Текст книги "Чужбина не встречает коврижками. История русского эмигранта"

Это преступление до глубины души потрясло меня, и мы с Натальей стали активно собирать материал, готовя журналистское расследование. Мы проявили большую активность: подняли на ноги прокуратуру, военкомат, городскую администрацию, задействовали активистов казачьего движения, по всей вероятности предки которых были расстреляны с этим этапом. Мы сделали запрос в Москву, в Главное управление ФСБ, с просьбой предоставить нам информацию о расстрелянном этапе. Ответ пришёл незамедлительный и категоричный, где сообщалось, что никакой этап в описываемое нами время и в описываемом месте никогда не формировался органами НКВД.

Выходило, что очевидцы бредили либо несли чушь. А как же множественные человеческие останки? Нужно было провести раскопки, чтобы представить вещественные доказательства. Этим мы с Натальей и были озабочены. А ещё готовили к публикации первую часть большой расследовательской статьи. В это время нас по отдельности и вызвали на беседу в городской отдел ФСБ, где потребовали, чтобы мы немедленно прекратили баламутить общественность и сеять крамолу в массы. Беседа была по-отечески заботливой и наставительной.

Но я был упорен и позже сказал моей компаньонше:

– Наташа, ты как хочешь, а я буду дальше делать этот материал.

Моя напарница была не менее упорной и решила тоже соучаствовать. Наша статья вскоре вышла в свет под заголовком «Спецпохороны в августе 42-го». И что началось после этого в городе! В редакцию стали приезжать и звонить родственники пропавших без вести во время Великой Отечественной войны. Многие хотели знать где могила их предка. Материал получился громким. Статья была перепечатана одной из краевых газет. Мы продолжали своё расследование. Но почему-то главный редактор больше не давал автомобиль для выездов на место происшествия, на встречи со свидетелями и деловые свидания.

Кто-то незримый чинил препятствия.

В свободное от работы время (если таковое случайно оказывалось у всегда загруженного работой корреспондента), на собственные средства мы продолжали расследование. Но завершить его не удалось…

Вскоре мне главный редактор просто предложил уйти из газеты. Наталья тоже недолго там продержалась после меня.

***

Отец Вениамин в дрожащих пальцах держал пожелтевшую газету с крупно набранным заголовком «Спецпохороны в августе 42-го» и долго молча разглядывал меня, затем, пробормотал:

– И вас не упрятали в тюрьму? И ничего с вами не сделали?

– Как видите я цел.

– Да, изменились в России времена. А раньше такое бы там не сошло с рук. Вон Солженицын писал в «Новом русском слове» как там расправлялись с ним и с другими диссидентами.

– Батюшка, Горбачёв дал нам вкусить демократии. При нём было рассекречено много умалчиваемой информации. Секретные службы были реорганизованы. Вот и стало возможным отдельным личностям проявлять свой норов.

– Да-да, поменялись порядки в России. Итак, что же вы хотите от меня?

Я почувствовал, что расположил к себе старика и что наступил благоприятный момент – теперь можно излагать свою просьбу. И я решительно начал:

– Отец Вениамин, у меня нет никаких знакомых в Чили, осталось всего около 300 долларов, я не знаю испанский язык, нет рабочей визы, нет жилья, где бы я мог остановиться. Прошу вас, помогите мне с жилищем. Когда-нибудь может быть и я вам пригожусь.

– Вы зря так рассчитываете на меня. Даже не знаю, чем могу вам помочь? Ну хорошо, я подумаю. Сейчас у меня мало времени, собираюсь в дорогу: умер один из русских – он старый и уважаемый прихожанин нашей церкви и нужно ехать отпевать его в Вальдивию, это на юге Чили. Через три дня вернусь. К тому времени может быть удастся что-нибудь решить с вашим обустройством.

– Батюшка, а не мог бы я эти три дня где-нибудь здесь в монастыре подождать вашего возвращения? Мне абсолютно некуда податься. Мне бы какой-нибудь угол, лишь бы было где переночевать.

– Хорошо, я поговорю с Аллой, чтобы она вас пристроила до моего приезда. А сейчас, до свидания. Мне нужно торопиться. Идите к Алле, а я ей позвоню насчёт вас.

Глава пятая

– Да, он мне позвонил и попросил, чтобы я вам помогла найти ночлег на три дня, пока батюшка приедет из Вальдивии, – сказала Алла. – Но я не хозяйка в монастыре. Надо идти к матушке Ульяне и спрашивать её разрешения. А она если узнает о том, что за вас ходатайствует отец Вениамин, то непременно откажет. Такие у них антагонистские отношения. Живут как кошка с собакой.

– Аллочка, ну подумайте получше, вы ведь знаете здешнюю обстановку и только вы можете мне помочь, – жалобно взмолился я.

– Ладно, располагайтесь полка в нашей комнате: смотрите телевизор, вот печенье с кока-колой – угощайтесь. А вечером приедет мой муж Юра после работы, и мы с ним что-нибудь придумаем, чем бы вам помочь. Только из комнаты, пожалуйста, не выходите – вас никто не должен видеть. А я пойду, мне нужно работать.

Я остался один. Стал рассматривать помещение – пристанище русских эмигрантов. Жилище было небольшое, довольно скромное даже для такой маленькой семьи, состоящей всего из трёх человек. Единственное небольшое окно пропускало внутрь совсем немного солнечного света. Широкая двуспальная кровать занимала обширную часть пространства. Далее, в углу пристроили тумбочку с телевизором, а в смежном углу небольшой столик с парой старых стульев. Прямо под окном стояло обшитое материей потёртое кресло, в котором и умостился я. Да, ещё в дальней от окна стене, рядом с входной дверью, находился встроенный шкаф, где были, видимо, убраны остальные вещи, ибо в самой комнате было всё прибрано и чисто – заметно присутствие хозяйской руки. На стенах красовались развешанные иконки и семейные фотографии. Вот и весь внутренний интерьер.

Я попил кока-колы вприкуску с печеньем и стал смотреть телевизор. Но вскоре такое занятие мне наскучило потому, что для меня это было всё равно, что смотреть немое кино: действие вижу, а языка не понимаю. Так, незаметно сморила усталость, и я заснул в кресле. Проснулся от звука открываемой входной двери. Пришла Алла вместе с другой молодой худощавой женщиной европейской наружности. У женщины были красивые миндалевидные, но отчего-то печальные глаза. Алла представила нас друг другу. Женщину звали Галиной, родом она из Украины. Новая знакомая столь активно приступила ко мне с вопросами, что я не успевал ещё ответить на один, как тут же следовал другой. Её интересовало всё: как люди сейчас выживают у нас, что кушают, есть ли работа, какова зарплата, стало ли медицинское обслуживание платным, пенсии выплачивают ли вовремя, не отменили ли льготы ветеранам Великой отечественной войны и т. д.

Чем я мог её порадовать? Она столь искренне переживала ухудшение жизни в России, что это недвусмысленно отражалось на её лице.

– У меня мама осталась на Украине одна, – поведала Галина. – А чем я ей могу помочь? Заработок имею небольшой, муж ничего не зарабатывает, сын учится в школе, сама учусь на курсах косметологов – и за всё надо платить: за обучение, за аренду жилья, за проезд в городском транспорте, за коммунальные услуги. На покупку продуктов питания денег почти не остаётся. Вот так нам сладко живётся в этой загранице.

– Но вы-то можете здесь хоть как-то изменить ситуацию, – возразил я, – а в странах постсоветского пространства это совершенно невозможно, там ситуация необратима. Всё усугубляется тем, что криминал обрёл значительное положение во всех сферах деятельности общества. Государственные же институты утратили свои позиции, да и вообще, слились всё с тем же криминалом, то есть, практически стали антинародными. Государство словно главной своей задачей поставило – уничтожение собственного народа: его и морят голодом, и травят химией, отняли многие социальные завоевания. Жизнь стала совершенно невыносимой.

– Что же мне делать? Как помочь матери? – на ресницах Галины заблестели слёзы. – Я слышала, что там есть случаи голодной смерти. Скажите, неужели это правда?

– Я лично ни одного такого случая не знаю, – пытаюсь успокоить расстроенную женщину, – но то, что пенсионеры готовят себе кашу из комбикорма – вот этому я очевидец.

– Как? – округлила глаза Галина. – Это такой специальный корм из зерновых отходов с химическими добавками, предназначенный для скота?

– Вот-вот, он самый.

– Но ведь его людям кушать нельзя. В организме могут произойти необратимые физиологические изменения, человек просто может тяжело заболеть.

– А что делать, если другого выхода нет? Ведь не умирать же в самом деле голодной смертью. Кроме того, наш народ и не к такому привык. Его так просто не возьмёшь.

Галина больше ничего не сказала, только уткнулась лицом в ладони и её плечи мелко-мелко задрожали. Минуту длилось тягостное молчание, его нарушила Алла:

– Так как же люди теперь там выживают?

– Многие торгуют на рынке: продают либо перепродают что-нибудь. Некоторые ходят в лес – собирают грибы, ягоды, дикие фрукты. Ещё есть охота и рыбная ловля, хотя дичи и рыбы всё меньше остаётся и её труднее становится добыть. А кто-то держит кур, разводит кролей или выкармливает поросёнка. Но самое главное – огород! Приусадебный участок – главная кормовая база населения.

– Непостижимо! Россия ведь – страна рискованного земледелия, там же трудно даже специалисту выращивать сельскохозяйственные продукты.

– А у нас все теперь стали специалистами сельского хозяйства, все стали потенциальными агрономами. Жизнь тому обучила, – горько вздохнул я.

Наконец женщины вспомнили обо мне. И первой проявила заботу Галина:

– Ой! Вы уж извините нас – мы всё о своём. Наверное кушать хотите?

Хозяйки засуетились, захлопали дверцы шкафа, на столике появились разные салаты, паштеты, фрукты и всевозможные заморские консервированные штуки.

Вот тогда-то я впервые отведал такой деликатес, как маринованные мидии. С непривычки они мне не показались таким уж лакомством, это гораздо позже я оценил их вкус по достоинству.

А с Юрой я познакомился позже. С работы он пришёл поздно вечером, когда стало совсем темно. Это был миниатюрный крепыш. От него веяло здоровьем и энергией. Его облик представлял собой типичного нового русского: короткая причёска «ёжиком», камуфляжная

жилетка военного образца, массивная золотая печатка на пальце. Муж Аллы приветливо улыбался, сияя своими привлекательными голубыми глазами. С первого взгляда Юра располагал к себе собеседника. И потекли обоюдные расспросы: откуда?.. куда?.. зачем?.. Выяснилось, что этот миниатюрный крепыш бывший кикбоксёр, родом из Тулы, плавал матросом на российских рыболовецких судах. А однажды в Колумбии не вернулся с берега на свой пароход. Так начались его многолетние скитания в поисках лучшей доли. Перебывал он чуть ли не во всех странах Латинской Америки. И, наконец, добрался до Чили. Только здесь удалось устроиться, да и то не сразу. Юра перепробовал массу профессий, применяемых

преимущественно на чёрных работах. Его безбожно дурили, как и других русских, на нём бессовестно наживались, а он ничего не имел от своего труда. По его словам, во всей Америке царит ужасная эксплуатация, которая длится ещё с времен существовавшей здесь работорговли. Двенадцатичасовой рабочий день с одним выходным в неделю – обычное явление в этих краях. И к тому же, латиносы – такая порода, что так и норовят обмануть и не заплатить тебе за труд. А сейчас Юрий работает водителем большегрузного грузовика в одной частной итальянской компании, которая обслуживает шахты в Антафагасте. Патрон приблизил его к себе, положил хорошее суэльдо, а по-нашему жалованье, доверяет самые ответственные перевозки и бывший кикбоксёр, наконец-то, почувствовал себя вполне пристроенным в новом мире. Так удалось воссоединиться с семьёй. Конечно, за достигнутые блага и платить надо соответственно: вставать в пять утра, около двух часов добираться до места работы, возвращаться домой затемно. Ничего в этой жизни не даётся даром. Но что значат эти жертвы по сравнению с тем, что пришлось пережить в недалёком прошлом? Сейчас, знай себе, крути «баранку», не то, что прежде – возвращаешься домой, а перед глазами расплываются радужные круги от усталости и ноги подкашиваются, как у пьяного.

– Так-то, друг, – подытожил Юрий, – в мире капитализма если хочешь чего-то достичь, надо неимоверно потрудиться, испытать себя в разных качествах. И если повезёт… Правда, многие наши так всю свою жизнь посвящают этой самой погоне за удачей. В общем, так. Вставать мне завтра рано, а посему твою проблему решим следующим образом: сегодня ты спишь у нас. Хоромы, как видишь, не царские – придётся расположиться на полу. Здесь женский монастырь, мужчинам категорически запрещено находиться. Моя семья – случай исключительный. Посторонние не должны знать о том, что ты у нас ночуешь – иначе скандал. Но мы же не можем тебя оставить на улице. А завтра с Галиной что-нибудь решим. Она снимает маленький домик здесь, в монастыре.

***

Мне постелили на полу. Я долго ворочался на своём ложе, но не от неудобств, а от проносящихся бешеным галопом в голове мыслей. Столько впечатлений за прошедший день! А в окне на чёрном фоне блистали молчаливые звёзды – вековые свидетели всех процессов, происходящих в мире. И под их пристальным вниманием мои взнузданные мысли обрели форму и сами собой сложились в рифму:

 
Звезда мерцает в вышине
на чёрном фоне…
Вы помолитесь обо мне
святой иконе
за то, что душу продал я
чужому бесу.
Сам создал, – каюсь вам, друзья, —
дурную пьесу.
Сюжет – избит, финал – далёк
от мысли мудрой.
Но всё же тлеет уголек
в сей сивокудрой
и забубенной голове
с надеждой слабой:
как ветерок по мураве,
пригладит лапой
и путь укажет, наконец,
незримый Кто-то;
пусть назовётся хоть Творец,
хоть Квазимото.
Когда бы подал ясный знак
в тумане бренном
Тот, кто из мрака пялит зрак
столь дерзновенно…
И есть о чем ему сказать —
я знаю точно, —
мне душу без толку терзать —
ведь так порочно!
Вновь набегает пелена
и застит звёзды…
Рука судьбы в мой мир сполна
вогнала гвозди.
Сколь ещё голову ломать
над смыслом жизни?
…и луч пытался уповать
на силу призмы…
 

А ведь была у меня перед отъездом на чужбину встреча с одним большим патриотом земли русской. Известным человеком был он в моём городе – возглавлял предприятие «Лесхоз», которое ведало лесными угодьями, простирающимися на многие километры вокруг. И произрастало там бессчётно деревьев ценных дубовых пород, на которые зарилось много желающих, готовых платить чистым налом за такое драгоценное сырьё. Но руководством региона был наложен строжайший запрет на вывоз дубовой древесины из страны, да и, вообще, рубка таких деревьев была жёстко лимитирована. Однако, из соседней Турции непрестанно пёрлись к нам всякие коммивояжёры и… тянулся беспрерывный поток лесовозов, увозящих национальное добро из России, хотя в этой самой Туретчине стоят нетронутыми целые леса точно такого же дуба. Берегут правоверные собственное наследие, а у нас по дешёвке скупают ценности, сойдясь в цене с русскими коррумпированными и алчными ответственными лицами. И строят себе роскошные родовые имения наделённые властью русские нувориши, обратившие народное достояние в свою частную собственность. Деньги текут к ним рекой, множа несметное их благосостояние.

А я едва сводил концы с концами в тот трудный период политических преобразований. И не хватало денег на отъезд за границу. Так и занесло меня на почве экономических недомоганий к предприимчивому хозяину местного лесного хозяйства, назовём его для непринуждённости повествования Петром Петровичем. Я просил у него некоторую сумму в долг под назначаемые им проценты.

Петр Петрович начал издалека:

– Вы знаете, молодой человек, когда я вернулся домой после службы в армии, ещё два года вынужден был ходить в армейском обмундировании, ибо не хватало средств, чтобы купить себе гражданскую одежду. Но я всё вытерпел. Добросовестно и бескорыстно

трудился на благо дорогого Отечества. А вы бежите, бросая Родину на трудном этапе её развития. Такие, как вы, готовы продать с потрохами родную Отчизну. Я люблю мою Россию и не дам вам денег. Лучше найдите себе применение здесь, ведь есть же русская поговорка: где родился – там и пригодился.

– К сожалению, уважаемый Петр Петрович, я не пригодился там, где родился, – сдержанно признался я, глядя с пробуждающейся ненавистью в самодовольное мурло наставляющего меня на путь истины дорвавшегося до непочатой кормушки ненасытного «патриота».

– Вы просто не любите свою Родину и не хотите потрудиться для её блага. Иначе нашли бы себе дело. И не просили бы у меня взаймы.

– Да уж! Вам можно так говорить… А я имею другое мнение на этот счёт, – деликатно ответил я, про себя имея ввиду сокрытую от непосвящённых сторону деятельности моего собеседника. Но он был прост, как лапоть, и не способен вдаваться в подтекст двусмысленных фраз. Делец обитал в апофеозе собственных представлений о жизни.

– Эх, Сталина бы на вас! Он бы показал другое мнение…

– Достаточно уж для России Сталина. Народ так настрадался…

– Знаете! Бог ведь послал своего возлюбленного сына Христа на казнь ради спасения рода человеческого. Сталин – бог для России. Он взял себе право наказывать и миловать и не побоялся ответственности – он пошёл на это ради блага своего народа.

Дальше говорить было бесполезно с этим типом, у него бронебойные аргументы… и все козыри в руках! Мне оставалось только откланяться и удалиться ни с чем.

Много их на Руси, ох много! С противотанковыми тупыми рожами. И ничем не пронять таких. Заполонили всё, накопытили… и жить не дают всем прочим…

Глава шестая

Спал я, как убитый. Снилась жена Марина, оставленная дома, в России. И такие мы были счастливые во сне. Вот бы наяву так! А проснулся от какого-то щебетанья. Оказывается, это дочурка Юры и Аллы Машка пересказывала какие-то испанские стишки.

– Доброе утро, Машутка, – прервал я её увлекательное занятие.

– Ну ты и храпел! Мама боялась, что игуменья услышит, она по утрам всегда делает обход, – непринужденно выложила малышка.

– А где мама? – спросил я, почувствовав себя виновато, как кот, стащивший хозяйскую сосиску.

– Сбежала от греха подальше.

– Надо было меня разбудить.

– Я это говорила мамане, а она не разрешила. Сказала: пусть спит – намаялся человек с дороги.

Стало неловко и я заторопился одеваться. А ребёнок продолжал:

– Мама сейчас помогает перебирать продукты в ларьке, как закончит работу – придёт. Твой завтрак, вот тут, на столе.

– Спасибо, Машка! Ты такая заботливая, – дипломатично заметил я.

Девочка, просияв пухлым личиком, вопрошающе распахнула огромные василькового цвета глаза:

– А ты правда из Москвы?

– Ну, да, – подтвердил я. – Вчера только прилетел.

– И Красную площадь видел, и Кремль, и,.. и… и зоопарк? – живо заинтересовалась маленькая соотечественница. И, не дожидаясь ответа, продолжила:

– Когда мы были в Москве, мама водила меня в зоопарк. И проезжали в такси возле Кремля. А когда мы недавно звонили бабушке в Россию, она сказала, что там сейчас зима. Это правда?

– Да. Мороз там 15 градусов и снег идёт, – подтвердил я.

– Странно это! – удивилась кроха. – Как такое может быть: здесь лето, а в России зима? Всё наоборот.

– Такая уж наша родина поперечная и ничего с этим не поделаешь, – сокрушённо констатировал я.

– Бедные! – искренне посочувствовала девочка. – И как они там?..

Беседу нашу прервала Алла. Она вошла с озабоченным видом, держа в каждой руке по полному пакету с продуктами.

– Ну, как спалось? – поинтересовалась хозяйка. – Слегка подкрепились?

– Да, спасибо. Как ни странно, но спалось в новом для меня качестве эмигранта довольно комфортно, хорошо. Жаль, что действительность не соответствует снам, – удручённо посетовал я.

– Ничего не поделаешь, Владислав, теперь надо окунаться в реальность. А она такова. Утром я успела переговорить с Кочерыжкиной Галиной, и она оставила ключ от своего домика, чтобы вы расположились там. Пойдёмте, я провожу. Она обещала сегодня вернуться с работы пораньше.

– Не знаю как и благодарить вас. Вы мне уже столько помогли, Алла. Я вам так обязан!

– Ничего. Мы ведь соотечественники и должны помогать друг другу. В Чили наших так мало!

– И тем не менее, я вам очень признателен, – рассыпался я в благодарностях.

– Пойдёмте быстрее, пока матушка уехала по делам, а остальные ушли на молитву, – поторопила меня хозяйка.

Домик Галины расположился вблизи монастырских ворот и утопал в зелени и цветах. Весь фасад дома прикрывал тенистый виноградник. И весь домишко был небольшой, деревянный, аккуратный – прямо игрушечный. Внутри тоже было уютно и прибрано. На кухонном столе стояли прикрытые крышками кастрюля и пластиковая чашка, и что-то ещё, закрытое вафельным полотенцем. А ещё, тут же находилось объёмистое блюдо с разными фруктами. Поймав мой взгляд, Алла весело сказала:

– И это всё вы должны съесть до прихода Галины.

– Ну, женщины! – только и вымолвил я, наполняясь душевной теплотой до крайности.

Я остался в одиночестве и настало время обмозговать ситуацию. Итак, что имею в активе, кроме необузданных запросов и притязаний? Участие отца Вениамина, подающее некоторую надежду. А также, обрёл покровительство новых друзей – а это уже не мало.

«Пока есть надежда – жить можно! – подытожил я. – Дальше будет видно»…

На столе нашёл кипу старых российских газет и расположился с ними под виноградником за самодельным деревянным столиком и углубился в чтение. Насущные проблемы разлюбезного отечества живо разбередили душу, ведь я ещё продолжал жить той жизнью. Так в раздумьях о прошлом и будущем скоротал время. Галина пришла, как и обещала, пораньше. Вернулась домой вместе с дочерью Натальей. Дочь совсем не походила на мать, была гораздо крупнее, черноброва и черноока, говорила с явным хохлацким акцентом. Острый длинный нос несколько нарушал пропорции славянского типа лица. Но Наталья была молода, миловидна – ей только исполнилось двадцать лет, она носила миниюбку, короткую мальчишескую стрижку и умела кокетливо строить глазки.

– А мамка у нас дюже сердобольная, – познакомившись со мной, стала рассказывать Наташа. – Она всегда кому-нибудь помогает. Однажды, когда мы жили ещё в Аргентине, приютила двух наших моряков, сбежавших с корабля. Они прожили у нас два месяца и в благодарность так прониклись любовью к мамочке, что по пьянке приревновали отца и крепко побили его. После этого, правда, им пришлось спешно освободить нас от своего присутствия.

– Наташка, ты нашла что вспомнить, – зарделась Галина. – А вообще, они были довольно славные ребята. Ну, немного перебрали спиртного. С нашими такое случается иногда.

– Иногда! – согласилась скептически настроенная дочь. – Да у наших все проблемы от пьянки. Даже президент Ельцин выставил напоказ наш славянский национальный недостаток, когда в Лондоне в неблаговидном состоянии принялся дирижировать инструментальным оркестром. Вот посмешище на весь мир!

– А может он притомился от трудов праведных, – саркастически парировала Галина, – и слегка расслабился. Могут ведь быть у хорошего человека маленькие слабости?

– Вот так всегда ты находишь добродетели там, где их вовсе нет, – сокрушённо констатировала дочь.

– Это действительно правда, что у Галины доброе сердце. Лично я это испытал на себе, – подтвердил я. – Говорят, если делать добро людям, то оно и тебя не обойдёт. Дай бог твоей маме удачи в жизни!

– Спасибо. Вот уж этого ей как раз и не хватает.

– Да что ты всё представляешь в мрачном цвете? – накинулась Галина на Наталью. – Не так уж у нас всё плохо. Вот лучше послушай какие страсти творятся в России. Вот где полно несчастных.

– Кто им виноват, мама? Раз терпят – значит нравится такая жизнь.

– А что им остаётся делать, если правительство создало такие условия для существования? Народ довели до состояния скота.

– Ну, на это ещё Ницше сказал: народ достоин своих вождей! Вон здесь латиносы как жестоко бьются с полицией, отстаивая свои интересы. А наши славяне невозможно трусливы, смелыми бывают только в пьяном виде. Лишь только отойдут от алкоголя – забиваются в щель, как тараканы, – навела критику девица.

– К сожалению, это так, – согласился я. – Но ведь не были же древние славяне трусливыми. Бились жестоко они с окружающими их многочисленными ордами врагов. И как сражались! Вон сколько захватили территорий.

– Выродился значит славянский дух у нынешних поколений, – стояла на своём Наташа. – Залезли в Афганистан, десять лет чинили погром в этой отсталой стране и посрамлённые перед всем миром убрались восвояси. Теперь вот Чечня. Залитая кровью крохотная республика противостоит гигантской российской военной машине. Вот чьё мужество достойно восхищения!

Девушка яростно сверкала глазами, видимо, её за живое задела эта тема. И вовсе это не значило, что она не любит свой народ, просто юное сердце более пылко восприняло проблемы соплеменников. Она не знала каким образом можно всё исправить в стране, но была уверена, что исправлять это надо. Так преданный пёс скулит и воет от безысходности, не в силах предостеречь хозяина от надвигающегося несчастья: он чует беду, но не может предупредить об этом. Ай, да Наталья! Раскритиковала собственный народ в пух и прах!

– А что собой представляют чилийцы и, вообще, латиносы? – обратился я к галининой дочке.

– Если послушать наших, то все они бандиты, ленивы и сплошь идиоты. Но это не так. У меня много друзей среди латиносов и они более надёжные. Конечно, криминала здесь хватает – в тех районах, где живёт побласьон. И это понятно – нет работы, скудное питание, отсутствие элементарных вещей для удовлетворения насущных потребностей. И наркомания оказывает своё отрицательное воздействие. У индейцев никогда не было ни рабства, ни крепостного права, поэтому они ценят свободу и готовы биться за неё, не щадя жизни. А обиду они никогда не стерпят. Во всяком случае «дедам» в армии портянки стирать бы не стали – гордость кавайеро не позволит этого. Им никакие «крёстные паханы» или иные авторитеты не могут быть указом. У нас бы таких назвали беспредельщиками. А они просто смелые, порой, до безрассудства. И гордые. А работают они настолько, насколько хорошо им платят. При достаточном заработке ни один славянин за ними не угонится – они очень выносливы, сильны и активны. В свободное время любят от души повеселиться. Здесь на улице не встретишь угрюмых лиц – все открыты для шуток, смеха, веселья. Я прямо скажу: латиносы гораздо лучше наших во всех отношениях.

– А как чилийцы относятся к русским? Я слышал, что во время правления Хунты к Советскому Союзу здесь прививалась крайняя неприязнь. Пиночет в своё время выдворил всех советских дипломатов, – продолжал я свои расспросы.

– Всё Чили разделилось на два лагеря, – вмешалась Галина, – одни обожают Пиночета – это богатые и большая часть трудящегося населения, другие – это побласьон, те, у кого во времена Хунты погибли близкие, требуют суда над тираном. Но богатые сильны и они никогда не допустят расправы над своим вождём. В армии авторитет Пиночета непререкаем, а, как известно, генералитет не подчиняется гражданской власти. Иными словами, армия в латинском мире не управляется государством.

– Странно это как-то для нас, – изумился я.

– И тем не менее, для Чили это реально, – невозмутимо продолжала Галина. – Пиночет навёл в Чили порядок, поднял экономику страны на такой высокий уровень, что до сих пор здесь отмечают самый высокий ежегодный экономический рост во всей Латинской Америке. Такие громадные страны, как Аргентина и Бразилия терпят кризис, а Чили хоть бы что. Пиночет выполнил свою роль и добровольно оставил пост диктатора, хотя и сохранил за собой звание «виталиссимо» – вечный, значит. Так что, при необходимости он всегда может вернуться. А пока просто наблюдает невидимый за происходящим. И все это чувствуют. Но к русским здесь отношение, как и ко всем белым, подобострастное. Любой латинос мечтает стать белым. Для многих мы просто экзотические представители загадочной северной страны, где царствует вечная зима. Однако, коммунистов здесь не любят. Старшее поколение помнит правление Сальвадора Альенды и в их памяти живы ещё издержки социалистического развития: длинные очереди в магазинах, острая нехватка предметов первой необходимости и вечные дефициты на всё. Сейчас память об этом неустанно поддерживается в народе.

– Мама, согласись, что нам и работу найти проще, чем коренному индейцу.

– Конечно! Ведь здесь любому дуэньо (хозяину) престижно, если у него работают белые.

– Что верно – то верно: завидуют они нашей белой коже. А если увидят блондинку да с голубыми глазами – это в их понимании верх красоты, – подтвердила Наталья. – Вон, твоя подруга Инесса Сорокина в России была обычной неприметной блондинкой, а в Чили стала известной супермоделью, даёт длинные интервью на телевидении и в газетах, встречается с сенаторами и в свои тридцать шесть лет вовсю продолжает сниматься в рекламных роликах.

– Да, Инесса сделала карьеру, – мечтательно закатила глаза Галина. – Была воспитательницей одного из московских детских садов, а стала супермоделью.

В непринужденной беседе я пополнял запас своих знаний о незнакомой стране. Хотелось быстрее освоиться здесь, найти себе достойное место. Судьба дала реальный шанс, и я должен использовать все возможности, иначе не было смысла затевать всю эту авантюру в поисках лучшей жизни.

Спать меня устроили на диванчике, на небольшой веранде с огромным окном во всю стену, из которого открывался прекрасный вид на величественные Анды. Живописный горный пейзаж удивительным образом вздымал во мне на высоту своих вершин бодрый дух и вселял надежду на успех. С этим состоянием возвышенности я и заснул, удовлетворённый, как Сильвер, добравшийся, наконец, до заветного сундука с сокровищами.