Текст книги "Удивительные – рядом! Книга 1"

Рашид Абдульмянов
Подъём переворотом

Начальник курса подполковник Валерий Харин дважды рвал его заявления, увещевал: тебе 26 лет, у тебя впереди блестящая карьера, материальный достаток. Предоставил внеплановый отпуск:

– Отдохни, подумай.

Вернувшись из отпуска в Петербург, Рашид Абдульмянов положил на стол командира очередной рапорт и сказал:

– Товарищ полковник… Валерий Федорович, служить Родине можно и на ином поприще…

В дни празднования Китайского Нового года в Музее Китайского общества Санкт-Петербурга (первого в нашей стране музея, посвященного новой истории взаимоотношений России и Китая; он входит в комплекс Российско-Китайского бизнес-парка и Китайского культурного центра и также расположен на территории «Ленэкспо») была открыта персональная выставка художника Рашида Абдульмянова «Главный калибр». Учитывая неослабевающий интерес к ней петербуржцев и гостей нашего города, устроители выставки приняли решение о продлении ее работы на несколько месяцев.

– Выставка этого заслуживает, – сказала генеральный директор арт-компании «Балтийский сервис», заместитель начальника Международного центра культуры и образования Российско-Китайского бизнес-центра Елизавета Агапкина. – К тому же, у нас вскоре откроется Международный образовательный центр, и с удивительными работами Рашида Хайдаровича смогут познакомиться и участники мастер-классов по рисованию, по живописи в стиле гунби и по китайской каллиграфии.

Елизавета Викторовна любезно согласилась быть моей проводницей по выставке.

– Видя лаконично, фрагментарно, в стиле дзэн написанные пейзажи, не всегда сразу улавливаешь суть того, что хотел сказать художник, – делилась она впечатлениями. – Но работы Абдульмянова не отпускают от себя. К каждой хочется вернуться. Вернувшись, понимаешь: надо вглядываться, вдумываться – здесь обязательно должна быть какая-то загадка. Так я сделала для себя открытие: на всех сюжетных работах Рашида Хайдаровича присутствует человек. Он не бросается в глаза, но именно он – эпицентр произведения. Вот, например, «Человек на краю пропасти». Фигурка крохотная, неприметная, статичная, и только по ее наклону понятно, что человек не сделает шага вперед. Почему он там, на краю горной кручи, нависающей над бездной? Потому, что это место переосмысления и преодоления.

К разговору подключилась одна из посетительниц – назвалась Полиной:

– На картине «Преданность» видишь скалу и не понимаешь, какое отношение она имеет к преданности, но присмотрись – и в абрисе скалы увидишь голову собаки, и сразу все станет понятным. Также как станет понятным и то, почему «Молитва о лесе» выполнена в красном цвете. Красный – цвет тревоги. Леса вырубают, их уничтожают пожары…

Присутствует в работах Абдульмянова и петербургская тема. (В город на Неве художник переехал на ПМЖ в 2013 году.) Вот, например, небольшая по размерам работа «Звезда Петра Великого»: император словно из горы выходит из боярского прошлого Руси и устремляется к проевропейскому Петербургу, символически обозначенному силуэтом Петропавловского собора.

Каждая работа Абдульмянова отмечена, если не одним, так двумя, а то и тремя, несущими смысловую нагрузку, иероглифами и идеограммами, помещенными в картуши (обрамления).

– Иероглифы преимущественно китайские, – поясняет Рашид Хайдарович, – и это никакая не стилизация, все они читаемые. Есть и древнекитайские, которые не всякий современный китаец знает. Туристы из Поднебесной часто удивляются: откуда их знает «русский татарин»?!

Искусствоведы утверждают: каллиграфия сложна и в исполнении (движение руки, нажим, напор при нанесении мазка), и в восприятии, но работы Абдульмянова – художественные произведения, они несут в себе еще и смысловую нагрузку, имеют подтексты.

У Абдульмянова есть и иероглифы «Благоприятные знаки и пожелания» – это отдельные, самодостаточные произведения, написанные тушью на шелке. У него все продумано – вплоть до цвета рам. Иероглифы, написанные красной тушью на шелке, обрамляют темные багеты. Или наоборот.

Наиболее часто повторяющиеся – «Долголетие», «Богатство» (художник уточняет: богатство в широком смысле – не только материальное) «Дружба», «Любовь», «Счастье», «Великая Удача».

Елизавета Агапкина «по секрету» сказала, что приобрела несколько работ Абдульмянова, отмеченных знаком «Великая Удача», и (хотите верьте – хотите нет!) удача не заставила себя ждать. Во всяком случае, доказательством служит тот факт, что буквально через неделю после приобретения произведений Елизавету Викторовну назначили генеральным директором.

В отдельном зале представлены шесть работ тушью на замше. Они объединены одной темой – падение старого и рождение нового мира – и выполнены в одно-два касания кисти.

– То, над чем думал, что вынашивалось, может быть, годами, оказалось реальным запечатлеть несколькими мазками кисти, – говорит Рашид Хайдарович. – Я всегда пытаюсь передать состояние, в котором писал. Под каждой работой может стоять не только дата, но и время, когда было то или иное состояние зафиксировано на бумаге, холсте, шелке, замше.

У работы «Финал» (круг энсо) Полина высказала подмеченную ею некую ассоциативную схожесть работ Абдульмянова с картиной китайского художника ХIII века Му Ци «Шесть плодов хурмы».

Рашиду Абдульмянову предложили провести выставку в Выставочном центре Союза художников Санкт-Петербурга (знаменитом ЛОСХе). Назвал он ее – «Буревестник». На мой вопрос, связано ли название с общественно-политическим состоянием страны, Рашид Хайдарович ответил:

– Ни в коей мере. Буревестник не призывает к буре; в данном случае в моем представлении он – предвестник неких перемен в самом человеке.

Одна из работ, выставлявшихся на Большой Морской, 38, называлась многозначительно: «Победа России над вечным Хаосом»…

Рашид Абдульмянов в семь лет остался без матери. Дедушка определил внука в школу-интернат. Мальчик, лидер по натуре, очень рано определился с выбором жизненного пути – «Есть такая профессия – Родину защищать!». Поступил он в Ульяновское высшее военное командное училище связи им. Орджоникидзе. Затем была служба на командирских должностях: во Львове, потом в Чите – начальником связи Центра боевого управления воздушной армии (звание – старший лейтенант, должность – майорская). Из Читы отправился в Петербург – поступать в Военную академию связи имени Буденного. Отучившись два курса, капитан Абдульмянов неожиданно для всех подал рапорт об увольнении из Вооруженных сил…

Читать правильные книги Абдульмянова научили учителя в школе-интернате. В юношеские годы он увлекся философией, психологией, «мировоззренческой литературой». Главные книги для курсанта и офицера – уставы. Одновременно с уставами, Рашид Хайдарович штудировал Георгия Гурджиева, Петра Успенского, Ричарда Баха, Карлоса Кастанеду, Рерихов. Начали одолевать сомнения: а той ли дорогой ты идешь, товарищ? Конечно, никто не мог помешать Абдульмянову посвящать философии свободное от службы время, но он пошел другим путем. Сделал шаг – в полную неизвестность. Если вообще не в пропасть…

Абдульмянов раскрыл карту Средней Азии, закрыл глаза – палец его уткнулся в Коканд. Туда и направился с одним рюкзаком.

В поезде познакомился с попутчиком. Азербайджанец по национальности, живет в Ташкенте.

– Рашид, ты куда едешь?

– Еду в поисках древних знаний. Если хотите – в поисках счастья.

– Ты не похож на умалишенного, – засмеялся сосед.

Разговорились. Выяснилось, что в Ташкенте Абдульмянову голову преклонить негде. Попутчик пригласил к себе. (Обычное восточное гостеприимство.) Через три дня случайно (Рашид Хайдарович уверен: ничего случайного в подлунном мире нет) встречает он демобилизованного солдата – тот служил в одном с ним полку во Львове. Сослуживец предложил пожить у него.

Абдульмянов занялся поиском последователей суфизма. Но надо было где-то работать – зарабатывать на жизнь. В Министерстве лесного хозяйства Узбекистана предложили должность инспектора в Газалкентском заповеднике.

– Меня отправили в самый отдаленный участок, – продолжает рассказ Рашид Хайдарович. – Исполнение функциональных обязанностей я совмещал с поиском восточных мудрецов, которые могли бы мне что-то подсказать или рассказать. Узнал, что под Кокандом живет пир Ибрагим. (Вспомнилось, как пальцем угодил в Коканд на карте.) Уволился и двинул через перевал в этот древний город. Разыскал пира. Мы долго беседовали. «Рашид, тебе нужно идти дальше», – сказал старец. Дал мне денег «на удачу».

Вышел я из Коканда. Иду по дороге. Вечер. Развилка. Остановился. Стою, как витязь на распутье. Дорожные знаки подсказывают: по этому шоссе пойдешь – в Фергану попадешь, по тому – в Андижан. Поднял плоский камушек, подбросил – выпало идти на Андижан.

В пути Абдульмянов останавливался у добрых людей. Кормили – как дорогого гостя: каждый вечер – самса, каждый вечер – плов. В город Ош вошел на ночь глядя. Поспрашивал: где татары живут? «Там-то». Приютили соплеменники. Что дальше? Дальше извечный вопрос: что делать?

На следующий день на одной из скал священной горы Сулайман-Тоо Рашид Хайдарович увидел знак Рериха.

– Я подумал: наверное, это знак мне, и стал спрашивать, есть ли в Оше Рериховское общество, – продолжает вспоминать свои странствия Абдульмянов. – В библиотеке сказали: женщина одна вроде бы создавала, но – получилось ли? Познакомился я с этой женщиной. Месяца два прожил у нее. В поисках помещения для Рериховского общества мы с ней обратились к ректору университета. Ректор посоветовал обратиться к директору Ошского историко-культурного музея-заповедника. Директор выделил помещения для Рериховского общества, а, пообщавшись со мной, предложил мне работу научным сотрудником. И занялся я расшифровкой пиктограмм, идеограмм. В поисках древних знаний и артефактов ездил в командировки.

Одновременно продолжил заниматься и своей изыскательской деятельностью. Совершал радиальные поездки и походы по Памиру. Перемещался в разных направлениях: Алайский, Заалайский хребты, по Тянь-Шаню. Съездил даже на Алтай. Там встречался с шаманами, со старообрядцами-кержаками… Ничего не записывал – впитывал!

На поездки – и дальнейшие исследования – требовалось все больше и больше средств. Уволившись из музея, Рашид Абдульмянов занялся… живописью. Рисовал он с детства. Хорошо рисовал. («Учителю рисования и ребятам нравилось».) Но посвящать себя творчеству, как мы уже знаем, он не собирался. В Оше стал маслом писать небольшие работы с видами гор и местных достопримечательностей, работал с глиной – делал миниатюрные макеты священной Сулайман-горы, как в футляр помещал их в им же изготовленные шкатулки. И живописные работы, и макеты раскупались, преимущественно местной интеллигенцией и иностранцами. Мэрия города Ош заказала в подарок президенту Кыргызстана – теперь уже бывшему – Аскару Акаеву ореховую шкатулку с Сулайман-горой. Сейчас она в Историческом музее Кыргызской республики – в экспозиции «Подарки президенту Кыргызстана».

Создавал и серьезные («смысловые») произведения: миниатюрные работы маслом на холсте «Русский крест», «Мираж», «Два ангела» – в память трагических событий 11 сентября 2001 года. Их приобрел канадский фотохудожник Джон Джефферсон – теперь они в Ванкувере.

В 2004-м Рашид Хайдарович познакомился со своей будущей женой. Маргарита работала в книжном магазине. Какое-то время спустя супруги открыли собственный книжный магазин. Дело пошло. А вот живописью Абдульмянов заниматься перестал. Через три года он оставил и успешный бизнес. И вместе с женой вернулся на «историческую родину». Пожили они с Маргаритой в Ульяновской области, попутешествовали по городам России: Москва, Санкт-Петербург, Казань… И отправились на Алтай, в Бийск, к его другу. Гуляя по городу, Рашид с Маргаритой остановились у киоска с канцелярскими принадлежностями.

– Взгляд мой упал на кисточки для рисования, – рассказывает Рашид Абдульмянов. – Купил одну, самую простую, из волос пони. Купил самые обыкновенные акварельные краски. Зачем? Не могу объяснить. Возникла внутренняя потребность заняться живописью, можно сказать, нечаянно нагрянула. Теперь понимаю: искусство само пыталось проторить себе дорогу. В общем, после нескольких лет «не рисования» я вдруг взялся за кисти. И стал писать, но не как раньше – не реалистично.

Читая книгу Роберта Фишера «Искусство буддизма», я наткнулся на интересный хрестоматийный образец чаньской живописи, в некотором смысле образец средневекового авангарда. Как и другие лучшие образцы чаньского искусства и литературы, картина не поддается логическому анализу и пониманию. Стиль, в котором она выполнена, называется се-и. Название происходит от двух слов: «се» – писать, «и» – идея, смысл. Основа этого стиля – передача идеи, самой сути предметов в свободной форме. За размашистыми незамысловатыми штрихами в произведениях в стиле се-и скрываются глубокие, неоднозначные образы, здесь царят свобода и полет мысли. При детальном рассмотрении оказываются настоящим откровением, в них чувствуется живая, идущая из самого сердца страсть. Так я узнал, в каком стиле пишу. Новое – это, оказывается, неведомое тебе старое…

Первая моя работа новой стилистики – «Победа над страхом» – родом из Оша. Год 1997-й. Сулайман-гора. Я стою на краю камня, камень прижат другим и нависает над пропастью. Вокруг никого, только где-то там, внизу, ласточки вьются. Ощущение жуткое: показалось, камень зашевелился под ногами… Что меня заставило забраться на этот камень? Думаю, то же, что побудило уйти из академии. Необходимость самосовершенствования, которое возможно только в случае преодоления, победы над собой. Еще одна работа той серии – «Личным примером». Человек стоит на скале вместе с учителем. Только личным примером можно показать, как следует поступать в сложной ситуации. Это как в спорте и в армии словами не объяснишь, что такое подъем переворотом, нужно показать.

Выставку «Буревестник» посетила художник и искусствовед Ирина Куковицкая.

– Я как руководитель отдела выставок Елагинского дворца провела более трехсот выставок, – сказала Ирина Константиновна Рашиду Хайдаровичу, – и с каждым художником проводила «разбор полетов». Ваши работы – редкое сочетание лаконичности и глубины. Они передают суть и мысль, заставляют человека остановиться, задуматься. Они бьют не в бровь, а в глаз. В них есть тайна. И нет ничего лишнего. Каждый год из вузов выпускаются сотни художников – большинство из них умеют хорошо рисовать. А вот способных найти свой стиль мало. А еще меньше тех, кому есть что сказать другим. В Советском Союзе кинорежиссером мог стать только человек, имеющий жизненный опыт, тот, кому было что сказать зрителю. Вот и вы пришли к настоящему творчеству, накопив большой жизненный опыт. Вам есть что сказать людям.

2019 г.

Из книги отзывов на выставке Рашида Абдульмянова «Буревестник»

«Мама дорогая, что это?! Так просто и так емко! Потрясена! Татьяна».

«Выставка озадачивает, заставляет остановиться и открыть глаза…».

«Все бежала. И вдруг – остановилась, задумалась. Ушла. Вернулась. Что-то в голове щелкнуло. За это вам спасибо огромное».

«Ваша выставка потрясает гармоничностью и тонким чувством всего. Чтобы написать такое, нужно пройти длинный путь и ощутить все самому. Я буквально восхищена».

Примечания.

Гунби – «Тщательная кисть», стиль академической, реалистической живописи.

Дзэн (дзен) – «Глубокое сосредоточение», одна из важнейших школ буддизма, учение о просветлении.

Суфизм – течение в исламе, проповедующее аскетизм и повышенную духовность, одно из основных направлений классической мусульманской философии.

Пир – «старец», в суфизме – рукововдитель тариката (братства).

«Знак Рериха» – три красных круга внутри красной окружности на белом фоне – центральный элемент Знамени Мира, символа Пакта Рериха – международного договора о защите художественных и научных учреждений и исторических памятников. По словам Николая Константиновича, знак этот «имеет огромную древность» и не может быть «ограничен какой-либо сектой или религией», поскольку представляет собой эволюцию человеческого сознания.

Владимир Анискин
Подковавший блоху

Петербургский музей «Русский Левша», небольшой, камерный, основан Международной Гильдией Мастеров. На сегодняшний день в нем представлено около 300 работ более 50 мастеров кузнечного дела, кузнечного искусства. (Ничего подобного нет даже в крупных музеях.) Без сомнения, «изюминка» экспозиции – коллекция микроминиатюр.

Искусству микроминиатюры более двух тысячелетий, корнями оно уходит к древним Китаю и Японии, но как самостоятельное направление сформировалось только к концу прошлого века. В наше время в мире микроминиатюрой занимается человек десять. Один из них – доктор физико-математических наук Владимир Анискин.

Через специальные, вмонтированные в стенды, микроскопы и линзы, посетители музея могут видеть подкованную блоху, караван верблюдов в ушке швейной иглы (все семь верблюдов и пальма – из пыли платины); модель первого искусственного спутника Земли (из вольфрама и золота) размещена мастером на кончике волоса, прикрепленного к кусочку настоящего метеорита; макеты российских орденов – на маковых зернышках, бутон розы – внутри конского волоса. А еще под окулярами – микроскопические расписные матрешки, герои мультиков – много чего! Блоха, между прочим, тоже самая настоящая; размер подковок на двух задних, «прыгательных», лапках 0,06 мм, на одной из подковок – имя мастера.

В 2006 году Президент Международной Гильдии Мастеров Татьяна Ковша принялась за создание в Петербурге «музея чудес». Опыт устройства выставок у нее был огромный – свыше двухсот, на самых «знаковых» площадках, как в России, так и за границей. С цикла временных экспозиций, где выставлялись необычные, «диковинные» произведения современных мастеров, музей и начался.

Когда Владимир Анискин привез из Сибири свои работы для выставки «Сказ о современном Левше», Татьяна Анатольевна, пораженная увиденным, решила: надо сделать так, чтобы петербуржцы, да и гости Северной столицы, эти шедевры могли видеть не только три месяца!

Владимир Михайлович согласился оставить микроминиатюры для постоянной экспозиции. Тогда их было 24. Теперь 64. Каждая новая созданная мастером работа пополняет коллекцию музея «Русский Левша». Всего же Анискиным создано более двухсот микроминиатюр. Сколько точно, сказать он и сам не берется. («Сделал, принялся за следующую».)

Около полутора сотен его произведений кочуют по стране. В настоящее время одна выставка – в Томске, другая – во Владивостоке. Обе – как передвижной филиал музея «Русский Левша».

Владимир Анискин пытался «пробить» «постоянно действующую площадку» в родном Новосибирске, но безрезультатно. Во всяком случае, пока. Между ним и одним из городских чиновников состоялся примерно следующий диалог.

– Анискин, ты, наверное, хочешь на этом деле зарабатывать?

– Мне не стыдно зарабатывать своими руками.

– Ты пойми меня, а в моем лице – государство: я тебе даю государственную площадь, чтобы ты, частное лицо, зарабатывал деньги. Да на следующий день ко мне явятся из ФСБ, заподозрив меня в коррупции…

К счастью, Россия не на чиновниках – на подвижниках держится. В Петербурге нашелся подвижник, а в Новосибирске – нет. Вот и весь сказ.

Анискин недавно приезжал в Петербург, на десятилетие музея «Русский Левша». Нам удалось встретиться – Владимир Михайлович в своем плотном графике нашел «окошечко» для обстоятельного разговора.

Владимир Анискин, как, впрочем, и все остальные микроминиатюристы, – самородок и самоучка. Школы не существует, учителей нет, учебников тоже.

– Я думаю, это потому, что искусство микроминиатюры находится на начальном этапе становления, – считает Владимир Михайлович. – И хотя в нашем деле едва ли можно чему-то научить, можно только научиться, рано или поздно кто-то из мастеров обязательно изложит на бумаге базовые технические знания, поделится опытом, объяснит, какой нужен микроскоп, как изготовить тот или иной инструмент, сверлом какого диаметра сверлить человеческий волос. Пока же каждый осваивает и оттачивает мастерство методом проб и ошибок. Метод этот имеет большой плюс. Человек, работая под микроскопом, ищет и находит свою технологию, она становится его личным достижением, у него вырабатывается собственный почерк.

Разумеется, Владимир Анискин о занятии микроминиатюрой не мечтал – самим рождением в Академгородке (дед его служил в строительных войсках, этот уникальный городок строил «с самого начала», там и поселился), казалось бы, ему предначертано было заниматься научной деятельностью. Он и окончил Новосибирский государственный технический университет, факультет летательных аппаратов. В 1998-м. Мягко говоря, не лучше время для отечественной науки.

– Со второго курса я вертелся в научной среде, и понимал: перспектив никаких, – рассказывает Владимир Михайлович, – и в науку идти не собирался. Поступил еще и в строительный институт на экономическое отделение. Почти сразу отправился в институтскую библиотеку, чтобы найти литературу по пайке металлов. Роясь в картотеке, наткнулся на карточку «Тайны невидимых шедевров». Удивился: что это за невидимые шедевры? Подумал, книга о ювелирке, а эпитет «невидимые» подчеркивает особую тонкость изготовления изделий. Ювелирное искусство меня интересовало и привлекало. Изящные украшения просто завораживали. Я уже два года был женат, и, помнится, подумал: ювелиром мне не стать, но для супруги что-то красивое сделать смогу. Книга оказалась сборником рассказов про мастеров-микроминиатюристов Советского Союза. Я пришел в полный восторг от людей и работ, о которых там шла речь.

Вот тут-то и появилось у Владимира желание попробовать себя в столь необычном деле. В детстве он обучался в художественной школе, но, по его собственному признанию, «успехов особых не проявлял», затем занимался в судомодельном кружке – «кораблики делал». Там задержался надолго. Участвовал в соревнованиях, стал кандидатом в мастера по судомодельному спорту. В общем, какие-то необходимые данные (способность к рисованию, усидчивость) у Анискина были. Книгу он читал очень внимательно, выписывая все, что относится к технологии изготовления. Набралось три странички.

– Одна из главных рекомендаций сводилась к тому, что подковка для блохи вырубалась (вырезалась) инструментом, похожим на маленькое зубило. И все! – улыбается Владимир Михайлович. – Ни слова о том, что и как делать. Из чего сделать маленькое зубило, как его заточить, как его держать – эти вопросы освещены не были. А они важны. Было понятно, что нужен микроскоп. В микроскопах я не разбирался. Решил: стоит мне достать микроскоп, который увеличивает во много раз, я все увижу и все сделаю. О таких вещах, как глубина резкости, освещенность объекта, фокусное расстояние – я понятия не имел. А где достать микроскоп? В магазинах не продаются. Спрашивал у знакомых. Нашелся человек – подарил мне «одноглазый» детский микроскоп, который изображение переворачивал.

Первая моя работа – надпись на рисовом зернышке. Я научился писать буквы вверх ногами и справа налево, чтобы визуально их воспринимать привычным образом. Рисовое зернышко с поздравлением с Новым годом я матушке своей подарил.

Стал давать объявление в газету: куплю микроскоп. Удалось купить хороший бинокулярный микроскоп. Теперь изображение не переворачивалось. И несколько дней я переучивался писать.

Взял волос, рассмотрел, задумался: как на нем что-то накарябать? Как заточить иголку? Сейчас это делаю легко. Зажал иголку в маленький токарный станочек и стачиваешь: один алмазный надфилечек – снизу, другой – сверху. Человеческий волос в сечении имеет овал. Мне нужен был круглый волос, чтобы его можно было просверлить. В Академгородке есть конюшня. Взял волоски и с гривы, и с хвоста, и с тела лошади. Выяснил: тот, что с гривы, у основания круглый, потом он становится овальным.

С блохой мне элементарно повезло. Моя одноклассница работает ветеринаром, ей принесли «блохастого» котеночка, и она несколько блох отдала мне. Подковы удалось сделать достаточно быстро, а вот отверстия в них далеко не сразу. Гвоздики тоже пришлось делать самому. Длина примерно 30 микрометров, это в два раза меньше диаметра человеческого волоса – такие в магазине не купишь! Когда я подковал первую блоху, чуть не заплакал! Гвоздей не было видно!

Подкова из платины, а гвоздики стальные – цвета совпали! Потом подковки и шляпки гвоздиков стал делать разного цвета.

Первым человеком, пришедшим в восторг от работы Владимира Анискина, была жена. Вначале Светлана восхищались независимо от того, что и как он делал:

– Ух, ты!

Супруг же обращал внимание на недостатки, недоработки:

– Смотри, вот здесь немножко криво, здесь можно было сделать лучше.

Пришло время, и Светлана подмечала:

– Вон там у тебя криво, а там можно было сделать лучше…

– Все! Не буду я тебе больше ничего показывать!

Светлана давно уже дока в микроминиатюре, самый строгий зритель и судья Владимира Анискина. Если ей понравилось, значит, работа удалась. Но…

На последнюю – на сегодняшний день – работу супруга – микрокнигу – она смотрела пять секунд, и сказала:

– Пошли ужинать!

Владимир Михайлович засмеялся:

– Опустила меня с небес на землю!

Подковать блоху у микроминиатюристов считается «классикой жанра». Но и микрокниги делал не только Анискин.

– Один японец сделал микрокнигу, а листается она или нет – непонятно, – пожимает плечами Владимир Михайлович. – Может, она один раз развернется и в таком виде останется навсегда, или вообще расколется надвое. Об этом информации нет. Листание моей книги доказательно, процесс заснят на видео.

Листочки книги, объясняет он, двусоставные: нижний слой – слой краски толщиной 6–8 микрон, сверху приклеена тоненькая лавсановая пленочка. Текст выполнен способом фотолитографии, то есть напылением на пленку металла. Это сделано специально, потому что книга предполагает… тиражность.

Анискин планирует изготовить десять экземпляров. На вопрос, почему книга не из бумаги, отвечает:

– Бумага по своей структуре шероховата и при уменьшении размеров страницы шероховатость становится равной размеру книги.

Книга должна быть не только «листаема», но и «содержательна» – убежден Владимир Михайлович. Он придумал «содержание», даже два варианта: русский алфавит и фамилии мастеров, которые подковали блоху.

Непосвященному человеку кажется: напряженная работа под микроскопом должна сказываться на зрении.

– Зрение, конечно, ухудшается, – соглашается Анискин, – но, как мне сказали врачи, это возрастное. И вторая причина – я не меньше времени, чем за микроскопом, провожу за компьютером на работе.

Кстати о работе. Владимир Анискин – старший научный сотрудник Института теоретической и прикладной механики имени С.А Христиановича Сибирского отделения Российской Академии наук, доктор физико-математических наук. Специализируется на микро-течениях жидкости и газа на микроуровне. («Занимаюсь я исследованием сверхзвуковых и дозвуковых микроструй, а также вопросами теплоотдачи на микроуровне в микроканалах и т. д.»)

Владимир Михайлович трезво оценивает «реалии бытия»:

– Я понимаю, что мои физические и душевные силы ограничены, и трачу их в следующей последовательности: на семью, на основную работу, на хобби. Работа над микроминиатюрами у меня идет неравномерно. Бывает, что в институте сложный отчетный период, и я занимаюсь только этим. Появилось вдохновение, утром сажусь на микроскоп, возвращаюсь с работы – за микроскоп! Случается, сижу за ним по 14 часов в сутки, а бывает, что месяц к нему не подхожу.

Владимир Михайлович поставил перед собой три «глобальные задачи»: сделать микрокнижку (решена!), движущуюся микроминиатюру и самое маленькое изделие – «ориентируется на порядок 10-ти микрон». Уже есть наработки, но, что получится «на выходе», не говорит. Из суеверия, наверное.

И последнее, о чем необходимо сказать, рассказывая о микроминиатюристах: все операции выполняются мастером между ударами сердца. Чтобы не дрогнула рука. На все про все у него есть буквально полсекунды…

Из книги отзывов посетителей Музея «Русский Левша»

«…Если честно, я не понимаю, как такое возможно! Ксения, Москва».

«Я, Пожарский Рэм Михайлович, неоднократно читал о таких умельцах! Сегодня воочию увидел подкованную блоху! Ах, если бы только это!.. Краснодар».

«Смотрели с открытым ртом! (Так в оригинале. ВЖ.) Семья Кудрявцевых, Нижний Новгород».

«Случайно набрела на музей на сайте музеев Питера. Понимала, что будет интересно, но не думала, что настолько! Работы просто гениальны, фантазия автора поражает! Владимир Михайлович, Вы – гений, спасибо Вам, не за одно – за множество чудесных мгновений! Макаровы из г. Королев».

«Не верю своим глазам! Как можно просверлить волос! Саша».

«Фантастика! Какое же терпение нужно иметь!..»

«Все восхищает и поражает! Невозможное возможно!»

«Зделайте (так в оригинале. ВЖ.) выставки в Канаде! Sofija». 2016 г.