Текст книги "Майка"

Часть вторая
За удочками

Глава первая
Предыстория к истории

Почти всю осень 1989 года я провёл в непрерывных разъездах, с головой погрузившись в одну сложную проблему, так что у меня не было времени, чтобы мотануться по-быстрому в Казань и отдать Майе деньги за её посылку. А потом Майка куда-то исчезла, ни по телефону не отвечала, ни сама не звонила. Я уж беспокоиться начал, но толку от этого было мало. Пропала подруга, осталась только надежда, что ничего плохого с ней не случилось и она сама когда-нибудь объявится и всё объяснит.

Так и произошло. Однажды в бурное течение моей жизни вмешался неожиданный телефонный звонок. Надя поставила на стол обед и присела рядом в полной готовности узнать, как у меня дела. Я не спешил исповедоваться, с аппетитом съел и первое, и второе, но только взял в руки чашку с ароматным свежезаваренным чаем, как в комнате зазвонил телефон. Супруга сразу же вскочила, и вскоре я услышал, как она с кем-то разговаривает. Я спокойно отпил большой глоток всё ещё горячего, но уже терпимого чая, но тут Надежда вернулась явно раздражённая:

– Иди, Анатолий, иди скорей, это твоя Майка любимая. Я ей говорю: человек только что явился домой, сидит ест, перезвоните через полчасика, так нет, неймётся ей. «Извините, Надя, но мне он нужен очень срочно, а позже я не смогу позвонить, вы же знаете, что дома у меня телефона пока нет», – передразнила она Майку. – Вот и иди теперь, разбаловал ты её.

– Толя, у меня к тебе огромная просьба, – даже не поздоровавшись, быстро-быстро начала говорить Майка. – Встреть меня послезавтра, я на «Татарстане» приеду, только обязательно встреть, у меня вагон десятый, и машину не забудь, а кроме того, постарайся на вечер взять два билета на обратную дорогу в СВ, у нас их не продают, говорят, только в Москве купить можно.

Она всё это проговорила, потом вдруг всхлипнула и сразу же положила трубку.

Делать было нечего, и в назначенное время я стоял на перроне, наблюдая, как длинная зелёная змея поезда втягивается в узкое пространство между платформами. В такой момент у меня всегда возникает странное чувство, что вот сейчас поезд промахнётся и пойдёт по прямой, сметая всё на своём пути. Каждый раз я вот так стою, смотрю, а сам кошу глазом в ту сторону, куда бежать придётся, если всё произойдёт, как мне видится, а потом даже пот, выступивший от напряжения, со лба утираю. И на этот раз я с облегчением выдохнул, когда поезд, сделав пару сложных переходов со стрелки на стрелку и извиваясь изо всех сил, наконец остановился.

Место, как оказалось, я выбрал не совсем удачное, и пришлось почти бегом миновать пару вагонов, поэтому, когда я добрался до нужного десятого, моя подруга уже стояла на перроне, крутя во все стороны своей изящной головкой.

– Майя, какая ты красивая! – почти прошептал я ей в ухо, когда мне удалось незаметно подобраться к ней вплотную – не ждала она меня с этой стороны.

– Толя, всегда ты шутишь, а я очень спешу. Побежали скорей, нам ещё надо на Киевский успеть.

Уже в машине, пока мы пробирались к вечно забитому Садовому кольцу, она мне коротко сообщила:

– В Югославию я съездила, почти месяц там прожила. Всё было настолько здорово, что я решилась туда переехать.

При этих словах она посмотрела на меня так, будто рукой моё сердце сдавила.

– Заявление на развод я подала на следующий день после возвращения, – продолжила она через пару минут, ждала, наверное, пока я сигарету раскурю. – Детей у нас нет, поэтому развели нас сразу – муж и не возражал, он вообще теперь неадекватный. А сегодня в Москву приезжает Милош, и нам надо успеть на Киевский вокзал, куда приходит поезд из Белграда. Вечером мы едем в Казань – с моими родителями знакомиться.

И она снова на меня посмотрела, но теперь уже вопросительно, так что мне ничего не оставалось, как со вздохом кивнуть. Правда, и дел-то у меня особых на этот день намечено не было.

К Киевскому вокзалу мы подъехали уже на грани опоздания. Майка побежала вперёд, а я на пару минут задержался на стоянке, ожидая, пока какой-то «чайник» выбирался из длиннющей шеренги машин, припаркованных около вокзального здания, зато свой «жигулёнок» мне удалось поставить почти у самых ступенек, по которым в это самое здание поднимаются люди.

Майю я догнал уже при выходе на платформу – быстро же она умудряется ножками перебирать в узкой юбке и на каблуках-шпильках сантиметров десять высотой, если не больше. По радио объявили, что поезд «Александр Пушкин» из Белграда прибывает на такой-то путь. В этот момент Майкин каблук застрял в какой-то щели, она рванулась, и каблук с треском отвалился в сторону. А теперь представьте себе: одна нога стоит на земле всей подошвой, а другая – только пальцами, туфлю-то не снимешь, чтобы босиком побежать, зима всё-таки на улице, а расстояние до вагона – метров сто, не меньше. В общем, ситуация – не позавидуешь. А тут ещё и вокзальное радио добавило:

– Нумерация состава с хвоста поезда, – то есть бежать нужно ещё дальше, чем мы ожидали, ведь вагон, в котором незнакомый мне Милош едет, второй и он будет где-то в конце платформы.

Майка чуть не плачущим голосом проговорила:

– Толь, беги скорей, ты его узнаешь, он такой высокий и красивый очень. Скажи, что я иду… ковыляю то есть, – и даже слезу пустила.

Терпеть женских слёз не могу, готов на всё, только бы их, слёз этих, не видеть, всю жизнь из-за них мучаюсь: бабы очень ловко эту мою нелюбовь в своих корыстных целях использовали. В общем, побежал я, и хотя делать это умею нехило, в молодости даже спринт бегал, но по перрону не разгонишься, народ валом валит, поэтому, когда я до второго номера добрался, все уже из вагонов повылазили и бодро так по платформе на выход топали. И только у второго вагона целая толпа стояла, с ноги на ногу переминаясь. Смотрю, в центре знакомая личность возвышается – Милош Станкович, с которым мы целую неделю по Москве шатались. Правда, это давненько было, я тогда ещё наукой занимался.

Я даже и не врубился сразу, что мой давний знакомец и Майкин любимый – это один и тот же персонаж, поэтому обратился к своему Милошу, глазами в то же время пытаясь Майкиного отыскать:

– Милош, привет, а ты…

Договорить я не успел, поскольку, во-первых, пелена с моих глаз спала и всё вдруг сложилось, а во-вторых, он сам меня перебил:

– Толя, мне не до тебя, я свою Марианну жду. – И столько при этом любви на волю прорвалось – описать невозможно.

Но я ещё не совсем в ситуацию врубился, ещё где-то на самом краешке барахтался, а тут услышал со всех сторон голоса и сник окончательно.

– Подожди, парень, не приставай к нему, он нам двое суток рассказывал о своей любимой, вот мы её и ждём, чтобы посмотреть, кому так повезло, – говорил какой-то молодой югослав, а остальные поддакивали. – Да вот не спешит что-то красавица.

В этот момент Милош сорвался с места и бросился навстречу ковыляющей по перрону фигуре, подхватил её на руки и бегом вернулся к нам.

– Вот видите, я же говорил! – Он путал русские слова с сербскими, но все всё понимали и так.

Народ, пожелав им счастья, потихоньку разошёлся, и вскоре мы остались одни. Милош снял с Майкиной ноги целую туфлю, попытался отломать и второй каблук, но тот, в отличие от своего собрата, был приделан на совесть, и нам так и пришлось ковылять до машины. Я шёл молча, слушая, как эта влюблённая парочка щебечет на каком-то птичьем языке, вставить туда хоть слова у меня не было ни малейшей возможности, да, честно говоря, и желания тоже. Что-то внутри меня оборвалось, и осталось только чувство непоправимости произошедшего; оказалось, что Майка для меня не просто подружка, вот ведь как бывает.

Обедать мы отправились в кафе «Хрустальное», было такое неподалёку. Незадолго до этой встречи мне довелось в нём побывать, а поскольку мне там понравилось, я не стал задумываться, куда податься. И вот примерно через час после встречи, сидя в удобном кресле в ожидании кофе, мы фактически впервые начали разговаривать втроём. Вначале-то они никак успокоиться не могли, всё ворковали о чём-то, только им двоим на всём белом свете известном, а потом так же энергично налегали на еду – проголодались мои гости основательно, спеша навстречу друг другу в разных поездах, да и я, глядя на них, тоже от еды отказываться не стал. И только утолив слегка чувство голода, и любовного, и того, что желудок нам навязывает, Майка вдруг сказала:

– Ребята, а я ведь вас и не познакомила даже.

Я рассмеялся. С некоей горечью, правда, но всё равно рассмеялся:

– Нет, вот тут ты, Майя, наверное, впервые с момента нашего с тобой знакомства ошиблась. Давай-ка лучше я на правах старого знакомого Милоша представлю вас друг другу, – и, глядя на мою изумлённую подругу, теперь уже бывшую, начал рассказывать историю с самого начала.

Работал я тогда в меховом институте, и вот как-то поздней осенью, когда уже темнеет рано и листва с деревьев прекращает осыпаться, но снега ещё и в помине нет, позвонили к нам из Министерства лёгкой промышленности и попросили одного иностранного специалиста принять. Приёмом подобных гостей занимался мой отдел, поэтому мне это дело и поручили.

Гость оказался весьма неожиданным и любопытным. Молодой инженер из Югославии, по имени Милош, приехал в Союз, чтобы попытаться пристроить здесь продукцию своего предприятия. Оно производило красители, которые экспортировались в разные страны, а у нас о них даже не слыхивали. Вот директор завода, человек весьма энергичный и деловой, и выбил у себя в министерстве зарубежную командировку на две с лишним недели своему специалисту.

Милош работал в экспортном отделе и по-русски общаться мог свободно – наверное, хорошо в школе учился. Парнем он оказался настырным и, прежде чем попал к нам, уже с десяток разнообразных ведомств обежать успел. Я послушал про его блуждания по всяким бюрократическим лестницам и решил, что надо и мне участие в разговоре принять:

– Слушай, мил человек, ты мне расскажи, пока я совсем не запутался, где ты был или не был? И как тебе Москва, понравилась или не очень?

А надо сказать, что в то время я был ярым патриотом Москвы, очень её любил, да, признаться, и до сих пор люблю.

Оказалось, что Милош Москву совсем не видел. Нет, он, конечно, в московском транспорте покатался, но вот скажите мне: много ли можно из окна автобуса или троллейбуса, а тем паче поезда, который под землёй по тёмным тоннелям бегает, увидеть? Вот то-то и оно. Я считаю, что прежде всего человек должен на Москву посмотреть с какой-то такой точки, чтобы сразу всё её величие постичь, одним махом. Возможно, таких точек и немало, спорить не буду, но для меня существует только одна – смотровая площадка на Ленинских горах.

Я на часы глянул и говорю:

– Так, до обеда времени осталось около часа, толку вести серьёзный разговор на голодный желудок немного. Давай-ка мы соберём всех, кто нам подходит для беседы, часа в три. Рабочий день уже к концу пойдёт, но до шести, когда он закончиться должен, времени ещё достаточно, а все неприятности, связанные с несварением, которое у большинства сотрудников случается сразу же после обеда в нашей столовой, уже пройдут. Согласен на такой план?

Милош только кивнуть успел, а я уже с директором разговаривал и просил разрешения у него совещание провести, с его, естественно, участием и его же рекомендациями, кого на эту говорильню лучше пригласить. Через минуту список был согласован, и директор даже любезно предложил своего секретаря к сбору указанных товарищей подключить.

– Йес, – взмахнул я рукой, и мы, довольные, что всё так ладно получается, вышли на улицу.

Ехать от работы до Комсомольского проспекта минут десять, а потом по самому проспекту, полупустому в любое время суток, ещё пять, так что минут через двадцать мы уже стояли у бетонного парапета и смотрели вперёд и вниз, а затем снова вперёд и снова вниз, а я рассказывал, где что стоит да что это для нас значит – видно-то оттуда всё очень хорошо, благо и погода нас не подвела. Постояли мы там с полчасика и решили перекусить по-человечески. Знал я одно кафе на Комсомольском, расположенное рядом с моим бывшим домом, на который я даже сверху, с той горы указал, да и мимо проезжая, не забыл тоже.

Народа в кафе было немного. Помню, мы что-то вкусненькое заказали, а когда Милош достал деньги, чтобы с официантом расплатиться, я категорически отказался:

– Это ты у себя там командовать будешь, а здесь ты гость. Вот приеду к вам, тогда и платить будешь. Уж я там постараюсь чего-нибудь такого, подороже да побольше, назаказывать.

Мы оба посмеялись над этими словами, поскольку понимали прекрасно, что попасть в Югославию мне вряд ли суждено. Даже если сегодня и удастся наших специалистов на сотрудничество раскрутить, то среди желающих поехать туда я далеко не в первых рядах окажусь. И всё же приглашением Милоша я заручился.

В три часа мы сидели в директорском кабинете, вокруг длинного стола для совещаний. Милош рассказал всё, что знал, и даже больше, но образцов красителей, которые нам могли подойти, он с собой не привёз, поэтому пришлось всё объяснять на пальцах. Посидели, «Боржоми» попили да и разошлись с наказом Милошу доставить к нам все необходимые образцы; он даже список составил – целый лист в своём блокноте исписал. Потом я его в «Украину» отвёз – именно в этой гостинице разместили югославского специалиста. Он ещё из машины выйти не успел, а я, на сгущающуюся темноту глядя, с очередным предложением выступил:

– Слушай, днём ты на Москву посмотрел, давай туда же ещё разок съездим, чтобы ты ещё и вечером ею полюбоваться смог.

Сказал я это больше потому, что самому очень захотелось Москву увидеть, пока ещё уличные светильники не успели зажечь, и дождаться того момента, когда город полностью преобразится. Сказать-то сказал, но на его согласие даже и не надеялся, думал, что одному придётся ехать. А Милош вдруг согласился, и даже не раздумывая ни секундочки.

Я развернулся побыстрей – и на набережную, по Бережкам мигом промчался. Там с любой скоростью ездить не возбранялось, ведь не просто так трасса правительственной считалась. Мимо государственных дачек, расположенных за высоким зелёным забором, тоже, шинами шурша, прокатились. Я только и успел свой любимый анекдот рассказать:

– Генерал с женой и дочкой едут на машине. Вдруг шофёр к генералу голову поворачивает и шёпотом таким многозначительным говорит: «Товарищ генерал, проезжаем правительственные дачи». Генерал к жене оборачивается и тоже шёпотом ей повторяет: «Милая, проезжаем правительственные дачи». Жена к уху дочки склоняется и шепчет: «Дорогая, проезжаем правительственные дачи». Дочка так же тихо мать спрашивает: «А почему шёпотом?» Та с тем же вопросом к мужу, а муж к шофёру, и всё шёпотом. Шофёр откашлялся и хрипло ответил: «Да вот, товарищ генерал, вчера пива холодного выпил».

Боялся я, что Милош из-за языковых проблем понять эту историю сразу не сможет, но нет, он меня не подвёл – недаром меня к нему прямо-таки потянуло, – расхохотался, а потом всё повторял:

– Пивко холодное было, ха-ха-ха…

Постояли мы там, на самом верху, немного. Действительно, прекрасное зрелище нам открылось. Сперва Москва начала в вечерних сумерках, как будто в дымке, скрываться: расплывается, расплывается, вначале задний план пропадает, а вот уже и Новодевичий с Лужниками раствориться в неизвестности пытаются, лишь отдельные зажёгшиеся окошки слегка поблёскивают, и вдруг – бах! Повсюду побежали огни, минута – и всё сияет. И Останкинская башня, и Кремль, и все сталинские высотки ярко-ярко осветились. Не первый раз я эту картину наблюдал, но снова и снова, как будто до того и не видел никогда, залюбовался ею. Милош только большой палец вверх поднял – согласился, значит.

– Слушай, Милош, – обратился я к нему, – а давай мы не спеша по Москве вечерней прокатимся – быстро-то и не получится, пробки везде, – а затем ко мне завалимся, что-нибудь смастерим поесть, да и жена нам подсобит, посидим, поговорим. Я тебе о том, как в 1970 году по вашей стране прекрасной ездил, расскажу, фотки посмотрим.

– Ну, если я вам мешать не буду, – ответил мне Милош, – то почему бы и нет? Мне в гостинице скучно, знакомых нет, еле успеваю от ваших проституток отбиваться. Настырные они такие: в дверь одну выгонишь, так другая уже прямо из телефона готова к тебе в постель запрыгнуть.

Поехали мы вначале почти со свистом, ну а когда добрались до Фрунзенской набережной, движение стало оживлённее, и мы начали продвигаться вперёд всё медленней, а я между тем всё показывал и рассказывал: и о новом аляповатом здании Академии наук, и о парке культуры с «Бураном», навечно прикованным, чтоб неповадно было в космос летать. Крымский мост ему понравился. А что, я его и сам очень люблю, чуть ли не первый в мире висячий мост, перекинутый через реку, одна из известных всему миру московских достопримечательностей.

Показал я Милошу и фабрику «Красный Октябрь», бывшую Эйнема, со стрелкой, которая образовалась в месте впадения Обводного канала в Москву-реку – там как раз наши гребцы тренировались, – да на бассейн «Москва» внимание гостя обратил, рассказав вкратце историю этого места. В общем, пока мы до нашего дома добрались, времени много прошло, и желудок мой вёл себя уже совсем неприлично, как будто плотного обеда не было вовсе.

Надя у меня женщина тихая и, можно сказать, даже мирная, встретила нас спокойно, хотя явно не ожидала, что я не один припрусь и что гость иностранцем окажется. По-быстрому нам ужин приготовила, нас даже на кухню не допустила. Так мы в комнате и просидели, фотки рассматривая.

Вот там-то, на мягком диване, нам с Милошем и пришла замечательная мысль: а что, если он, Милош, до конца командировки более никуда соваться не будет – что толку без образцов разъезжать, – а мы с ним по Москве погуляем? Я даже придумал, как всё это обставить, чтобы меня на службе не хватились.

Побывали мы много где: и в Мавзолей Ленина сходили, так что Милош потом сказал, мол, вот в Белграде он в Мавзолее Тито не был, а к Ленину поклониться сходил, и по Красной площади прогулялись, и всё московское метро осмотрели, и на ВДНХ побывали, – да мало ли что можно в Москве посетить за несколько дней, одних только музеев масса.

Правда, потом Милош уже в Москве не появлялся и даже обещанные образцы не прислал.

Всё это я Майке – пардон, с этого дня Марианне – в красках описал, а довольный Милош, вцепившийся в её руку так, будто у него кто отнять её хочет, на всё, что я рассказывал, только головой кивал.

Время шло к вечеру, достал я из кармана два билета в вагон СВ, и Майка тут же подлетела, чтобы меня в щеку чмокнуть. Звонко так это получилось, но, смотрю, Милош спокоен, не дёрнулся даже. Ну а мне чего беспокоиться? Разве что представить, чем они будут в поезде в отдельном купе заниматься, так не моё это дело. Вот я и был спокойным, как сказал Маяковский в своей поэме «Облако в штанах»: «Видите – спокоен как! Как пульс покойника».

Уехали они в Казань, через несколько дней я их снова в Москве встретил, отвёз на Киевский вокзал, и Милош домой отбыл, а Майку я опять на казанский поезд посадил. А спустя ещё пару месяцев настала пора нам с Майей прощаться. Встретил я её, как обычно, на одном вокзале, перевёз на другой, к поезду, в честь великого поэта названному, вещи помог в купе затащить – а набрала она с собой немало, машина моя оказалась битком набитой – и помахал вслед платочком, совсем от слёз мокрым.

Уехала она, не звонила и писем долго не писала, больше года, наверное, прошло, а затем вдруг прорезалась. Оказывается, они в Германию ездили, и там её лучшие профессора от бесплодия лечили, а ещё она язык, тоже с какими-то профессорами, но уже дома, в Нови-Саде, изучала, вот и некогда ей было обо мне вспоминать. Время шло, решили они с Милошем обвенчаться, а меня пригласить на это событие, которое должно было произойти 8 апреля 1991 года. Собственно, она и позвонила, чтобы мне сообщить об этом. Я попросил, чтобы приглашений два было, и все данные на своего приятеля Виктора Ершова ей дал.

Приглашения пришли без задержки, и мы с Витей, оформив визы, отправились в Шереметьево – нечего на поездах ездить, когда самолёты летают.

Глава вторая
Загреб, Хорватия

Инициатива поехать в Югославию с товаром исходила от Виктора. Вспомнил он, как мы лихо порезвились во время поездки в Пулу, вот и решил это дело продолжить. В дополнительном заработке он не нуждался, с деньгами у него было всё в порядке, а вот адреналина явно не хватало – жизнь уж как-то очень спокойно покатилась.

Ну, о Викторе я уже упоминал, но ещё пару слов скажу, чтобы вы его себе представили получше. Познакомились мы с ним, когда он возглавил в нашем кооперативе строительное направление, а о его профессиональных качествах лучше всего свидетельствует перечень объектов, в строительстве которых он принимал непосредственное участие, пусть и не в качестве первого лица, но всё же как начальник какого-нибудь направления. В этом списке здания посольств СССР в Вашингтоне и Тегеране, а также олимпийский велотрек в Крылатском – не правда ли, впечатляет? Потом у него начались какие-то проблемы с непосредственным руководством, вот он от греха подальше и ушёл от выполнения государственных заказов в кооператив.

Специалистом он был хорошим, человеком компанейским, заказчики в очереди стояли, чтобы Виктора с его бригадами к себе затащить. В общий кооперативный бюджет отчисления от него пусть не полноводной рекой, но таким, знаете, нехилым ручьём текли. Все были довольны, что у нас такое не вполне научное, но прибыльное направление появилось. Я же себе при этом хорошего и надёжного товарища приобрёл. Как-то быстро мы с ним притёрлись друг к другу. Понимаете, хорошо нам вместе было. В чём это выражалось, спросите? Да просто понимали мы с ним друг друга с полуслова, вот и всё.

Летели мы на семейное торжество, поэтому с датой отъезда всё было понятно. Оказалось, что намечено знаменательное событие в жизни моих друзей на следующий день после Светлого Христова Воскресения. Виктор подкованным был и знал, что в Хорватии, где в основном католики проживают, Пасху празднуют на неделю раньше, чем в православной Сербии. Вот он и предложил:

– Толь, давай мы вначале в Загреб слетаем и там, чтобы друзей твоих не смущать, поторгуем. Перед Пасхой народ активно должен всё что угодно раскупать. Ну а затем в Нови-Сад отправимся. Я карту посмотрел, туда через Белград ехать придётся.

Мне это предложение показалось разумным, поэтому, как только мы штампы с югославскими визами в паспорта получили, тут же взяли билеты. В этот раз решили лететь первым классом, желающих платить большие деньги за места в самолёте оказалось немного, поэтому и проблем с билетами не имелось. Вроде всё было в порядке, осталось только товар для продажи подобрать. По нашим старым предприятиям торговли, как официально назывались магазины у нас в стране, мы уже давно не ходили, там были одни только голые полки. Выражение это, конечно, фигуральное, кое-какие товары в магазинах присутствовали, но для продажи в Югославии они явно не годились. Конечно, в Москве уже появились кооперативные магазины, и даже в значительном количестве, но туда же не пойдёшь за товаром для перепродажи на заграничных рынках. Пришлось искать другие источники.

Витька пошёл простейшим путём: его жена Зоя в последнее время постоянно моталась в Польшу, а до объединения ГДР и ФРГ в Берлин ездила. Туда она возила нашу металлическую посуду: эмалированные кастрюли, чугунные сковородки, алюминиевые миски, тарелки, вилки с ложками – удивительно, но всё это пользовалось там большим спросом. Одно мешало: уж очень объёмным этот товар был и тяжёлым неимоверно. Но Зою такие трудности не пугали, в дальнейшем я часто с ней сталкивался в Стамбуле и видел, какие тяжести она через границу таскала. Вот Витя, глядя на жену, и набрал всякой металлической посуды, а чтобы разнообразить ассортимент, постельное белье из льна и хлопка решил прихватить и вдобавок распихал по сумкам различную мелочёвку: всевозможные деревянные кухонные причиндалы, сувениры и всё такое прочее.

Мне же, как я посчитал вначале, несказанно повезло… Впрочем, тут нужно начать издалека.

Произошло это лет за пять до описываемых событий, Горбачёв тогда только-только к власти пришёл. Ехал я как-то вечером домой. Помню ещё, что было это незадолго до защиты диплома, я тогда в своём третьем институте, на этот раз заочном, учился. Оттуда и возвращался. Кто этого не испытал, я имею в виду совмещение учёбы с работой, тому сильно в жизни повезло – тяжёлая это штука, поверьте. И вот еду я, а в голове масса всего крутится: завтра на работе важная встреча, она уже давно назначена, люди специально в Москву приезжают, а тут надо пару зачётов сдать – и как же всё это совместить без потерь? Смотрю, женщина на тротуаре стоит, голосует, хоть кого готова остановить, но машины мимо проносятся. Я её ещё издали заметил, бульвар, по которому я не спеша ехал, делал там поворот, поэтому времени обдумать, как поступить, хватило с избытком. В общем-то, я уже давно старался никого к себе не подсаживать, исключение делалось для женщин с маленькими детьми и инвалидов, даже симпатичных молодых девушек игнорировал, а тут что-то стрельнуло, и я остановился.

– В Медведково отвезёте? Пятёрку плачу.

Я молча рассматривал женщину: средних лет, полненькая, не очень высокая, мордашка симпатичная, одета очень модно и явно недёшево. Рассматривал, рассматривал, да, видно, о чём-то своём задумался. Привёл меня в чувство громкий вопрос, я даже не сразу врубился и только потом сообразил, чего от меня хотят:

– Мало, что ли? Ну, давай ещё пару рублей наброшу.

– Извините, пожалуйста, устал я сегодня что-то, вот и задумался. Домой я еду, но, на ваше счастье, живём мы не в разных концах города, поэтому садитесь, а денег я не беру, уж извините, так придётся ехать. Не доставлю я вам удовольствия меня рублями обидеть.

Прижилось у нас в те годы это выражение среди тех, кому было за что деньги брать. Вот, например, сантехник в кране прокладку сменит – и говорит: «Трёшечкой, хозяин, обидь», – да ещё слово «пожалуйста» прибавит, интеллигентность свою демонстрируя. Ну и я нечто подобное ради красного словца завернул, только в противоположном ключе.

В общем, едем, беседуем на различные отвлечённые темы. Дама оказалась директором магазина «Рыболов-спортсмен», меня эта тема нисколько не заинтересовала, поэтому мы на ней не зациклились, что её, по-моему, несколько задело. Разговор вёлся в основном о фильмах всяких, тут я от неё много нового узнал – некогда мне было в кино ходить, работа и учёба все жилы вытягивали. Она же женщина свободная, давно уже на каком-то крутом жизненном повороте расставшаяся с мужем. Сын вырос, даже жениться успел, только сейчас его семейное счастье совершенно спокойно могло в несчастье превратиться. Эту тему мы тоже долго обсуждали. Дорога длинная, машин много, поэтому ехали не меньше часа.

Когда поездка уже готова была на второй час перевалить, мы вот к какому вопросу подошли: а не проще ли городским транспортом пользоваться? Но оказалось, там столько пересадок предполагается, что эту тему мы сразу же в сторонку отодвинули, а тут и к её дому подкатили.

Пригласила она меня чайку попить с пирожками, которые сама испекла. Пирожки с мясом и грибами оказались, их я люблю, вот и не стал отказываться – надо же дать даме почувствовать, что она меня отблагодарила, а то комплекс неполноценности развиться может. Чаю попил, пирожки оказались так себе, но я мужественно пару штук съел, отговорившись от большего тем, что жену отказом от ужина обидеть не хочу, а переедание я не приветствую. Ручку даме поцеловал, бумажку с номером её телефона в карман засунул да поехал домой.

В дальнейшем я иногда по пути домой к ней в магазин заскакивал – чайку попить в хорошей компании. Магазин этот настоящим цветником был, я продавщиц имею в виду. Обилие покупателей, вечно толпящихся у прилавка, по большей части я именно этим обстоятельством объяснял – ну, по крайней мере, мне так казалось.

И вот, когда я уже всю голову сломал, что же, кроме значков да тёплых женских трусов в Югославию везти, попался мне на глаза рыболовный магазин, тут-то я свою давнюю знакомую и вспомнил. Вспомнил – и рванул туда. Вера Игоревна, так её звали, встретила меня как родного:

– Толя, тыща лет, тыща зим! Куда же ты пропал? На глаза не кажешься. Проходи, проходи скорей, сейчас чай поставлю.

Посидели мы, обо всём поговорили, много чего за эти годы произошло и в стране, да и в нашей с ней жизни. Магазин успешно был приватизирован, она акции у всех продавцов тут же выкупила и стала его полноправной владелицей – обычная по тем временам история. Узнав о моей идее в Югославию каких-нибудь рыболовецких товаров захватить, она её активно поддержала и повела меня свою сокровищницу разглядывать. А там было всё, что только рыбацкой душе угодно: удилища разнообразнейшие, из всяческих материалов – от банального бамбука до высокопрочного углепластика, от обычных поплавочных удочек до шикарных спиннингов, летние и зимние, а уж поплавки, грузила, лески, поводки, крючки с тройниками и двойниками – перечислять устанешь, ну а воблерами и прочим псевдокормом сам бы питался безостановочно.

Набрал я всего понемножку: вольфрамовых поводков, крючков разнообразных, катушек спиннинговых, лески японской, поплавков наикрасивейших, удилищ суперсовременных пару десятков прихватил, ну а из обмундирования только две пары болотных сапог да парочку костюмов типа лёгкой химической защиты в сумку засунул. В общем, экипировался, как будто сейчас на международные соревнования команду профессионалов по рыбной ловле вывозить буду.

Упаковал я всю эту прелесть в три большие сумки, добавил, естественно, ещё кое-чего: «писанок» пару сотен, больше достать не удалось; пейзажиков небольших, в пол-листа писчей бумаги, выполненных на оргалите и втиснутых в тоненькие рамки; ложек расписных хохломских немного и простых длинных, которыми в кастрюлях мешать удобно; досок деревянных разделочных, как обычных, так и растительным орнаментом украшенных, – вот, в общем, и всё. Удилища были в два длинных чехла завёрнуты.

Приехали мы в Шереметьево заранее, часа на два раньше необходимого времени, с такой кучей багажа, что даже самим страшно стало, как всё это через таможню удастся перетащить. А там уже такое творилось, что у нас даже некоторые сомнения возникать стали, когда мы застряли на одном месте, а на огромном табло, висящем почти перед глазами, строчка с названием пункта нашего назначения медленно, но неуклонно вверх ползла, всё выше и выше.