Текст книги "На переломе эпох. Том 2"

– Моше! В вашем личном деле сказано, что вы рисуете? – Сидоренко улыбнулся сквозь усы густым баритоном.

– Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант!

– Всё! В распоряжение замполита роты! – кратко отрезал старлей и вышел из канцелярии.

Моше смотрел на лейтенанта Тимофеева слегка в недоумении, ожидая нового распоряжения…

С этой минуты жизнь рядового Гетц сильно изменилась. Трудно было однозначно сказать, стала ли она легче прежней. Но она стала несомненно другой. Когда все отдыхали, он трудился в канцелярии или ленинской комнате, часто по ночам. Плакаты, стенгазеты и прочая наглядная агитация, журналы по боевой подготовке и планы тактических учений на чудны́х офицерских картах. Словом, все вопросы, которые могли бы выпасть на долю ротного писаря. Сам он частенько вспоминал фрагмент из фильма «Василий Иванович меняет профессию», где роль писаря самого государя играл Крамаров. Так он и собирался изобразить латексом себя в своём будущем дембельском альбоме, сидящим в царских палатах писарем с пером в руке и солдатской фуражке…

На лицо он осунулся. Глаза были воспалены от бессонных ночей. Но в целом он был счастлив оттого, что жизнь его стала особенной. Не такой паскудной, как у других, и без лишней пехотной «задроты»…

2.11 (88.11.05) «Покаяние»

Утро. Полковое построение. Зябнущие ротные колонны выстроены напротив трибуны. Холодно, но не слишком зимно. Снега нет. Влажно. Все без шинелей. В солдатских «ПШ» и «Жучках». Командиры, шмыгая носами, проверяют ёжащийся личный состав. Начальник штаба выхаживает перед трибуной в ожидании командира.

– По-о-о-лк! См-и-и-рно-о! – наконец, зычно с накатом, словно лихим хлыстом, протянул майор Карпов команду…

Когда всё основное закончилось, помдеж вывел рядового Разорёнкина к трибуне. Тот был уже чисто выбрит и свеж. Парадка хоть и оставалась мятой, но была относительно чистой и, имея несколько небрежный вид, придавала солдату лишь «апофигительский» дембельский антураж.

(Майер даже вспомнил, как в училище, накануне выпуска, курсанты-четверокурсники прекращали следить за своей курсантской формой, порой даже вытаскивая пружины из фуражек, демонстрируя всем своим «опофигительским» видом полный игнор донашиваемой последние дни курсантской форме!)

Похожим образом, «по-дембельски» смотрелся и Разорёнкин. Он был по-прежнему без ремня. Всё ещё в фуражке, которая была изрядно помята и небрежно сдвинута набок. Руки в карманах. Наконец он вынул руки и небрежно, подобно Брежневу, вяло поприветствовал «публику». В строю раздались смешки.

– Эх! Разорёнкин – Разорёнкин! В своём репертуаре!

– Ну, орёл!

– Маладэц! Герой!

– Красава!

Разорёнкин обвёл строй блуждающим взглядом, засунул руки снова в карманы, покачался с пяток на носки, на пятки, на носки, на пятки, на носки.

– Ну, товарищи солдаты… ну, короче, … ну… не делайте так, как я, ясно вам? – Разорёнкин усмехнулся с должной ему надменностью, так словно этими словами он демонстрировал всем свою непоколебимость, а Майеру и другим офицерам – вдобавок ещё и своё открытое презрение. От прежнего кающегося на «губе» Разорёнкина не осталось и следа. Из жалкого бойца в бетонной клетке полкового «зиндана» он превратился едва ли не в мифического героя. Дембеля похихикивали от этой сцены «раскаяния».

– Ну чё, таварыш летенант, я же говорил, Разорёнкин – это рэалный мужъик! Борзый. Он нэ будэт плакат! Э-э-э-э! Обма-анывали мэня! А я вам и нэ вэрыл!.. – ехидно щурился Сабиров.

Майер лишь зло сплюнул, сжав холодные кулаки…

Уже на следующий день освобождённый дембель Разорёнкин являл собой пример неповиновения всему личному составу батальона. И хотя его демобилизация несколько подзадержалась, он, помахав ручкой своим товарищам-дембелям: сержанту Ибрагимову, рядовым Челябизаде и Каримову, сержанту Ахмедову из девятой роты и многим-многим другим, чувствовал себя вполне даже неплохо в своём подвешенном состоянии между уже закончившейся службой и так всё ещё и не пришедшим дембелем. Он упивался своей моно-мегапопулярностью, ведь он сейчас был один такой «дед» на весь полк. Он балдел от осознания своей особой индивидуальности, развешивая оплеухи молодым, пьянствуя по ночам, развлекаясь унижением тех, кого ещё только можно было унизить.

Что скажете вы, ещё тогда не созданные «комитеты солдатских матерей»? Вы, призванные защищать интересы солдат от таких вот разнузданных казарменных негодяев! Но нет, вы скорее засадите любого из офицеров при малейшем «перегибе» в попытках «облагоразумить» оного… Ибо питаетесь вы из рук недругов наших и имеете главную, хоть и скрытую цель, – снизить обороноспособность нашей страны, а вовсе не навести в армии порядок! Простите за прямоту.

2.12 (88.11.07) Земля обетованная – исход

И вот, Мы спасли вас от людей Фирáуна, которые возлагали на вас злое наказание, убивая ваших сынов и оставляя в живых ваших женщин. В этом для вас испытание от Господа ваше великое!

Коран стих 46(49)

И вот, Мы разделили при вас море и спасли вас и потопили род Фир′ауна, а вы смотрели.

Коран стих 47(50)

– Списки готовим, Моше, в особый отдел по нацсоставу роты и наличию родственников за границей, – Тимофеев строго посмотрел на писаря и добавил.

– Саядян Ашот говорил, что у него кто-то в Лос-Анджелесе вроде дядя.

– Армян много в Лос-Анджелесе, а что тут такого?

Лейтенант строго посмотрел на солдата.

– А ты почём знаешь?

– Да ведь все так говорят. Известное дело.[24]24
  Первая большая волна армянской миграции относится ещё к периоду турецкого геноцида армян в конце 19-го – начале 20го веков.


[Закрыть]

– Кто говорит?

– Все так говорят. Кто именно, мне неизвестно!

– Ты пойми, мы же за границей, разве не понимаешь? Военнослужащий легко может взять автомат и перебежать на «ту» сторону. Тем более, известно, что по «ту» сторону соответствующая работа их спецслужбами ведётся в полный рост! Вот тебе и «что тут такого»! А нам потом получай по шапке за плохую воспитательную работу с личным составом! Вот ты, Моше, еврей. А что, у тебя есть кто-то в Израиле?

– Не знаю, товарищ лейтенант.

– А ты подумай! Напряги память.

– Ну, есть. Тётка, вроде, лет восемь назад в Тель-Авив уехала.

– А-а, Моше-Моше! А чё ты скрывал это?! Ты-то ведь бежать не думал? А? Тель-Авив-то далеко отсюда. А?

– Далеко! А бежать, никак нет, товарищ гвардии лейтенант, и не думал.

– Ладно! Пиши мне объяснительную. Мне лично.

– О чём? – удивился боец.

– О том, что бежать не собираешься никуда. Ну, про свою моральную устойчивость и преданность Родине! Себе положу, так, на всякий случай. А то случись что, особист всю плешь мне проест потом.

– Ну, ладно! Да и не еврей я по нашим-то еврейским законам! Куда мне бежать. Кому я там нужен-то?

– Чё? – лейтенант нахмурил лоб. – Как не еврей!?

– Ну, по матери же у нас национальность. Мама у меня белоруска, так что по матери я, скорее белорус, нежели еврей, выходит!

– А-а-а! Так-то без проблем. Ну, вот ты так и пиши, мол, я, рядовой Моше Гетц, чувствую себя белорусом. Это как ты сам себя больше чувствуешь, тот ты и есть. Я вон русского якута как-то встретил! Ха! Во то был прикол! А что? Нормально! Только вот у тебя в личном деле-то совсем другое написано!

Солдат лишь пожал плечами.

– А хочешь, Моше, будешь паспорт новый получать, ты попросись, чтобы тебя русским прописали, ну, или белорусом, как ты там говорил!

– Посмотрим, товарищ лейтенант. Что же плохого в том, чтобы быть евреем?

– Да оно, конечно, плохого-то ничего нет. Но слишком много среди евреев предателей Родины, которые в Израиль бегут, а потом ещё и пакости всякие про СССР строчат, а некоторые и на вражеские «голоса» работают. Я уж не говорю о том, что многие себя особыми избранниками бога считают. А ты читал «Посиди на камне у дороги»[25]25
  Повесть. Тарасов Валерий. 1981 г. Уехавшую в Израиль героиню повести ждут лишь разочарования…


[Закрыть], кажись, так эта книжка называется?

– Не-е-т.

– А ты почитай. О-очень занимательно! И вообще, среди евреев не еврею выкарабкаться гораздо сложнее, нежели наоборот! И бегут они в Израиль напрасно. А вообще, вот евреи молодцы! Не перестаю восхищаться! Надо же, по матери придумали себе национальность. Кто это, интересно, первым до такого додумался? А?

– Я не знаю! – Моше усмехнулся. – Товарищ лейтенант, да Вы пишите там, в личном деле, всё как есть, то есть как оно положено. Чего уж там. Где наша не пропадала. И про родню. Что мне теперь, от родни отказываться. Ну, живёт тётка в Тель-Авиве. Но я-то туда не собираюсь. Я – советский гражданин. Так уж оно есть! Моя, так сказать, участь!

– Та-ак, молодец. Красиво и правильно излагаешь, как сознательный советский солдат, только не участь это твоя – быть советским гражданином и солдатом, а честь! Высокая честь! – продолжал Тимофеев, перебирая листочки, исписанные солдатскими руками.

– Харин, вон, тоже написал, что дальняя родня у него проживает где– то в Швейцарии. После революции остались. Контра он потенциальная, выходит. Того и гляди, Родину продаст за жвачку. Не рота, а сплошные потенциальные перебежчики! Кто вас только таких сюда допустил, до службы за границей-то, а?

– Не, товарищ лейтенант! Не скажите. Нет у нас перебежчиков.

– Нет, говоришь, перебежчиков? А ты лично-то гарантию дашь на всех них?

– Какую ещё гарантию?

– А пиши на бумаге, дескать, я, рядовой Моше, даю гарантию на тех и тех. Так что после, ежели что, как соучастник пойдёшь. Годится?

– Я-я-я, – замялся солдат.

– Вот тебе и я-я-я, – замполит передразнил писаря, – головка ты от противогаза! То-то и оно, чуть что, то все сразу в кусты, свои задницы ховать. А то адвокат тут выискался! Все так, пока сами своей шкурой не отвечают, то горазды в заступничков играть! А чуть что, то сразу голову в кусты!

– Я, конечно, за каждого не гарантирую, но Харин… он… не беспокойтесь за него…

– Почему?

– Ну, не знаю… Просто я знаю его. Он не такой. Он… За него я подпишусь лично.

– Ладно, успокоил. Но особистам всё равно что-то подать придётся. Так уж положено. С припиской, что, дескать, «морально устойчив». Ну, скажи, ну кто вас просит такое вот самим о себе-то писать?!

– У нас же «гласность», товарищ лейтенант! Сами же говорили! «Перестройка», «плурализьм»!

– Плюролизм! Моше! Плю-ро-лизм! Или Плю-ра-лизм. Ну, как-то так! Чёрт его знает!

– Да-да!

– Вот те и «да-да»! Нашёлся мне тут «плурализьм»! А я-то думаю, что это вонь такая стоит! А это я в «плурализьм» ваш вступил сапогом! Ха!

– А мож, вы не будете про Харина писать тогда, а?

– А мож, и не буду. Но с другой-то стороны, вдруг он и впрямь в бега подастся. Что тогда! Ты пойдёшь тогда в сообщники! Да и я с вами обоими – в первую же очередь!

– За что?

– За что! За сокрытие, за плохую воспитательную работу, за невыявление дезертира в конце концов. Ладно, посмотрим. Ты, Моше, присматривай за ним. А то глупостей натворит, а нам потом – расхлёбывай! Да не беспокойся, у нас ведь всё по справедливости! Ведь пока он смирно себе сидит, ему ничего за это родство-то не будет, кроме как на «передовую» его, если что, не отправят.

– На какую передовую?

– Да что и тебя, Моше, что его, будут теперь вечно держать на расстоянии от границы, да от чего-то особо ответственного.

– От чего такого?

– Ну, например, в разведку пойти вам не грозит!

– А-а! А чё мне разведка, а мне и в канцелярии хорошо!

– Вот-вот! Вот и сиди себе смирненько, и усё буде добре, панове! Как вообще вы все здесь, за границей-то оказались, ума не приложу.

* * *

Рота мирно спала. В коридоре светило дежурное освещение.

Ответственный по роте лейтенант Тимофеев дремал, сидя за столом в канцелярии, подсунув шапку под лоб. Рядом жужжал маленький тепловентилятор, шевеля волосы на голове лейтенанта тёплыми потоками воздуха…

Жёлтые каменные стены города вокруг были озарены багровыми лучами заката. Сухой горячий воздух наполнял пространство. Тимофеев вдохнул, но это был не воздух, а жаркая горячая масса наполнила его легкие, подобно тому, что как-то описывал Майер из своих «туркестанских» воспоминаний. Люди в светлых туниках бронзовыми телами копошились внизу.

– Велик Египет, – пожилая женщина в халате, украшенном узорами, подошла сзади. Остановилась на почтенном расстоянии. Опустила голову… Тимофеев обернулся…

(Странное это было чувство. Вроде он и не он вовсе. И знакомы ему вещи и люди ранее им невиданные. Но всё это странным образом не вызывало ни малейшего удивления и воспринималось им как должное. Странное дело эти сны!.. А может, это лишь «отголоски прошлых жизней!?.»)

– Что тебе, Иохаведа[26]26
  Иохаведа – на самом деле родная мать Моисея, заменившая во дворце ему няню.


[Закрыть]? – молодой мужчина посмотрел на неё.

– Муса[27]27
  Моисе́й (ивр. Моше́, «взятый (спасённый) из воды»; араб Муса, лат. Moyses) (XIII век до н. э.), в Пятикнижии – еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма, произвёл Исход евреев из Древнего Египта, сплотил израильские колена в единый народ.


[Закрыть]! Твоя грусть рвёт моё сердце! О чём твои мысли?

– Велик Египет, но фараон стареет. И, похоже, грядёт не только его закат, но и наш. Кто же будет дальше править этой империей после Яхмоса?.. Как мне возвыситься над миром?.. Разве есть у меня шансы когда-либо занять трон фараона? Кто я? Всего лишь спасённый из воды великодушной принцессой Термутис еврейский мальчик, выросший во дворце фараона, подобный его сыну, но всё же я не его сын! – Моше задумался, грустно глядя на садящийся круг солнца.

– Всему рано или поздно приходит конец, мой господин! А станет править Аменхотеп, не сносить вам головы, чует моё сердце, – Иохаведа улыбнулась улыбкой скорби. И её лицо продолжало оставаться суровым. Глаза светились энергией на потрёпанном смуглом лице с горбатым носом, – не забывайте, ваш народ не египтяне. Ваш народ – евреи. Идите и царствуйте над ними. Это единственное спасение для вас и вашего народа, господин! Разделяй и властвуй!

– Но мой народ был истреблён уже ныне покойным фараоном Рамзесом Вторым много лет назад ещё в колыбелях. Ты явно насмехаешься надо мной!? То, что осталось – лишь жалкое подобие того, что когда-то было! Кого я могу собрать? Лишь жалкую горстку несчастных?

– Твой народ жив, мой господин!

Моше посмотрел на няню вопросительно. Та продолжала.

– Убиты все мальчики. Но девочки-то остались.

Моше поморщился – девочки! Что ты несёшь, женщина?! Носителями национальной культуры всегда являются только мужчины. Участь женщин – лишь ублажать мужчину и производить потомство на свет! Нет нашего народа! Лишь горстка стариков, стареющих женщин, а большая часть нового поколения рождена от чужекровных отцов, взявших наших женщин себе в жёны, что бы они рожали им египтян.

– Вы правы, мой господин, – няня достала старый хрустящий свёрток папируса и протянула Моше.

– Что это?

– Отныне народ наш еврейский носить будет национальность по матери своей. Трактуйте это правило. И мир изменится.

– Но как? Как заставить людей поверить в него, следовать ему, если его не огласит сам фараон!?

– Еврейский народ рассеян. Его традиции и культура почти утрачены. Будет не слишком трудно убедить людей, не знающих своей истории. Ведь никто не сможет проверить это. Не составит труда заставить их поверить в то, что этот закон от богов. Ведь все они неграмотны. Забиты и бедны. Дайте им веру, шанс на лучшее и они пойдут за вами, мой господин! Воссоздайте свой народ и укрепите его дух. Найдите то, что может их отличать от других. Отделите его от остальных! Дайте им веру в их особенное предназначение в этом враждебном им мире. Заставьте поверить, что вы – ниспосланы им богом. Отделите их от египтян, уведите отсюда и властвуйте над ними!!!

Моисей задумался. Налил вина.

– Что ж, если мужчины не в силах защитить свой народ, этот народ будет рассеян, а мужчины истреблены или проданы в рабство. Их жёны же станут рабынями, жёнами и наложницами победителей. А рожденные у них дети лишь добавят нам подданных! Такой народ будет неистребим! Он будет всегда вновь и вновь возрождаться, словно из пепла, чтобы с ним не случилось в будущем! Он, подобно плесени, выживет на любом теле! Отличная мысль! А теперь оставь меня, женщина, я должен побыть один. Обдумать всё, – он развернул пыльный свёрток. Прочёл начертанное на нём: «…и не роднись с ними: дочери своей не давай его сыну, и его дочери не бери для сына своего. Ибо он отвратит сына твоего с пути моего, и будут служить они божествам чужим; и воспылает гнев Господа на вас, и истребит он тебя немедля…»[28]28
  Центральным положением ортодоксального иудаизма является вера в то, что Устная Тора была получена Моисеем во время его пребывания на горе Синай, и её содержание веками передавалось от поколения к поколению устно. Талмуд – многотомный свод правовых и религиозно-этических положений иудаизма. Католической церковью в Средние века вновь устраивались публичные сжигания Талмуда и других священных книг иудаизма, которые трактовались как источник зла.


[Закрыть].

«Что ж, придётся подправить относительно «дочери своей не давай его сыну», и тогда все их дети от не иудейских отцов вдруг раз, и неожиданно для всех станут иудеями! Неплохая мысль! Но как быть с теми евреями, кто рождены не еврейскими матерями? Например, мой учитель Аварис?»

Мать Авариса была стройная красавица-египтянка, и хотя её кожа теперь и напоминала печёное на знойном египетском солнце яблоко, всё же было очевидно то, что много лет назад она сводила мужчин с ума.

«Мой верный Аварис! С раннего детства он учил меня всем премудростям военного искусства. Как теперь быть с ним и такими, как он?!» – Моисей задумался, не находя ответа.

Однако ответ принёс вскоре сам Аварис…

На рассвете, едва забрезжили первые лучи солнца, длинная вереница людей, вдыхая пыль пустыни, медленно двинулась в сторону моря. Египетские галеры уже ждали беглецов…

Фараон был в ярости.

– Прости, мой господин, но нам не удалось догнать людей Мусы. Случилось чудо. Море расступилось, и они прошли по дну морскому в свои старозаветные земли. И мы бессильны были хоть как-то этому воспрепятствовать, о, мой господин! Это воля богов! Только Вы, о, наш повелитель, в силах просить богов исполнить волю вашу! – Аварис лежал на коленях, не поднимая головы и уже мысленно прощаясь с ней.

– Ступай, – махнул рукой фараон. Его брови были сведены к переносице. Он не слишком-то верил ни в этот чудной рассказ, ни в чудеса вообще, ни в богов. Но главное, чтобы паства верила во всё это и в его, богом данную, власть. Что ж, только бог выше фараона! И только его воля может объяснить народу египетскому столь чудесный исход подданных с земли Египетской. На всё воля богов!..

Тимофеев всё ещё видел эту сцену, но уже как бы со стороны, стоящим на высокой горе. Рассвет кровавыми лучами поднимался из-за голых сухих гор, напоминавших песчаные конусообразные крепости, которые Тимофеев строил когда-то в детстве на берегу Амура… Вдруг круг солнца задрожал и с треском стал рассыпаться на яркие горящие осколки, пирамиды гор стали рассыпаться песчаными волнами. Образ Моисея стал отдаляться, таять во всём этом круговороте…

Тимофеев стукнул рукой по трескучему будильнику, трещащему на столе. Вытер проступивший пот со лба. Сон утекал подобно песку сквозь пальцы… Лейтенант вышел в коридор, взглянул на вялого дневального, махнул ему рукой.

– Всё в порядке?

– Так точно!

Тимофеев взял со стола подготовленный заранее рапорт о «не случившихся происшествиях», прошёлся по кубрикам, посмотрел на мирно сопящих бойцов и отправился в штаб. Ночная свежесть приятно наполнила лёгкие лейтенанта. От сна не осталось и следа. Он тщетно пытался вспомнить столь интересные детали чуднóго сна, но мог уловить лишь общие очертания ускользающей эпохи…

2.13 (88.11.09) Русская шапка

Владислав написал Здене несколько писем:

«Здена. День за днём я вспоминаю те счастливые минуты наших встреч. Каждый раз это было послано судьбой! Твой милый носик, твоя открытая улыбка не дают мне покоя ни днём, ни ночью. Я сейчас трясусь в эшелоне. Идём на учения. За окном вагона – мерзкая погода, в которую нам предстоит окунуться с головой на пару недель уже через часов пять. В вагоне воняет дымом «буржуйка» – так мы называем нашу ржавую печь, которую поставили по средине вагона и которую топим углём. Вокруг – торчат сапоги, сапёрные лопатки, автоматы, развешены портянки… Вокруг – полное безумие!.. Но меня согревают мысли лишь о тебе. Очень надеюсь, что скоро мы снова встретимся!

Прости за прошлый раз, но посмею сейчас отправить тебе мысленно свой нежнейший поцелуй. Надеюсь, на этот раз он не оскорбит тебя!.. В.»

В письмах он вспоминал детали их удивительных встреч, описывал отдельные бытовые никому не интересные детали своей жизни. Но всё тщетно. Ответов не последовало.

«Поеду к ней в свой ближайший выходной в среду[29]29
  Как уже известно, политработники работали в выходные, имея свой выходной по средам, если удавалось


[Закрыть]», – решил, наконец, молодой офицер.

Но не удавалось ему получить этот отдых уже довольно долго. То наряд, то «ЧП», то просто из-за нехватки офицеров в роте не на кого было оставить «личный состав».

И вот вскоре пришёл, наконец, тот долгожданный день. Он отбросил в сторону конспект политзанятия с последней скучной фразой о президентских выборах в США[30]30
  8 ноября 1988 года на президентских выборах в США победу одерживает республиканец Джордж Буш.


[Закрыть], бросил взгляд сквозь окно на морозное утро, нахлобучил свою любимую норковую шапку, обладанием которой был горд в Союзе, облачился в джинсовую с белым воротом куртку, застегнул липучки модных дутых полусапог-«дутышей», повернул ключ в казенной двери офицерской общаги…

Железнодорожная станция была наводнена оживлёнными людьми. Что-то необычное для здешних традиций, где едва не вместе с петухами вставали люди, наполняли собой все железнодорожные и автобусные станции, спеша на работу, а уже через час – полтора всё вокруг обычно становилось снова пустынно. В этот день на станции всё было иначе. На перроне остановился шумный состав. Окна вагонов были открыты. Оттуда усиленно махали руками чехословацкие солдаты. Станцию наполнили невообразимый шум, улюлюканье, некоторые солдаты вышли из поезда, который покатил дальше, пересекая всю страну с востока на запад.

Вскоре шум смолк, оставляя лишь некоторое оживление. Влад поморщился. Так-то у них проходит демобилизация. Ра-а-аз – и всё! Все в один день – и на дембель! Ещё утром – в части, но к вечеру – уже все по домам! А может, в реалии и не всё уж так шоколадно, как кажется. Но если всё так, то это просто здорово!..

Влад тихо трясся в вагоне словацкого поезда, приближаясь с каждой минутой всё ближе к заветной цели. От этой мысли его слегка бросало в жар, сердце начинало усиленно биться.

За окном проплывали красивые словацкие поселения с черепичными крышами. А Влад представлял их предстоящую встречу. Только бы не прозевать нужную станцию!..