Текст книги "11 сентября и другие рассказы"

– Хорошо, что я православный.

– Погоди, она и тебя заставит.

– Э, нет. Я этим инструментом ещё пользуюсь, не так часто как раньше, но всё равно. И старухе моей приятно, когда всё в целости и сохранности.

Он опять назвал Веру Алексеевну старухой. Подсознательно он чувствовал, что она становилась самой собой.

– Что ты здесь собираешься делать? – спросил Гриша.

– Я как раз с тобой хотел посоветоваться.

– Займись с внуками математикой.

– А что, у них проблемы?

– У них нет, а у местной системы образования да. Я в седьмом классе уже дифференциальное исчисление знал, а они всё сложение с вычитанием мусолят.

– Ты и учился в специальной школе.

– Это неважно.

– На что же вы в таком случае смотрите? Родители называется.

– Мы целыми днями работаем, а Тамара ещё и молится, вот дети и предоставлены сами себе. Растут как трава.

– Значит, нужно их отдать в военное училище.

– Не смешно, товарищ полковник, да и училища у нас нет, так что придётся тебе самому принять командование.

– Ладно, сделаем.

– Они из летнего лагеря приезжают только к началу учебного года.

– Я подожду.

– А пока, чтобы скучно не было, можете походить с Верой в клуб ветеранов.

– Кто туда ходит, – спросил Павел Иванович, – старушки-пенсионерки, которым делать нечего.

– Это сейчас они пенсионерки, а раньше они тоже кем-то были, – возразила Вера Алексеевна, – входя вместе с дочерью в кабинет.

– Тебе очень туда хочется? – спросил полковник жену.

– Почему бы нет, – ответила она, – гораздо лучше, чем сидеть дома и вариться в собственном соку. Познакомимся с людьми, узнаем, как они здесь живут. Всё равно внуки в лагере.

– Если хочешь, иди одна, – сказал полковник.

– Я и так всю молодость одна провела и вдовой не осталась по чистой случайности.

* * *

Королёва послали тогда в Свердловск-40, который к настоящему Свердловску никакого отношения не имел и находился от него на огромном расстоянии. Город находился в Сибири и был вырыт в горе, чтобы скрыть установку для обогащения урана. Он был строго засекречен и ни на одной карте его не было. Жители Свердловска-40 пользовались всеми привилегиями советской элиты. Они очень хорошо зарабатывали, а в магазинах без очереди покупали продукты, недоступные простым смертным даже в столицах. Свободно продавалась и импортная одежда, но носить её было негде. Интеллектуальная жизнь города ограничивалась несколькими кинотеатрами и домом культуры, в котором выступали местные артисты-любители. Раз в году Свердловчане-40 могли уехать в отпуск в любое место Советского Союза, во всём же остальном они жили как в тюрьме. Сменить прописку удавалось очень немногим, а остальных ожидала смерть от лучевой болезни. Стариков в городе не было…

Туда-то и прилетел Павел Иванович. На военном заводе уже несколько месяцев работал его сослуживец, Миша Каменец, жена которого была на последнем месяце беременности. Миша рвался обратно в Москву, но начальство отпускало его только на две недели. Королёв должен был определить, в какой стадии находится проект, узнать, что нужно для его успешного выполнения и доложить в Министерство. Павел Иванович рассчитывал пробыть на заводе несколько дней, но Каменец упрашивал его остаться и закончить работу. Поначалу Королёв даже слышать об этом не хотел, однако в последнюю минуту уступил настойчивым уговорам Миши и отдал ему свой билет на самолёт. Они даже не успели переоформить документы, но было это до эпохи воздушного пиратства и формальности соблюдались не так строго.

Над тайгой в самолёте начал барахлить мотор и командир корабля запросил посадку на ближайшем аэродроме. Ему отказали, а садиться без разрешения на военный объект он не рискнул. По рассказам людей, слышавших записи «чёрного ящика» он умолял диспетчера принять самолёт, ведь все его пассажиры владели более важными государственными секретами чем то, что они могли увидеть. Ничего не добившись, экипаж вынужден был продолжать полёт, но до следующего аэродрома не дотянул.

О смерти пассажиров оповестили только ближайших родственников. Ведь Свердловск-40 считался городом-спутником настоящего Свердловска, поэтому ни аэродрома при атомном реакторе, ни самолёта официально не существовало, также как и рейса, на котором должен был лететь Павел Иванович. В списках погибших была его фамилия, а сам он не мог признаться Мишиной жене, что произошло в действительности. Она бы сочла его убийцей. Она работала в бухгалтерии Министерства и они сталкивались довольно часто. После аварии встречи эти были мучительны для обоих, но избежать их было никак нельзя и Павел Иванович подал рапорт с просьбой перевести его в любое другое место. Вера Алексеевна подключила к этому своих родственников и ему предложили преподавать на военной кафедре Московского ВУЗа. Возможность получить там генеральские лампасы была равна нулю, но зато жизнь его стала гораздо спокойнее.

* * *

В клубе ветеранов пожилые люди, разбившись на небольшие группы, разговаривали, смотрели ТВ или читали. Некоторые играли в карты или в шахматы. Как он и ожидал мужчин здесь было немного и никто из них особой симпатии у него не вызывал. Он сел в кресло и взял какую-то газету.

– Первый раз здесь? – услышал он глуховатый голос.

Королёв поднял глаза. Напротив стоял пожилой человек, гражданская форма которого не могла скрыть военной выправки.

– Да.

– Полковник Владимир Бегун, – протянул он руку.

– Полковник Павел Королёв, – сказал Павел Иванович, вставая.

– Какие войска?

– Бронетанковые.

– Коллега значит. Интересно, какая сейчас техника в советской армии. Когда я уходил, на вооружении был ещё Т-54.

– Хорошая машина.

– Ну, это с какой стороны посмотреть.

– Со всех сторон.

– Только не изнутри. Сидеть в нём неудобно, ноги вытянуть нельзя, а для того чтобы тебя расслышали надо орать во всю глотку.

– Так ведь он предназначен для военных действий, а не для увеселительных прогулок.

– Всё равно его можно было сделать лучше. Ведь если техника хорошая, то и воюется легче и побеждается быстрее.

– А ещё легче воюется пультом управления на компьютере. Бой проходит под музыку, а количество призовых очков высвечивается на экране.

– Да вы не обижайтесь, полковник, я ведь и сам был убеждён, что советские танки лучшие в мире, а когда сравнил, то понял, что это совсем не так.

– Как же это вы сравнили?

– Поездил.

– Значит, здесь любому желающему дают на танке покататься? Если я, допустим, захочу полетать на бомбардировщике, так мне и самолёт с ракетами выдадут?

– Выдать не выдадут, а в кабину пустят, за штурвал подержаться позволят.

– Откуда вы знаете?

– Я работал экскурсоводом в музее вооружённых сил.

– А теперь чем занимаетесь?

– Пишу исследование о роли женщин в различных армиях мира.

– Вот и пишите, – хотел было сказать Королёв, но в последний момент удержался. По дороге сюда Вера Алексеевна просила его не спорить с незнакомыми людьми и даже если не согласен, кивать головой и говорить «интересно».

– Интересно, – ехидно сказал он.

– Ещё как интересно! – не заметив иронии, согласился Владимир Бегун, – я этим так увлёкся, что целыми днями историю изучаю. Скоро я буду читать здесь лекцию, так что милости прошу.

– Я не знаю, смогу ли я сюда так часто ходить.

– Ну, тогда я кое-что расскажу вам прямо сейчас. Я начал исследование, потому что у нас половина военнослужащих женщины. Даже во главе государства одно время стояла Голда Меир. Она каким-то чудом ухитрялась держать всех в узде, хотя у каждого еврея есть, по крайней мере, два противоположных мнения и каждый твёрдо убеждён, что оба эти мнения правильные. Перед ней тогдашний министр обороны козлом скакал, а он тоже был штучкой с перчиком. Как всё это ей удавалось, один Бог знает. В общем, кулак-баба была, посильнее многих мужиков. Согласно конституции она исполняла роль главнокомандующего во время войны Судного дня, так что именно под её руководством наши войска сумели одержать победу в безнадёжной ситуации.

– Хорошо, про Вашу Железнову мне всё ясно, а в других странах?

– Про Советский Союз вы, наверно, и сами знаете, – сказал Бегун, несколько раздосадованный тем, что его перебили.

– Знаю.

– Ну а в Америке армия воюет с феминистками. Там бабы борются за равноправие не на жизнь, а на смерть. Недавно, например, одна барышня поступила в самую старую военную академию США. Окончит она её или нет неизвестно, но пока она на втором курсе. Как она может жить в такой обстановке, я не представляю. Там и ребятам не сладко приходится. Наверно, у неё зуд между ног, а курсанты её по очереди лечат. На фотографии она нормально выглядит, вполне могла бы себе и на гражданке мужика найти. На худой конец, устроилась бы вольнонаёмной, ведь в воинской части не только мужчины нужны. Кстати, среди офицеров в Америке женщин больше чем в любой другой армии мира.

– И вы думаете, что это хорошо?

– Не знаю, но то, что у них в армии много толковых законов – это факт.

– Например?

– В Америке высшие военные чины должны проходить не только обязательный медосмотр, но и сдавать нормы физической подготовки и если они не могут пробежать, проплыть или поднять, то их отправляют в запас.

– А как же женщины? – спросил Королёв.

– Наверно, также.

Но точно вы не знаете?

– Нет.

– Вот видите, значит, полного равноправия нет. Его и быть не может. Женщина не создана для войны.

– Вы правы, – согласился Бегун, – поэтому мне и больно смотреть на наших девчонок. Им надо с ребятами флиртовать, замуж выходить, детей рожать, а они в форме и с автоматами.

* * *

Когда внуки начали занятия, полковник убедился, что зять не сгущал краски. Школа здесь совсем не была похожа на советскую школу времён его детства, где домашние задания выполняли даже двоечники, а учитель был непререкаемым авторитетом. Павел Иванович узнал расписание уроков и, явившись к внукам в парадной форме, сказал, что хочет помочь им делать домашние задания. Ребята не сговариваясь, ответили, что им ничего не задают.

– Не может быть, – заявил он.

– Здесь передовая методика, мы всё успеваем сделать в школе, – сказал Игорь.

– Я должен провести расследование, у меня есть некоторый опыт.

При этих словах Игорь вздрогнул, а Лёня сказал:

– Если ты нам не веришь, можешь сам сходить в школу.

– Я и так узнаю. Расскажи-ка, что вы сегодня проходили по математике.

– Забыл.

– Ну вот, а говоришь, что всё усваиваете на уроках.

– Дед, мы же хорошо учимся.

– У тебя неправильные критерии. Для того чтобы чего-то добиться в жизни, нужно приложить усилия. Посмотри на своего отца. Он уже весь мир объездил, его даже в Париж приглашали лекции читать.

– Ну и что?

– То, что если бы он плохо учился, то был бы дворником.

– А может мне нравится улицы подметать, может я всю жизнь об этом мечтал. Представляешь, как интересно, подбираешь недоеденные сэндвичи, недопитые банки из-под пива. На еду тратиться не надо.

– Так кто же тебе мешает, подметай, я с тобой могу заниматься и вечером. Кстати, тебе будет чем платить за занятия.

Следующие несколько дней ребята пытались улизнуть из-под его опёки, но многолетний опыт работы с солдатами позволял полковнику без труда разгадывать все их уловки. Он просчитывал их планы на три хода вперёд и они, подавленные его напором говорили, что это не казарма, что он издевается над малолетними и они заявят на него в полицию.

– Попробуйте, – отвечал Павел Иванович, – у меня здесь есть приятель, тоже бывший полковник. Он недавно отлупил внука, причём не символически, а как следует. У нас, военных, очень простые правила, мы считаем, что когда бьёшь по заднице, то доходит до головы. Его внук вызвал полицию, но полицейский, узнав в чём дело, сказал пострадавшему, что это самый древний способ воспитания и никакого нарушения закона он лично не видит.

Ребята поняли, что от деда не отвяжешься и стали относиться к его требованиям как к неизбежному злу. За несколько месяцев Павел Иванович приучил их к регулярным дополнительным занятиям по физике и математике, но как-то раз Игорь сказал, что технические предметы ему не нужны, потому что он хочет стать историком и ему вовсе не обязательно решать задачки на законы Ньютона.

– Это необходимо для общего развития, – возразил полковник, – а то будешь как старшина из известного анекдота. Знаете, наверно, – он посмотрел на внуков, но они не проявили к известному анекдоту никакого интереса. Тем не менее, он продолжил, – старшина построил новобранцев и сразу же решил поставить все точки над i. Кто не будет выполнять моих приказов, – сказал он, – тому я без разговоров кулаком в рыло, ясно?

– Сила действия равна силе противодействия, – выкрикнул кто-то из строя.

– Кто это сказал! – заорал старшина.

– Ньютон.

– Ньютон!!! Два шага вперёд.

– Солдатский юмор, – прокомментировал Игорь.

– Ты прав, – согласился полковник, – лучше мы займёмся серьёзными вещами и раз ты собираешься быть историком, повторим историю. Расскажи-ка мне, что вы теперь проходите.

– Я могу только на иврите.

– Валяй на иврите, я пойму.

– Пожалуйста, – ответил Игорь, открыл книгу на нужной странице, дал её Павлу Ивановичу и стал говорить, что приезд деда сделал его жизнь невыносимой. Он и его брат теперь только и мечтают освободиться от старого зануды и услать его обратно в Россию, чтобы он там наводил дисциплину в казармах и развлекал старшин рассказами о Ньютоне. Когда Игорь замолчал, Павел Иванович попросил Лёню перевести речь старшего брата. Лёня замешкался.

– Видишь, как нехорошо ты поступаешь, – сказал полковник Игорю, – поставил Лёню в дурацкое положение, а я ведь и тебя заставлю переводить, когда он будет мне географию рассказывать. Это вам обоим полезно. Если вы хорошо отрепетируете дома, то в школе так урок отбарабаните, что сразу получите высший бал. Знаете, что Суворов говорил?

– Нет, не знаем, – ответил Лёня, – мы даже не знаем кто такой Суворов.

– Суворов – генералиссимус, который не проиграл ни одного сражения. Он говорил «Тяжело в ученье, легко в бою», а высшее военное звание получил за то, что спас русскую армию от позорной капитуляции. Я вам потом расскажу о нём подробно, а сейчас давайте закончим с остальными уроками.

Павлу Ивановичу стыдно было признаться, но почти все свои знания о Суворове он изложил в одной фразе. По дороге домой он заехал в библиотеку и несколько дней подряд штудировал книги о великом полководце, а потом небольшими дозами рассказывал внукам наиболее занимательные моменты из его жизни.

Занятия Королёва с детьми дали весьма осязаемый результат и учебный год оба окончили отличниками. На лето они опять уехали в лагерь и полковник стал гораздо чаще появляться на собраниях ветеранов. Когда он пожаловался Бегуну на то, что без детей ему скучно, тот предложил ему устроиться на какую-нибудь работу.

– Да кто меня возьмёт, сейчас и молодым-то непросто.

В Израиле действительно была очень напряжённая обстановка. Мусульмане-смертники взрывали автобусы и кафе. Европейские государства называли их борцами за свободу, а любые ответные действия осуждали как неадекватные. Жители страны находились в депрессии, им казалось, что войну с камикадзе выиграть невозможно. Международные фирмы начали закрывать в Израиле дочерние предприятия и переводить их в более безопасные страны, число безработных росло.

Полковники помолчали и после длинной паузы Владимир Бегун сказал:

– При желании всё равно что-нибудь можно найти. Ты язык-то знаешь?

– Очень плохо, я пробовал учить, но у меня ничего не получается. Буквы здесь как крючки, а читать вообще надо справа налево, никакой нормальный человек это не запомнит. – Павел Иванович запнулся и посмотрел на приятеля.

– Да, – улыбнулся тот, – мне тоже иврит давался с трудом, я же воспитывался в детском доме и даже не знал, что я еврей. Только когда пришёл новый директор, мне объяснили что к чему. Хотя какой я к чёртовой матери еврей. Обрезание мне не сделали, в Бога я не верил, из праздников отмечал только 1 Мая да 7 Ноября, а когда попал на историческую родину, меня вообще стали называть русским.

– Значит дослужился.

– Да уж. Кстати, можно посмотреть объявления в русской газете. Я недавно видел, что требуется сторож на парковку. Это, конечно, не Бог весть что, но на безрыбье…

– У тебя газета сохранилась? – спросил Павел Иванович.

– Да.

– Дай её мне.

В тот же вечер он позвонил по указанному телефону, а на следущий день поехал к хозяину парковки.

Встретил его древний старик, с носом, величина которого не оставляла сомнений в его национальности. У него была седая борода и кипа на затылке.

– Давайте познакомимся, – сказал он, – меня зовут Гирш, по-русски Григорий, а фамилия Перельмутер.

– Павел Королёв, – ответил полковник.

– Кем вы работали в Советском Союзе?

– Служил в армии.

– Офицер?

– Старшина-сверхсрочник, – резко ответил Павел Иванович.

Гирш посмотрел на него своими выцветшими глазами и кивнул. Он всё понял и, чтобы перевести разговор на другую тему, сказал:

– Я знал одного Королёва, он был стопроцентный еврей, регулярно ходил в синагогу и называл себя Кацманом. Очень ловкий был брокер, несколько месяцев уговаривал меня купить землю. Уверял, что на этом пустыре скоро начнётся строительство и можно будет сделать хороший гешефт[39]39
  Гешефт – бизнес, сделка (идиш).


[Закрыть]. Я, в конце концов, поддался на его уговоры и вложил в это дело все родительские сбережения, а Кацман получил мои деньги и исчез.

– Вы сказали Кацман?

– Я не знаю его настоящей фамилии, потому что через некоторое время он объявился в Одессе и стал торговать драгоценными камнями. Там его называли «еврей Королёв».

– Меня так называть не надо.

– Конечно, не буду, – сказал Гирш, – я же не слепой.

– Значит не все ещё здесь с ума посходили, – подумал Павел Иванович, – Бегуна, конечно, произвели в русские, но меня пока ещё не разжаловали в евреи.

– А пустырь так и стоял без дела, – продолжал Григорий-Гирш, – только недавно мне удалось его продать.

Это было правдой, но сказанная в таком контексте, она совсем не отражала действительности. Когда началась повальная эмиграция из Советского Союза, небольшое поселение, расположенное неподалёку, стало бурно развиваться, там построили огромный жилой массив и на повестке дня было создание торгового центра. Земля подскочила в цене и Гирш Перельмутер очень выгодно её продал. Он на всякий случай оставил себе небольшой участок, но что с ним делать ещё не решил, а пока использовал его как парковку. В 89 лет он предпочитал не строить планы на будущее. Родных у него не осталось, для жизни ему надо было совсем немного и по-настоящему волновал его только один вопрос: кому оставить своё состояние. Деньги ему были не нужны, он и так имел гораздо больше того, что мог потратить, но он видел, что Павел Иванович очень хочет получить работу и для того чтобы нанять его на выгодных для себя условиях, специально оттягивал момент, когда можно будет перейти к зарплате. Он стал рассказывать, что приехал сюда, когда значительная часть будущего государства была пустыней, что его родители по крохам копили деньги, что он совсем ещё молодым человеком женился и его жена – София – долго не могла родить, а потом их единственный сын погиб в последний день Шестидневной войны. После этого Софа долго болела и он повёз её в Америку. Он надеялся, что смена обстановки и новые впечатления помогут ей хотя бы на время забыть о несчастье. В Нью-Йорке они зашли в один из самых дорогих магазинов на Манхэттене и Софа выбрала себе комплект из ожерелья, серёжек и кольца за $9500. По тем временам это были огромные деньги и Гирш попросил продавщицу сбросить цену. Девушка ответила, что здесь не торгуются и если он не может себе позволить выбранные украшения, то в магазине есть много других, дешевле. Гирш пытался убедить её, что фирма должна делать скидки крупным покупателям иначе она вылетит в трубу. Его специфический акцент, громкий голос и чересчур эмоциональная жестикуляция привлекали внимание посетителей, а его жене вообще казалось, что все смотрят только на них и считают их дремучими провинциалами. Она чувствовала себя очень неловко, но Гиршу было всё равно. Он не хотел уступать в игре, правила которой хорошо знал и в которой почти всегда выходил победителем. Он попросил позвать менеджера. Продавщица только пожала плечами, но просьбу его выполнила. Гирш сказал менеджеру, что ничего не может с собой сделать. Наверно в нём играет кровь предков и, хотя драгоценные камни ему очень нравятся, у него рука не поднимается купить их за полную цену. Дело тут даже не в деньгах, а в поддержании престижа нации.

Менеджер внимательно выслушал его и, подумав, сказал:

– Я могу вам помочь. Сеть наших магазинов недавно выпустила кредитную карточку и тем, кто приобретёт на неё товаров больше, чем на $5000 мы предоставляем дискаунт 5 %. Таким образом, если вы откроете карточку и воспользуетесь ею, то сэкономите $475.

Гирш сразу же оплатил покупку и заставил жену прямо в магазине одеть украшения. Однако подарок вылечить её не смог. Вскоре она умерла и он остался совсем один. Жил он по инерции и возможность поговорить с интересным человеком была для него редкой удачей. Сейчас, рассказывая о своей жизни, он убивал одновременно двух зайцев: изливал душу и ослаблял решимость полковника вести переговоры о зарплате. Положение Королёва на рынке труда было незавидным и не воспользоваться этим было бы глупо. Гирш заметил, что, не зная языка сторожу будет трудно объясняться с посетителями, но Павел Иванович тут же показал словарик часто употребляемых выражений, который он всё время носил при себе. Тогда Гирш рассказал про хамсин и про невыносимую жару. При этом он упирал на то, что на парковке нет помещения с кондиционером, а привыкнуть к южному солнцу очень трудно. Королёв возразил, что за время службы он побывал в разных районах Союза и никогда не жаловался на природные условия. В конце концов, Гирш дал себя уговорить и принял полковника на зарплату гораздо меньшую, чем была у студента, которого он только что уволил. Он вручил ему ключи от сторожевой будки, объяснил, что надо делать, показал, как открывается шлагбаум и они пожали друг другу руки.

На следущий день Павел Иванович был на месте ни свет ни заря. Он несколько раз обошёл парковку, проверил работу шлагбаума и сел у будки. Первый водитель дал ему деньги и остановил машину, не доехав до края добрых два метра. Выйдя из неё, он направился к столбикам, обозначавшим границу стоянки, но в этот момент раздался сердитый окрик:

– Хей, бахур![40]40
  Хей, бахур – ну-ка стой, парень (иврит)


[Закрыть]

Мужчина остановился и недоумённо посмотрел на нового сторожа.

– Как машину поставил? – спросил Павел Иванович, – у тебя глаза есть? Ты что, разметки не видишь? – он ткнул указательным пальцем вниз, но там не было даже намёка на разделительные полосы. Стоянка представляла собой площадку из хорошо утрамбованного гравия, – переставляй машину, живо. Смотри, сколько ты места занимаешь.

Человек развёл руками, показывая, что ничего не понимает. Выражение лица у него было довольно глупое и Королёв вспомнил своего бывшего сотрудника Петра Васильева, который всегда прикидывался дураком для того, чтобы выиграть время.

* * *

Познакомился Павел Иванович с Васильевым в первый же день работы на военной кафедре. Майор Васильев сам подошёл к нему, представился и добавил, что знает о своём новом сослуживце, потому что вчера был в министерстве. Там ему сказали, почему полковника перевели в учебный институт и хотя трагедия с самолётом ужасна, но распространяться о ней не стоит, потому что люди могут её неправильно понять.

– Что значит неправильно? – спросил полковник.

– Например, делать обобщения, не отражающие советской действительности. Из-за одного безответственного диспетчера, который запретил посадку самолёта, будут думать, что наше государство вообще жизнь человека в грош не ставит.

– Диспетчер сам ничего запретить не мог. Он спрашивал разрешения у начальника базы или даже у начальника округа и чтобы пресечь кривотолки, надо было отдать под суд всех виновных.

– Возможно, так и сделают, но людей настраивать на негативный лад не стоит.

После этого Павел Иванович старался с Васильевым дела не иметь, но когда полковник уезжал к дочери, бывший сотрудник сам позвонил ему. Он сказал, что собирается на пенсию и хочет за подходящую цену купить домик в деревне. Королёву очень не хотелось связываться с этим скользким типом, но отказывать ему было рискованно. К тому же Васильев обещал заплатить валютой и отдать деньги в Израиле, однако цену предложил явно заниженную. При этом он прозрачно намекал, что у военных людей, имеющих допуск, при выезде за границу могут возникнуть трудности. Павел Иванович прекрасно понимал, что он имеет в виду и скрепя сердце согласился.

* * *

Воспоминание о бывшем сотруднике резко испортило его настроение. Он крепко взял посетителя за плечо и сказал:

– Слушай внимательно и не пудри мне мозги. Переставляй машину, как я тебе велел, а не то… – далее последовало очень образное объяснение, что произойдёт в случае, если его требование выполнено не будет. По тону и жестам полковника мужчина почувствовал, что спорить не стоит. Он и раньше слышал, что у русских здесь мафия, а этот громила вообще очень смахивал на крёстного отца и лучше было не искушать судьбу.

Следующий водитель запарковался вообще по диагонали, заняв место, которого с лихвой хватило бы на две машины. Полковник подошёл к нему, спросил, говорит ли он по-русски и, получив отрицательный ответ, жестами объяснил ему, что надо делать. Водитель показал на часы, делая вид, что спешит, но Павел Иванович, не дав ему опомниться, в точности повторил монолог, который только что успешно опробовал.

Эффект был предсказуем.

После этого он ещё часа два объяснялся с клиентами и только когда стоянка заполнилась, а час пик миновал, он подумал, что ни разу не воспользовался словарём-шпаргалкой.

* * *

В этот момент Гирш прекратил своё наблюдение. Он тоже приехал сюда очень рано, у него всю ночь покалывало сердце, но дома он отлёживаться не хотел. Он решил посмотреть, как его новый работник справляется со своими обязанностями. Он устроился на заднем дворе торгового центра, достал полевой бинокль и направил его на парковку. К его удивлению Павел Иванович был уже там и деловито ходил по вверенной ему территории. Потом он открыл шлагбаум для первой машины и стал о чём-то говорить с водителем. Слов слышно не было, но на его лице явно читалось раздражение, а на лице водителя испуг.

Гирш Перельмутер смотрел на происходящее как на очень занимательное немое кино. Ему понравилось поведение Королёва и он полностью одобрил его действия.

* * *

А Павел Иванович между тем порылся в карманах, достал шпаргалку и начал перечитывать фразы на иврите.

– Здравствуйте.

– Спасибо за то, что вы выбрали нашу парковку.

– Место у нас стоит 5 шекелей.

– До свидания, приезжайте к нам ещё.

С трудом заставив себя прочесть первые три страницы, он встал и начал прогуливаться по стоянке. Он прикидывал, как лучше разместить машины, чтобы число их увеличилось, а проезд между рядами остался достаточно широким. Это нравилось ему гораздо больше, чем изучение языка и он рисовал на земле разные варианты плана. За этим занятием и застала его следующая посетительница, которая приехала в момент полного затишья. Роскошному телу этой молодой женщины было очень тесно в тех нескольких лоскутках материи, которыми его пытались прикрыть. Из её вопроса Павел Иванович понял, что она ищет какого-то Моше, который должен был сидеть в его будке.

– Ноу Моше, – ответил полковник, с трудом отрывая взгляд от её чересчур глубокого декольте. Она заметила это и улыбнулась, а он недовольно проворчал, – будь я помоложе, я бы тебе показал, что ничем твоему Моше не уступлю.

– Что же вам сейчас мешает? – спросила она по-русски.

– Мне не за это деньги платят, – ответил Павел Иванович.

– А вот до вас здесь работал мой друг, который думал по-другому.

Она и приехала сюда, чтобы взять Моше на пару часов. У неё всё было готово для его приёма. Во время последней встречи они поссорились и она хотела сделать ему сюрприз и не застав его на месте, была крайне раздосадована.

– Считайте, что вам не повезло, – сказал полковник.

– Нет, это вы считайте, что вам не повезло, – возразила женщина и сев в машину, резко нажала на газ. Колёса завизжали, выбрасывая назад мелкие камни, и автомобиль вылетел со стоянки.

Через несколько дней полковник разработал оптимальный план расположения всех транспортных средств. В местах, где раньше была мёртвая зона, он решил оборудовать парковку для мотоциклов. С них можно брать и поменьше, но всё равно это лучше, чем ничего. Жаль только, разметку на таком грунте сделать нельзя.

Павел Иванович нарисовал план на большом листе плотной бумаги, чётко указав места парковки машин и мотоциклов. Закрепив план рядом со шлагбаумом, он даже подумал, что неплохо было бы написать устав пользования парковкой, а чтобы избежать столкновений на религиозной почве, поставить отличительные знаки: кипа для евреев, тюрбан для арабов и крест для православных. Впрочем, какую бы религию люди здесь не исповедывали, все они были азиаты и навести порядок было практически невозможно. Какой уж тут устав, если они не соблюдали элементарных правил уличного движения. Он вспомнил сцену, которую наблюдал через несколько дней после приезда в Израиль.

* * *

Тамара хотела погулять с родителями по Иерусалиму, но в последний момент выяснилось, что к ней придут гости и она вынуждена была остаться дома. Вера Алексеевна вызвалась ей помочь, справедливо полагая, что красоты города от неё не убегут. На прогулку полковник пошёл с зятем. Гриша собирался показать ему те места, в которые туристы, как правило, не заезжают: могилу Артура Рубинштейна, мемориал семьи Кеннеди и больницу Хадаса, где имена всех доноров выгравированы на стене. Перед экскурсией Гриша зашёл в местное отделение банка, находившееся в соседнем доме, а Павел Иванович остался ждать на улице. Микрорайон, в котором они находились, ничем не отличался от новостроек Москвы. Многоквартирные дома образовывали большой двор, в котором была детская площадка, несколько рядов деревьев и стоянки для автомобилей. Сходство усиливалось ещё и тем, что под дальней аркой всё было перерыто и въехать во двор можно было только с одной стороны. Ремонт проходил в лучших традициях советского долгостроя: тёплую воду отключили, поперёк дороги выкопали огромную канаву, а рабочим дали отпуск. Всё выглядело настолько родным, что он как будто и не уезжал из Советского Союза, а услышав из раскрытых окон седьмого этажа русский мат, он уже готов был пустить скупую мужскую слезу. В России евреи казались ему умными и энергичными. Когда он служил в Хабаровске, офицеры даже Биробиджан из уважения называли Хитровград, но, оказывается, это было незаслуженной похвалой.