Текст книги "Миф о другой Эвридике"

Человек, не торопясь, открыл ящик стола. Медленно поднял пистолет.

– Ну вот, – вздохнул он, – Замешкались. Жаль.

Логика в союзе с пистолетом всегда прибавляет в убедительности и доходчивости, в первую очередь, для хозяина пистолета. «Что всё значит? Кто-то придёт следом за ними? Они для кого-то – живец, затравка? Если б… Они бы не так тупо действовали. Не так лепятся эти дела. Две одиночные истерички? Под «дурью» или просто свихнутые…».

Худощавый человек действительно увидел своим взглядом-понятьем перед собою всего-то лишь двух никчёмных, хотя смазливых, в прикиде, тёлочек-близняшек, рыпнувшихся взять его на понт словесной пургой. Зачем?! Он быстро прокручивал варианты с ними: мочить здесь обоих – глупо и хлопотно; отпуститьуже неохота; спрятать в тайной, звуконепроницаемой каморе, в которую вход из кабинета… а потом, в соответствии…

– Когда я вас пристрелю, – объявил он, направляясь к двери, чтобы запереть её на внутреннюю защёлку, – никто не спросит, что за шум. У меня работают тактичные люди.

– Неужели пристрелишь? – скривила губы одна из них, – Испортишь такой товар.

– Хватит уже с ним!.. – тонко вскрикнула другая, – Он заслужил… Заслужил!

– Пусть сперва скажет, – изменившийся голос первой.

Не только голоса, всё изменилось. Миг времени замедлился, размазался в прозрачный кисель. Посреди мига что-то возникло – прозрачное из прозрачного.

Надменная логика в человеке смялась и сдохла без единого вяка. А звериный берегущий инстинкт наконец затопил его правильным чувством – страхом: шансом спастись от угрозы. Мизерным, правда, шансом, потому что суть угрозы недоступна была инстинкту.

Что-то наблизилось на него. Он ощутил морозный озноб под черепом. Ледяные колючки просыпались по хребту. Сердце стало колотиться изо всех сил, не справляясь со стынувшей кровью. Ватный воздух облепил горло и не давал дышать. Пропали цвета: буйная джунглевая зелень на стенах сделалась серой.

И мутный хаос – едкая пелена окутала сознанье человека.

Он мелким шагом отступил назад, уперся спиной в стену. Рука с пистолетом бессильно опустилась, выронила оружие. Ноги подогнулись, он сполз, прислоняясь к стене, на пол. Округлившимися глазами человек смотрел перед собой. В плывучем тумане к нему приблизились те двое… Два одинаковых женских существа со светлыми волосами, с невыносимыми взглядами. Кто они? Люди? Он не видел их никогда. Как он их называл?. Нет. Тогда не они были. Они – вот… сейчас… Они – люди? В них – страшное… неназванное… нельзя называть… нельзя… будет ещё страшней. Они здесь, рядом. Неназванное в них… И в нём? Кто он? Почему он здесь? Где? Что-то не так с его головой. Боль! Клубится, плывёт пелена…

Они совсем близко. Они над ним наклонились. Они что-то спрашивают. Он не слышит слов. Чавкающие, хлюпающие, шелестящие звуки… Сердце… Боль в голове… Они! Что нужно им?

Он должен услышать слова, понять… Он поймёт, он сделает всё, что они хотят… всё… лишь бы они отошли подальше… подальше… с этим… с неназванным… По-ня-ять!

– Куда? Куда отвозили девушек? Куда везли нас? Сиртак… Как найти? Сиртак. Город. Говори. Говори! Если не скажешь!..

О чём?.. Что?.. Он ничего не знает. Каких девушек? Какой Сиртак? Что? Он должен знать? Конечно, он скажет. Вспомнить только бы… Он не знает даже, кто он. Чего от него хотят? Пелена… Серое… Выбраться из пелены, он вспомнит…

В пелене плывут белесые пятна. Они? Совсем близко… над ним. Ужас… От них – серый ужас… Неназванное… Смерть. Он умирает. Что такое смерть? Где он?

Они не отступают. Они спрашивают, спрашивают… С каждым их словом ужас темнеет, сгущается… И в мозг вбиваются огромные гвозди. Много острых гвоздей… Невыносимая боль… Он должен вспомнить, хоть один раз вынырнуть из пелены… Иначе… Поскорей вспомнить! Он знал… знал! Что-то было. Он кто? Сиртак – кто? Вспомнил! Сиртак… Вспомнил…

– Сиртак! Обитель! Всех – в обитель! Оттуда… Седой Арон… Мехлис… Сиртак… Сабринск! Нижний город! Порт… «Сабринский сувенир»…

Что случилось? Они отодвинулись? Они выпрямляются. Он только что им кричал что-то. О чём? Мутные извивы пелены перед глазами… А боль – слабее. А гвоздей в мозгу уже нет… Неужели?.. Они отходят от него. Два одинаковых существа… Кто? Люди? Женщины? Не может быть! Неужели уходят? Вместе с ними уходит это… неназванное…

Они открывают дверь. Он спасён. Что с ним было? Он – где? Пелена…

В распахнутую дверь вбегает другое существо… человек… мужчина… В чёрном, под чёрным – белое… Кто?

Нет, обычный мужчина. Не такой, как те двое? С этим ничего?.. А вдруг – такой? Вдруг… опять?..

– Не надо! Не надо гвоздей! У меня весь мозг избит гвоздями! Я скажу… Что сказать? Обитель… Сиртак… Сабринск… Сиртак!.. Обитель!..

Ему тоже? Ему… Нет… не такой, с этим нет ужаса… нет… неназванного… этот хочет помочь?.. протягивает руки… нет ужаса… счастье…

В комнату входят ещё люди. Незнакомые. Он никого не знает. Какие-то у них лица… Пелена… Почему он не знает их. Почему они так смотрят?..

– Куда я попал?! Кто я?!

* * *

Никто не препятствовал, даже не пересекал им путь, ни в коридоре, ни на лестнице, ни в фойе, хотя народу в фойе было немало. Все как-то полуслучайно оказывались в стороне от их движенья.

Они шли быстро, но не поспешно, глядя прямо перед собой.

У дверей стояла шумная, нагулявшаяся компания, ожидая кого-то своего, отставшего. При их приближении, компания слегка поджалась, подвинулась в сторону, и громкие восклики-смехи в ней пригасли.

Синички отпустили медную дверь и вновь очутились на вечерней Парсинской, в прежней светосутолоке фонарей, реклам и витрин. Они зашагали по тротуару, поближе к стенам зданий. Зашли за первый поворот, попали на улицу менее оживлённую. Вскоре им встретился какой-то узкий, совсем безлюдный проезд между домами, они охотно свернули в него.

– Постоим, – первой нарушила молчание Эля, – Приведёмся в человеческий вид.

Над ними, прямо на стене старинного, осанистого дома, висел шестигранный пожилой фонарь. В его тусклом свете они оглядели друг друга.

На вид, вроде бы, ничего, – заключила Юля, – Глаза, конечно, как у вампирши.

– Сама вампирша. Не ври.

– Но, в общем, не сильно заметно. Хуже – с головой, да?

– Болит, – согласилась Эля, – Кружится. Подташнивает.

– Давай зайдём в аптеку, возьмём таблеток каких-нибудь.

– Вряд ли поможет. Причина не та. От нашего друга зверёныша таблеток не существует.

– Ничего. Мы просто к нему ещё не привыкли. Надо постараться.

Эля тяжело вздохнула.

– Ладно тебе. Ты и сама уже понимаешь, что мы к нему не привыкнем. Чем кончится наша дружба? Ничем хорошим, скорей всего.

– Элька, перестань каркать. Да, паршивенькое ощущение. Но это ничего не значит.

– Не значит… Я – словно пятьдесят километров – бегом. Сердце никак не успокаивается. И в голове… У тебя ведь тоже самое.

– Д-да.

– Он не только свои силы тратит. Он наши вытягивает.

– Это всё было не зря! – сердито топнула ногой Юля, – Ты видела глаза того гада в ресторане. Как он скорчился на полу. Мне понравилось. Он уже не станет нормальным.

– Мне тоже… понравилось.

– А теперь очередь за главными сволочами. Разделаться с ними – и всё. Больше ничего такого не будет. Но сейчас нужно торопиться. Пока нас не нашёл Рамин.

Эля согласно кивнула.

– Тогда нашим планам – хана. Против него нельзя использовать зверёныша. Не имеем права.

– Конечно. А вычислить нас он может.

– Запросто. Значит действуем. Ищем того, кто отвезёт нас в Сабринск.

– Машину хорошую, скоростную. Водилу бы из Сабринска. Чтоб знал Нижний город. Отыскал бы этот «Сабринский сувенир». Видать, фирма какая-то. Прикрытие для бандюг. А там с ихней «обителью» разберёмся. Втроём.

– О-кей! – бодро сказала Эля, – Идём на проспект Наций, тут рядом. Машин там – пропасть. Ищем с сабринским номером. Ты знаешь, какие сабринские номера?

– Нет.

– Ничего, спросим у кого-нибудь. Находим машину. Договариваемся с водилой. И – в путь.

– Договоримся? – усмехнулась Юля, – У нас таких денег нет.

– Для справедливого дела – на фиг деньги.

* * *

Большая белая «мазда» миновала кольцевую дорогу, последний реальный атрибут Волстоля. Впереди, в дальнем свете фар, разматывался ровный сизый асфальт сабринской трассы.

За задним стеклом таяли во мраке городские огни. Все боковые виденья смазались в одну тёмную живую ленту с выплесками на неё ртутного света дорожных фонарей. По чёрно-замшевому небу медленно ползли назад крапины звёзд.

Встречные машины были нечасты. Стрелка на спидометре подбиралась к двумстам.

Хозяин машины – седовласый, полный господин с пышными усами, впадающими в пышные бакенбарды: невесть как взявшийся в модерновой «мазде» типаж отставного ротмистра, помещика-либерала позапрошлого века.

Впрочем, то было лишь беглое сходство.

Лицо его казалось непроницаемым, взгляд прикован к дороге. Иногда он косил глазом на спидометр. Стрелка вблизи двухсот его слегка нервировала. Он никогда в жизни не ездил с такой скоростью. «Ничего, – мелькала вздорная мысль, – Дорога хорошая, много раз езженная. Прокатиться с ветерком для остроты ощущений. Почему нет?..».

Он мельком взглядывал в зеркало заднего вида на своих странных пассажирок.

Вначале, когда ехали по городским улицам, его буравило изумление происшедшим. Он никак не мог осмыслить, почему он вдруг уезжает из Волстоля, куда прибыл только вчера по служебным и личным делам и не закончил ни тех, ни других. Почему едет ночью назад в Сабринск и везёт двух незнакомых, явно, несовершеннолетних девиц? Почему гонит машину на опасной скорости?

Вначале. А потом эти мысли уплыли куда-то. Он вдруг уверился, что ему самому и надо быть как раз позарез в Сабринске («…зачем надо?.. затем, что надо!»). Что он сам решил туда ехать и как можно быстрей. А пассажирки… так, случайные попутчицы. Что здесь особенного? Никакой крамолы. Он – солидный человек.

Всё нормально.

Голова только чуть-чуть побаливает. Голова, вообще, очень редко доставляла ему беспокойства. А сегодня – побаливает. Может – к смене погоды?

Две девчонки сзади. Загадочные какие-то. Но – спокойные, вежливые. Уставшие. Очень уставшие. Что-то, всё-таки, в них… Близняшки. До чего похожи! Даже в темноте. Никак не рассмотреть в темноте их глаз…

Синички на заднем сиденьи шепотом переговаривались.

– Ночью приехать, это хорошо, конечно, – рассуждала Эля, – Но и плохо. Там, наверное, какие-нибудь охранники или мелкие пешки. Бандюгские боссы дрыхнут дома.

– Фигня. Попросим охранника вызвать боссов по телефону. Мол, неотложное дело. Привезли новый товар, и есть проблемы, которые без них не решить. Мы с тобой – разве не товар? Разве мы – не проблемы?

– Думаешь клюнут?

– Пригласим вежливо, но настойчиво. По ходу придумаем что-нибудь.

– Узнать, где они прячут девчонок. Выпустить.

– Само собой.

– Ну всё, давай вздремнём хоть немного. Я ужасно устала.

– Попробуем, – вздохнула Юля, – Получится ли? Все нервы на взводе.

– На завтра нам силы понадобятся.

– Будут силы. Должны быть силы.

Они всё-таки смогли задремать.

Эля поняла, что это не явь, а сон, потому что увидела его. Зверёныша. Во сне машина ехала медленно, хотя стрелка спидометра стояла на двухстах. Зверёныш был уже не зверёныш, а большой зверь, величиной со льва. Он неторопливо шёл за машиной и заглядывал к ним через боковое окно. У него была белая короткая шерсть с дымчатым отливом. Темнота отчего-то не притеняла её цвет, он был ярок, словно солнечным днём. Его пронзительные глаза смотрели на Элю и Юлю. Юля тоже, сидя рядом, не сводила с него глаз.

– Привет, – сказала Юля, – Мы рады тебя видеть. Ты действительно вырос. Отчего?

Он не ответил. Он мог отвечать только «да» и «нет».

Эля: – Ты не отстанешь по дороге?

Опустил взгляд – не смотрит. «Нет».

Юля: – Мы едем в Сабринск. У нас важное дело. Ты поможешь нам?

Поднял взгляд – смотрит. «Да».

Эля: – Это… то, что мы сделаем… Это будет трудно для тебя?

Смотрит.

Эля: – А для нас? Для нас – будет трудно?

Смотрит.

Юля: – Ну и пускай. Всё равно мы не отступим. Что бы ни стоило. Эти твари должны быть наказаны. Понимаешь?

Смотрит.

Эля: – Сколько несчастий они принесли! Сколько девчонок они отправили в рабство. На унижения. На смерть. Они… такие, как они, убили маму… убили Симона.

Юля: – Они никого не боятся. Они могут всех подкупить. Потому что все – продажные. Никто с ними не борется по-настоящему. Пускай теперь они боятся нас. И тебя.

Эля: – Они получат то, что заслуживают. Ты согласен?.. согласен?

Смотрит.

Юля: – Это хорошо, что ты с нами. Только… Такое дело. Почему-то ты – вон как вырос. У тебя прибавилось сил. А мы, наоборот, все измотанные. Неважно чувствуем себя. Почему?

Эля: – Твоя энергия стала плохо действовать на нас?

Не смотрит.

Юля: – Но ведь так? Ты можешь что-нибудь сделать с этим?

Не смотрит.

Эля: – А мы? Мы сами?

Не смотрит.

Юля: – А кто может? Как же нам быть?

Зверёныш отвернул в сторону от окна, с шага перешёл на мягкий, изящный бег, стал обгонять машину и растворяться в тёмном воздухе. Вскоре от него не осталось следа.

Эля открыла глаза, повернула голову. Рядом сидела проснувшаяся Юля.

– Долго ещё? – спросила Эля водителя.

– Подъезжаем.

4. Рамин

В тринадцать-четырнадцать лет подрастающий человек, прежде всего – мечтатель. Он лишь нацеливается, без особой в себе уверенности, к будущим поступкам. В пятнадцать-шестнадцать – он уже деятель, пробователь и бессомненный всему судья. Сомневаться он научится к двадцати.

Злая невзгода может зашвырнуть юного человека на середину медленной реки, в тёмное беспонятье-безволье. Там нельзя утонуть, но быть там долго невыносимо. И обязательно доберётся к человеку одно из двух тягловых чувств, и обязательно вытащит его к новому берегу деятельности, совсем не к тому, что был раньше. К которому? Смотря какое из чувств-буксиров успеет первым: любовь или ненависть.

К Юле с Элей успела ненависть.

Рамин, выйдя из подъезда дома синичек, остановился у своей машины, постоял в смутном раздумье.

Опять просчёт. Надо было всё бросить и сразу приехать. Сразу. После Юлиных путанных телефонных россказней о протекающем кране, о сантехнике, из-за которого отменяется их встреча. Мало того, что не сразу, ещё и задержаться пришлось из-за внезапно нагрянувшей инспекции горздрава. У инспекторов появилась пакостная мода объявляться не в начале, а в конце рабочего дня, очевидно, в надежде на предфинишное расслабление дисциплины и большие возможности к чему-то придраться. Он торчал бы с ними до сих пор, если б, мимоходом позвонив синичкам, не обнаружил, что их телефон отключен. Это было уже тревожно. Рамин передал садистов-инспекторов Лите и приехал сюда. Дверь, конечно, оказалась запертой, но у него был ключ, которым он без колебаний воспользовался.

Он обнаружил брошенные на диване их повседневные джинсики-футболочки, не сложенную гладильную доску: они куда-то наряжались; не убранную губную помаду, тушь, тени и блески для век: они куда-то всерьёз прихорашивались. Любознательная соседка на его вопрос сообщила, что видела девочек на лестнице, расфуфыренных в пух и прах.

Куда они пошли? Зачем отключили мобильник? Было о чём размыслить.

Ненависть? Что из того? Ненависть – чувство, как чувство, ничего особенного в ней нет. Она не опасна, если не подвигает к поступкам. Она никуда не подвигает, если объект ненависти недостижим (ненавидьте, сколько влезет, Гитлера, Сталина, Чикатило, директора завода Иванова, ограбившего завод, лишившего вас работы и блаженствующего где-нибудь во Флориде – что вы им сделаете?). Если ваша жажда возмездия мерзавцу, коль вдруг приключилась она, тут же погасится неминуемой угрозой для вас («ну точно ж знаю, что вон тот тип в роскошном «бентли» – убийца, насильник, наркоделец и ещё чёрт знает, кто и заслуживает только смерти… а попробуй-ка на него замахнись – тебя самого вмиг по стенке размажут и скажут, что так было, и все поверят»). И наконец, если проникнуты вы добротным здравым смыслом, если вкоренённы в вас мудрые библейские заповеди – в этом случае никаких ни к кому агрессивных жажд в принципе возникнуть не может.

И вот – две юные синеглазки, свободные от этих «если». Не отягченные ни малой толикой библейской смиренности, ни крупицей жизненного опыта. Испытавшие подлое насилие над собою. Потерявшие единственного близкого человека: мать – жертву злодеяния. Знающие, что хотя прямые насильники и убийцы покараны, их сообщники живы-здоровы и творят такое же зло с другими беззащитными. А главное – ощутившие рядом с собой новую, неведомую силу. Понявшие способность свою сокрушить мерзавцев и уцелеть самим.

Они выбирали недолго и выбрали действие. И способ отыскать злодеев. Надёжный способ ловли на живца. А значит – никуда им, кроме как в Парс.

* * *

– Ну да, вон под тем фонарём они и стояли, – показала загорелой рукой фиолетовая, – Все из себя. Деловые, блин, до икоты. Мика, – обратилась она к своей чернявой подруге, – помнишь тех двух засранок? Ой, извините, – кокетливо взглянула на Рамина.

– Ничего.

Чернявая кивнула, не разжимая губ, мерно упражняя челюсти жвачкой.

– Малолетки же! – строго возгласила фиолетовая, – Куда это годится! Ну, я позвала Цана – разбираться с приблудными.

– Пришёл Цан. Дальше, – скомандовал «шкипер».

«Чем не флибустьерский шкипер?», – мельком подумалось Рамину: головастый, широкозадый мужичара, обладатель сварливого сыпучего баса и плотной, ровно подстриженной медной бородки от уха до уха. Его вызвонила фиолетовая. Сама она, как и её чернявая «коллега», на вопросы Рамина отвечать отказалась. Успев, правда, признаться, что видела девочек полчаса назад.

«Шкипер» поначалу был настроен недружески. Он посмотрел служебное безобидное «надеждинское» удостоверение Рамина, тщательно сверив фотографию с лицом. Цивильной записью «психотерапевт» не впечатлясь. Выслушал его живописный рассказ про то, что «достали уже племянницы-охломонки», нагрянувшие в гости («за какие такие грехи?»); что разыскивает он их после ссоры из-за испорченного по их вине видика; что города они не знают, в сквере оказались случайно; что он отвозит их завтра к матери, то есть, к своей сестре; что он ждёт – не дождётся этой счастливой минуты; что они здесь первый и последний раз, что он («чтоб я сдох!») никогда в жизни больше не свяжется с этими «психованными овцами»; что найти надо их срочно, пока не «вляпались в какую-нибудь заваруху», потому что «тормозов у них сроду не бывало», потому что «папик этих оголтелых дур, то бишь, сестрин муж – ментовский подполкан в городе Колпоге – такой же безтормозный бульдозер»; что отношения у него с ним не очень… После чего смилостивился и разрешил фиолетовой поделиться своими наблюдениями.

– Ну, Цан стал, типа, вразумлять их. А мы на другой стороне стояли, с нами Луиза ещё…

– О чём разговор был? – спросил Рамин.

– Ясно, о чём. Что не в том месте они, не в то время. Но они зачем-то повели Цана вон туда, под деревья. Оттуда ничего не слыхать было. И темно, к тому ж. Что там за секреты они перетирали…

– А потом?

– Цан пошёл назад, типа, разговор окончен. Они что-то крикнули ему – он – опять к ним. Снова, стали чего-то выяснять. Недолго. Потом они исчезли, а Цан вернулся на аллею. Но какой-то не такой он вернулся.

– В смысле? – рыкнул «шкипер».

– Прибитый какой-то. Глаза бегают. За голову держится. Даже голос изменился. Мы спрашиваем, что с тобой, Цан? Он огрызнулся – отвяньте, мол… И ушёл. И больше не появлялся.

– Он мне позвонил, – продолжил «шкипер», – Сказал, что хреново себя чувствует, что-то с головой. Сегодня работать не может. Просил присмотреть за его подшефными. И всё. Даже не подошёл ко мне. Какой-то здесь несвяз. Цан здоров, как бык. Никогда ни на что не жаловался. Почему после встречи с твоими племянницами ему вдруг похреновело? Может объяснишь?.. психотерапевт.

– Не знаю, – сказал Рамин, – Чтобы узнать, мне нужно найти девчонок. Встретиться с Цаном. Куда он пошёл?

«Шкипер» недовольно сопел. Эта история ему не нравилась.

– Куда он пошёл?

– Сказал, что едет домой.

– Позвони, узнай. Чем быстрей я увижу его, тем благополучней закончится это дело.

«Шкипер» достал мобильник, отошёл в сторону. Через минуту вернулся.

– Дома он.

– Какой адрес?

– Адреса я тебе не дам, – нахмурился «шкипер», – Ты слишком борзый парень, как я посмотрю.

– Это в интересах Цана. Я могу ему помочь. Ему действительно стало плохо. Я – врач. Если не оказать помощь, ему станет намного хуже.

– Адреса я не дам.

Рамин подвинулся, чтобы в жёлтом свете фонаря «шкипер» мог его лучше видеть.

– Ты. Слушаешь меня. Очень внимательно. Ты понимаешь всё, что я скажу. Ты смотришь только на меня. Ты веришь мне. Ты говоришь мне адрес Цана…

* * *

Был потерян почти час. Если б не этот час, всё, вероятно, сложилось бы по-другому. По-другому?.. По другим событиям-обстоятельствам? Может быть. По другой сути? Вряд ли.

Но час был потерян. Пока Рамин ездил к Цану, пока выяснял, куда он направил девчонок, пока возвращался назад, почти туда же, откуда уехал…

Когда он приближался к ресторану «Ривьера», отыскивая место, куда приткнуть машину, он увидел отчалившую от подъезда белую карету спецмедпомощи. Рамин понял, что опоздал. Что синичек, наверняка, уже нет здесь.

В просторном фойе было немало народу: вновь пришедшие, спустившиеся сверху по курительным или туалетным надобам. Но заметно больше было уже отгулявших, покидающих ресторан.

Рамин задержался среди людей у выхода, наблюдая за обстановкой, в первую очередь, за чёрномраморной лестницей на второй этаж. У лестницы высокий, тучный господин в сером костюме вёл разговор с двумя дежурными охранниками (судя по невыносимо элегантной одинаковости их смокингов-манишек-бабочек). Разговор смахивал на допрос: серый сердито спрашивал, охранники неуверенно отвечали, перетаптываясь, разводя руками, и их ответы, видимо, не нравились серому. У одного охранника, менее плечистого, лицо было бледно, взгляд растерян и нездоров.

В фойе с улицы вошли трое рослых, раздражённых мужчин, приблизились к серому, что-то сообщили ему, судя по выражениям лиц, малорадостное. Возможно, о неуспехе поисков виновниц случившегося в окрестных улицах-переулках. После чего вся четвёрка направилась вверх по лестнице. «Местная «опергруппа», – усмехнулся Рамин, – Друзья-сообщники пострадавшего хозяина.»

Он небрежным, прогулочным шагом, подошёл к лестнице, будто невзначай, повернулся к охраннику с болезненным взглядом.

– Голова?

– Голова, – машинально кивнул тот, – А… в чём дело?

– После них?

– По… Вы что имеете в виду?

– Двое девчонок-близняшек?

В бесцветных глазах мелькнула новая тревога.

– А вы кто? Вам что угодно?

– Очень важное дело. Давайте отойдём ненадолго в сторону. Ваш напарник справится один.

– Чего ради? Я всё уже рассказал.

– Наверное, не тем.

– Не понял…

– Мне нужна ваша помощь, – жестко сказал Рамин, – А вам, возможно, моя. Идёмте же! Идёмте.

Он отвёл недовольного охранника в безлюдный угол под лестницей и вскоре уже знал, что девчонки ушли минут сорок назад, что «скорая» увезла хозяина в полной невменяемости, не помнящего ни себя, ни других, почти не способного двигаться самостоятельно. Что он лично приводил девчонок к хозяину. Что он, после их ухода, обнаружил хозяина в таком ужасном состоянии. – Что говорил? Ничего вразумительного. Какие-то бессмысленные слова. Какие? Сейчас вспомню. Обитель какая-то… Спартак. Нет? Сиртак, точно. Сиртак. Сабринск… что-то вроде того.

– Вы… тому господину, в сером костюме, рассказывали? – напряг голос Рамин, – конкретно это: «обитель, Сиртак?».

– Н-нет. Он спрашивал про девчонок. Про девчонок, почему я привёл их… к хозяину? Я… не знаю, почему…

– С вами всё будет в порядке, – заверил Рамин охранника. Голова скоро пройдёт. Но, чтобы точно прошла – считайте, что не слышали этих слов. И не видели никаких девчонок. Они вам приснились – и вы забыли о них. Совсем. Начисто. Навсегда. Забыли.

Рамин отпустил медную дверь, сшагал по гранитным ступеням, перешёл через залитую вечерним светом улицу к машине. Открыл дверцу, сел в кресло, вставил ключ зажигания, но не поворачивал его.

Итак – что и требовалось доказать. Всё стало плохо. Но всё стало ясно. Быстро, спокойно обдумать.

Синички уже знают про «обитель» в Сабринске и, наверное, как её найти. Там – их знакомый мерзавец Сиртак и другие, незнакомые мерзавцы. Все заслуживают возмездия и все его получат. Так они решили. Они решили заранее и твёрдо. Они уклонились от встречи с ним, чтоб он не догадался. Они отключили мобильник. Они пораньше ушли из дома, чтоб он не застал их. Они искали путь к объекту возмездия, и нашли его. Они действовали быстро, уверенно и логично. Они кое-кого уже наказали: слегка – мелкого паркового сутенёра Цана и жестоко, скорей всего, непоправимо – крупного бандита, принимавшего участие в гнусных делах «обители». Они увидели воочию возможности своей силы… вернее, той силы, что объединилась с ними. Они в эйфории от своего могущества. Медлить они не будут. Они отправятся в Сабринск, если уже не отправились. Найти машину и заставить водителя отвезти, для них не проблема.

Их уже захватило нетерпенье покарать злодеев и освободить пленниц. Они вкусили уже злую сладость мести. И не только сегодня… Коварная вещь. Неявный, но мощный мотив поступков. И ещё их подстёгивает опасение того, что он их разыщет и помешает их планам.

Медлить не будут. А с ними-то что будет? С ними… Пятнадцатилетние хрупкие девочки. Эта чужая сила, это запредельное энергосущество (если есть таковое, а скорее всего – есть) не может не подействовать на них самих. Чем больше выброс этой силы на других, тем тяжелей должен быть удар отдачи по ним. По их неустойчивой психике. По неокрепшим организмам. Каково им сейчас, после происшедшего в парке и в ресторане? Каково будет дальше?

Конечно, в своём запале они могут не обращать на это вниманья, не думать о последствиях…

Он – должен думать! Он – должен был понять, предвидеть! Не предвидел. А теперь – дело плохо. Теперь он обязан успеть. Не просчитаться на этот раз. Перехватить их по дороге. Или там, в Сабринске. Пошли же, Бог, хоть одно единственное везенье! Чтоб синички замешкались с выездом. Задержались в дороге. Чтоб машина им попалась похуже, а водитель поопасливей. Чтоб подольше им искать эту проклятую «обитель». Чтоб ему оказаться там раньше… Какому Богу молиться: христианскому, мусульманскому?.. Впрочем, молиться некогда. Его «Ланос» в полном порядке. Заправиться и ехать. Остальное Рамин домысливал, уже ведя машину по городу.

Домой заезжать нет времени. Позвонить Свете. Рассказать, где спрятана запись допроса с мобильника Смайла, там всё – про «обитель»: и адрес, и как найти её в Сабринске. Света сообщит всё по телефону.

Позвонить Лите. Она тоже должна знать. Неизвестно, что предстоит завтра.

И ещё. Нужен помощник. Позвонить Стасу. Сейчас. Он согласится без лишних слов. Он лёгок на подъём. Заехать, забрать его. Это почти по пути к Сабринской трассе.

Ну и конечно, заправиться. Хорошо, что сегодня аванс получил. При деньгах. Хоть в этом удача.

* * *

Какие чувства вызовет у рассудочного человека внезапное предложение выскочить из дому, из своих плавно текущих дел, завершающих будний четверг, сесть в машину и, на ночь глядя, мчаться в другой город с плохо понятой целью, зато с гарантированной бессонной ночью? Пасмурную тучку раздраженья-досады, которая, наверное, потом отнесётся в сторону волевым ветропорывом дружеского долга: «Что ж. Раз уж о-очень надо…»

Стас на звонок Рамина откликнулся с безоблачнейшим удовольствием. Он обожал внезапности. Он не просто был лёгок на подъём. Он жил лёгкими подъёмами и крутыми зигзагами. Особенно в молодые годы.

Они учились в одной группе мединститута, обитали в одной комнате в общаге. Стас бросил учёбу на четвёртом курсе, ушёл в морфлот, служил на противолодочном корабле, после службы пять лет по контракту плавал мотористом на транспортном сухогрузе. Уволившись с флота, приехал в Волстоль, сменил с десяток мест работы, закончил заочно кооперативный колледж. Сейчас он занимался небольшим бизнесом: торговал стройматериалами; не особо преуспешно – не чересчур провально.

Личная жизнь его до недавних пор так же не отличалась монотонностью. Теперешняя, четвёртая по счёту, его жена Гася, кажется, начала приучать Стаса к постоянству: «Порезвился стрекозлик – ша! (О бывших жёнах и любовницах). Уразумел, что все устроены одинаково, а я устроена лучше всех? Заруби себе это на… выступающей части тела».

Детей у них пока не было, но Гася в полусерьез угрожала сделать его за пятилетку «отцом-героем».

Встречи двух приятелей в последнее время стали весьма нечасты. Два-три раза за год Стас вытаскивал Рамина на футбольные матчи местного «Юпитера», коего был ярым болельщиком. Или – того реже – Рамин Стаса на озёрную рыбалку.

Сегодняшняя их встреча и поездка в ночную неведомость для Стаса, слегка подтомившегося от Гасиного неукоснительного комфорта, явилась подарком судьбы. В настроеньи он пребывал блаженно-любознательном. Смутная тревога Рамина его никак не могла заразить.

– Не кисни, Рам. Мы вдвоём – это уже немало. Успеем. Справимся.

Машина мчалась в ночь по Сабринской трассе. Гуд мотора и ровное шипение резины, отбрасывающей назад нескончимую асфальтовую ленту. Нога Рамина утопила педаль акселератора до упора. Скорость выше ста семидесяти не поднималась.

– Насчёт «успеем» – не уверен. А справляться нам предстоит со слишком серьёзным делом.

– Догнать, привёзти назад двух девчонок – это серьёзно?

– Ты не представляешь, насколько.

– Не представляю. Растолкуй.

– Если коротко – эти двое девчонок – уже не просто двое девчонок. С ними третий. Что-то влияет на их сознания, на весь их психоэмоциональный строй. Какая-то «паранормальщина».

– Откуда взялось?

– Случайно. В каменной пещере под Рефиновым. Что-то проникло в наш мир из не нашего мира… из иной сущности. Можно считать, по-своему, живое. Может быть, где-то даже… разумное. Только не спеши называть это бредом и чушью.

– А нет?

– Очень хотел бы я, чтобы это было бредом и чушью. Кто-кто, а я в состоянии отличить, где бред, а где – что похуже. Профессия обязывает. Так вот. Это… энерго-нечто вступило в контакт с девчонками. Вначале – по их согласию. Теперь, похоже, что оно – главенствует. Плохо главенствует, во вред им.

А сами девчонки в союзе с этим «незваным гостём» – страшная опасность для окружающих. Для тех окружающих, на которых будет направлена их ненависть… или неприязнь.

Они едут в Сабринск, чтобы свести счёты с одной законспирированной бандой, которая занимается переправкой девочек и девушек за границу и продажей их в соответствующие заведения. Эти мерзавцы их самих чуть не увезли. Убили их мать. Кое-кто получил по заслугам. Только не все. А девчонки решили – чтобы все.