Текст книги "На переломе эпох. Том 2"

Ночь. Железнодорожная станция Ружомберка наполнена людьми в форме. Патруль. Поезд заскрипел и остановился. Пахло вонью с «Супры» (Ружомберокского целлюлозно-бумажного комбината), что являлось едва ли не визитной карточкой этого града. Несколько солдат и пара офицеров-отпускников выгружались из поезда, вытаскивая чемоданы. Один тащил с собой ящик с телевизором. Владислав выдохнул. Наконец-то! Вот он и дома! Лейтенант сделал торопливо шаг и, неудачно зацепившись ногой за ступеньку, вывалился из вагона. Дикая боль в суставе стопы пронзила его. Он попытался подняться, но, едва оперевшись на ногу, вскрикнул от дикой боли. Два бойца подхватили его под руки. Подняли.

– Товарищ лейтенант, держитесь за нас, – откуда-то появился Озанян из седьмой роты. Его чёрные глаза были такими родными в этот момент!

– А-а! Ты вернулся! Как отпуск-то прошёл? – воскликнул офицер, кривясь от боли.

– Очень хорошо, товарищ лейтенант! – сухо, как бы смущаясь, ответил солдат. – Всё у меня дома хорошо. Всэ живи. А што это з вами?

2.20 (89.01.11) Детская привязанность

С раннего детства Януш заприметил темноокую соседскую девчонку и бесповоротно втюрился в неё. Тогда, в дни, когда Зденка гостила в Ружомберке, они проводили много свободного времени вместе, практически не заводя себе ни друзей, ни подруг. Не то чтобы их не было совсем, но стояли они где-то на заднем плане этого детского союза. Их детскую дружбу, казалось, невозможно было разрушить. Януш готов был играть со Зденкой в куклы, ведь чего не сделаешь ради объекта своего обожания! А та – мастерить с ним в столярке его отца всякие детские поделки. Зденка и Януш. Они непроизвольно влияли друг на друга. Януш становился мягче и чувствительней. Зденка же, наоборот, подобно пацанёнку, имела ободранные коленки и ссадины. Слава богу, что в войнушку Януш не играл… Да и не особенно эта игра была здесь популярна, скорее даже сказать, не популярна совсем. Вероятно оттого, что в Чехословакии не отождествляли прошедшую войну со славой своего освободительного оружия.

Ведь «Под натиском стальным брони фашистской Европа расступалась как вода».

Слишком слабой оказалась страна перед лицом внешней интервенции, а стало быть, и стремилась на подкорковом уровне не напоминать себе о днях национального порабощения. Это тебе не в Союзе, где все дворовые территории, стройки, напоминали настоящий театр боевых действий, где всё ещё продолжали «бить немцев» пацаны из соседних домов. Где бегали мальчишки с деревянными берданками, пуляли алюминиевыми проволочными пульками, где гремели карбидные, серные, магниевые и прочие взрывы. Ведь настоящий мужчина – всегда воин! Здесь же, в Чехословакии, было относительно тихо. И, слава богу, а то Зденка, пожалуй, овладела бы лёгко и этими всеми мальчишескими забавами. Ей было всё равно, что делать, если этим увлекался Януш. Тогда казалось, эти дети были созданы друг для друга…

Годы пролетели словно ветер. Они и не заметили, как выросли. Но, оставаясь всегда лишь друзьями, они никогда не переступали ту священную черту, способную навсегда изменить то, чем нéкогда оба сильно дорожили. Дружба! Ранее они нередко делились своим сокровенным, своим личным, своим наболевшим. Но учёба Януша в Пражском университете засасывала его всё больше и больше, всё реже и реже они проводили время вместе, отдаляясь всё далее и далее. Но каждую возможность Януш всё же использовал для встреч с ней. Для него их отношения стали каким-то болезненным наваждением, питавшим его надеждой, для неё – лишь благотворительной данью их детской дружбе, всё больше и больше её отягощавшую… Что ж, «селя ви», как говорят французы, гормоны делали своё, выводя обоих на «тропу репродуктивной охоты»… Но видимо, Януш, из её «детской песочницы», явно не соответствовал её подсознательному образу «альфа-самца»… Да простят меня за сие грубое сравнение свидетели сиих рассуждений!..

Итак, обычный январский день подходил к завершению. Трудовой же день уже давно закончился. Довольные люди, успев кое-как затариться в магазинах, уже давно грелись, окутанные домашним уютом. Закончилась и «трудовая вахта» Здены. Застывшая витрина магазина, в котором она трудилась, светилась наряду с другими пустынным вечерним светом остановившегося мира относительного товарного социалистического изобилия.

– Агой[52]52
  Привет!


[Закрыть], Зденка! – на пороге ее квартиры стоял Януш.

Он улыбался, радостно вскинув руки для объятий.

– Агой, Януш, агой! – Здена приняла дружеские формальные «чмоки» и посмотрела на парня вопросительно. – Ты откуда? Уже довольно поздно?

– Це не важно! Выходь, пóйдем в Центрум! Развеешься хоть.

– Януш, я хотела уже лечь спать пораньше… Ну, да ладно, пóйдем! – ей было неловко отшить друга детства, специально приехавшего сюда, для встречи с ней!

Они шли по вечернему полупустому городу.

– Chladne![53]53
  Холодно


[Закрыть], – Януш потёр ладони.

– Chladne, – согласилась Зденка.

Январский холод довольно быстро загнал их в ближайшую реставрацию, где друзья детства долго сидели, болтая и вспоминая страницы их ушедшего детства, обсуждая заботы настоящего и мечтая о будущем…

2.21 (89.01.11) Передел мира. Манипулирование толпой

Тимофеев лежал в общаге. Распухшая нога покоилась на подушке. От накатившего, вслед за увечьем, безделья он дрых сутками без задних ног, тем паче, что одна из этих «задних ног» вышла из строя. В санчасти поставили диагноз: растяжение! Рядом покоился один костыль, который удалось здесь раздобыть, при помощи которого он слабо передвигался по комнате.

Невысокий, седой, коренастый человек со слегка горбатым носом и выпуклыми чёрными глазами достал толстый коричневый стержень сигары из солидной деревянной коробки, поднёс к носу, втянул аромат, прикрыв от удовольствия глаза. Покрутил её в руках, достал какое-то странное кольцеобразное приспособление с косым лезвием внутри, наподобие гильотины, всунул туда кончик сигары, надавил пальцами – чик, и отрезанный кончик упал в пепельницу. Он поднёс к носу свежий срез сигары, снова втянул в себя табачный аромат, отдающий кедровым привкусом. Снова закрыл от удовольствия глаза. В эту минуту сидящий напротив яркий кучерявый брюнет, гораздо моложе его, откинул с щелчком блестящую крышку зажигалки, поднёс голубое пламя к сигаре своего седого собеседника. Последний раскурился, втянул в щёки дым и выпустил сизое облако, наполнившее, таким отвратительным образом, всё пространство вокруг своим едким запахом жженого табачного листа. Выпустив дым, он заговорил.

– Нам нужна армия. Послушная армия, которая бы появлялась мгновенно там, где нам необходимо и так же мгновенно исчезала. Которая бы действовала в заданном нами направлении, управлялась нами, даже не подозревая об этом.

– Но как это возможно, сэр? – брюнет так же торопливо достал сигару и стал совать её кончик в такое же кольцеобразное приспособление со встроенной гильотиной….

– Эта послушная нам армия – есть толпа! Просто толпа людей, движимая чем угодно. Неважно совсем, под каким лозунгом они выйдут на улицы. Важно, чтобы они вышли. Поэтому вам необходимо формировать в их головах любые проблемы, которые могли бы стать бесплатной мотивацией для того, чтобы выйти на улицу. Далее необходимо муссировать это, подогревать всеми имеющимися средствами. Пока – для разминки, для репетиции.

– Но кто будет этим заниматься?

– Всё верно, поэтому и необходимо создать различного рода общественные организации, которые бы работали нужным нам образом, воздействуя на каждую социальную группу. А для этого найдите проблему и создайте для неё нашу «группу решения». Например, для Советской армии – создадим группу «Клуб солдатских матерей». Пусть муссируют проблемы армии. Через проблемы неуставных взаимоотношений, например. И так далее. Поспособствуем развитию правозащитных организаций различного толка и тому подобное. Всё то, что будет работать на общественное благо.

– Но для чего нам тратить свой бюджет, чтобы решать их проблемы, работая на их блага? – удивился молодой мужчина, наконец справившись с сигарой и выпустив первый клуб сизого дыма, закашлялся…

– Мы не будем решать их проблемы. Но мы поддержим любую дееспособную оппозиционную и националистическую силу или группу. А нужно будет, то и создадим такую сами. Задача этих, созданных нами групп будет, прежде всего, выискивать и муссировать проблемы. Создавать препятствия для функционирования и подрывать общий авторитет «подшефного» им ведомства в глазах как советских граждан, так и мировой общественности. Если они и будут решать задачи, это будут лишь точечные «тактические» решения для достижения нами главной «стратегической» цели: развала не только социалистической системы как таковой, но и полное уничтожение России как государства.

– России? Но я считал, что мы боремся только с коммунизмом.

– С коммунизмом? – седой мужчина втянул в щёки дым, закинув голову, вытянул губы и вскоре над ним стали вырисовываться виртуозные кольца из дыма… – Да, с коммунизмом. Но не только. Россия была всегда и остаётся для нас главнейшим геополитическим противником. Так было. Так есть. И так будет всегда. До тех пор, пока мы не уничтожим эту страну, не сломим её народ! Не деградируем и дискредитируем её культуру и её ценности.

– Но ведь сейчас наши президенты протянули друг другу руки для дружеского партнёрства.

– Кха-ха-ха, – седой человек закашлялся, – партнёрства! Наше партнёрство возможно лишь там, где нам это выгодно. Мы охотно используем и приватизируем их ресурсы и захватим их рынок для сбыта своей продукции, для чего необходимо убить их собственную промышленность.

– Как это сделать?

– Ну, например, мы им дадим гуманитарную помощь и, убеждён, они заглотят эту наживку и, как следствие, по законам рынка, это убьёт их и так уже загибающиеся, производства. Ещё было бы неплохо вынести к ним всё то, вредное, что создаёт наша современная промышленность. Но прежде всего, это самое первое, нужно вырвать им жало, разрушив армию. Сократив её и дискредитировав в глазах общественности. Из «почётной обязанности», как это у них сейчас, это должно стать предметом позора или, как минимум, предметом насмешек. Там не должно остаться образованных людей. Статус армии должен упасть как можно ниже, вместе с материальным уровнем военнослужащих. Об этом мы также позаботимся. Как говорил в своё время их Ленин, стремящийся создать революционную ситуацию: «Чем хуже, тем лучше». Лучше, конечно, для нас, тех, кто хочет разрушить существующее государство!

– Мудро! Как мудро!

– Да, и уже далеко не ново! Уже почти двести лет мы совершенствуем эти механизмы! Ещё со времён наполеоновских войн, распространивших влияние наших капиталов по многим странам старушки-Европы. От Вены до Парижа и Лондона. Когда капитал вознёсся над национальными границами, став реальной наднациональной властью. Начинающей и прекращающей войны. Ставящей и снимающей президентов. Управляющей всем этим грешным миром!

– Я так ценю, что являюсь его частью! – кучерявый брюнет важно вставил в угол рта сигару и заговорил, почти её не вынимая.

– Итак, созданные нами группы должны отработать механизмы вывода людей на улицы. Даже в виде игр. Мы сегодня серьёзно инвестируем в мир современных технологий. У нас в планах объединить мир информационной паутиной. Это будет ещё одна самая глобальная «интерактивная группа». Мы должны сделать каждого рабом этой глобальной инфосистемы, при помощи которой мы не только получим добровольно информацию и контроль над каждым человеком, даже находящимся «по ту сторону» от нас, но и получим безупречно работающий механизм управления людьми!

– Вы имеете в виду компьютеры?

– Именно! Сперва люди станут ими пользоваться, получать массу полезного и интересного. Потом они откажутся добровольно от своей реальной жизни, перестанут общаться вне «информационной паутины», они зарегистрируются добровольно, оставив нам всю информацию о себе, о которой не мечтали ни КГБ, ни ЦРУ, ни даже наше МИ-6!

Потом мы придумаем способ, как по одному нашему свистку вывести кучу людей на улицы. Как создать действующую толпу наиболее активной социальной группы, вероятнее всего – молодёжи, чтобы для начала безобидно покуражиться, например. Ну, а как придёт время, – сами понимаете. Все эти сложные и целенаправленные действия направлены только на одно: создать толпу на улице там и тогда, где и когда это нам необходимо. Быстро и массово.

– И что же дальше, сэр? Если люди придут для одного, как их заставить делать то, что нужно нам? А нам ведь нужно, в итоге, только одно: ослабить или свергнуть существующую власть, раздробить государства на всё более и более мелкие куски. И стравить их между собой. Мы же не можем их открыто к этому призывать.

– Всё верно! Мы и не будем их к этому призывать. Мы лишь подогреем толпу и подкинем ей нужный нам лозунг. Ведь толпа – это уже совершенно иное. Это уже не человек, не люди. Это некое новое образование, действующее исключительно по свойственной для толпы стандартной схеме…

– Харэ дрыхнуть, Тимоша! – в комнату ввалился Майер. От него веяло уличным холодом и запахом пороха. – Повезло же тебе! Лежишь тут, прохлаждаешься!

Что ж, здесь травмы и болезни подчас воспринимались как «дар божий», дающий право на незаслуженный отдых!

2.22 (89.01.20) Спуск по простыням

В это время 20 января 1989 года состоялась инаугурация 41-го президента США в лице Джорджа Буша, через два дня США представляют СССР проект договора об обороне с элементами космического базирования, а на следующий день 21 января в Таджикистане погибают 274 человека вследствие сильного землетрясения.

После падения нога у Владислава раздулась так, что не влезала в сапог. Были повреждены связки. В санчасти его освободили от службы. И позволили находиться на «домашнем режиме» без госпитализации. В этот день он так же лежал в общаге, наслаждаясь отдыхом и маясь от безделья… Раздался нерешительный стук в дверь. Тимофеев, оперевшись на костыль, доковылял, открыл дверь. Кто бы мог там быть? Комендант общаги? Ротный? Сосед по комнате? На пороге стояла Здена. Она улыбалась. Влад, переполненный радостью с одной стороны, и конфузом за свой мятый вид – с другой, отпрянул. Он не знал, что ему делать. Гримаса перекосила его лицо то ли радостью, то ли смущением и растерянностью. Он совсем не ожидал её увидеть. Владислав выглянул в коридор, проверяя, нет ли там свидетелей этого визита «иностранной подданной». Но коридор был пуст. По его телу пробежала необъяснимая дрожь возбуждённого волнения.

– Тебя никто не видел? – как-то испуганно спросил Влад.

– Не боися, трусишка зайка сэренький! – Здена с укоризной посмотрела на него и приблизилась так, что ему ничего не оставалось, как только обнять её, несмотря на некоторый свой конфуз. Он страстно прижал её к себе.

– Здена… Зденочка… – он непрерывно долго целовал её, согревая её холодное с улицы лицо, губы, не в силах оторваться. Куртка Здены валялась небрежно на стуле. Его руки непроизвольно скользнули ей под кофточку…

– Что? Что? Что ты робишь? Настырный хулиган! – кокетливо отстранилась она. Он на миг выпустил её, но страсть так сильно овладела ими обоими, что ничто не могло её унять…

Они лежали обнявшись. Он теребил её локоны. Она задумчиво водила пальцем по редким, едва пробивающимся волоскам на его юношеской груди…

– Я взяла отгул и решила приехать к тебе. Не было сил больше ждать. Не ожидала тебя увидеть в таком… как это сказать… – Здена напрягла лоб, ища подходящее слово…

– В таком убогом положении, ты хотела сказать?

– Ну, в покалеченном, скорее, а что это с твоей ногой?

– Так, чепуха! Только я вот такой теперь, почти калека!

– Калека! До свадьбы заживёт?

– Конечно, если эта свадьба будет с тобой!

Оба рассмеялись… Тут раздался стук в дверь.

– Владик. Имей совесть! Открывай дверь, – на пороге стояли пришедшие, видимо, на обеденный перерыв товарищи по комнате – Майер и Бабаев.

– А ты тут зря время не теряешь! Маладе-ец! – Бабаев похлопал товарища по плечу. – Боец – комендант общаги говорит, что ты тут не один! – Он словно пёс понюхал воздух, стоя в дверном проёме.

– Давай, Владик, поспешай. Сейчас здесь будет комполка. Делают общий шмон по общаге. Застукают – тебе хана! Да и нам достанется! – добавил абсолютно серьезно Александр.

– Зденочка! Давай! Бегом! – Влад, запустив товарищей только в прихожую, поскакал на одной ноге в комнату, хватая по пути всю разбросанную одежду Здены.

– Что случилось? – смотрела та на него испуганными глазами, ничего не понимая.

– Сюда идёт комполка!

– Зачем идёт?

– А чёрт его знает! Шмон решил навести!

– А что такое «шмон»?

– Шмон – это трындец!

– Трындец? Что это такое?

– Трындец – это полный атас!

– Атас?

– А-а-а! Потом объясню! Нет времени!

– А мы разве что-то преступное сделали? Почему мы прячемся? – недоумевала Здена, торопливо одеваясь, косясь в сторону прихожей, откуда доносились голоса его товарищей.

– Преступное! Ну, ка-а-ак тебе это объяснить!.. – завыл юноша. – Пойми. Если тебя здесь увидят, мне крышка.

– Всетко ясне. Руске дураки! – зло произнесла девушка. – Дай сюда, – она почти вырвала из его рук всю свою одежду.

– Пусть она одна идёт, без тебя, – советовал Бабаев из коридора, – напорешься на кого-нибудь чего доброго.

– Я не могу её вот так, как какую-нибудь, – он не нашёл подходящего слова и добавил, – и вообще, любить – не преступление.

– Эге! – друзья переглянулись. – Да, диагноз на лицо!

– Плохи наши дела!

– Стойте здесь, я выгляну, посмотрю, всё ли чисто, – выпалил Майер и побежал по коридору. Друзья были полны решимости заслонить обезумевшего друга.

– Уже полно народа внизу, полкач приближается!

– Слишком поздно!

– Давай в окно!

– Нет. Это опасно! Она не сможет! – сказал Тимофеев.

– Не бойся. Я смóгу, – решительно заявила Здена и повторила ему мягко, но решительно на ухо, – смóгу!

Они захлопнули дверь и принялись дружно вязать простыни. Второй этаж как-никак.

Бабаев кинулся на улицу для страховки снизу. Здена зажмурила глаза. Сверху её крепко держал хромой Тимофеев. Его удерживал, обхватив за пояс, Майер. Снизу, вытянув руки к ней, уже стоял Бабаев. Она вцепилась в раскачивающуюся верёвку из скрученных простыней, цепляясь за узлы, спустилась метр, другой, зажмурившись, медленно вниз и тут же оказалась в руках Бабаева…

– Зденка! Напиши мне «до востребования»! Я буду ходить на почту! Буду ждать!..

* * *

– Что тут у вас за богадельня? – багровое лицо командира полка подполковника Гребенщикова было перекошено полоской рта, напоминавшей сабельный шрам, рассекший его лицо как-то по диагонали: один угол приподнят, другой – опущен. Жёсткие узкие полоски угнетённых губ сухо шевелились. Он говорил медленно. Так же медленно поворачивался. Свита вокруг явно заискивала перед начальником, спеша предугадать ход его мысли и оправдать его ожидания.

– Чь-чь-чь-я это пустая бутылка из-под водки? – майор Володькин из строевой части надул щёки, шевеля огромными рыжими усищами под одобрительным прищуром командира.

Строй молодых офицеров, выстроенных в коридоре общаги напротив своих комнат, молчал.

– Кто-о живёт в этой к-комнате? – комполка обратился к майору и ткнул пальцем в первую же дверь, попавшую ему под руку. (Что ж, где слабо, там и рвётся!)

Не дожидаясь ответа майора, держащего список всех офицеров, проживающих в общежитии, лейтенанты сделали шаг вперёд:

– Лейтенант Майер.

– Лейтенант Тимофеев.

Комполка приблизился. Казалось, собираясь проглотить их как маринованных килек.

– Кто с вами ещё живёт?

– Прапорщик Бабаев.

– А где он? – прошевелил усами майор Володькин.

– Я здесь – в эту минуту в коридоре нарисовался Бабаев, – разрешите встать в строй!?

– Бегом! Прапорщик!

– Тимофеев! Почему в гражданке? За водкой бегал? – майор устрашающе шипел.

– Никак нет! – Тимофеев стоял как цапля на одной ноге.

– Лейтенант, ко мне! – рявкнул полкач.

Тимофеев запрыгал на одной ноге вдоль строя, – товарищ подполковник…

– Что с ногой, лейтенант? – оборвал его тот, развернулся к Володькину. – Товарищ майор, займитесь этой троицей, проведите расследование с этой бутылкой. Проведите партсобрание. Доложите о результатах выполнения! – полкач зашёл внутрь комнаты. – А это что за такое? – он потряс в руках комом из связанных простыней.

– Наводим порядок, товарищ подполковник. Это простыни.

– Вижу, что простыни! Мать вашу! – он подошёл ко всё ещё открытому настежь окну, покрутил буравящим взглядом по сторонам, не найдя «зацепок», схватил радиоприёмник, что-то трещавший всё это время на столе, и шандарахнул его об пол.

– Товарищ лейтенант! – обратился он к Тимофееву. – Почему сломанное радио валяется? Отремонтировать и доложить мне лично к 22-м часам! – он зло развернулся, вытряхнув по дороге из тумбочек барахло.

– Что тут за бардак? Навести мне здесь идеальный порядок! Вы поняли меня, майор?! – он обратился к офицеру своей свиты. – Завтра – повторный смотр! Будет снова бардак, я вам такие репрессии устрою, что до реабилитации не дотянете!..[54]54
  6 января 1989 года власти СССР объявили о массовой реабилитации тысяч граждан, которые в период с 1930 по 1950 год стали жертвами сталинских чисток.


[Закрыть]

– Это я ещё до вашего металлолома не добрался! – он величественно повернулся лицом к своей свите. – Если завтра увижу хоть одно незарегистрированное корыто, товарищ зампотех, поступлю как это было в Оремовлазе![55]55
  После того, как дивизионное командование резко решило навести порядок с «личным автопарком» военнослужащих, стремясь положить конец существовавшему здесь хаосу и огромному количеству незарегистрированного «автомобильного лома», скупаемого у местного населения, каждый командир полка с особым рвением принялся исполнять приказ, совершая беспрецедентные примеры «креатива». Так в Оремовлазе, в танковом полку, зампотех залез лично в танк и подавил автомобильное старьё, хозяева которого не выполнили предписанных действий в установленный для этого срок. Грозный был зампотех! С ним уж точно было не до потех! Эта мера стала широко известна в дивизии, устрашив многих, и относительный порядок был временно наведён!
  «Ну и дурдом!» – вопили многие и стенали, не желая верить в случившееся, разглядывая груды железа, оставшиеся после их «ласточек», «кровно заработанных» честным непосильным трудом, нередко, на нелегальном торговом поприще. Но их глас был гласом вопиющего в пустыне…


[Закрыть] Понято?

Командир полка говорил не спеша, несколько вальяжно. Словно впечатывал каждое слово своим перекошенным ртом с узкими губами в головы подчинённых, вызывая всем своим видом трепет и страх. Страх и трепет!..