Текст книги "О годах в дипломатии с долей сарказма"

Веселый барак

Непродолжительное время после ухода Герека первым секретарем ЦК ПОРП побыл выплывший ниоткуда Станислав Каня. Его правление было столь же кратким, как и бесславным. Судя по достоверным сведениям из его ближайшего окружения, он не был готов к такой ответственной миссии в переломный период истории страны, вследствие чего впал в глубокий и продолжительный запой, из которого вышел уже без высокой должности.

Поляки – мастера по сочинению куплетов еще со времен войны (фильм «Запрещенные песенки») отозвались на это очередной частушкой:

 
За Гомулки – пустэ пулки,
А за Герка – пул цукерка,
А за Кани – ани, ани.
(При Гоммулке – пустые полки,
А при Гереке – полконфетки,
А при Кане – ни того, ни другого.)
 

Но и в тот трудный период поляки не теряли чувства юмора, подтверждая титул своей страны как самого веселого барака в соцлагере.

Польская шутка того времени:

– Вы слышали, в СЭВе, наконец, выпустили единую валюту. Называется ПЭРДОЛЬ.

– ???

– Первый экспериментальный российский доллар.

Но пока до этого не дошло, польская экономическая мысль задумалась, как укрепить свою злотувку – монету из алюминия, достоинством в один злотый. Идет совещание. Один экономист предлагает:

– Давайте просверлим в злотувке дырочку и зальем золотом.

Подсчитали – дорого.

Другой:

– Просверлим две дырочки и зальем серебром.

Тоже не дешево.

Встает третий:

– Давайте просверлим четыре дырочки и будем продавать вместо пуговиц.

Правда, не все шутки были столь оптимистичными. Так, крылатая фраза великого пролетарского писателя «Человек – это звучит гордо!», услышанная мной от одного пожилого поляка, прозвучала следующим образом:

– Чловек ест думны, як лежи в трумне (человек гордый, когда лежит в гробу).

Шутили, шутили и дошутились.

Нам же в польском отделе приходилось заниматься другими видами эпистолярного жанра, включая подготовку материалов к встречам на высшем уровне и выступлениям Л.И. Брежнева.

Помню, одно из них давалось с большим трудом, начальство заворачивало проекты с одним непререкаемым замечанием – нет изюминки. В конце концов один из вариантов получил одобрение благодаря вкрапленной в него той самой изюминке, звучавшей следующим образом:

– Братскую Польшу, социалистическую Польшу в беде не оставим и в обиду не дадим!

Вот такая дипломатическая кулинария.

По зову партии

Без руководящей и направляющей роли партии в советское время дипломатия, естественно, существовать не могла. С ее высшим органом приходилось общаться даже мне – дипломату невысокого ранга. Это общение сводилось к тому, что время от времени я посещал здание ЦК КПСС на Старой площади по приглашению товарищей из сектора ПНР Отдела по связям с братскими партиями соцстран (другими партиями занимался Международный отдел) с целью перевода с польского документов или статей из прессы. В награду за проделанную работу сотрудник сектора отводил меня в буфет на первом этаже, где мне предоставлялась возможность отведать недоступных для простых смертных деликатесов.

На этом мое взаимодействие с «инстанцией» не закончилось. В один прекрасный день заведующий сектором ПНР П.К. Костиков, задушевно глядя мне в глаза, предложил подумать над возможностью перехода на другую – партийную работу, т. е. к нему в сектор. Это предложение было для меня весьма неожиданным и при этом таким, как в «Крестном отце», от которого невозможно отказаться. Поскольку мне было дано время на обдумывание, я, сколько мог, затягивал его и, видимо, переборщил. Повторного обращения ко мне по этому вопросу не последовало.

Не знаю, как эвентуальное согласие отразилось бы на моей дальнейшей судьбе. Некоторым из моих коллег опыт работы в ЦК помог в дальнейшей карьере, другие исчезли из поля зрения. Из меня партийный работник не получился, но партбилет и учетную карточку, которые мне вручили в Парткоме МИД после краха социализма, храню в личном архиве.

Ныне мэрия, тогда – Московский горком

Дважды пришлось пообщаться со всесильным в те времена руководителем столицы – членом Политбюро, Первым секретарем Московского горкома партии В.В. Гришиным, который принимал с визитами своих польских коллег – члена Политбюро ЦК ПОРП, Первого секретаря Варшавского комитета партии М. Возняка (1981 год) и Первого секретаря того же комитета С. Кочолека (1982 год).

Тогда удалось впервые прокатиться на «членовозе» в сопровождении гаишников, с остервенением лупивших жезлами по капотам и лобовым стеклам транспорта, мешавшего движению автоколонны. Сопровождение брежневского кортежа было даже более гуманным.

О В.В. Гришине ходило много ужасных рассказов, авторами которых были пострадавшие от его сурового характера лица. Не знаю, что из услышанного было правдой, тем более что мое общение с хозяином Москвы прошло безболезненно. Однако и мне довелось побывать свидетелем одного из эпизодов, имевшего печальные последствия. Во время ужина в ресторане гостиницы «Краснопресненская» МГК КПСС, при подаче жульена между руководителем Москвы и официанткой возникли разногласия по поводу того, что в нем содержится – рыба или курица. Этот эпизод не заслуживал бы внимания, если бы на другой день не оказалось, что у директора ресторана случился сердечный приступ, а официантка, вступившая в диспут, была уволена с работы. Суровые были времена.

Во время визита М. Возняка на гостевой вилле в правительственном комплексе на Ленинских горах вечером был организован кинопросмотр – показали недавно вышедший и весьма популярный фильм «Вокзал для двоих». Лента гостям понравилась, причем настолько, что весь запас имевшегося на вилле коньяка к утру был полностью исчерпан.

Высокое искусство и ширпотреб

Общение с Московским горкомом партии, кроме прочего (включая посещение 200-й секции ГУМа), способствовало приобщению к высокому искусству. Программы пребывания делегаций предусматривали, в частности, посещения спектаклей в Большом Театре. Причем размещали гостей В.В. Гришина исключительно в Императорской ложе, в которой пару раз довелось посидеть и мне.

Должен честно признать, что не являюсь большим поклонником балетно-оперного жанра (диска The best of Rossini мне вполне хватает), поэтому многочасовые заседания в ложе, даже императорской, были для меня тяжким испытанием. Спасением были антракты, в ходе которых нас – вынужденных меломанов – отпаивали шампанским в предбаннике ложи, где к тому времени накрывали столик с упомянутым напитком и сладостями.

Что же касается походов в 200-ую секцию, то каждый из них запомнился встречей с кем-то из известных особ. Один раз это был Луис Корвалан (поменяли хулигана…), примерявший обувь. В другом случае довелось стать свидетелем отоваривания супруги руководителя Монголии Цеденбала – Анастасии Ивановны с сыном, оттаскивавшим тяжелые сумки в багажники двух черных «Волг». Удавалось и мне урвать кое-что из дефицита.

Был в те времена еще один, более массовый в плане доступности, источник дефицита – сеть магазинов «Березка» с продажей на чеки. Удручало то, что мы – сотрудники посольств в соцстранах – обладатели синеполосых сертификатов, были клиентами третьего сорта – после бесполосых – капиталистических и желтополосых – развивающихся.

У этого благодатного источника снабжения были и свои негативные стороны. Так, после окончания летнего отпускного периода собравшиеся на оперативное совещание представители дипсостава Посольства неожиданно отмечали, что половина из них щеголяет в одинаковых костюмах из «Березки».

Высший уровень

С особой помпой принимали в Москве в марте 1982 года с официальным визитом партийно-государственную делегацию ПНР во главе с Первым секретарем ЦК ПОРП, Председателем Совета Министров Польши Войцехом Ярузельским. Когда мы выезжали из аэропорта Внуково-2, «Чайка», в которой я сопровождал Начальника Генштаба ВС СССР Н.В. Агаркова и его польского коллегу Флориана Сивицкого, находилась в центре длиннющей кавалькады черных лимузинов, растянувшихся по всему Ленинскому проспекту.

Апофеозом визита стал обед в Грановитой палате Большого Кремлевского дворца. Поскольку дававший обед Л.И. Брежнев к тому моменту был уже не совсем здоров, протокольное мероприятие проходило в ускоренном темпе. Когда нам на краю стола подавали второе, президиум, отведав десерта, уже поднимался со своих мест.

В следующий раз побывать на подобном мероприятии в той же Грановитой палате удалось много лет спустя – в апреле 1996 года, когда Президент России Б.Н. Ельцин давал обед в честь Президента Польши А. Квасьневсого. Трапеза на этот раз носила более размеренный характер, хотя меню не многим отличалось от предыдущего.

Элита МИДа

Незадолго до моего возвращения из Польши в Варшаву на межмидовские консультации прибыл Заведующий отделом международных организаций МИД СССР В.Л. Исраэлян, которого сопровождал его помощник – мой однокурсник Михаил Антюхин. По завершении консультаций Михаил сообщил мне, что шеф готов рассмотреть вопрос о моем переходе в его отдел по возвращению в Москву.

Вернувшись в Москву, я, с подачи Михаила, удостоился аудиенции у В.Л. Исраэляна, который подтвердил свою готовность взять меня к себе на работу, если мое тогдашнее руководство – зав. 4-м Европейским отделом М.М. Деев даст на это согласие. Когда я доложил об этом Михаилу Михайловичу, он как-то странно улыбнулся и обещал подумать. Какие закулисные шаги предпринимались после этого, я не знаю, но моим планам так и не удалось осуществиться.

Не скажу, что сильно горевал по этому поводу, а спустя некоторое время окружавший международный отдел флёр для меня окончательно рассеялся. Этому, кроме прочего, способствовал рассказ одного моего знакомого из этого отдела о способах выколачивания из ООН дополнительных денежных средств. Командируемым в Нью-Йорк, по его словам, выплачивалась компенсация за провоз багажа из дома к месту службы. Пытливый ум наших ушлых ребят подсказал идею – добавлять в багаж мешки с минеральным удобрением. Вес груза возрастал, а соответственно – увеличивался размер компенсации в «зеленых». На мой вопрос, почему именно удобрения, последовал гениальный ответ: «Они легко сливаются в унитаз». Надеюсь, сегодня эти методы остались в малооплачиваемом прошлом.

Гей – славяне

Возвращаясь к началу этой истории, а вернее к завершению визита в Варшаву В.Л. Исраэляна, не могу не упомянуть еще об одном эпизоде из множества сопровождавших мою дипломатическую службу. Накануне отлета делегации в Москву я решил показать другу Мише Warsaw by night (его шефа в это время опекал советник-посланник Г.И. Рагулин).

Пройдясь по Маршалковской, мы заглянули в один из кабаков достаточно высокого уровня. Спросив, будет ли представление и получив утвердительный ответ, я заплатил 300 злотых, и мы заняли один из столиков. В ожидании представления (ясно, какого), попивая и закусывая, я поглядывал на танцпол и ничего не мог понять. Представление было, но не то, какое надо. Какие-то полуобнаженные ребята исполняли что-то типа половецких плясок под одобрительные возгласы зала. Оглядевшись вокруг, я с удивлением констатировал, что все столики были заняты лицами мужского пола, в основном молодого возраста.

Время близилось к полночи, а долгожданного представления так и не было. Осознание происходящего пришло лишь после того, когда молодой блондин из-за соседнего стола, занятого такими же юношами, подошел к нашему столику и пригласил меня на танец.

Охренев от такой галантности, я не нашел ничего лучшего, как схватить со стола недопитую бутылку, разбить ее об угол и принять позу, не располагающую к туру вальса. Поднялась страшная буча, сбежались люди, один из которых, как позднее оказалось, руководитель заведения, набросился на меня с угрозами.

В ответ я достал свою дипкарточку и предъявил ее, сопроводив показ комментарием на русском языке, не требующем перевода для представителей славянского мира. Воспользовавшись наступившей как в «Ревизоре» немой сценой, мы с Михаилом покинули заведение.

Некоторое время спустя я со своим старшим коллегой Эгилом Деглавом пребывал в компании с нашим польским другом – заместителем Генпрокурора полковником Розвенсом. После очередной рюмки «Выборовой» он, глядя мне в глаза, заявил:

– Ну и наделал ты шороха. Мы за этим объектом давно наблюдаем. Там около 40 человек замешано.

Галина Леонидовна

В рамках своей служебной деятельности довелось повидаться с представительницей высших сфер – Галиной Леонидовной Брежневой. Одно время она работала (числилась) в Историко-дипломатическом управлении МИД СССР.

Руководство этого управления пригласило своих польских коллег на консультации, в которых мне пришлось участвовать от имени территориального отдела. Представляя советскую часть участников консультаций, ее руководитель, дойдя до скромно сидевшей Галины Леонидовны, с многозначительным видом назвал ее, хотя всем присутствовавшим и так было хорошо известно, о ком идет речь.

После консультаций, в соответствии с программой пребывания, состоялся торжественный ужин в ресторане гостиницы ЦК КПСС «Октябрьская», Плотников переулок. Главная героиня явилась на ужин, блистая нарядом, и выглядела действительно экстравагантно. Обслуга гостиницы, шушукаясь между собой, разглядывала ее наряд, особенно ярко-вишневые туфли на шпильках. Прием прошел непринужденно.

В очередной раз я увидел дочь Генсека, когда мы с коллегами вышли перекурить на лестничную клетку 17-го этажа высотки. В процессе перекура я обратил свой взор наверх и увидел, как по ступенькам, держась руками за стену, медленно спускается Галина Леонидовна. Миновав нас, она тем же способом проследовала дальше на 14-й этаж, где находился ее отдел. На 18-м, как знают МИДовцы, расположен один из буфетов. Больше я ее не встречал.

Король цирка

Зато удалось повидаться с первым мужем Галины Леонидовны – Евгением Милаевым. В ходе одного из визитов программа пребывания предусматривала, наряду с Большим Театром, посещение Цирка на Ленинских горах.

Во время антракта делегацию сопроводили в кабинет директора, где, как водится, был накрыт стол с угощением. После завершения представления состоялся второй заход, в ходе которого гости, выпив по рюмочке, поблагодарили хозяина за прием. После того, как делегация покинула кабинет, а я на минутку задержался, Е. Милаев выразительным взглядом указал обслуживавшей девице на стол, с которого она быстренько собрала оставшиеся от гостей деликатесы (доставленные Московским горкомом) – недопитую «Посольскую», финский сервелат и конфеты. Грузный и мрачный Король цирка выглядел не очень хорошо и вскоре, как я узнал, покинул этот свет.

А также в области балета

Посещение театров и цирков составляло культурную часть программ пребывания, основная же – серьезные беседы в различных инстанциях. Присутствуя на них, узнавал многое, до сих пор мне неведомое. Так, во время посещения Государственного комитета Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли СССР (Госкомиздат) кандидатом в члены Политбюро, секретарем ЦК ПОРП Яном Глувчиком тогдашний руководитель Комитета Борис Стукалин показал только что изданную книжку под названием «Дивертисмент», в основу которой была положена история непримиримой и жестокой войны между двумя школами балета – Московской и Ленинградской. Не знаю, ведется ли она сейчас, скорее всего – нет, поскольку и там, и там сегодня этим делом руководят осетины.

Краткосрочки

Наряду с приемом гостей в Москве, приходилось и самому выезжать за рубеж, ограниченный рамками Варшавского Договора.

По случаю подготовки заседаний Комитета министров иностранных дел и совещаний ПКК ОВД удалось побывать во всех, кроме Софии, столицах стран социализма, включая Бухарест времен Н. Чаушеску в составе объединенного секретариата, возглавляемого единственным легальным евреем в МИД СССР Львом Исааковичем Менделевичем.

Суть подготовительной работы, в которой мы участвовали, сводилась к ожесточенной битве всех представителей Варшавского Договора с румынской делегацией за каждое слово и каждую запятую в проекте итогового документа предстоящего совещания ПКК или заседания КМИД – совместного заявления или декларации. Согласованный в беспощадной борьбе документ принимался главами делегаций и публиковался на первых страницах партийных газет, после чего о нем забывали до очередной встречи представителей братских партий и стран. В чем была суть этих неимоверных усилий, я никак не мог понять, только догадывался – видимо для укрепления единства и сплоченности Варшавского Договора. Их итог хорошо известен – Варшавский Пакт развалился как карточный домик.

Воспоминания о пребывании в столице социалистической Румынии наплывают в несколько затуманенном образе по причине затемненности города, а также того, что свой национальный напиток – цуйку – румыны подавали в кофейных чашках в подогретом виде. Впрочем, в ходе подготовки, проведения и завершения мероприятий в дело шла вся продукция ОВД – польская «Выборова», венгерский «Фернет», чешская «Бехерувка», ГДРовский шнапс, болгарская «Плиска».

Возвратившись из Бухареста и делясь впечатлениями со своим коллегой из румынского сектора Володей Лапшиным, я рассказал, что в течение всего пребывания там нас сопровождали льющиеся из репродукторов нежные песни с часто повторяющимися словами трандафири и драгостя. Спросив, что они означают, с удивлением узнал, что первое – это розы, а второе – любовь. Вот тебе и режим диктатора Чаушеску. Как тут не вспомнить польскую пословицу: «Закручивая гайки, не жалей вазелина».

Вскоре, однако, период краткосрочных командировок подошел к концу, поскольку настала пора вновь собираться в ДЗК все в ту же Польшу. Правда, сборы эти существенно затянулись и продолжались более года, так что пришлось принимать повторное решение ЦК КПСС. Столь длительное ожидание начинало томить, тем более что к этому времени я уже обзавелся семьей, которую надо было кормить.

Причины задержки удалось выяснить по закрытым каналам. Оказалось, что Центральный Комитет, решив избавиться от одного из своих сотрудников, направил его на предназначавшуюся мне должность первого секретаря Посольства в Варшаве.

Но, наконец, наступила и моя очередь. Референт Отдела загранкадров ЦК КПСС, видимо, считавший себя обладателем большого чувства юмора, оформляя меня, широко улыбаясь, пошутил:

– Ну что же, пришлось немного подождать. Ничего страшного. Вино со временем набирает выдержки, а значит и качества.

– Вы правы, – реагировал я, – главное – чтобы не перебродило.

Улыбка почему-то сползла с лица референта.

И снова Польша

В целом в Польше в рамках трех командировок довелось провести более шестнадцати лет. Послами в этой стране на закате советской власти были, как правило, выходцы высокого уровня из братской Белоруссии. После С.А. Пилотовича, с перерывом на секретаря питерского горкома партии Б.И. Аристова (ничего общего с А.Б. Аристовым), послами были председатели Совмина БССР А.Н. Аксенов и В.И. Бровиков, с которыми мне также пришлось поработать.

Следует отметить, что состав Посольства в Варшаве всегда отличался многонациональностью. Кроме белорусов, среди которых особо хотел бы отметить своего ближайшего друга Володю, а впоследствии министра иностранных дел Белоруссии Владимира Леоновича Сенько, были представители других братских в ту пору народов, сплоченных в СССР.

Советником по культуре был литовец Миколас Даниэлович Яцкявичюс, первыми секретарями – латыши Эгил Арнольдович Дэглав (первый пионер Латвии) и Янис Язепович Яундземс, зав. консульским отделом – молдаванин Федор Степанович Митител, первым секретарем и секретарем партбюро грузин Рамаз Дмитриевич Мчедлидзе (погиб при странных обстоятельствах в Варшаве, когда после ухода из МИДа занялся вопросами недвижимости), украинцы советник Иван Евстафьевич Никифорук и первый секретарь (затем – завконсотделом) Иван Иванович Долгий, третий секретарь-татарин Доллерс Шамгунович Хаиуллин. В состав дипкорпуса также входил славный сын эстонского народа Энн Йоханович Лийметц – консул Генконсульства СССР в Кракове, а потом – непродолжительно – заместитель министра иностранных дел независимой Эстонии. При всем этом жили одной дружной семьей, никаких противоречий на национальной почве не возникало.

Шведский стол для посла Ирана

Одна из моих обязанностей заключалась в присутствии на беседах посла с иностранными коллегами с целью перевода и последующей итоговой записи. Однажды помощник посла А.Н. Аксенова Саня Удовенко сообщил мне по телефону, что ожидается визит посла Ирана, попросил встретить и поприсутствовать на беседе.

Встретив посла и препроводив его в переговорную комнату, где заранее накрывался столик на предмет чае– или кофепития, я с ужасом увидел на нем тарелку с бутербродиками. Причина заключалась в том, что это были канапе с ветчиной. Вносить изменения в меню было уже поздно, тем более что и иранец сразу же обратил внимание на выставленное в его честь угощение.

Беседа проходила в напряженно-сдержанной манере. Посол, откинувшись на спинку кресла, не притронулся даже к стакану с апельсиновым соком. Проводив его, я вернулся и высказал Сане все, что думаю о его познаниях в исламе. Но, видимо, не совсем доходчиво.

– А что? – удивился он. – Невкусно?