержки больше не будет. Была бы моя воля, я бы сегодня же повел полки русских на татар! И сколько же мы будем терпеть этих поганых над нами?! Присосались к земле русской, словно пиявки, и пьют кровь! Что же делать? Ума не приложу!

– Тебе сейчас, Александр Ярославич, не надо на рожон лезть, затаись. Что ты можешь сделать против такой огромной силы? Как бы твои отважные воины ни были искусны в бою, тебе сейчас поганых все равно не одолеть. Как только ты свяжешься с татарами, западники сразу же попрут на Русь и начнут захватывать русские земли. Ты думаешь, твой отец, великий князь, от большой любви поехал в такую даль к татарам искать их защиты и дружбы? Конечно, нет. Он хорошо понимал, что из двух зол надо выбирать одно. Татары хоть земли наши не хотят захватывать, им и так бескрайних степей хватает. К религии всех народов относятся терпимо. Они единственное, что хотят от русских – это дань. Мы ведь с твоим отцом неоднократно об этом говорили, и он это прекрасно понимал. Поэтому прошу тебя, князь, настрой себя так, чтобы зло и месть не затмили твой разум.

Александр Невский встал, обнял старца со словами:

– Спасибо, Спиридон, тебе за поддержку! Я уже спокоен и, по твоему совету, с великим терпением приму и этот удар судьбы. Встречусь с проклятым татарином. Узнаю, чего хочет от меня каракорумская ханша. Думаю, что она задумала меня, как и отца, извести. Но я пока не собираюсь мчаться по ее первому зову в такую даль. Я ведь еще у Батыя не бывал. А он мой ближний враг. Поэтому я попытаюсь, прежде всего, с ним встретиться, для того чтобы узнать, что хан Батый хочет от меня и как он думает строить отношения с другими русскими княжествами.

2

Путешествие на Русь Алану далось нелегко. Уже к концу пути он чувствовал себя окончательно разбитым и больным. Только благодаря своим снадобьям, травам и всяким восточным премудростям он смог избежать болезней, которые постигли многих из посольства великого князя.

Алан неоднократно проклинал ханшу Туракину и хана Батыя которые потребовали от него ехать вместе с посольством во Владимир. Отказаться от путешествия он не мог, иначе его ждала смерть. Он должен был выполнять волю ханов. Это, прежде всего, используя свой богатый опыт в знахарстве, стать незаменимым человеком и потом остаться на Руси и войти в доверие к князю Александру. Сопровождать его всюду, в мирной жизни и военных походах, неукоснительно сообщая обо всем, что происходит при дворе Александра, не только о его действиях, но и мыслях в орду. В путешествии на Русь ему уже удалось осуществить часть своего плана. Он стал незаменимым советчиком, целителем и лекарем для путешественников. Ученый писарь мог почти любому человеку влезть в душу своим участием и заботой. Люди же по своей душевной простоте ему доверяли самое сокровенное, делились с ним всем. Вскоре Алан стал уважаемым и необходимым человеком. Только один Борислав, который несколько лет находился у татар с князем Константином и знал, что лесть и доброта восточных людей может быть не что иное, как хорошо скрываемое коварство всегда настороженно относился к ученому писарю. Пока ничего плохого со стороны ученого лекаря он не замечал, кроме самоотверженности в помощи всем больным и уставшим от длительного путешествия людям.

Тонкий знаток человеческой души, ученый писарь сразу же понял, что Борислава он не смог убедить в верности служению посольству. Даже порой чувствовал тяжелый пронзительный взгляд переводчика, но всегда отвечал ему ласковой и заис – кивающей улыбкой.

Прежде чем послать Алана с посольством русских, с ним один на один побеседовала Туракина. Когда их аудиенция закончилась, на прощание она ему с улыбкой посоветовала:

– Ты, Алан, должен вползти им в душу как змея. Все должен нам сообщать, что они будут делать или предпринимать с западниками и что они надумают против нас. Если потребуется кого-то убрать, дашь яду. А если откажешься выполнять то, что мы тебе велим, мы тебя найдем и достанем хоть на дне морском.

Алан упал на колени перед ханшей, поцеловал ей край платья со словами:

– Слушаю и повинуюсь, моя повелительница! – кланяясь, раз за разом, задом удалился из юрты. Он уже хотел отправиться назад в русские шатры, как его вернул слуга ханши, чем очень сильно напугал писаря, тот уже подумал, что Туракина отдаст его палачам.

Войдя в юрту, Алан сразу же упал на колени, поклонился и замер в этом положении, ожидая, что скажет Туракина.

– Поднимись и слушай, что тебе еще сказать забыла. Будут к тебе приходить католики с ярлыками, от меня, помогай им во всем и исполняй мою волю. А сейчас иди.

От перенапряжения Алан даже вспотел, и, пошатываясь от пережитого страха, вышел из шатра.

Ученый писарь прекрасно понимал всю сложность своего положения, но это была не его воля, и поэтому надеялся, что Аллах его простит за все его деяния.

Давно находясь при дворе у татар, он знал их жестокие законы, где неповиновение каралось смертной казнью. Ему часто приходилось видеть, как ломали хребты непокорным, поэтому добросовестно служил им. У него давно уже не было ни родины, ни имени, он был раб на услужении огромной татарской империи, хорошо организованной военной машины, которая прокатывалась по целым государствам, городам, разрушая все и всех на своем пути, кто оказывал ей сопротивление. А тут одна его безымянная жизнь, по которой если пройдет это чудовище, даже никто и не заметит.

Сейчас, находясь с русскими, ученый писарь чувствовал себя гораздо уютней, чем тогда, когда он пребывал у татар, где ему за неповиновение или из-за какого-нибудь каприза ханского двора могла в любую минуту грозить смерть. Здесь же, у русских, к нему относились с уважением, ценили его как знахаря и как ученого человека, знающего науки. В душе Алана шла борьба. Он должен был выбрать, с кем он, и нужно ли ему выполнять задание ханов. И не выполнять было нельзя, он прекрасно понимал, что зависим от них, и жил в постоянном страхе за свою жизнь. Ханы всегда его могли разыскать, даже если он находился от них на большом расстоянии. Алан над этим очень много размышлял и пришел к выводу, что испытывать судьбу не стоит и нужно подчиниться обстоятельствам.

Еще в пути уже по русской земле печальный караван догнал посол ханши Туракины Нарат в сопровождении сотни нукеров. Это случилось, когда русские остановились на берегу небольшой прозрачной речушки, которая тихо несла свои воды.

Пока путешественники отдыхали, поили лошадей, готовились к дальнейшему пути, Алан удалился и присел на сваленное дерево. Он задумчиво вглядывался в хрустально чистую воду речки. Тишина и тихое журчание воды успокаивали, навевали на размышления. А думалось ему о разном, но неожиданно он поймал себя на мысли о том, что эта медленно текущая вода как жизнь течет, но уже возврата ей назад не будет никогда, что нельзя войти в одну и ту же реку, что она всегда будет разной, хотя, на первый взгляд, такой же, как и прежде.

В это время кто-то осторожно тронул Алана за плечо. Он вздрогнул и, увидев татарского посланника Нарата, несказанно удивился, воскликнув:

– О Аллах! Это откуда ж ты тут появился?

– Я, уважаемый учитель, не появился, а меня вслед за вами послала ханша Туракина к князю Александру, сыну ныне усопшего Ярослава, с повелением как можно скорее отправиться в Каракорум.

Алан покачал головой и произнес:

– И сына Ярослава хочет убрать! Чем же они так ей не угодили?

Нарат на слова ученого писаря ничего не ответил, а молча подал ему ярлык. Тот развернул пергамент, прочитал, что там написано. Взялся за голову и воскликнул:

– О Аллах! Вах-вах-вах! Как же это возможно исполнить приказ Туракины!

Гонец вытащил из кожаного мешочка небольшой сосуд и протянул Алану со словами:

– Это тебе тоже велено передать, и еще сказано, что если не исполнишь, то твоя голова будет посажена на кол.

Алан сидел молча, ничего не говоря, ничего не видя и не слыша. От известий от ханши он как будто онемел.

Посланник вскочил на свою пегую низкорослую лошадку и крикнул ученому писарю:

– Что мне передать великой ханше – Туракине?

Алан вздрогнул, как бы очнувшись, крикнул в ответ:

– Слушаю и повинуюсь!

Татарин стегнул плеткой коня и пошел крупной рысью по пыльной дороге, увлекая за собой свою сотню нукеров, оставив в смятении растерянного и подавленного Алана.

* * *

После возвращения посольства из Каракорума во Владимир тело князя Ярослава поместили в Успенский собор. Жители города и окрестных поселков и деревень приходили попрощаться с великим князем, который для них был и защитником, и строгим отцом. Женщины оплакивали безвременную кончину Ярослава, причитали и от горя рвали на себе волосы.

Во Владимир стали съезжаться близкие родственники усопшего и люди из других городов. Всем была не безразлична смерть великого князя. Ожидали Александра Невского, который уже был в пути и со дня на день должен был приехать в город на похороны своего отца.

Алан как ученый лекарь зная всякие восточные премудрости, каждую ночь умащивал тело князя разными пахучими травами. Анастасия была ему незаменимой помощницей в этом нелегком и печальном деле.

К вечеру дозорные со стен города заметили новгородскую дружину во главе с Александром Ярославичем. Всадники спешили. Ворота по распоряжению Святослава, брата Ярослава, который по русскому обычаю принял титул великого князя, заранее были открыты. Всадники крупной рысью промчались в город и направились к Успенскому собору. У входа в храм стоял Святослав Всеволодович, поджидая Невского.

Молодой князь был одет в траурную одежду: в черный плащ и шапку. Он соскочил с коня и направился к своему дяде. Они обнялись и троекратно расцеловались. Святослав Всеволодович смахнул скупую слезу и хриплым голосом произнес:

– Вот ведь как случилось, Александр! Горе-то какое!

Невский молчал. Душа его уже вся изболелась, оплакивая потерю отца. Уже не хватало места в сердце для его горя.

Князья молча вошли в храм, подошли к телу Ярослава. Александр долго всматривался в лицо своего отца, затем встал на колено пред усопшим, беззвучно что-то шепча пересохшими губами. Возможно, он просил у отца прощения, а может быть, давал клятву продолжить начатое дело великого князя.

Похороны Ярослава Всеволодовича состоялись в октябре 1246 года в Успенском соборе. Все родственники и простые люди пришли проститься с великим князем. Плакали люди, потеряв защитника земли русской.

После похорон Святослав Всеволодович собрал всех наследников и объявил завещание покойного князя и утвердил сыновей Ярослава в тех же княжествах, которыми они владели при отце.

За князем Александром остались города Новгород, Зубцов, Торжок, Волоколамск, но он утратил Тверь, Кашин, Костятин, а также Переяславль.